Глава 7

Мистер Хардинг сегодня был, кажется, воплощенная любезность и внимание. На концерте у миссис Крофтон, сидя возле Гарриет и слегка наклонившись к ней, он минут десять, до того как началось сольное выступление пианиста, вел разговор только с ней одной. С обаятельной улыбкой он рассказывал Гарриет о скрипаче, который должен был играть после пианиста и которого он слышал в Вене. Мистер Хардинг и правда очень интересный мужчина, думала Гарриет, слушая его. К тому же он молод и довольно приятной наружности. Она любезно улыбалась в ответ на его улыбки.

– Как чудесно, должно быть, путешествовать! – сказала Гарриет. – Как интересно взглянуть на самые красивые европейские города!

– Да, это так, – согласился мистер Хардинг. – Но я понял – а сейчас лишний раз убедился, – что еще больше насладился бы этим великолепным путешествием, если бы был не один, а в компании с кем-то, кто разделял бы мои восторги.

– Я понимаю вас, – ответила Гарриет.

Она ждала, когда он объяснится. Гарриет не собиралась тешить свое тщеславие, но почему-то была уверена в том, что он обязательно откроет ей свои чувства. «Это будет прекрасный улов», – так сказала Аманда, узнав, что мистер Хардинг пригласил Гарриет на концерт. Гарриет и сама так считала. С ним она обретет то чувство согласия и защищенности, которое давал ей Годфри.

Одна лишь мысль мучила ее: может ли она даже подумать о том, чтобы выйти замуж за этого достойного джентльмена, – ведь сейчас она любовница другого? Может ли она размышлять о его достоинствах? Что скажет ей ее совесть? – спрашивала она себя в предчувствии надвигающегося признания в любви к ней мистера Хардинга. Впрочем, она уже знала, что ответит ему.

– Леди Уингем, эта мысль сразу пришла мне в голову, едва я увидел вас сегодня вечером, – сказал мистер Хардинг, коснувшись кончиками пальцев тыльной стороны ее ладони и глядя на нее восторженными глазами, – теперь же я абсолютно в этом уверен. Своей красотой вы затмили всех присутствующих здесь дам. Впрочем, так бывает всегда и всюду, но нынче вы просто неотразимы!

– Ну что вы! Я благодарю вас, сэр, – проговорила Гарриет и невольно засмеялась. Наверное, он не сильно преувеличивал – она с первого взгляда влюбилась в этот шелк изумрудного цвета, и модистка уверила ее, что она сделала превосходный выбор, учитывая цвет ее глаз. Но Сьюзен сказала, что дело не в шелке.

– Ты красивая, мамочка, – произнесла она, когда Гарриет перед концертом зашла в детскую, чтобы обнять и поцеловать дочку и уложить ее в постель.

– Я тоже чувствую себя красивой в этом платье, – сказала Гарриет.

– Платье здесь ни при чем! – Сьюзен обхватила лицо Гарриет своими маленькими ручонками и заглянула ей в глаза. – Это ты сама красивая, мама!

Гарриет рассмеялась и потерлась носом о носик Сьюзен.

Но она понимала, о чем говорит дочка. И мистер Хардинг тоже. Она сама это в себе заметила, когда смотрелась в зеркало. Яркий румянец на щеках, блеск в глазах. Гарриет даже испугалась и на минуту-другую приложила ладони к щекам. Кто на нее сейчас ни взглянет, сразу поймет, что перед ним женщина, вкусившая сегодня плотских наслаждений. Тем не менее, когда она под вечер приехала домой, Аманда совершенно мирно приветствовала ее и спросила, удачно ли они с леди Биконсвуд поездили по магазинам.

За чаем Гарриет веселым тоном нарассказала всяких небылиц, думая при этом, сколько же ей придется сочинять и лгать в грядущие недели. Каждый понедельник и каждый четверг.

– Ну вот и начинается концерт! – сказал мистер Хардинг.

Миссис Крофтон ступила в центр своей просторной гостиной и с улыбкой стала ждать, когда установится тишина.

Граф и графиня Барторп и леди Филлис сидели в глубине гостиной, рядом с дверью, напротив Гарриет и мистера Хардинга. Гарриет, заметив их, отвернулась, вдруг почувствовав себя виноватой. Но собственно, в чем ее вина? Не стань она его любовницей, он завел бы себе какую-нибудь другую женщину. На его счету, наверное, уже десятки, а может, и сотни содержанок и любовниц. Он принадлежит к тому типу мужчин, которые, даже женившись, будут иметь любовниц всю свою жизнь. Гар-риет не должна испытывать ни малейших угрызений совести.

Гарриет снова взглянула на середину гостиной, когда миссис Крофтон закончила свое короткое вступление. Пианист сел за инструмент и театральным жестом опустил пальцы на клавиши. Все зааплодировали. Герцог Тенби только что опустился на стул возле леди Филлис и поцеловал ее руку. В те мгновения, когда пианист еще не начал играть, герцог окинул взглядом гостиную, нашел Гарриет, медленным жестом поднес к глазу монокль и, прежде чем сделать довольно чопорный поклон в ее сторону, снова опустил его.

Гарриет постаралась все свое внимание сосредоточить на музыке. За фортепианным концертом последовал скрипичный, затем прозвучала ария сопрано. Но ведь он предупредил ее, этого она и ожидала… Ей предстоит привыкнуть к двойной жизни. Наверняка в этой зале есть еще такие пары, как они. Пары, которые сдержанно общаются друг с другом на людях и ведут скрытую от общества жизнь. Мысль эта не принесла Гарриет облегчения.

Он выглядел великолепно: красивый, элегантный, но, может, чуточку высокомерный. И конечно же, не одна она заметила его опоздание. Герцог Тенби, куда бы он ни явился, обращал на себя все взоры. Хотя вряд ли он думает о том, какое производит впечатление, размышляла Гарриет. Общество с большим интересом следило за его ухаживаниями за леди Филлис. Где бы Гарриет ни появилась, все только об этом и говорили. Он женится на ней еще до начала сентября.

Гарриет старалась не смотреть в ту сторону, где сидела парочка, и слушать музыку. И все же тело постоянно напоминало о себе. С ней никогда такого не было за все годы замужества, разве только на следующий день после брачной ночи. Груди ее вдруг томительно набухали, и она ощущала прикосновения его рук, его пальцы на сосках, его губы на своих губах, на теле, его язык. Ноги были напряжены, внутри все горячо пульсировало. Слишком бурно они провели свою первую встречу.

Но она привыкнет к новой жизни, сказала себе Гарриет. Однако странно, что окружающие не замечают, что с ней творится. Ей казалось, что она, обнаженная, сидит на виду у всех. Гарриет провела рукой по краю своего декольте, чтобы убедиться, что вырез достаточно скромный. Она чувствовала себя падшей женщиной.

Конечно, так она и знала, теперь ее будут мучить угрызения совести.

После перерыва Гарриет не покинула свое место и только позволила мистеру Хардингу принести ей прохладительный напиток. Кресло возле леди Филлис тоже пустовало. Как видно, герцог Тенби, оказывая повышенное внимание леди Филлис, все же соблюдал свою привычную осторожность. Гарриет облегченно вздохнула и приготовилась насладиться игрой скрипача, которого так расхваливал мистер Хардинг. И почему-то почувствовала себя обиженной – герцог Тенби даже не соизволил подойти к ней и сказать: «Добрый вечер!»

Утром в понедельник лорд Брюс Ингрэм помедлил на пороге столовой в доме Тенби, где завтракал его друг.

– Почему хмуришься, Арчи? – с ухмылкой спросил он. – Вспомни, что я тебе говорил! Вчера вечером ты не пришел к Аннет, хотя прошла уже не одна неделя, с тех пор как ты отставил Бриджит. Девушки Аннет в прекрасной форме – во всяком случае, Элси. Насколько я помню, ты обычно в грош не ставил холостяцкое одиночество.

– Тебя ждет бифштекс, – сказал герцог, указывая другу на стул. – Поджарен специально для тебя – я знал, что ты придешь. Впрочем, «поджарен» не совсем верное слово. Думаю, мой повар сунул его на огонь и тут же плюхнул на тарелку. Он плавает в собственном соку, смотреть противно.

– О! Прекрасно! – Лорд Брюс довольно потер ладони, глядя, как дворецкий ставит перед ним тарелку с бифштексом. – Мои поздравления твоему повару, Арчи. Поджарен в самую меру, так, как я люблю. Но сегодня я все же затащу тебя к Аннет. У нее появилась новая красотка. Хочу убедиться, так ли она хороша, как кажется. У тебя унылый вид, дружище, а это верный знак, что тебе стоит поспешить к Аннет.

Герцог отвел взгляд от тарелки с почти сырым бифштексом и мрачно посмотрел на стопку писем сбоку от своей тарелки.

– За мной устанавливается наблюдение, – сказал он.

– Да, неприятно, – посочувствовал лорд Брюс, принимаясь за бифштекс, – особенно когда ты герцог и сам волен решать, как тебе жить. В город едет твоя матушка?

– Хуже, – мрачно проговорил герцог. – Куда хуже.

Лорд Брюс перестал жевать.

– Герцогиня?

– Ты угадал – бабушка, – промолвил герцог. – Она, конечно, не для того едет, чтобы, так сказать, присмотреть за мной и поторопить со свадьбой. Беда в том, что из Бата приехала тетушка Софи и заявила, что, прежде чем удалиться на вечный покой, ей хочется еще раз окунуться в столичную жизнь.

Лорд Брюс рассмеялся.

– Боюсь, ей под сто, – продолжал герцог. – Помню, мы всей семьей приезжали в Бат по случаю то ли ее восьмидесятилетия, то ли девяностолетия – точно никто не знал. Это было как раз в тот год, когда Фредди Салливан собрался жениться. Шесть лет назад. Значит, теперь моей милой тетушке либо восемьдесят шесть, либо девяносто шесть. Моей бабушке восемьдесят или исполнится восемьдесят в августе. И они едут поразвлечься на лондонский сезон. Вот так-то, Брюс! Остановятся в этом доме.

Лорд Брюс разразился гомерическим хохотом, отчего наколотый на вилку кусочек бифштекса сорвался и упал на полпути от тарелки до его рта.

– Все дамы, Арчи, умрут от зависти, когда ты вывезешь своих старушек в Гайд-парк! – не мог угомониться лорд Брюс. – Потрясающее будет зрелище! Предупреди меня, когда состоится первый выезд, – я не променяю эту прогулку на всех девиц Аннет.

– Брюс, это не повод для шуток, – сухо заметил герцог. – И сделай одолжение, перестань фыркать. Дамы не должны становиться объектом для шуток лишь потому, что они стареют. Я очень люблю мою бабушку и любил бы тетушку Софи не меньше, не впутывайся она в каждый разговор, при том, что глуха как пень. Ну а мне конец.

– Может, оно и к лучшему, старина. – Лорд Брюс все посмеивался. – Не повесничать же тебе до седых волос. Пора собрать всю свою волю, сыграть свадьбу и уложить в постель восхитительную леди Филлис. Ну, право же, Арчи, она восхитительна! Коль скоро ты начал осаду, я очень подробно ее разглядел.

– Ненавижу, когда на меня давят, – сказал герцог, снова нахмурившись. – Не выношу, когда кто-то начинает торопить события. В точности знаю, как это будет. Едва моя бабушка выяснит, в какую сторону дует ветер, посыпаются приглашения к чаю графине и леди Филлис, пикники, посещения театра и, разумеется, поездка в Воксхолл вместе с семейством невесты и с ней самой. И пока мы будем там, бабушка, без сомнения, пошлет меня прогуляться с леди Филлис по самой темной аллее, а сама будет стоять на страже у входа в нее до тех пор, пока я не покорю девушку поцелуями и не предложу ей выйти за меня замуж. Меня обручат еще до конца этого месяца, вот увидишь, Брюс.

Лорд Брюс содрогнулся.

– Прими мои искреннейшие соболезнования, Арчи, я очень тебе сочувствую, – произнес он. – Но ведь рано или поздно это должно произойти? Так пусть лучше все завершится поскорее.

– Только не до конца сезона, – возразил герцог. – Я хочу быть свободным до конца сезона. Хотя бы до конца сезона!

Его друг метнул на него явно заинтересованный взгляд.

– Вот как? Однако, Арчи, ты темная лошадка. Даже не сказал мне, что уже успел оседлать кого-то еще. Неудивительно, что Ты не приходишь к Аннет. Так кто же она?

– Никто, – поспешно заверил его герцог. – Ты не правильно меня понял, Брюс.

Но его друг лишь ухмыльнулся в ответ.

– И ты опасаешься, что старые симпатии отвлекут тебя от нее? – спросил лорд Брюс. – Бедняга Арчи! Но они и не требуют, чтобы ты веселился с ними двадцать четыре часа в сутки. Они и сами любят отдохнуть и поспать вволю. Когда ты с ней встречаешься, Арчи? Утром, днем, вечером?

– Я уже сказал тебе, Брюс, ты меня не понял. – Герцог устремил на друга строгий взгляд.

Однако провести лорда Брюса было не так-то легко.

– Если ночью, значит, у тебя новая содержанка, – с задумчивым видом размышлял он, устремив взгляд в потолок и поигрывая вилкой, на которой торчал последний кусочек бифштекса. – Если днем, ты ее не содержишь. Арчи, она содержанка?

– Как бы твоя вилка не вонзилась тебе в переносицу, – спокойно произнес герцог. – Выбери другую тему для шуток, старина.

– Нет, это что-то другое, – продолжал дразнить Брюс. – Будь она куртизанкой, ты не замедлил бы сообщить о своей новой победе. А если она не содержанка, значит, она респектабельная дама. Вращается в свете. Замужняя? Арчи, Арчи, ты ступаешь на опасный путь! Она хороша собой? Кто она?

– Положи в рот этот отвратительный кусок сырого мяса, – сказал герцог Тенби, решительно поднимаясь из-за стола, – и проглоти его. Мы отправляемся на «Таттерсоллз». Покупать лошадей. Как и намеревались. И если ты скажешь еще хоть слово, – герцог предупреждающе поднял руку, поскольку его друг уже открыл рот, – я вобью его тебе обратно в глотку вот этим кулаком.

Лорд Брюс задумчиво, в полной тишине, дожевал мясо, запил глотком эля, оставшимся в его кружке, вытер салфеткой рот и встал из-за стола.

– Я выясню все сам, – выходя следом за герцогом из столовой, заметил он себе под нос, – Всего и нужно-то припомнить, на кого, кроме леди Филлис, ты обращал внимание с начала сезона. Таких дам немного, не так ли, Арчи? И есть только одна моложе сорока. Очень интересная дама. – Лорд Брюс Ингрэм издал довольный смешок.

Герцог Тенби притворился, что он его не услышал.

Похоже, он был не в духе. Он поздоровался с ней, когда кучер посадил ее в карету, но всю дорогу до их любовного гнездышка молчал и хмуро смотрел в окошко, хотя занавеска была наполовину задернута. В спальне он притянул ее к себе и, не поцеловав, не сказав ни единого ласкового слова – вообще не сказав ни слова, – начал расстегивать пуговицы на ее платье. Как будто она была неодушевленным предметом.

Но она не была неодушевленным предметом.

Как жаль, что она не сделала того, что обещала самой себе сделать – всю субботу и воскресенье она твердила об этом. Она не хотела выходить к его карете. Всего-то и нужно было – выполнить это намерение, и их связи пришел бы конец. Не явись она в условленное место, он уже больше никогда не приехал бы за ней. Все эти четыре дня ее терзало чувство вины. Особенно мучительно было придумывать новую ложь для Аманды на понедельник. Гарриет не хотела встречаться с герцогом Тенби!

Однако ее тело не слушало ни доводов разума, ни ее совести – оно взбунтовалось. И сильнее, чем когда-либо. В понедельник, за завтраком, когда Аманда предложила погулять по парку, пока там мало народа, Гарриет извинилась и сказала, что уже дала обещание сопровождать леди Биконсвуд, они должны нанести визит ее подруге. В четверг ей надо будет придумать что-нибудь другое, нельзя снова ссылаться на Джулию.

Тело ее томилось в предвкушении любви – она употребляла слово «любовь», потому что не знала других, грубых, слов, которые произносят в таких случаях мужчины. На самом-то деле то, что будет происходить с ней, к любви не имеет никакого отношения. Но Гарриет отдавала себе отчет в том, что не сможет противостоять искушению встречаться с Тенби. Пусть это случится еще хоть один раз. Может быть, сегодня все пройдет легче. Что означало это «все», она, пожалуй, и сама не знала.

И вот она здесь, а он молчит и довольно холоден. Он медленно спустил платье и сорочку с ее плеч, спокойным, оценивающим взглядом окинул ее грудь. Никакой романтики – об этом он ее предупреждал. И она согласилась на это условие. Но она не представляла себе, что интимная близость может быть такой – даже ничуточки нежности.

– Отныне нам надо быть вдвойне осторожными, – произнес герцог. – Завтра или в среду в Лондон приедут моя бабушка и тетя. До ушей моей бабушки не должна дойти ни малейшая сплетня, я не хочу ее компрометировать.

– Чего вы опасаетесь, ваша светлость? – спросила Гарриет. – Что я влезу на крышу дома сэра Клайва и возвещу интересные новости на весь свет? – Эта саркастическая реплика поразила ее самое. Она никогда не была язвительной.

Его серые глаза пристально смотрели на нее.

– Строптивая! – тихо произнес он и взял в руки ее груди, затем отвел ладони и, положив одну ей на поясницу, повел ее к кровати.

Она лежала и смотрела, как он раздевается. Приезжает его бабушка?

– Бабушка была довольна, когда вы сообщили ей насчет леди Филлис? – спросила Гарриет. – И едет в Лондон, чтобы самой посмотреть на нее?

– Похоже на то, – нахмурившись, ответил Тенби. – Она постарается поторопить меня с помолвкой, а я этого не хочу. До конца сезона еще целых два месяца, и я намерен оставаться, свободным и наслаждаться вами все это время. Я буду на этом настаивать. Однако мне придется нелегко, у бабушки железный характер.

Стало быть, его настроение не означало, что он хочет разорвать их отношения, когда они, по сути, еще и не начались. Напротив – он хотел наслаждаться ею еще два месяца. Наслаждаться. Однако нежности в этом слове не было. Но почему она ждет нежности?

– Не будем попусту терять время, – сказал он. – Гарриет, мне казалось, что эти четыре дня никогда не кончатся. Я изголодался. А вы? – Он лег в постель.

– Я тоже, – призналась Гарриет, протягивая к нему руки.

– Я бы все отдал, чтобы быть с вами каждый день, – сказал он. – Надеюсь, вы готовы к тем божественным ощущениям, которые ждут нас в эти полтора часа? – Он приник к ее губам.

– Да, Арчи, – промолвила Гарриет, – для того я и пришла сюда.

Правда, это было не совсем то, чего она ожидала. Ну да, она приехала заниматься любовью. Гарриет хотела быть честной сама с собой: пусть хоть так она может объяснить свое недостойное поведение. Но даже зная, что, кроме физической близости, между ними ничего не будет, она все же ждала чего-то большего. Надеялась. Ждала если не любви, то хотя бы ласки, нежности. Знаков того, что они нравятся друг другу, они – леди Гарриет Уингем и герцог Тенби. Она хотела знать – всей душой жаждала! – что он хочет именно ее, Гарриет.

Он пообещал ей на сегодня полтора часа плотских утех, и это было именно то, что он ей дал. Нынче она поняла, что в первую их встречу он щадил ее – сделал скидку на ее неопытность и стеснительность. Сегодня никаких скидок не было, он занимался с ней любовью, давая себе полную свободу, получал и дарил ей удовольствие и жестко требовал от нее ответа. В прошлый раз он заранее приготовился относиться к ней, как к не искушенной в любовных играх женщине, позволяя ей быть пассивной, и только заботился о том, чтобы доводить ее до экстаза. Сегодня он начал обучать ее, показывать, чего он хочет от нее. Он ласкал ее более интимно, обучал разным позам, которые доставляли все новые, более острые ощущения, и в конце концов Гарриет поняла, что наслаждению нет и не может быть предела.

О сне не могло быть и речи, для отдыха – лишь передышки в несколько минут. Он сказал, что изголодался, и это была правда. Казалось, он никак не может ею насытиться. И все же, когда Гарриет, еле переводя дыхание, в испарине, лежала возле него по истечении этих полутора часов, она чувствовала, что очень далека от него. Ей казалось, что это не они, а какие-то безликие существа занимались сейчас чем-то непонятным в постели. Это было какое-то изнурительное представление, требующее полной отдачи сил, а они сами словно смотрели на все со стороны.

Гарриет закрыла глаза. Ей страстно хотелось, чтобы они хотя бы на мгновение соприкоснулись друг с другом.

– Арчи!.. – прошептала она. Он взял ее за подбородок, приподнял лицо и поцеловал долгим, нежным поцелуем.

– Нам пора уезжать, – сказал он. – Гарриет, вы получили что хотели? Вы насытились?

– Да, – ответила она. И это была правда. Тело ее наполнилось довольством и покоем. – А вы – вы насытились?

– Полностью, – уверил он. – К несчастью, я не могу обходиться без этого лакомства по три-четыре дня подряд, но тут уж ничего не поделаешь, так ведь?

Он отстранился от нее, спустил ноги с постели и начал одеваться. Гарриет поднялась с другой стороны кровати.

Прежде чем они вышли из спальни, он поцеловал ее.

– Вам говорили, как вы прелестны? – сказал Тенби. – И постигаете все премудрости за одну минуту? У меня еще никогда не было такой превосходной любовницы, Гарриет!

Но она вовсе не жаждала быть лучшей его любовницей. Ей претили сравнения с кем-то. Она хотела быть единственной! Однако какие глупости лезут ей в голову!

– Полагаю, – улыбнулась она, – вы не сказали бы мне, если было бы иначе.

Он поцеловал ей руку и проводил взглядом, когда кучер помог ей выйти. Как и в прошлый раз, она не оглянулась. Карета тронулась, Тенби закрыл глаза и откинулся на подушки. Он был в полном изнеможении. Наверное, проспит теперь часа два, не меньше.

Тенби сглотнул и понял, что вот-вот заплачет. Когда же он плакал в последний раз? Вспомнить он не мог. Определенно не на похоронах деда. Значит, отца? Он отчаянно рыдал, когда отца внесли в дом, – на утренней верховой прогулке тот сломал себе шею. А во время похорон молча глотал слезы – ему надо было поддерживать мать и вести себя, как подобает мужчине и будущему герцогу, – так приказал ему дед и, чтобы он это хорошо запомнил, больно стегнул его пять раз по заду. С тех самых пор он не плакал.

Но сейчас ему было не по себе – он испугался, что совершил чудовищную ошибку. Не в том, что изменил намерение жениться на ней. Тут он поступил правильно. Женитьба на Гарриет не была бы правильным выходом ни шесть лет назад, ни сейчас. Ошибка в том, что он вступил с ней в связь. Ему показалось, что это то, что ему нужно, – он ведь давно мечтал сделать ее своей любовницей. Но что-то не получилось, что-то шло не так, как он предполагал. И исправить это было уже невозможно.

Кажется, все дело в том, что он не может заставить себя думать о ней, как об очередной своей любовнице, относиться к ней, как к источнику наслаждений, и только. Сегодня он провел с ней полтора часа, отчаянно стараясь именно так ее и воспринимать. Он был беспощаден, как только она выдержала! Три раза подряд, почти без передышки, он доводил ее до экстаза, затем останавливался, пока напряжение не достигало такого уровня, что невозможно было его вынести ни секунды больше. Он манипулировал ею, не даря ни капли нежности, ни разу не проявил к ней ни малейшей жалости. Он превратил наслаждение в муку и для нее, и для себя.

И при этом потерпел полное фиаско: все эти полтора часа Гарриет оставалась сама собой – прелестной, скромной, очаровательной. Хотя он ее чуть не изнасиловал, он не терзал так даже прожженную проститутку. Она оставалась Гарриет. И отдавалась ему доверчиво и нежно, ничего не утаивая.

Два месяца. У них впереди два месяца, если ему удастся удержать свою бабушку от решительных действий. Два месяца, чтобы пресытиться ею, чтобы она ему наскучила. Ведь это неизбежно. Особенно если их свидания будут проходить так, как сегодня, да еще два раза в неделю. Двух месяцев будет вполне достаточно.

Но он знал, что их будет далеко не достаточно.

Он знал, что их встречи не должны прекращаться.

Он любил ее, любил сейчас, как и прежде. Он будет любить ее и в июле. И в июле следующего года. И через десять лет он все так же будет ее любить.

Глава 8

– Дорогая, интересные письма? – спросила за завтраком леди Форбс.

Гарриет вскинула голову.

– Ах, извини, пожалуйста, Аманда! – сказала она. – Я непростительно невежлива. Остальные прочту потом.

– Нет-нет! – Леди Форбс беззаботно махнула рукой. – Сколько тебе повторять, Гарриет: будь как дома.

– Спасибо, Аманда! – Гарриет благодарно улыбнулась. – Клара и мистер Салливан сейчас вместе с детьми в Эбури-Корт. Она пишет, что они не приедут на сезон, потому что малыша еще рано вывозить в город, а оставлять его в деревне одного они не хотят.

– Никак не могу поверить, что Фредди Салливан так изменился, – сказала леди Форбс. – Но видно, правду говорят, что иной раз из отъявленных повес выходят самые что ни на есть добродетельные мужья. Прости, дорогая, что я употребила такое слово.

– Но он и был повесой, – подтвердила Гарриет. – Я была просто в панике, когда Клара объявила, что выходит за него замуж, хотя сама отлично знала, что он охотится за ее наследством. Однако как счастливо все обернулось! – Гарриет вздохнула и занялась едой.

– Не обращай на меня внимания и прочти второе письмо, – сказала леди Форбс.

– Хорошо. – Гарриет улыбнулась и взялась за второй конверт. – Кстати, Клара приглашает меня приехать к ним. Либо на несколько дней во время сезона, или же погостить подольше, когда сезон кончится.

– Надеюсь, до конца сезона ты все же нас не покинешь? – встревожилась леди Форбс. – Прошу тебя, не делай этого, ты разрушишь все мои надежды. Я уверена, что мистер Хардинг вот-вот сделает тебе предложение. По моему мнению, он очень достойный и приятный молодой человек!

Щеки у Гарриет порозовели.

– Не думаю, что до конца сезона я покину Лондон и лишу себя всех удовольствий светской жизни, но после мне хотелось бы поехать в Эбури-Корт. С удовольствием повидаю Клару, а для Сьюзен будет очень полезно побегать по траве и поиграть с мальчиками Клары. – Гарриет взяла в руки еще одно письмо.

– Хотелось бы верить, дорогая, что к тому времени, – осторожно произнесла леди Форбс, – ты уже будешь строить планы насчет свадьбы. Между прочим, у мистера Хардинга есть небольшое поместье.

– Ах, леди София Давенпорт в городе! – воскликнула Гарриет. – Со своей свояченицей. Замечательная женщина! И не скрывает, что ей уже восемьдесят шесть, и вот, пожалуйста, – путешествует. Аманда, она приглашает нас заглянуть к ней сегодня после полудня.

У леди Форбс вытянулось лицо.

– Знаешь, дорогая, я решила по возможности избегать визитов к этой леди, – пояснила она. – Понимаю, это очень некрасиво с моей стороны, но я просто не могу повторять каждую фразу чуть ли не трижды, да к тому же повышая голос до крика. Уж лучше мы с Клайвом отправимся на прием к Смитам. Мы приглашены, неудобно пренебречь их приглашением. И ты тоже приглашена, дорогая.

– Я предпочту навестить леди Софию, – промолвила Гарриет.

Леди Форбс скривила губы.

– Ты заставляешь меня испытывать угрызения совести, Гарриет, – сказала она. – Годфри с таким восторгом говорил о твоей ангельской доброте к старикам, да и мы с Клайвом полюбили тебя за это, хотя сначала приняли в штыки. Послушай-ка, я ведь никогда раньше не говорила тебе об этом, да?

– Нет, – ответила Гарриет. – Но я была совсем бедной и не очень-то родовитой девушкой. Я вышла за Годфри потому, что он предложил мне свой кров и защиту.

– И превратила последние годы его жизни в земной рай! – быстро проговорила леди Форбс и, отодвинув стул, поднялась. – Поедешь со мной сейчас на Бонд-стрит? Сгораю от нетерпения купить себе новую шляпку, хотя нужна она мне как рыбе зонтик.

– Ведь сегодня прием на пленэре, – улыбнулась Гарриет, – где, как не там, пощеголять в новой шляпке? Но на Бонд-стрит я не поеду, извини. Хочу провести это утро со Сьюзен. Я уделяю ей слишком мало времени и чувствую себя виноватой.

Леди Форбс возвела глаза к потолку.

– Дорогая моя, – сказала она, – многие дети счастливы, если минуты две пообщаются со своей матерью после завтрака, а еще минутку, когда мама поднимется в детскую пожелать своему чаду спокойной ночи.

Гарриет взглянула на письмо леди Софии Давенпорт и грустно улыбнулась. Довольно трудно было общаться с ней, особенно если в комнате находилось еще несколько людей и они вели разговоры друг с другом. Но что делать старушке, если она стала совсем дряхлая и почти полностью потеряла слух. Вот так же Годфри не мог быстро ходить и танцевать. А жена могла. Человек остается человеком, несмотря на преклонный возраст и физическую немощь. Окружающим надо быть терпимее по отношению к старикам. Гарриет и ее покойный супруг навещали леди Софию чаще, чем кто-либо в Бате.

Дом, куда Гарриет получила приглашение, был на площади Сент-Джеймс. Фешенебельный район. Насколько Гарриет помнила, леди София – дочь герцога и жена маркиза. Ее невестка, судя по всему, занимает высокое положение в обществе. Была среда, и вечер у Гарриет был свободен. Хорошо, что письмо не пришло днем позже, тогда Гарриет была бы вынуждена посылать извинения.

Завтра… Чертя что-то пальцем на конверте, Гарриет предалась мечтам. Она знала, что пойдет – снова пойдет. Что толку после свидания твердить себе, что она поступает ужасно? Она только о нем и думала, дождаться не могла следующего свидания! Три дня казались ей бесконечными. И не важно, что ей приходилось лгать – а она ненавидела ложь, – не важно, что она страдает, отдавая себе отчет в том, что оскорбляет гостеприимство сэра Клайва и леди Форбс. Не имеет значения, что она чувствует себя запятнанной, недостойной внимания мистера Хардинга и всех джентльменов, которые по-прежнему стремились к ней, едва она появлялась на публике. Иной раз ее пугала мысль о том, что она может причинить зло Сьюзен, но она гнала подобные мысли.