У Чарльза – золотистые волосы Ребекки и синие глаза Дэвида. У Ричарда – темные волосы Флоры и… серые глаза. Флора – брюнетка. Чарльз уже сейчас выражением лица больше всего напоминает Дэвида. У Ричарда солнечная улыбка и первые признаки того очарования, которое, когда он вырастет, заставит трепетать многие женские сердца.
По дороге домой Ребекка еще раз сосредоточилась на том, что сказала ей Флора. Если Ричард не сын Дэвида, то возникает вопрос: чей же он ребенок? Графа?.. Подобная мысль просто нелепа. Однако материальную помощь, которую получает Флора, можно было бы объяснить только тем, что отцом Ричарда является Дэвид или сам граф….
Или…
Ребекка ускорила шаги. Только что пришедшая ей в голову мысль была столь же абсурдна, что и предыдущая. Это произошло всего лишь месяца за три до ее свадьбы с Джулианом. Она и Джулиан были по уши влюблены друг в друга. Ричард родился примерно через шесть месяцев после свадьбы Ребекки и Джулиана и сразу же после ее первого выкидыша.
«Нет, – решила Ребекка, – такое предположение нелепо». И тем не менее она почувствовала приступ головокружения и тошноты. На какое-то мгновение ей захотелось присесть на сырую траву. Но вместо этого она постояла спокойно, низко опустив голову и сделав несколько глубоких вдохов. Ей удалось как-то успокоиться и двинуться дальше.
* * *
Флора Эллис долго стояла у дверей своего коттеджа даже после того, как Ребекка скрылась из вида. Флора обещала никогда не рассказывать никому о том злополучном эпизоде. Она, конечно, нарушила свое обещание, поведав о нем Брусу. Тогда она охотно рассказала ему всю правду, хотя он даже не просил ее об этом. Но больше она никому свою тайну не раскрывала. И вот только что она подошла к опасной черте. Флора чуть было не поведала все тому, от кого в первую очередь и нужно было тщательно скрывать истину.
И все-таки Ребекке следовало об этом узнать.
Флору вдруг охватил гнев. Она стиснула зубы. Подумать только: он снова пришел… Именно сегодня утром… Как всегда улыбающийся, очаровательный, красивый. У нее снова сильнее забилось сердце. Будто бы она не знает, что он за человек. Словно бы она еще не успела встретить и полюбить Бруса. Всякий раз, когда приходил Джулиан, Флора испытывала подобное волнение.
Ни словом не извинившись за прошлое, даже не спросив о своем сыне – Ричард был на конной прогулке с Брусом, – Джулиан обнял ее, поцеловал и откровенно заявил, что готов продолжить их роман на том же месте, где он прервался – и где в свое время начинался – всего за три месяца до его свадьбы с Ребеккой.
Флора испытала стыд – глубокий стыд – оттого, что на какое-то мгновение чуть было не потеряла голову. Как все же тяжело полностью избавиться от былого наваждения! Но любовь и презрение обычно не уживаются друг с другом. А Флора потеряла всякое уважение к Джулиану Кардвеллу сразу же после того, как он нарушил свое обещание жениться на ней, разорвав помолвку с Ребеккой.
Бедная Ребекка… В то время Флора испытывала к ней чувство, близкое к ненависти, за то, что та отняла у нее Джулиана. Флора оплакивала эту утрату долгие месяцы, пока не родила сына. Но ведь ей на самом деле необычайно повезло – она сейчас как никогда ясно это осознала. Она поняла, какого чудовищного несчастья ей удалось избежать!
Бедная Ребекка…
* * *
От няни Чарльза пришло еженедельное письмо. Ее письма Ребекка всегда читала в одиночестве: только первое из них она прочла при сидевшем рядом Джулиане. И на этот раз она поднялась в свою гостиную с только что полученным письмом, хотя и знала, что оно будет, как и предыдущие, кратким и малосодержательным.
В нем сообщалось, что Чарльз переболел корью. Он уже поправился, но болезнь была опасной. Доктор посещал его ежедневно и предписал ему оставаться в тихой и затемненной комнате. Когда няня писала предыдущее письмо, Чарльз тяжело болел. Но она не хотела тревожить леди Кардвелл и поэтому подождала со своим сообщением, пока недуг не пошел на спад. Теперь же оснований для беспокойства не осталось.
Ребекка уронила письмо на колени. Сколько же времени от нее скрывали болезнь сына, чтобы она не волновалась? Чарльз очень тяжело болел, лежа в затемненной комнате в Стэдвелле, его ежедневно навещал доктор. Она постаралась вспомнить, чем занималась все эти дни, все это время, пока Чарльз лежал больной.
Возможно, он плакал и звал маму.
А может быть, он уже забыл ее? Но забывают ли дети так быстро?
В письме не содержалось ни одного упоминания о Дэвиде. Ни одного. Будто его и вовсе нет в Стэдвелле. А может быть, его действительно там нет? Вдруг он уехал? Например, в Лондон. Его имя ни разу не упоминалось рядом с именем Чарльза. Проводит ли Дэвид время с сыном, как это всегда делал? Играет ли с ним? Ходит ли с ним на прогулки? Тревожился ли он во время болезни Чарльза? Успокаивал ли Дэвид сынишку, помогая ему заснуть? Да и вообще – находится ли он сейчас вместе с Чарльзом?
Когда в дверь постучали, Ребекке хотелось крикнуть, чтобы никто не входил и не беспокоил ее: она сейчас была, слишком раздражена. Однако промолчала. Кто-то вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
– Дурные новости? – нарушил тишину голос Джулиана. Муж встал у нее за спиной.
Она закрыла лицо руками. Произошло то, что очень редко с ней случалось. Ребекка потеряла самообладание. Она расплакалась и не переставала, пока ей не показалось, что сердце ее вот-вот разорвется. Но ей и в самом деле этого хотелось, она действительно желала сейчас умереть.
– Бекка. – Джулиан опустился перед ней на колени и стал массировать ее плечи. Ребекка наклонилась, и прижалась лбом к плечу мужа. Она снова разрыдалась, ей было тяжело говорить.
– Ча… Чарльз переболел корью, – причитала она. – И они мне об этом не сообщили. Он мо-мог бы умереть, а я д-даже не была бы около него. Я даже не… не знаю, там ли сейчас Дэ… Дэвид.
– Тише. – Джулиан обнял ее, его ласковые руки несли тепло и покой. – Ведь Чарльз не умер, Бекка. И сейчас ему лучше? Но ведь теперь тебе не о чем тревожиться. Может быть, и действительно было лучше ничего не знать, пока он не пошел на поправку?
Она вертела в руках носовой платок. Отстранилась от Джулиана, вытерла слезы и высморкалась.
– Что хотел отец сегодня утром? – спросила она.
Он тебя надолго задержал
– Да так, ничего серьезного, – уклончиво ответил Джулиан. – Он напомнил мне, что, пока улаживаются мои дела, у меня все равно есть деньги: армия мне задолжала. И добавил, что весна – лучшее время для начала путешествия, ведь впереди целое лето. Я полагаю, что, по его мнению, для тебя было бы лучше, если бы я поскорее увез тебя отсюда. Новые пейзажи, новые знакомые, да и все остальное…
– Мы сможем вскоре уехать? – спросила она. – Давай сделаем это, Джулиан. Мы сможем? Я хочу уехать прочь – прочь от всех воспоминаний. Я хочу быть наедине с тобой. Я хочу снова любить тебя. – Последняя фраза показалась ей не совсем удачной, она эхом отдавалась в голове, но Ребекка уже не могла взять ее обратно.
Он встал и погладил жену по голове.
– Как бы мне хотелось, чтобы ничего этого никогда не происходило, – усталым голосом произнесла Ребекка. – Чтобы ты не поступил на службу в гвардию только потому, что это сделал Дэвид. И чтобы ни было этой ужасной войны и этого кошмарного недоразумения с твоими похоронами. Как бы мне хотелось, чтобы вместо тебя с войны не вернулся Дэвид. Нехорошо так говорить. Однако все это случилось. Но теперь все снова будет в порядке. Как только мы уедем отсюда, то опять вернемся к той жизни, к которой мы привыкли.
Джулиан обнял и поцеловал ее.
– Я начну готовиться к отъезду, – сказал он.
* * *
Несмотря на то что Дэвид не видел этот почерк уже несколько лет, он узнал его. Без особого желания он вскрыл конверт. Пока между ними вообще не было контактов, ему удавалось каким-то образом жить, существовать день за днем. Он не писал даже своему отцу. И попросил отца пока не посылать ему писем в Стэдвелл. Дэвид постарался с головой уйти в хозяйственные заботы. Недавно началось строительство еще трех коттеджей для батраков, и он ежедневно какое-то время проводил на строительных участках, часто лично помогая строителям. Вместе со своим управляющим Дэвид составил расписание сельскохозяйственных работ на весь год. Рассматривал просьбу школьного учителя о новом учебном здании.
Вполне понятно, как потрясли соседей те новости, которые Дэвид привез из Крейборна. На несколько дней они даже оставили виконта в одиночестве, поскольку не знали, как с ним говорить во время визитов. Они просто не знали, как себя вести, встречаясь с лордом Тэвистоком. Однако после воскресной церковной службы Дэвид заставил себя задержаться в храме и, держа на руках Чарльза, побеседовать с прихожанами.
Хотя Дэвид и не испытывал никакого желания вновь окунуться в светскую круговерть, он все-таки пошел на это, убедив себя в том, что ничто не должно измениться. Он опять стал холостяком. Он снова одинок. Однако он не может позволить себе превратиться в отшельника, как бы ему этого ни хотелось. Он должен заботиться о сыне. А Чарльзу со временем будут нужны друзья и нормальные отношения с соседями.
Прошло больше месяца, и Дэвид заметил, что чаще нежели другие соседи, его стали посещать и сами приглашать к себе в гости Шарпы. И обычно ему составляла пару Стефани Шарп – красавица, которая так и не нашла себе кавалера, несмотря на то что провела светский сезон в Лондоне. Когда Дэвид догадался о намерениях Стефани, ему было немного не по себе. Но потом он подумал: «А почему бы и нет?» Ведь ему и вправду нужна жена. А Чарльзу нужна мать.
Да, если только забыть, что у Чарльза уже есть мать, а у Дэвида – жена.
Образ жизни Дэвида в основном остался прежним. Такую жизнь можно вести и дальше, если не общаться с Джулианом и Ребеккой. Но вот теперь пришло это письмо.
Оно было коротким.
«Бекка тоскует по ребенку, – писал Джулиан. – Мне кажется, Дэйв, что ты поступил бы правильно, если бы на время отправил Чарльза в Крейборн вместе с няней. Но было бы еще лучше, если бы ты привез сына сам. Полагаю, что тебе, мне и Ребекке нужно еще уладить между собой кое-какие вопросы. Это необходимо осуществить прежде, чем я увезу Бекку на годик-другой. Однако перед этим ей нужно повидать ребенка».
Она тоскует по Чарльзу, думал Дэвид. Не по нему. По Чарльзу. Но его собственная боль, конечно, смехотворна, это просто жалость к самому себе. Разумеется, Ребекка тоскует по их сыну. Дэвид вспомнил, как страстно она хотела ребенка. Как она сходила с ума, когда думала, что снова теряет его. Какой восхитительно счастливой она была, когда ребенок все-таки родился. И какой любящей матерью была она в течение всех восьми месяцев, предшествовавших возвращению Джулиана домой.
Возможно, вскоре она родит еще одного сына, подумал Дэвид. Он бессознательно скомкал письмо. Надо будет напомнить Джулиану в этом случае, что Ребекке в первый и последний месяцы беременности нужен максимальный покой, а в течение четвертого месяца ей настоятельно необходимо обеспечить постельный режим. О Боже! Дэвид плотно сомкнул глаза.
…Через несколько минут Дэвид направился в детскую комнату. Он шел туда, чтобы, усадив сына себе на плечи, взять Чарльза на краткую утреннюю прогулку на свежем воздухе. Прежде чем они ушли, Дэвид велел няне упаковать ее багаж и вещи Чарльза из расчета, что они проведут в Крейборне около недели. Они выедут туда завтрашним утренним поездом.
Позже виконт решил поехать вместе с ними. Лучше не оставлять сына на попечение слуг, а самому присматривать за ним во время поездки.
Кроме того…
Кроме того, он безумно соскучился по Ребекке. Увидеть бы ее хоть краем глаза! До письма Джулиана Дэвид даже не знал, что она все еще в Крейборне.
Глава 25
Берега озера заросли дикими нарциссами. Там во второй половине прекрасного мартовского дня Ребекка совершала променад с Джулианом. Ей вспомнилась другая ее прогулка – вместе с графом, Луизой и Дэвидом. Именно здесь Дэвид вторично предложил ей выйти за него замуж. Как давно это было…
– Я довольна, что наступила весна, – сказала Ребекка. – Меня радует приближение лета. Наконец-то эта мрачная зима позади.
– Тебе бы вот пожить зимой в России, – хихикнул Джулиан.
Ребекка прижалась к его руке и на несколько мгновений положила голову ему на плечо.
– Я хотела бы побыть там с тобой, – ответила она. – Я хотела бы хоть маленькой весточки от тебя. Неужели они не разрешали тебе даже писать письма?
– Шла война, Бекка, – стал оправдываться он. – Ну, во всяком случае, я не знал, что она закончилась.
Она пыталась не ощущать и не замечать вокруг себя ничего, кроме признаков весны, – голубизны небес и воды в озере, солнечного тепла, свежей зелени травы, веселой желтизны нарциссов. Ребекка пыталась найти во всем этом утешение и источник радости. Больше всего она хотела вернуть себе чувство блаженства тех двух добрых лет, что она провела с Джулианом.
Блаженством для нее была любовь к Джулиану. Других радостей в ту пору Ребекка не испытывала. Она тяжело переживала отсутствие настоящего домашнего уюта; на нее обрушилось несчастье – два выкидыша. Потом началась война, а с ней пришла и боль разлуки. Ребекка с ужасом подумала о том, что так и не научилась наслаждаться интимной близостью за все время жизни с Джулианом.
Нет, лучше ограничиться только радостными воспоминаниями. Она очень боялась вспоминать прошедшие годы такими, какими они были на самом деле, хотя и не признавалась себе в этом. В то время она была девочкой, влюбленной в мальчика. Суровые проявления реальной действительности давали о себе знать все настойчивее, однако Ребекка предпочитала их не замечать и убеждала себя, что все прекрасно. В отношениях с Джулианом Ребекке открылись не все грани любви между мужчиной и женщиной. Но быть может, впоследствии все бы изменилось? И если бы не долгая разлука, если бы не Дэвид, то, думала Ребекка, любовь между нею и Джулианом стала бы еще прочнее и глубже, и они смогли бы познать все ее радости. Однако они так надолго расстались с Джулианом – Ребекка была уверена, что навсегда. И полноценной любви ее научил Дэвид. Он научил Ребекку всему, чему она могла научиться у Джулиана… Может быть, теперь уже поздно пытаться заново строить свою жизнь с Джулианом?
Но Ребекка хотела попробовать. И надеялась, что все еще возможно.
– Джулиан? – обратилась она к мужу. Она знала, что сейчас, вероятно, в их жизни начнется нечто такое, что уже нельзя будет остановить. Может быть, в их отношениях что-то надломлено, и весьма основательно. Ребекка сознательно решилась на такой шаг. Их отношения надо полностью восстановить, хотя сейчас есть опасность их окончательно разрушить.
– Да? – Он погладил ее ладонь.
– Сын Флоры Эллис – Ричард. Он не сын Дэвида.
Его рука на мгновение замерла.
– Она тебе это сказала? – спросил он.
– Более или менее, – ответила Ребекка. – Она так прямо не сказала, но я ее поняла.
– Ну что же, – заметил он, – это для тебя хорошая новость. Я слышал, что она собирается вскоре выйти замуж?
– За мистера Чемберса, – сказала Ребекка; – Он с недавних пор арендует дом Хораса. После рождения Ричарда Дэвид и отец помогают Флоре деньгами, Джулиан…
– Да?
– Да. – Больше не стоит ничего говорить. Может быть, еще не поздно остановиться. В конце концов, она еще ничего не начала, ничего не успела разрушить. Ребекка попыталась найти другую тему для беседы, чтобы уйти от этого вопроса.
– Ты это знаешь, Бекка? – спросил он спокойно. – Или просто догадываешься?
– Знаю.
– Это было легкомысленное увлечение, – сказал Джулиан. – Мне тогда оставалось ждать тебя еще долгие месяцы, а Флора оказалась под боком. Она заявила, что любит меня. Что всегда любила. Это для меня ничего не значило, Бекка. Клянусь, что это ничего не значило.
– Это ничего не значило? – переспросила она. – А на то, что это погубило Флору, что от нее отказался родной отец, – на это тебе наплевать? Ей пришлось вынашивать свое дитя в одиночестве и позоре. Ричард родился незаконным ребенком. Судя по всему, Флора это пережила с величайшим трудом. И это для тебя ничего не значило? Она всегда была доброй, порядочной девушкой. Ты обещал Флоре жениться на ней, Джулиан?
– А кто-нибудь осознает, что он в такой момент обещает? – ответил он. – Но я уже был помолвлен с тобой. Была уже назначена дата свадьбы. И я по-прежнему любил тебя. Ты все это знаешь.
– Она поняла, что ты обещал жениться на ней только для того, чтобы заставить ее отдаться тебе? – спросила Ребекка. – Это ничего не значило?
– Клянусь, Бекка, это действительно ничего не значило. Она особо не страдала. Наши о ней все время заботились, а теперь вот Чемберс собирается жениться на ней. Он, должно быть, хорошо обеспечен, если может позволить себе содержать дом твоего брата… – Сказать было нечего. Это случилось давно. Уже нет смысла гневаться, нет смысла ужасаться его отношению к этому. Сейчас он изо всех сил пытается оправдаться. Быть может, в свое время он очень страдал, думала Ребекка. Возможно, он испытывал жуткие угрызения совести. Боже милостивый, его незаконный сын родился уже после того, как его жена перенесла выкидыш.
– Это было давно, Бекка, – сказал он. – И случилось это до нашей свадьбы. Ты же не собираешься допустить, чтобы давняя история сказалась на наших нынешних отношениях?
– Дэвид вынужден был согласиться взять вину на себя, – напомнила она. – Он совсем ничего не сделал, чтобы предотвратить распространение слухов. Когда он вернулся из Крыма и сделал мне предложение, я стала попрекать его Флорой. И он не рассказал мне правду. Почему он на это согласился?
– Думаю, по привычке, – ответил Джулиан. – Он всегда так поступал, чтобы почувствовать себя славным малым.
– Славным малым? В каком смысле? И как он всегда поступал?
Джулиан пожал плечами.
– Он мог бы возненавидеть меня, мог бы ревновать. Пока ему не исполнилось семь лет, а может, и восемь, все внимание отца было сосредоточено на нем. Дэйв мог воспринимать меня как незваного гостя – особенно после того, как отец со всей определенностью дал понять, что собирается относиться ко мне, как к своему сыну. Но Дэвид так не поступил. Он принял меня, как родного брата, и всегда пытался сделать так, чтобы со мной не обращались строже, чем с ним, только потому, что я не родной сын графа. Мне кажется, что он порой опасался, будто меня могут выгнать из дома.
– И как же ему удавалось тебе помочь? – Ребекка говорила с трудом, у нее перехватило дыхание.
– Я был озорником, – сказал Джулиан. – Когда Дэвид считал, что я напакостил больше обычного, совершил из ряда вон выходящий проступок, он признавался отцу, что это сделал он. Бедный Дэйв. Рука у отца была тяжелая, и розгой он всегда орудовал умело. Он не жалел ни руки, ни розги, если только был уверен, что мы заслуживаем наказания.
– Значит, ты допускал, чтобы Дэвид брал на себя вину за твои проступки? – спросила она, широко раскрыв глаза. – Ты допускал, чтобы его пороли вместо тебя?
Джулиан усмехнулся.
– Дейв сам хотел этого, – сказал он. – Братец всегда был сильнее меня. При одной мысли о розге я обычно дрожал. Дэйв же и во время порки никогда не издавал ни звука.
– И все же ты не прекращал озорничать, зная, что вместо тебя накажут Дэвида.
– О, Бекка, – сказал он, смеясь и похлопывая ее по ладони, – мы же были просто детьми. Дети глупы и часто шалят. Все детство сплошь из этого и состоит.
– Отец был всегда строгим, – сказала она. – Но он никогда не был жесток. Он прибегал к розгам лишь в случае проступков, которые считал особенно серьезными. Так было, например, когда дочерей садовника летом заперли на несколько часов в сарай. Он за это время нагрелся на солнце, чуть ли не раскалился…
– Я тогда о них совсем забыл. – Он рассмеялся. – Они там, кажется, чуть живьем не зажарились?
– А котята, которых отобрали у кошки?..
– Я собирался вернуть их обратно. И тоже забыл, у меня в те дни была отвратительная память. Но ведь они не сдохли. Хотя один, кажется, был на грани. Нед вынуждена была несколько дней кормить его с рук до тех пор, пока снова не стало возможно вернуть его маме-кошке. Не правда ли, я был в то время отвратительным ребенком?
– А я была аккуратной и не в меру щепетильной девочкой, – сказала Ребекка. – Все эти инциденты постепенно привили мне искреннюю антипатию к Дэвиду.
– Бедный Дэвид, – заметил Джулиан. – Я думаю, что одно время он увлекался тобой, но ты не хотела иметь с ним никакого дела.
И она тоже увлекалась им, но ее совесть и моральные принципы заставили ее подавить в себе это чувство. Она тогда твердо сказала себе, что Дэвид не заслуживает ее уважения. И тогда она перенесла свою любовь на Джулиана, отвергнув Дэвида, которого и его и ее родители прочили ей в мужья.
Она вышла замуж за Джулиана, хотя вполне могла бы стать женой Дэвида.
– Итак, – сказала Ребекка, – он еще поступил по привычке, когда Флора забеременела. Он взял вину на себя. Он все еще боялся, что отец отвернется от тебя?
– Нет, – ответил Джулиан. – Я должен признать, Бекка, что на этот раз я сам умолял об этом Дэвида и пресмыкался перед ним. Я боялся, что, узнав о случившемся, ты потеряешь душевное равновесие. Я слишком сильно любил тебя, чтобы это позволить. И к тому же, если бы ты посчитала необходимым отменить свадьбу, то это вызвало бы ужасный скандал. И тебе пришлось бы страдать гораздо сильнее.
– А ты не предположил, что я имею право знать об этом? – спросила она. – Право самой решить, хочу ли я все-таки выйти за тебя замуж?
– Твоя любовь не выдержала бы подобного испытания, Бекка, – сказал он, – и ты бы вытолкала меня в шею за нарушение обещаний.
– А как Дэвид? Он не думал, что я вправе все знать? – спросила она. – А отец?
– О Боже, – воскликнул Джулиан. – Отец не знал. Если бы ему все стало известно, то это обернулось бы страшными неприятностями.
– Значит, даже отец считал его виновным в этой низости? – сказала она. – Бедный Дэвид. Должно быть, ему было трудно сдержаться и не начать оправдываться передо мной. Он, видимо, тоже опасался, как бы я не потеряла душевное равновесие. Ты хоть обещал ему, что подобная вещь никогда больше не повторится?
– Такое обещание, Бекка, дать было очень легко.
– И ты выдержал его?
– Конечно, я выдержал его, – ответил он, сжимая ее ладонь. – Конечно, Бекка, я его выполнил. У меня нет никого, кроме тебя. Я люблю только тебя.
Они подошли к дальнему концу озера, где из воды поднимались камыши. В этом году они росли гуще. Здесь место больше походило на болото, чем на озеро.
Но вокруг была все та же дикая красота, которой восхищалась Луиза.
«Как трудно, – думала Ребекка, – заново привыкать к тому, кто падает с пьедестала». Она всегда считала Джулиана близким к совершенству. Обаятельный, просто лучезарный мальчик в годы ее юности был для ее кумиром. Он, естественно, заслуживал ее любви, и Ребекка, будучи разумной девушкой, влюбилась в него, влюбилась глубоко. Она всегда была неспособна делать что-либо вполсилы и, по-видимому, осталась такой и по сегодняшний день. А в ту пору любовь к Джулиану просто захлестнула ее.
Но оказывается, именно Джулиан совершал все эти проступки, порой довольно жестокие. Это он, оказывается, поступил столь низко по отношению к Флоре. Ричард – сын Джулиана. Все это время Флора горевала. Она даже не могла показать ребенка его настоящему отцу. А ведь она жила с сыном на территории поместья Крейборн. Сын был зачат всего лишь за несколько месяцев до свадьбы Джулиана с Ребеккой. Флора была беременна во время подготовки их свадебной церемонии.
Ребекка решила, что Джулиан убедил Флору переспать с ним, пообещав на ней жениться. Он, несомненно, говорил ей, что любит ее. Ребекка не верила, что Флора поступила бы так, если бы не была уверена, что он ответит на ее любовь.
В конечном счете Джулиан оказался совершенно обычным человеком, причем весьма не праведным, а вовсе не блистательным героем. У Ребекки было сейчас тяжело на душе.
И все же она смогла полюбить Дэвида, которого считала виновным в безобразных поступках, не зная всей правды. Она полюбила его, несмотря на то что у самого Дэвида на совести прегрешения куда более худшие. В Крыму у него был роман с замужней дамой, а потом Дэвид стрелял в Джулиана, который пытался вмешаться в его неизбежное столкновение с оскорбленным мужем. Ребекка все-таки любила Дэвида, несмотря на то что ои признал себя убийцей Джулиана. Хорошо еще, что смерть Джулиана оказалась мнимой…
Ну что ж, тем более нет никаких оснований для того, чтобы любовь Ребекки к Джулиану исчезла из-за того, что он признался в некоторых слабостях. Да, выяснилось, что в детстве он был озорным, беспечным, порой жестоким мальчиком. Да, он совратил и бросил Флору, и потом его, несомненно, долгие годы мучила совесть. Но кто такая Ребекка, чтобы взять на себя роль судьи? Ведь Флора и сама, быть может, в этом деле вела себя отнюдь не безупречно. Весьма маловероятно, что Джулиан взял ее силой.
Для того чтобы ненавидеть и презирать Джулиана, нет никаких причин. Ребекка безгранично любила его с самого начала – как только способна любить девушка. А потом вышла за него замуж. Она все еще любит его. Она испытывает к нему глубокую нежность. Если бы она и сейчас постаралась, то, видимо, ее любовь вновь обрела бы прежнюю силу. Возможно, Ребекка полюбила бы его, как только способна любить женщина. Так, как она полюбила Дэвида. Но, едва подумав об этом, Ребекка поняла, что этого никогда не случится.
Дэвид когда-то уверял ее, что для создания крепкой семьи достаточно и обычной душевной привязанности. Да, но ведь она ощущает сильнейшую привязанность к Джулиану. Даже если бы не было ничего другого, то привязанность была и остается. И ее будет достаточно,
– Ты испытываешь ко мне отвращение, Бекка? – нарушил Джулиан затянувшееся молчание. – Ты ненавидишь меня?
– Нет, конечно же, нет, – ответила она. – Нам всем свойственны ошибки. Мы все порой совершаем проступки, о которых потом отчаянно сожалеем. И временами кажется, что ничего нельзя исправить. Но надо стараться. Надо жить дальше. И не мне тебя судить. Мне и самой есть в чем себя упрекать и винить.
– Тебе, Бекка? – сказал Джулиан. – Да ты просто ангел. – Он наклонил голову и быстро поцеловал ее в губы.
«И все же, – подумала она, – я совершаю один из самых тяжких грехов. Я люблю мужчину, который не является моим мужем. Но я буду бороться с этим. Всю оставшуюся жизнь».
Ребекка собиралась вновь всем сердцем полюбить Джулиана и вскоре по-настоящему стать его женой. Она заставит себя сделать это, и чувство долга защитит ее от колебаний. Она заставит себя сделать это во имя тех двух счастливых лет, которые она прожила с Джулианом.
Может быть, каким-то странным образом ей будет легче вновь полюбить после того, что она теперь узнала о нем. Он оказался всего-навсего обычным человеком, а человеку свойственно ошибаться. Она улыбнулась Джулиану:
– К тебе в любом случае трудно было бы отнестись пристрастно.
– Я – кающийся грешник. Признаю все предъявленные мне обвинения, – сказал он и поцеловал Ребекку. – Мой милый ангел. Моя любимая.
Она расслабилась от его поцелуя и подумала, видел ли Джулиан своего сына. Пытался ли он вообще когда-нибудь с ним повидаться? Но ни расспрашивать Джулиана, ни погружаться в эти размышления ей больше не хотелось. Впереди была целая весна. Лучше наслаждаться ею. И любовью Джулиана.
* * *
Дэвида с сыном встретили в холле только граф и Луиза. Рядом с ними не было никого, и Дэвид вздохнул с облегчением. Луиза крепко обняла его и поцеловала в щеку, а отец пожал ему руку и, как, обычно, оглядел его сверху вниз.
Но Чарльз, сидевший на руках няни, выглядел, уставшим и сердитым, как всегда, когда его отвлекали от привычного послеобеденного сна, не принял поцелуи Луизы и громко запротестовал, когда няня понесла его наверх в детскую комнату. Чарльз хотел остаться со своим отцом и собирался оповестить об этом всех, находившихся, в пределах слышимости.
Дэвид взял его у няни и кивнул ей, давая понять, что позже сам принесет ребенка наверх. Луиза лестью выжимала из Чарльза улыбку, пока Дэвид и его отец обменивались новостями.
– Джулиан мне рассказал, что он просил привезти малыша, – сказал граф. – Я это одобрил. Ребекка очень нуждается в сыне, Дэвид.
– Но Ребекка не знает о письме Джулиана, – добавила Луиза. – Джулиан очень опасался, что ты будешь против приезда Чарльза, и это ее разочарует.
– Неужели я мог не захотеть, чтобы его собственная мать повидалась с ним?.. Не тяни папу за волосы, любимый.
– Они на прогулке, – сообщила Луиза. – Кажется, они пошли к озеру.
– Хорошо, – сказал Дэвид. – До их возвращения Чарльз сможет подремать. Он сейчас в свирепом настроении. Правда, чертенок? Да пойми же ты – больно когда дергают за волосы.
Дэвид хотел укрыться наверху. Приехав, он понял, что совершил ошибку, отправившись в эту поездку. Он на самом деле не хотел повидаться с Ребеккой. Такая встреча, думал он, не принесет никакой пользы и только разбередит начавшие заживать раны.
– Я отнесу мальчика наверх. – Но едва он направился к лестнице, как позади него открылась парадная дверь. Он обернулся.
– Привет, Дэйв, – весело произнес Джулиан. – Итак, ты приехал и привез ребенка. Ты поступил правильно. Я убедил Дэйва, дорогая, сделать сюрприз и привезти твоего сына. – Он рассмеялся.
Ребекку было не узнать. Только сердце подсказало Дэвиду, что это она. Она выглядела тоненькой даже в пышной юбке и в скроенном под корсаж жакете. Ее лицо было худым и бесцветным. Глаза казались просто темными пятнами. Волосы потеряли блеск. Она стояла абсолютно неподвижно, и ее взгляд, не остановившись на Дэвиде, сосредоточился на Чарльзе, вцепившемся в шею отца и глазевшем по сторонам.
– О, – произнесла она.
Это был даже не звук, а так – скорее легкое дуновение, но Чарльз резко повернул голову. Он тут же потянулся к матери, чуть ли не вырвавшись из рук Дэвида, и стал жалобно плакать. Дэвид поспешно двинулся в сторону Ребекки.