Ну а теперь Дэвид мог бы принадлежать ей. Она вдруг почувствовала, что задыхается, будто во время быстрого бега. Это нехорошо, когда тебя привлекает мужское тело. Плоть человеческая бренна, она не имеет никакого значения. Ребекка так много слышала об этом в церкви, от своих родителей и гувернантки, что подобное отношение глубоко запало ей в душу, в самую суть ее натуры. Кроме того, Ребекка на собственном опыте убедилась, что физическая сторона любви даже не доставляет удовольствия женщине.

Это просто обязанность. Это цена, которую женщина платит за дом, за место в обществе. За дружеское общение и любовь, за это восхитительное чувство духовного единения с возлюбленным. И за детей, если только женщина оказывается способной вынашивать их до конца и благополучно рожать. За все это Ребекка была готова платить Джулиану – терпеливо переносить физическую близость. Весьма умеренная цена, надо сказать. Несколько минут дискомфорта каждую ночь в обмен на долгие дни любви и дружеские отношения, как она тогда надеялась, на всю жизнь.

– Ребекка, – сказал, нарушив молчание, Дэвид, – я буду чувствовать себя в Стэдвелле несчастным, зная, что ты осталась прикованной к этому дому. Я хочу, чтобы для нас обоих началась новая жизнь… Розы скоро увянут. Скоро наступит осень, а потом зима. Но весна вернется. Так бывает всегда. А когда розы распустятся вновь, ты сможешь стать хозяйкой в собственном доме. Ведь ты могла бы вести яркую осмысленную жизнь. Ты обрела бы нечто такое, что помогло бы тебе окончательно изгнать из твоей души печаль и пустоту. Во имя Джулиана я хочу обеспечить тебе уверенность в завтрашнем дне и по крайней мере удовлетворенность жизнью.

– Во имя Джулиана? – переспросила она. – Ради моего покойного мужа? Значит, Дэвид, речь идет только об этом?

– И ради меня, – сказал он. – Ты мне нужна.

Вот во что в конечном счете вылилась их беседа. Дэвид вновь стал утверждать, что нуждается в Ребекке. Прошло так много времени с того момента, как она впервые ощутила себя необходимой, с тех пор, как почувствовала, что ее существование значимо по меньшей мере для одного человека. Слишком редкие письма Джулиана с Мальты, а потом из Варны были проникнуты любовью и тоской по Ребекке, но тосковал он все же не настолько, чтобы пригласить ее к себе. Это было, конечно, несправедливо. Он отрицал, что за этим стоит его нежелание видеть жену, и настаивал на том, чтобы Ребекка оставалась дома, поскольку она перенесла выкидыш и до отъезда мужа не смогла ни восстановить своего здоровья, ни окрепнуть духом. Но она внимательно читала его письма, ища в них признания в том, что он нуждается в ней, хоть каких-то косвенных свидетельств того, что Джулиан не может жить без нее так же, как она без него. Она поехала бы при первом намеке.

Ну а после смерти Джулиана? Она была нужна Луизе, по крайней мере в финансовом отношении. Но только некоторое время. Граф был добр к Ребекке, но прекрасно обходился бы и без нее. Очень долго она переживала собственную ненужность.

– Дэвид… – сказала она.

Но он не дал ей закончить фразу. Он взял ее за руку.

– Ребекка, – сказал он, – ты мне нужна. Мне надо, чтобы ты сказала «да». Мне это необходимо больше, чем ты можешь себе представить. – Можно было подумать, что Дэвид знал, какой из аргументов в конце концов убедит ее.

Она взглянула в его глаза. Он смотрел на нее пристально, но с каким-то… беспокойством? Она поняла, что Дэвид действительно хочет жениться именно на ней. И подумала: что же должен он испытывать, сумев остаться в живых и вернувшись на родину после одной из самых тяжелых войн в истории страны? Как он, наверное, жаждет оставить все позади и начать ту новую жизнь, о которой он столько говорил. Новую жизнь, в которой ему, несомненно, потребуется помощь женщины. Можно понять его нетерпение, нежелание ждать, пока на него снизойдет любовь. И на какое-то мгновение Ребекка поддалась искушению отделаться от постоянных мыслей о том, что Дэвиду следует воспитывать в себе терпение, что он должен дать себе время на более осторожный выбор.

Ему нужна жена. И нужна прямо сейчас. Он выбрал Ребекку, ибо давно знает ее и испытывает к ней, если можно так выразиться, некоторую симпатию. И еще он идет на это ради Джулиана. Но главным образом потому, что ему нужна именно Ребекка.

– Тебе не стоит опасаться, что я буду изнывать от тоски по Джулиану, говорить или даже просто думать о нем, – сказала она. – Когда я выйду за тебя замуж, я стану полностью принадлежать тебе, Дэвид. Как и должно быть при нормальном браке. – Ребекка задумалась: а не обещает ли она невозможное.

– Когда?.. – переспросил Дэвид. – Ты сказала: «Когда я выйду за тебя замуж»?.. – Так значит, ты говоришь мне «да»?

Она кивнула. Дэвид чуть сильнее сжал ее руку.

– Сегодня во второй половине дня я зайду к викарию, – сказал он, – и попрошу его в следующее воскресенье огласить в церкви нашу помолвку.

– Хорошо, – согласилась она – Я повидаюсь с портным и закажу новые платья. Я бы проявила к тебе неуважение, если бы после нашей свадьбы моя одежда хотя бы отчасти напоминала о трауре.

Дэвид отпустил ее руку, и Ребекка медленно сняла с пальца обручальное кольцо – впервые со дня своей свадьбы с Джулианом. Она опустила кольцо в карман платья, ощущая на себе пристальный взгляд Дэвида. Ребекка посмотрела на свою руку, и она вдруг показалась ей непристойно обнаженной. На пальце остался след от кольца.

– Благодарю тебя, Ребекка, – тихо произнес Дэвид.

На ее лице появилась мимолетная улыбка. Дэвид, как и его отец, был серьезным и строгим мужчиной. Но порой в нем просыпалась странная необузданность – черта характера, внушающая беспокойство, ибо она никогда внешне не проявлялась. Можно было подумать, что он состоит из двух разных личностей. Ребекка никак не могла себе представить его рядом с Флорой…

Жизнь с ним не будет легкой. Внезапно она почувствовала себя обрученной с Дэвидом. Менее чем через месяц после оглашения в церкви предстоящего брака он станет ее мужем. Ребекка ощутила, как в ее душу закрадывается страх. Что она наделала?.. Дэвид?.. Из всех мужчин именно Дэвид?..

Но она не отступит. Она дала слово. Он нуждается в ней. И видит Бог, она также нуждается в нем или в той жизни, которую он так или иначе может ей предложить.

Все идет к тому, что он будет ее мужем.

– Я оставляю тебя наедине с собственными мыслями, – серьезно сказал Дэвид, отдал ей книгу и поднялся. – Ты же хочешь побыть одна?

То был вопрос, не нуждавшийся в ответе.

– Благодарю тебя, – сказала она, беря книгу.

– Увидимся за ленчем, – сказал Дэвид. – Мы вместе сообщим об этом и отцу, и Луизе?

В ее душе что-то всколыхнулось. Если кому-нибудь еще будет известно об их договоренности, то все станет реальным, необратимым.

– Да. Объяви об этом, пожалуйста, ты, Дэвид.

– Ну что же, до встречи.

Когда Дэвид ушел, она поднесла книгу обеими руками к подбородку и закрыла глаза. Она не могла удержаться от воспоминаний. Когда Джулиан предложил ей выйти за него замуж и она согласилась, он вскрикнул от радости, бесцеремонно оторвал ее от земли и, прижав к себе, стал вращаться на месте, пока не закружилась голова. Они расхохотались. А потом он ее поцеловал…

* * *

– Я хотел бы сказать тебе несколько слов наедине, Дэвид, – обратился к нему граф, когда он поднимался из-за стола после ленча.

Последние десять минут, после того, как Дэвид сообщил, что Ребекка выходит за него замуж и в течение месяца переедет с ним в Стэдвелл, отец и сын в основном молчали. Луиза же почти не умолкала, вся сияя от возбуждения. Когда граф поднялся со стула, она оживленно обсуждала с Ребеккой ее венчальное платье. Лицо графини вспыхнуло, и она тоже вскочила.

– Простите, Уильям, – сказала она. – Я совсем забылась.

– Дэвид может, вероятно, не поверить, что обычно, моя дорогая, ты весьма спокойна, – заметил граф.

– Что, я говорила слишком много? – Она еще больше покраснела. – За эти несколько дней случилось столько хорошего. Вернулся домой Дэвид, и я обнаружила, что он отнюдь не людоед. Я посетила врача, и он подтвердил мои надежды. А теперь вот Ребекка помолвлена… с Дэвидом. Так почему же не всех охватило желание поболтать? – Она рассмеялась.

– Дэвид? – обратился к нему граф. Графиня вновь рассмеялась.

– Оказывается, чтобы по достоинству оценить свадьбу, надо быть женщиной, – сказала она. – Ребекка, пройдемте в мою комнату. Я скажу, чтобы туда подали чай. – Она взяла Ребекку под руку.

У графа настроение не было столь праздничным. Через несколько минут после того, как Дэвид закрыл за ними дверь библиотеки, отец, сложив руки за спиной, подошел к окну и стал смотреть в него.

– Дэвид, – спросил он, – ты все тщательно взвесил?

– По поводу брака? – сказал тот. – Да, папа. Очень тщательно.

– Зачем ты это делаешь? – продолжил граф. – Ради Джулиана?

Дэвид не считал нужным лукавить в разговоре с отцом – так или иначе ему придется сказать почти всю правду. Да, он это делает ради Джулиана. По крайней мере он не в состоянии забыть, как он поступил с Джулианом. Но основная причина проще – и вместе с тем сложнее. И вот в этом-то можно признаться отцу.

– Я люблю ее.

Граф отвернулся от окна. Он посмотрел на сына жестким взглядом.

– О да, Дэвид, – сказал он, – я это знаю. Я всегда это знал. Видишь ли, она и предназначалась тебе. Именно по этой причине наши семьи обменивались визитами, пока вы взрослели. Но ее выбор пал на Джулиана. Однако жениться на ней сейчас – это самое неразумное, что ты способен совершить.

– Только потому, что она в свое время предпочла его мне? – спросил Дэвид. Он не знал, что уже тогда Ребекку прочили ему в жены. Подобное открытие оказалось для него довольно болезненным.

– Да, – ответил граф. – Но главное в том, почему она так поступила. Джулиан просто вскружил ей голову. А сейчас Ребекка еще не пришла в себя после его гибели. Тяжело сказалось на ней и замужество Луизы. Положение Ребекки в нашем доме резко изменилось. Она чувствует себя всеми покинутой, одинокой и несчастной.

– Я избавлю ее от одиночества, постараюсь сделать счастливой, – возразил Дэвид, – она сможет иметь собственного ребенка.

Граф нахмурился.

– Прошедшие годы, Дэвид, – сказал он, – в том числе и армейские, не научили тебя лучше разбираться в жизни. Твоя любовь и забота не заставят ее забыть Джулиана. Ребекка будет мысленно сравнивать тебя с ним, сравнение всегда будет не в твою пользу, в ней будет расти чувство обиды, и в итоге она тебя возненавидит.

Возможно, Дэвид все-таки знал о жизни немного больше, чем думал отец. Дэвид понимал, на какой риск идет. Ему самому уже приходили в голову те же мысли, которые сейчас высказал граф. Но отцу ничего не было известно о других причинах, толкающих сына на этот брак. Дэвид просто обязан жениться на Ребекке – даже если она в конце концов и возненавидит его. Он должен опекать ее, заботиться о ней, сделать ее жизнь надежной и безопасной. Ведь он сначала сделал все возможное, чтобы состоялся ее брак с Джулианом, а потом сам же отобрал у Ребекки ее супруга.

– Я хочу ее, – тихо произнес он. – Мне нужна Ребекка.

– Сын мой, – сказал граф, – я лишь хотел, чтобы ты был счастлив. Все, чего я всегда хотел для тебя, так это счастья.

– Я буду счастлив, папа, – сказал Дэвид. – Я уже счастлив. Ребекка собирается выйти за меня замуж.

– «И жили они долго и счастливо», – устало проговорил граф. – Я любил Джулиана как сына, Дэвид. Да и обращался с ним как с сыном. Во всяком случае, мне так казалось. Но видимо, я просто себя обманывал. И все-таки тебя я всегда любил больше. А Джулиан постоянно усложнял тебе жизнь. Сейчас же создается впечатление, что ему даже из могилы удается омрачить твое счастье. Ты не будешь счастлив с Ребеккой.

– А я думал, что ты ее тоже любишь, – тихо промолвил Дэвид.

– Да, это так, – сказал граф. – И я буду продолжать любить ее и после того, как она станет твоей женой. Ребекка – замечательная женщина, она просто воплощение чести. Если она согласилась выйти за тебя замуж, то я уверен: она сделает все, чтобы стать тебе хорошей женой. Но я не думаю, что для этого достаточно одной ее доброй воли. Для тебя, сынок, этого мало. Тебе нужно больше, чем она сможет дать.

– Я ей сказал, что не ожидаю от нее любви, что понимаю все в отношении Джулиана. Я знаю, что она всегда будет его любить.

– Если так, то ты глуп, – произнес граф, тяжело усаживаясь в кресло за своим письменным столом. – Или просто наивен. Ты никогда не освободишься от тени Джулиана. Понимаешь? Более слабый тянет вниз более сильного.

Дэвид пристально поглядел на отца.

– Неужели ты всерьез полагал, что я настолько слеп или глуп? – спросил граф. – Ты разве не догадывался, что я всегда все понимал? Я знал, что девять из десяти порок, которые я задавал тебе в детстве, на самом деле должны были обрушиться на другого. Думаю, что мы оба любили его неразумно и чересчур сильно. Ты прикрывал его от моего гнева, потому что он не был моим родным сыном, как ты. А я наказывал тебя вместо Джулиана, желая продемонстрировать ему, что люблю его не меньше, чем тебя. Ну а теперь – эта твоя затея, Дэвид. Ты намерен жениться на вдове, которая с самого начала должна была стать твоей женой, и делаешь это по той причине, что она одинока и убита горем – из-за Джулиана.

Дэвид не знал, что на это ответить.

– Ну что же, – продолжал граф, – сейчас с этим ничего не поделаешь. Ты сделал предложение, и оно принято. Теперь чувство долга приведет тебя к алтарю. Остается уповать на то, мой сын, что ты обретешь счастье. И я буду горячо молиться об этом.

– Спасибо.

– Хочешь бренди? – спросил граф, поставив на стол два бокала, прежде чем взять графин. – Буду надеяться, что через несколько лет другом по играм моему младшенькому ребенку не станет какой-нибудь новый Джулиан. И все же, Дэвид, я любил его. Нужно было бы приложить уж очень много усилий, чтобы не любить его. Им всегда двигали добрые намерения. Он был просто слабее тебя. Мы оба испытывали потребность защитить его.

– Да, – сказал Дэвид.

– Он действительно погиб без мучений? – спросил граф. – В твоем рассказе Ребекке есть хотя бы доля правды?

Дэвид коротко вздохнул.

– Он погиб без мучений, папа, – ответил он. Граф кивнул и передал ему бокал.

– Жаль, что ты не ответил на мой второй вопрос. Но оставим его в покое. А что ты скажешь о Ричарде Эллисе? Ты его видел после возвращения домой?

– Вчера, – сказал Дэвид. – Малыш выглядит крепким и счастливым.

– Он, кажется, не похож на тебя, – заметил граф и снова сел и ласково поглядел на своего сына. – Только глаза у него вроде бы твои.

– Да, – ответил Дэвид.

– Ты по-прежнему будешь помогать своему сыну? – спросил граф, слегка выделяя последнее слово.

– Конечно. Я вчера заверил Флору в том, что Ричард, когда станет постарше, пойдет в хорошую школу, и я постараюсь, чтобы его подготовили для достойной работы.

– Хорошо, – сказал граф. – Я никогда не допускал мысли, что ты можешь забыть о своих обязанностях, Дэвид, даже после своей женитьбы и после рождения своего законного отпрыска.

– Я не забуду, – заверил его Дэвид.

Граф кивнул.

– Луиза собирается взять на себя организацию твоей свадьбы, – сказал он. – Ты, несомненно, за ленчем понял, что она весьма восторженная женщина. Будут и гости, и цветы, и разукрашенные экипажи, будет и свадебный завтрак, и множество других ужасов, которые мне сейчас даже трудно себе представить. Голова просто кружится от такой перспективы. Но придется ей в этом потакать, Дэвид. – Он довольно свирепо сдвинул брови, будто предполагал, что встретит решительные возражения. – Ты меня понял? Ей нужно разрешить сделать все, что она сочтет нужным для тебя и Ребекки.

Дэвид ухмыльнулся.

– Я готов подписаться под утверждением о том, что свадьба – это праздник, особенно моя свадьба. Видишь ли, папа, я был тоже настроен довольно восторженно, пока ты не наговорил мне всех этих мрачных вещей. Я буду помогать Луизе изо всех сил, как только смогу.

– О, сын мой, – сказал граф с неожиданной и непривычной для него тоской, – я хочу пожелать тебе, чтобы ты когда-нибудь познал в браке великое счастье любви.

Эти слова Дэвид никак не ожидал услышать от отца. Вертя в руках бокал и задумчиво глядя, как плещутся в нем остатки бренди, Дэвид внезапно ощутил глубокий страх и острую душевную боль. Отец пожелал ему нечто такое, чего его сын, возможно, никогда не изведает в своей жизни.