Как же он был прекрасен! Она чувствовала тепло его ладони на своей руке и обещала себе, хоть и с огромной осторожностью, что никогда не забудет этого момента. Этот человек был опасным и бессовестным распутником, и она должна была быть благодарна судьбе за то, что недостаток красоты и очарования, а также ее бедность заставляли его вести себя с ней именно так – как с младшей сестрой, ведь при иных обстоятельствах Банкрофт вполне мог попытаться соблазнить ее. Разделив с ним эти несколько мгновений, она потом будет всю жизнь бережно хранить их в своем сердце.

Патриция даже радовалась тому, что у нее нет достоинств, которые могли бы соблазнить такого мужчину, и что он ни разу не пытался к ней подступиться. Закусив губу, она старалась убедить себя в том, что действительно довольна этими обстоятельствами…

Совсем рассвело. Солнце, должно быть, уже встало над горизонтом, хотя еще не было видно за деревьями. Пора было возвращаться домой, чтобы успеть приготовиться к дневным хлопотам. А ей так хотелось просидеть тут до самого его пробуждения! Наверное, он проснется через несколько часов. У нее не было этих нескольких часов… И потом, она вовсе не хотела больше с ним разговаривать. Патриция не была уверена в том, что сможет, как и прежде, обмениваться с ним взаимными шутливыми уколами. Она боялась: еще чуть-чуть – и расплачется.

Девушка очень хотела поцеловать его. Что-то словно подталкивало ее изнутри склониться и коснуться губами его лба или щеки… А может, даже губ… Но вдруг он проснется? Патриция умерла бы со стыда, если бы Банкрофт почувствовал, что она целует его.

Вот почему девушка лишь осторожно приподняла его руку и прижалась к ней щекой, а потом, тронув губами тыльную сторону, осторожно положила ее на траву. Поднявшись на ноги, Патриция немного постояла, глядя на спящего, а потом бесшумно скрылась в роще – она двигалась намного тише и неприметнее, чем он полчаса назад.

А он вовсе не спал. Просто не хотел продолжать этот разговор. И не хотел, чтобы им пришлось вместе возвращаться к дому.

Эта девушка так просто впустила его в свой мир, самый бесхитростный, но настолько чуждый ему мир, что Банкрофт просто не знал, как реагировать. Жизнь обошлась с ней жестоко, очень жестоко. И эти мечты, хотя и совсем непритязательные, были для нее, насколько он понимал, совершенно недосягаемы. Банкрофт ни на секунду не поверил в существование молодого процветающего фермера, как, впрочем, и в наличие румяного толстощекого старичка землевладельца. Эта бедная родственница была слишком необходима самой миссис Пибоди. Ведь миссис Пибоди относилась к тому типу женщин, которым нужна не просто горничная, чтобы подавать разные вещи. Ей нужна была безропотная жертва, на которой в любой момент можно было бы сорвать свое раздражение. Жертва, которая не посмела бы ей ответить.

Вот почему Патриции Мэнган не суждено было нянчить своих детишек. А между тем это самая скромная женская мечта. Ведь она не желала ни шелковых нарядов, ни драгоценностей, ни модных кавалеров – лишь доброго и преданного мужа, да маленький уютный домик, да детишек.

Банкрофт испытывал… О нет, не жалость. Он не думал, чтобы это была жалость. Его маленькая птичка слишком благоразумная и отважная девушка, чтобы ее жалеть. Он испытывал гнев. Должно быть, это был гнев на миссис Пибоди. И конечно же, на Бога. Хотя Банкрофт и не был уверен в том, что Господь виноват в жестокости людей, которые, владея безгранично прекрасным даром – свободной волей, вытворяют такое со своими ближними.

Ему так хотелось привлечь эту хрупкую девочку в свои объятия, прижать к сердцу, согреть своим теплом… Но к чему бы это привело? Ведь он умел делать лишь одно с женским телом, раз уж оно попалось в его объятия. Банкрофт понятия не имел, что значит утешать. Да и едва ли Патриция нуждалась в его утешениях. Совсем не похоже было на то, что девушка жалела себя, а если и так, то она с успехом умела побороть эту жалость, не выпуская ее из глубины своего сердца.

Светский лев, искушенный сердцеед чувствовал себя побежденным.

Он не мог говорить с нею. Вот почему Банкрофт предпочел притвориться спящим и подождать, пока Патриция удалится. Именно так он встречал все жизненные трудности – закрывал глаза и ждал, пока все решится само собой.

И в конце концов она действительно ушла… Только сначала прижалась щекой к его руке и поцеловала ее.

Господи! О Боже, Боже!

Он никак не мог понять, что она хотела сказать этим. Что это было? Простая нежность в благодарность за то, что он ее выслушал? Ну да! А потом заснул, даже не дождавшись, пока она договорит! Или.., неужели что-то другое?

Гости провели в Холли-Хаусе уже две недели и собирались остаться еще на одну. Патриции их присутствие не слишком нравилось, хотя во всем этом было одно явное преимущество: миссис Пибоди частенько уезжала со всеми вместе на прогулку, предоставляя своей племяннице свободу. И все же Патриции все это не нравилось.

Ей не нравилось, что он здесь. Она хотела бы, чтобы Банкрофт уехал. Хотела снова стать свободной от него. После того утра на пруду с кувшинками она всего однажды оказалась с ним наедине. Длилось это лишь несколько секунд, и за это время они успели обменяться ровно семью словами: четырьмя с его стороны, и тремя – с ее. Но она все равно хотела, чтобы этот человек уехал. Само его присутствие в этом доме, а зачастую и в той же комнате, где находились они с тетушкой, лежало огромной тяжестью на ее душе.

Лишь однажды утром они столкнулись лицом к лицу или почти лицом к лицу. Патриция торопилась по верхнему холлу, несла на подносе вторую чашку шоколада для миссис Пибоди, а он тем временем вышел из своей комнаты. Прикрыв за собой дверь, Банкрофт остановился, поджидая ее.

– Доброе утро, маленькая птичка, – тихо поздоровался он.

– Доброе утро, сударь. –Не поднимая глаз, Патриция быстро прошмыгнула мимо, но потом весь день раскаивалась в этом.

Миссис Делейни очень злилась на своего недавнего обожателя. Патриция поняла это, заметив, как эта дама отчаянно принялась флиртовать со всеми без исключения джентльменами, почтившими своим присутствием их дом, в том числе и с хозяином. Теперь в фаворитках мистера Банкрофта числилась леди Майрон, которая, должно быть, и делила с ним постель. Похотливые взоры, которые они бросали друг на друга более недели назад, стали заметно жарче, а однажды Патриция видела, как, устремившись одновременно с Банкрофтом в дверной проем, эта леди нарочно подалась вперед и скользнула своим роскошным бюстом по его груди, словно за спиной у нее еще не оставалось целых шести дюймов свободного пространства. Глаза его при этом так и вспыхнули, устремляясь вниз…

Патриция лишь изумлялась, как это никто больше не замечает подобных вещей. Хотя что ж тут удивительного? Ведь когда живешь, словно тень, гораздо проще наблюдать за другими. У людей слишком много собственных забот. К тому же все присутствующие были свято уверены, что помолвка состоится еще до окончания этой последней недели, так что сомнительная парочка почти не привлекала к себе внимания.

«Едва ли можно винить в этом кого-нибудь из гостей, – думала Патриция, – и, несомненно, они правы. Ведь мистер Банкрофт так подчеркнуто внимателен к Нэнси: постоянно сопровождает ее к столу, стоит у нее за спиной и переворачивает страницы нот, когда та играет на фортепиано, совершает вместе с нею прогулки или просто прохаживается под руку по террасе после обеда, ожидая вечерних развлечений, когда можно будет либо потанцевать с нею, либо сыграть вместе в карты или в шарады. Он улыбается ей, беседует с нею, буквально пожирает ее глазами и демонстрирует всем вокруг, что покорен ею до глубины своего сердца».

Глупо было винить гостей в том, что они не догадывались о его ночных похождениях с миссис Делейни, а теперь и с леди Майрон. Между тем, столь же незаметно для общества, Банкрофт принялся бросать заинтересованные и оценивающие взоры в сторону миссис Хантер, отвечавшей ему тем же, а также явно успел попользоваться Флосси как минимум один раз за это время.

Да и с чего бы его стали подозревать в неверности, если на глазах у всех сей кавалер демонстративно разыгрывал самую нежную привязанность и сердечную склонность к своей будущей невесте? Миссис Пибоди и Нэнси с трепетом ждали того важнейшего события, которое предстояло шумно отпраздновать, прежде чем гости разъедутся.

Патрицию обычно не брали с собой на те мероприятия, которые происходили за пределами имения. Но однажды девушку предупредили, что она должна сопровождать миссис Пибоди на пикник, который состоится в холмах завтра. Так что для разнообразия, заявила любящая тетушка, ей придется в этот день потрудиться и быть полезной, вместо того чтобы, как обычно, предаваться неге и лени. Кстати, когда гости уедут, Патриции предстоит всерьез пересмотреть свои праздные привычки. Ведь, в конце концов, нужно будет готовиться к свадьбе милой Нэнси. Ах, она, должно быть, даже не представляет себе, во что обходится доброй тетушке ее содержание! Так что пришло время сделать хоть что-нибудь, чтобы оправдать эти расходы.

Итак, в жаркий, почти безветренный день Патриция очутилась в открытом ландо на одном сиденье с миссис Пибоди. Напротив сидели Нэнси и ее юная подружка Сьюзен Уэйр. Мистер Банкрофт, как и другие джентльмены, скакал верхом, держась рядом с той дверцей экипажа, у которой сидела его будущая невеста, и осыпал дам любезностями. Трех дам, поскольку Патриция являла собой лишь тень одной из них.

То утро на пруду с кувшинками не прошло бесследно. Заговорив о своем прошлом и высказав вслух свои мечты, чего не делала ни разу с тех пор, как Патрик отправился в Испанию, Патриция стала задумываться. И поняла, что превратилась в рабыню. В жертву. Неужели она действительно столь беспомощна? Разве возможно, чтобы тетушка всю жизнь владела ею? Разве так уж невозможно построить свою жизнь самостоятельно?

Новый пастор в их приходе, тот, который сменил ее отца, был другом их семейства. Патриция встречалась с ним пару раз еще при жизни родителей, а после знала о нем лишь из писем супруги, миссис Джонс, которая, в частности, признавалась, что ее муж не склонен преподавать в деревенской школе и считает, что это выходит за рамки его обязанностей. Он продолжал учить детей лишь потому, что, кроме него, никто не хотел за это взяться.

А что, если предложить свои услуги в качестве учительницы? Патриция размышляла об этом в течение всей последней недели. Что, если она попросится преподавать? Она понятия не имела, сколько ей за это смогут платить и где она будет жить. Скорее всего ей предложат тот ветхий дом, в котором за последние десять лет так никто и не поселился, потому что прежний владелец повесился на чердаке, и с тех пор там, как утверждали многие, обитало его привидение. Но все же, вдруг что-нибудь получится?

Написав пастору, Патриция стала с надеждой и нетерпением ждать ответа. Если бы только… Ах, если бы получилось! Ей ведь не нужно было никаких сокровищ, лишь бы иметь возможность одеться, прокормиться и согреть свой дом.

– Эй, девушка! – По резкому тону миссис Пибоди Патриция поняла, что се окликнули уже не в первый раз. – Мой зонтик.

Зонтик миссис Пибоди был у нее под рукой, причем как раз со стороны, противоположной той, где сидела ее племянница. Патриции пришлось наклониться за ним через колени тетушки. Но, подав зонт, она снова услышала над ухом недовольный голос.

– И что же, разве теперь он защищает мое лицо от солнца? – возмутилась миссис Пибоди. – Ленивая девчонка!

Патриция молча развернула зонтик над тетушкой.

– Действительно, Патриция, – заметила Нэнси, – ты порой бываешь ужасно несообразительной. Ах, Сьюзен, погляди, какая милая шляпка сегодня у леди Майрон. Я определенно зеленею от зависти!

– Моя дорогая мисс Пибоди, – обратился к ней Банкрофт, склоняясь из седла и опираясь рукой на дверцу ландо. – Такая шляпка вам вовсе ни к чему. Ведь всякий, кто заглянет вам в лицо, уже не в состоянии смотреть ни на что иное. Сами посудите, я лишь теперь, нарочно обратив внимание на вашу шляпку, заметил, как она прелестна!

– Ах, какие вещи вы говорите, мистер Банкрофт, – сказала довольная миссис Пибоди и сердечно рассмеялась, а Нэнси зарделась и, покрутив зонтик, победоносно оглянулась, желая видеть, какое впечатление произвел этот изысканный комплимент на свидетелей.

Если бы Патриция была уверена, что ее реакцию никто не заметит, она скорее всего не удержалась бы и фыркнула. Она так и не решилась поднять глаза на галантного джентльмена, хотя порой ей казалось, что он нарочно столь экстравагантно льстит, чтобы поразвлечь ее. Интересно, будет ли он осыпать Нэнси подобными речами, когда женится на ней?

Скатерти и покрывала расстелили прямо на траве у подножия холма. Миссис Пибоди уселась в самом центре импровизированного застолья, а Патриция – чуть позади нее. В ожидании трапезы гости отправились развлекаться.

Большинство двинулись к вершине холма, чтобы насладиться видом, который, по словам миссис Пибоди, открывался сверху. Правда, сама она не пожелала пойти со всеми. Возглавлял компанию мистер Банкрофт, на одну руку которого опиралась Нэнси, а на другую – Сьюзен. Переливы веселого смеха, словно горные ручейки, стекали к подножию холма. На вершине общество разделилось: часть гостей вернулась вниз, 11 Плененные сердца а другие прошли еще с полмили к востоку, чтобы взглянуть на живописные руины греческого храма, которые много лет назад велел соорудить отец мистера Пибоди. Еще одна небольшая группа направилась к западу – там в густых зарослях замысловато петлял ручеек, в конце своего пути впадавший в озеро в форме полумесяца.

Мистер Банкрофт оказался в последней группе, хотя Нэнси, которая решила возглавить экспедицию к руинам, была явно раздосадована этим. Ее суженый удалился вместе с леди Майрон и еще двумя парами.

А Патриция тем временем сидела на расстеленном одеяле, то разворачивая, то складывая тетушкин веер в зависимости от облачности. Если солнышко грело слишком долго, она овевала лицо миссис Пибоди, когда же набегало облачко – укутывала ее плечи шалью. Между делом девушка успевала передавать повеления хозяйки лакеям, которые носили еду. Тетушка требовала сначала, чтобы те не торопились, потом, наоборот, велела слугам пошевеливаться, а не стоять столбом.

Прислуга уже вовсю расставляла многочисленные закуски, способные удовлетворить, наверное, тысяч пять голодных желудков, когда миссис Пибоди решила, что сначала надо сервировать напитки. Ведь после прогулки по этакой жаре всем захочется пить!

– Ступай помогать, девушка, – нетерпеливо потребовала она, обращаясь к Патриции. – Нечего сидеть без толку. Возьми из экипажа корзинку с вином и отнеси Грегори, да скажи ему, чтобы немедленно откупоривал бутылки.

Патриция отправилась исполнять приказание. Но вина было не меньше, чем еды. Во всяком случае, так показалось Патриции, когда она попробовала достать тяжелую корзину из ландо. Весила эта поклажа, должно быть, тонну. Да к тому же корзина была огромной и ужасно неудобной. Просунув ладони под самое дно, девушка ухитрилась сдвинуть ее на самый порог экипажа.

– Послушайте, давайте лучше я, – вдруг раздался сочувствующий голос у нее за плечом. – Эта ноша размером с вас, маленькая леди, и, наверное, вдвое тяжелее, чем вы.

Патриция с благодарностью оглянулась и увидела мистера Уэйра, отца Сьюзен, который торопился к ней, приветливо улыбаясь.

– Спасибо, – улыбнулась она и сделала шаг назад, как только он подхватил корзину. Но груз уже балансировал на краю, и оказалось, что девушка немного поторопилась убрать руки. Мистер Уэйр охнул, Патриция испуганно зажала рот обеими ладонями, а корзина полетела на землю, на лету раскрываясь. Содержимое так и посыпалось со звоном и грохотом.

Наверное, если бы упала лишь одна бутылка, она бы не разбилась, так как пол экипажа был не слишком высок, да и земля была покрыта мягкой травой. Но бутылки и фужеры стукнулись друг о друга и разлетелись великолепным фейерверком из винных брызг и стеклянных искр.

Все разом оглянулись на эту величественную катастрофу. Мистер Уэйр выругался и тут же извинился – то ли за свою несдержанность, то ли за неловкость. Вид у него был, как у провинившейся собаки. Патриция несколько мгновений стояла, прижимая ладони ко рту, после чего принялась убеждать джентльмена, что это вовсе не его вина, что это она слишком рано убрала руки.

И тут подошла миссис Пибоди.

Патриция успела подумать, что, оказывается, это не преувеличение: человек действительно может стать пунцовым. В данный момент она видела явное доказательство этому. Вдобавок грудь тетушки вздымалась так высоко, что увеличилась в объеме, наверное, раза в два. Патриция так расстроилась, что в это мгновение просто не могла рассуждать спокойно. Иначе она поняла бы, что тетушка, должно быть, впервые в жизни забылась настолько, что перестала замечать присутствующих и думать о том впечатлении, которое на них производит. Момент действительно был чрезвычайный.

– Идиотка! – взвизгнула почтенная дама, надвигаясь на племянницу. – Неповоротливая уродина! И это твоя благодарность за то, что я приняла тебя в свой дом?! Несмотря на то что братец оставил тебя без гроша?! И за то, что я кормлю тебя, одеваю и обращаюсь с тобой, как со своей собственной дочерью?!

– О, послушайте, мэм, – смущенно кашлянув, вмешался мистер Уэйр. – Боюсь, это я виноват…

Все замерли, вмиг позабыв о своих разговорах, словно играли в живые картины.

– Я все видела, – заявила миссис Пибоди. – С вашей стороны это весьма любезно, сударь, но вы вовсе не обязаны защищать эту ленивую потаскушку!

– Тетя! – сдавленным голосом крикнула Патриция, словно ужаленная гадюкой. В голове у нее загудело.

– Молчать! – Ладонь звонко шлепнула по щеке, и разгневанная миссис Пибоди отвернулась от племянницы. – Ну, что теперь со всем этим делать? Грегори, отправляйся в дом немедленно и привези еще вина.

Вдруг почтенная леди вспомнила, кто она и где находится. Любезно улыбнувшись окружающим, она принялась успокаивать гостей и искушать их предстоящими развлечениями и удовольствиями. Она обещала, что вино будет доставлено и сервировано сию же секунду.

– О, послушайте, – тщетно взывал к упитанной спине хозяйки мистер Уэйр. – О, послушайте… – Но что он мог?.. Оставалось лишь беспомощно, моля глазами о прощении, глядеть на Патрицию.

Девушка стояла совершенно ошеломленная, едва ли даже чувствуя, как болит щека. Ее обозвали потаскухой и отвесили оплеуху – публично! И все вокруг смотрели на это и слушали. Все!

Патриция резко развернулась и побежала. Она не думала, куда несут ее ноги и что она станет делать потом. Девушка знала лишь одно: нужно сбежать отсюда, нужно спрятаться… Инстинкт заставил ее направиться к лесу. Но, даже очутившись среди деревьев, она не сумела избавиться от паники. Стараясь уйти подальше от этого постылого дома, она бежала к северу, не обращая внимания на частые стволы и свисающие повсюду ветки, не глядя на хлещущие по лицу и по плечам прутья и торчащие поперек дороги корни. Она слышала, как кто-то рыдает, и не понимала, что это она сама.

И вдруг Патриция вспомнила о руинах. Не об искусственных руинах греческого храма, а о настоящей маленькой разрушенной башенке на берегу реки, внутри которой, вдоль круглых стен, была устроена каменная скамья. Вот где она спрячется на время. Навсегда. Да, она никогда не вернется домой.

Девушка резко остановилась, а потом тихими, осторожными шагами приблизилась к башне. Она подходила со стороны, противоположной входу, так что пришлось обогнуть сооружение.

На скамье сидел мистер Банкрофт, рядом – леди. Патриция даже не видела, кто это такая, пока Банкрофт не поднял голову, видимо, в восторге от поцелуя. Миссис Хантер! Платье было спущено с ее левого плеча до самого пояса. В ладони ее кавалера, словно в чаше, лежала обнаженная грудь.

Паника снова овладела Патрицией, и она со стоном бросилась прочь. Девушка бежала, не разбирая дороги, отчаянно продираясь сквозь чащобу, пока у нее не перехватило дыхание и не закололо в боку. Щека горела и пульсировала. Патриция прижалась лбом к древесному стволу и закрыла глаза. Когда бок мало-помалу перестал болеть, она обнялась с деревом и опустилась на землю.

Банкрофт уже начал уставать. Как ни говори, целых фи недели в одном и том же поместье, в компании одних и тех же двух десятков людей – это слишком. Он будет поистине счастлив, когда все это кончится и можно будет вернуться к нормальной жизни.

А что такое нормальная жизнь? Ну, предположим, на месяц-другой он поедет вместе со всем блестящим обществом в Брайтон. Там его ждет немало приключений, приятная компания мужчин, то и дело заключающих самые смелые пари, – прекрасный способ скоротать дни. С другой стороны, там немало скучающих и соблазнительных красавиц, а это замечательный шанс сделать по-настоящему волнующими ночи.

Ну а что потом? Визит вежливости к матушке и дяде? Да, наверное. Банкрофт искренне любил свою мать. Только порой се полные упрека взгляды и красноречивое молчание смущали его. Казалось, что, терпеливо дожидаясь того дня, когда сынок наконец перебесится, она время от времени теряла всякую надежду.

Ну а далее? Бат? Или Лондон?

«Нет, я определенно начинаю уставать, – с некоторой тревогой думал Банкрофт. – Уставать не от всего того, что происходит сейчас, но от общего привычного уклада моей жизни».

Знойная страсть с леди Майрон пылала больше недели. Дама давала ему все, о чем он только мог мечтать. При одном взгляде на ее тело он моментально вспыхивал, и она предоставляла это тело, как и все свое искусство опытнейшей любовницы, в его полное распоряжение. Это продолжалось от заката до восхода, причем каждую ночь. Сил у леди было столько, что она могла потягаться даже с ним самим. Она с удовольствием училась у него новым приемам, но самое удивительное, что ей удалось обучить кое-чему и его. К тому же леди Майрон отлично знала правила игры – она не требовала никаких обязательств, довольствуясь тем, что можно получить в данный момент.

Но все же он устал. И это удивляло. Всего лишь за неделю устать от такой чудесной любовницы? Но почему? Банкрофт искренне не мог найти в ней ни одного изъяна. Правда, кроме отчаянных удовольствий, которыми они услаждали друг друга в постели, у них больше не было ничего общего. Говорила она – в те редкие минуты, когда им случалось поговорить, – лишь о лошадях, о гончих и об охоте. Ему же все эти деревенские утехи были чужды. Но это, впрочем, не так уж важно. Красивое женское тело и выносливость любовницы – вот и все, что имело значение, а леди Майрон сдала оба эти экзамена на степень магистра.

Но Банкрофт поймал себя на том, что вот уже несколько дней смотрит на миссис Хантер и искренне недоумевает: как же это такая сочная дамочка живет с семидесятилетним стариком? Судя по всему, ее муженек – совершенная развалина, ведь он и в Холли-Хаус не приехал по нездоровью. Банкрофт не без основания подозревал, что леди не собирается засохнуть во цвете лет и кое-что для этого предпринимает. Во всяком случае, она недвусмысленно намекала ему, что готова к контактам.

Сегодня же оба они постарались, каждый со своей стороны, устроить так, чтобы остаться наедине. Во время прогулки леди Майрон и мистер Кроуфорд где-то задержались, так что оставалось лишь воспользоваться случаем. Сбежав от всех, Банкрофт и миссис Хантер вскоре обнаружили уютную маленькую башенку на берегу реки и по обоюдному молчаливому согласию устроились внутри.

Банкрофт обрадовался, поняв, что леди не намерена тратить времени на разговоры. Она просто повернулась к кавалеру и со вкусом поцеловала его в губы. Когда же он не раздумывая откликнулся на это приглашение и хотел уже обнять ее, миссис Хантер рывком стащила платье с плеча, обнажив грудь намного скорее, чем он сам решился бы на это.

Банкрофт сразу понял, и не без удовольствия, что ему предстоит упиваться дамскими прелестями среди бела дня на твердой каменной скамье. Он не сомневался, что перед ним изголодавшаяся, алчущая женщина.

Интересно!

Но как раз в тот момент, когда он только что взял в ладонь теплую грудь и услышал одобрительное грудное воркование, ему показалось, что они не одни. «Леди Майрон!» – поднимая голову, подумал Банкрофт и мгновенно представил себе двух дам, вцепившихся друг другу в волосы или.., или протягивающих скрюченные пальцы к его собственной шевелюре.

Но то была Патриция Мэнган. На миг застыв в дверном проеме, девушка вдруг застонала и исчезла, но перед его глазами так и остался ее образ: в изорванном платье, без шляпки, с растрепанными волосами, с диким, страдальческим взглядом и бледным лицом, на котором, однако, ярко выделялась красная припухшая щека.

– Боже правый! – проговорил Банкрофт, позабыв о груди миссис Хантер. Снаружи доносился треск ветвей и сучьев, сквозь которые продиралась панически убегающая девушка.

– Это всего лишь странная маленькая замарашка, которая вечно торчит возле миссис Пибоди, – раздраженно произнесла дама. – Должно быть, снова празднует лодыря. Уж лучше бы она увидела больше, тогда бы по крайней мере точно не вернулась. Давайте же!

Банкрофт оглянулся на свою спутницу. Она кокетливо улыбалась ему снизу вверх, слегка прикрыв глаза ресницами и медленно стягивая платье со второго плеча.

Позднее он с удивлением вспоминал, что у него даже не возникло мысли остаться, хотя кушанье было подано и оставалось лишь взять предложенное.

– Что-то случилось, – сказал он. – Лучше пойду разыщу ее. Вы же сможете сами найти дорогу обратно?

– Что? – Леди, казалось, не поверила. Ведь, обнаженная до пояса, она выглядела так роскошно!

– Увидимся позднее, – бросил Банкрофт и быстро вышел. Следующая странность заключалась в том, что он так больше и не вспомнил об отвергнутом пиршестве.

Теперь он мог думать только о своей маленькой птичке, которая, должно быть, сломала крылышко. Он знал, что должен разыскать ее. К счастью, девушка не прилагала никаких стараний к тому, чтобы пробираться сквозь заросли как можно незаметнее.

Серый – это, конечно, очень неброский цвет, но ее платье было из светло-серой материи. На фоне древесного ствола оно выделялось так же ярко, как и на фоне зеленой листвы дуба, что рос у пруда с кувшинками. Банкрофт на минуту остановился, глядя на девушку. Затем приблизился сзади и легонько положил ладони ей на плечи.

В первый миг не было никакой реакции. «Наверное, слышала, как я подошел», – подумал Банкрофт. Он немного боялся напугать ее. В следующее мгновение Патриция повернулась, не поднимая головы, и зарылась лицом в складки его шейного платка, обвивая его стан руками и прижимаясь так крепко, словно лишь это могло уберечь ее от падения.

– Маленькая птичка, – проговорил он и получил в ответ шквал горестных рыданий.

Рыдающие женщины всегда повергали бравого сердцееда в смятение. Он просто не понимал, что же ему с ними делать.

Крепко обняв Патрицию, он ткнулся губами в спутанные волосы и принялся нашептывать какую-то бессмысленную чепуху. «Вот так же можно держать в своих руках ребенка, – думал Банкрофт. – Только она – не ребенок. Она – теплая, стройная, нежная женщина».

– Что случилось? – спросил он, когда она наконец смолкла.

– Ничего, – отозвался приглушенный голос, ударяясь ему в грудь.

– Ах, жаль, – сказал он. – Мой шейный платок пропал из-за ничего. Лакей будет заинтригован. Что же я ему скажу?

– Передайте ему мои извинения, – пробормотала девушка. Зубы у нее постукивали, словно от холода. Банкрофт даже мог слышать это.

Слегка подавшись назад, он одной рукой поднял острый девичий подбородок, хотя Патриция и пыталась сопротивляться. Глаза ее, как и щеки, и нос – все было мокро. Лицо было покрыто красными пятнами, а одно, самое большое, сплошное пунцовое пятно пылало на щеке. Волосы растрепались и свисали сосульками до плеч. Выглядела девушка просто отвратительно. И при этом его внимательным глазам она казалась необъяснимо и удивительно прекрасной.

Банкрофт достал из кармана платок, вытер се лицо и глаза, а потом вручил ей:

– На вот, высморкайся.

Она послушалась и, лишь когда он взял у нее из рук этот платок и снова сунул в карман, очнулась и с досады закусила губу.

– А теперь говори, из чего состоит это «ничего», – потребовал Банкрофт.

– Я грохнула все винные бутылки и бокалы, – призналась Патриция.

– О чью-то голову? – изумился он. – О, как эффектно! Ужасно жалею, что пропустил такое зрелище. Расскажи скорее, как это было.

Девушка рассказала.

– Так-так, а потом, я полагаю, на тебя обрушился праведный гнев ее величества?

– Ну да. – Под его пристальным взглядом Патриция медленно приходила в себя.

– А что у тебя со щекой? – продолжал он, чувствуя, как гнев, точно огненный шар, концентрируется у него в груди. Он уже и сам знал, что произошло.

Губы у нее снова невольно задрожали.

– Она ударила меня, – призналась девушка. – И назвала меня потаскухой.

О! В тот миг он готов был стреляться с проклятой бабой! С каким наслаждением он влепил бы ей пулю между глаз! Да, именно так. Сначала дал бы выстрелить ей, а потом заставил бы ее ждать, застыв от ужаса и глядя в дуло направленного на нее пистолета. И выстрелил бы!

Банкрофт снова обнял хрупкие плечи девушки и привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, только вздрагивала.

– Я отомщу за тебя, маленькая птичка, – пообещал он. – Слово чести. Ты вообще-то веришь, что у меня есть честь?

Она не ответила на вопрос и только после паузы сказала:

– Наверное, я слишком бурно отреагировала. В конце концов, это ведь моя вина. Просто меня еще ни разу в жизни не били. А по лицу – особенно оскорбительно. Да еще при всех… – Девушка отодвинулась от груди своего утешителя и улыбнулась ему. – Но это все не важно, – сказала она, – ведь я здесь ненадолго. Скоро я отправлюсь в сельскую школу. В мою родную деревню. Буду жить среди знакомых людей. Думаю, мне будет приятно учить детей.

– А как же ваш молодой, красивый, мужественный и преуспевающий фермер? – спросил Банкрофт. – Он что, уже не хочет на вас жениться?

Девушка смутилась лишь на секунду, после чего твердо проговорила: