Глава 4

– Мне уже лучше, сэр, – сказал денщик. – Мы могли бы уехать еще до ужина.

Эйдан, стоявший в гостиничном номере, закрыл глаза. О, какое искушение! Через несколько мгновений он произнес вслух все ужасные, грязные, непристойные, богохульные слова, какие только были ему известны.

Денщик шмыгнул носом.

– Прочисти свой проклятый нос! – приказал Эйдан. Эндрюс повиновался, издав звук, подобный звуку треснувшей трубы.

– Мое штатское платье, – распорядился Эйдан, расстегивая красный мундир.

– Для верховой езды? – спросил Эндрюс.

– Нет, черт побери! – Эйдан снял мундир и бросил его на спинку стула, чтобы денщик потом убрал его. – Разве я сказал, для верховой езды?

– Нет, сэр, – признался денщик. – Я подумал, что, возможно, вы решили вечером уехать. – Нос у него по-прежнему был забит.

– Ты ошибся, – сердито сказал Эйдан. – Я сам тебе сообщу, когда соберусь оставить эту чертову гостиницу.

Не прошло и получаса, как он уже был в белой рубашке и галстуке, в синем облегающем сюртуке тонкого сукна и кремовом жилете, в панталонах цвета буйволовой кожи и высоких сапогах с белыми отворотами. Полковник побрился. Но его отвратительное настроение за эти полчаса нисколько не улучшилось, скорее наоборот.

Он все еще не мог поверить в то, что узнал от Сесила Морриса. Эйдану без особого труда удалось выудить из того интересовавшие его сведения. Он просто польстил ему своим вниманием, задавая вопросы и полностью одобряя все его идиотские ответы. Но с каким наслаждением он бы придушил этого маленького гаденыша.

Старик Моррис, вероятно, был отвратительным типом, с презрением думал Эйдан, принимаясь за обед в своем номере. В таком настроении ему не хотелось появляться в пабе. Когда Моррису не удалось заставить дочь выйти замуж ни за одного из предлагаемых им женихов, занимавших более высокое, чем он, положение в обществе, он позаботился о том, чтобы и из могилы сохранять над ней свою власть.

Согласно завещанию, которое он написал незадолго до смерти, Моррис действительно все оставил своей дочери сроком на один год, после чего наследство переходило к ее брату, а в случае его преждевременной кончины – к ее кузену. Но он предусмотрел одно привлекательное для Евы условие. Она сможет распоряжаться унаследованным всю жизнь, если в течение этого года выйдет замуж.

До первой годовщины смерти Морриса оставалось четыре дня.

Сесил Моррис вот-вот вступит в права наследования. Он, когда это было в его интересах, очевидно, надоедал Еве предложениями руки и сердца. Но теперь он в ней не нуждался и не желал, чтобы она ему мешала. Через четыре дня ее должны выселить из дома. Сесил Моррис не желал ничего знать о ее дальнейшей судьбе.

Известие о смерти брата, полученное два дня назад, оказалось для мисс Моррис двойным ударом. Естественно, эта смерть потрясла девушку. Последнее время у нее был и без того измученный вид. Вероятно, последствия смерти брата также оказались тяжким ударом. Капитан Моррис в своем завещании оставлял все ей, он даже подписал бумаги, отказываясь от всех прав на Рингвуд в пользу сестры. К сожалению, его великодушие оказалось напрасным. Он умер, не успев получить в собственность Рингвуд, и, следовательно, не имел права им распоряжаться.

Через четыре дня мисс Моррис станет бездомной и, по-видимому, нищей. Отец не оставил ей даже приданого и ни гроша на жизнь.

Эйдан закончил обед и отпустил Эндрюса, затем, обращаясь к пустой комнате, он старательно повторил все ругательства, произнесенные ранее в присутствии Эндрюса. Но это не улучшило его настроения.

Четыре дня.

Значит, капитан Моррис не напрасно беспокоился о сестре. Она действительно нуждалась в помощи и защите. А Эйдан дал клятву оказать ей и то и другое – «несмотря ни на что». Извращаясь из Рингвуда в гостиницу, он уже ломал голову тем, что он мог бы для нее сделать. Но еще дорогой он юнял, что есть только одна возможность. Беда в том, что эта возможность, мягко говоря, ему совсем не нравилась.

А оставалось всего четыре дня.

Несмотря на то, что мисс Моррис на него рассердилась, он не мог обвинять ее в этом, поскольку она была свидетельницей безобразной сцены с Сесилом Моррисом. Эйдан собирался ее уговорить принять его еще раз, чтобы выслушать то, что он ей предложит.

Слова «несмотря ни на что» камнем висели на его шее. Они приговаривали его к пожизненному заключению, а он только что начинал мечтать совсем о другом. Он нашел единственный способ защитить Еву.

Будь он проклят, но способ только один.

Полковник нахлобучил шляпу и взял трость.

Когда наконец последний гость покинул Рингвуд, Ева собрала всех домочадцев, кроме детей и няни, остававшихся в детской. Все собрались в уже прибранной гостиной.

Откладывать разговор больше не имело смысла. Их уже ничто не спасет. Ева могла лишь предупредить людей за несколько дней, хотя все уже знали правду.

– Сомневаюсь, что мой кузен оставит у себя кого-нибудь из вас, – сказала она, когда в комнате повисла тяжелая тишина. Она попросила всех сесть, но сама осталась стоять. – Может быть, тебя, Сэм, ведь когда-то ты был грумом в Дидкоуте, а на Сесила такие вещи производят впечатление.

– Меня уволили за браконьерство, мисс, – честно напомнил ей Сэм. – Кроме вас, никто не дал бы мне шанса. Я не стану работать на него, даже если он меня попросит.

– А у вас, миссис Роу, репутация лучшей поварихи в Оксфордшире, – улыбнулась ей Ева.

– Но люди узнали, что в Лондоне я готовила для девушек и их шикарных кавалеров в борделе, мисс, – сказала кухарка. – И вы одна дали мне работу. Я как Сэм. Если бы мне пришлось готовить для этой свиньи, не сомневайтесь, я бы подсунула яд в его ростбиф.

– Нед. – Ева повернулась к своему однорукому слуге. – Мне очень жаль. Все наши прекрасные мечты и планы пошли прахом. Здесь ты не найдешь даже работы.

Они собирались купить участок земли, примыкающий к Рингвуду. Перси одобрил их план, и Ева хотела купить землю по истечении этого года, а Неда назначить управляющим. Они задумали создать ферму, на которой бедные солдаты-инвалиды могли бы жить общиной, работать и обеспечивать себя. Со временем они вернули бы деньги, хотя Ева никогда не собиралась на этом настаивать, и земля по праву стала бы принадлежать Неду.

– Все в порядке, мисс Моррис, – сказал он. – Я выживу. Не беспокойтесь обо мне.

– Чарли! Дорогой Чарли! – Ева ласково посмотрела на юношу. – Я поговорю с мистером Робсоном, не найдется ли у него для тебя работы.

– Разве я сделал что-то не так, мисс Моррис? – с несчастным видом спросил бедняга.

Кучер положил руку ему на плечо и пообещал потом все ему объяснить.

– Тельма! – Ева не могла ни взглянуть на девушку, ни заговорить. Она закрыла глаза и зажала рот рукой. Боль стиснула ей грудь и горло. Куда пойдет Тельма? Что она будет делать? Кто даст ей работу? Сможет ли она прокормить и вырастить Бенджамина?

– Ева, – сказала Тельма, – вы за меня не в ответе. Поверьте. Вы были невероятно добры ко мне. Сейчас вам надо думать о себе. Я справлюсь. Найду что-нибудь. Жила же я как-то, пока вы не взяли меня к себе.

Ева открыла глаза и посмотрела на тетку. Ее домишко в Уэльсе давно продан. О пенсии, которую выплачивал своей сестре отец Евы, в его завещании не было ни слова. Тетушка Мэри была увечной, побитой жизнью старухой. Еве доставило большую радость привезти ее в Рингвуд и поселить с удобствами, о которых та прежде знать не знала.

– Ты не волнуйся из-за меня, дорогая, – твердо заявила тетя. – Я вернусь домой, там мое место, друзья примут меня. Я сумею быть полезной и прокормлю себя. А что ты сама собираешься делать? Твой злодей отец оторвал тебя от твоих корней и воспитал как леди, а теперь оставил ни с чем только из-за того, что вышло не по его. Я бы сказала ему пару ласковых, будь он жив, непременно сказала бы.

Но Ева слушала тетку вполуха. Она думала о Дэви и Бекки. Они сироты. Их родители почти в одночасье скончались оба от какой-то смертельной лихорадки, и дети отправились в бесконечное путешествие по Англии. Их передавали от одних родственников к другим, никто не хотел принять их под свой кров. Последней в списке родичей оказалась Джемайма Моррис, которой малыши приходились внучатыми племянниками. Ева всегда думала, что тетя Джемайма раскроет перед детьми не только двери своего дома, но и свое сердце, но Сесил убедил мать, что это плохо отразится на ее нервах и здоровье.

Втайне от Сесила тетя Джемайма бросилась в Рингвуд, и Ева взяла детей, хотя какие они ей родственники – седьмая вода на киселе. Ее отец недавно умер, Перси был на войне, ожидание Джона казалось бесконечным. Ева была одинока, несмотря на присутствие в доме тетушки Мэри, и она не могла устоять перед горькими слезами Джемаймы.

Миссис Джонсон, вдова из Хейбриджа, славилась своим умением обращаться с детьми. Она согласилась переехать к ним и присматривать за Дэви и Бекки, а Ева принялась подыскивать для них гувернантку. Замужняя подруга Евы, живущая теперь в тридцати милях от нее, поведала, что знает гувернантку, с которой произошло несчастье. Ее уволили, когда обнаружилось, что она беременна от своего хозяина, и с тех пор она влачит жалкое существование, зарабатывая стиркой. Через неделю Тельма Раис с малюткой сыном поселилась в Рингвуд-Мэноре.

Что будет с Бекки и Дэви? Удастся ли ей уговорить Сесила оставить их в доме? Теперь у кузена будет большой дом и довольно денег, чтобы проявить некоторую щедрость. Разрешит ли он остаться их няне, чтобы перемены не так сильно испугали детей? Оставит ли он Тельму и Бенджамина? Вряд ли, об этом не могло быть и речи.

– Агнес, – начала Ева.

– Не надо ничего говорить, милочка, – перебила экономка. – Я не раз сидела в тюрьме, и мне есть что рассказать. Я уехала из Лондона в поисках лучшей жизни, и меня посадили за бродяжничество. Потом вы ваяли меня в услужение. Я никогда этого не забуду и в свой смертный час буду благословлять вас, но я не собираюсь быть вам в тягость. Если вы ничего не имеете против, то, когда вас вынудят уехать отсюда, я не сразу вас покину, а буду вас содержать. Жизнь может оказаться очень жестокой.

– О, Агнес! – Ева больше не могла сдержать слез.

Агнес выпроводила всех, кроме тетушки Мэри, и все вышли на цыпочках, словно покидая комнату больного.

Ева любила по вечерам приходить в детскую, чтобы поиграть с малышами или почитать им книгу. Тельма возилась с Бенджамином, укладывала его спать и пела ему колыбельные. Няню на это время отпускали.

В этот вечер Ева читала детям. Дэви сидел рядом, тесно прижавшись к девушке. За несколько месяцев после смерти родителей он узнал, что мир взрослых враждебен и полон опасностей, и полученный им жестокий урок забывался медленно и с трудом. Бекки примостилась с другого бока Евы. Спокойная и добродушная, она, казалось, не так глубоко, как Дэви, переживала все с ними случившееся. Но няня говорила, что иногда по ночам она просыпается с горькими слезами или криком.

Тельма стояла в дверях комнаты Бенджамина, слушая сказку. Должно быть, ребенок уже уснул. Маффин дремал, уткнувшись носом в лапы у ног Евы.

Все казалось таким привычным, что это почти пугало.

Ева старалась сосредоточиться на приключениях двух детей в темном лесу, где они только что вырвались из рук от злого гоблина и сразу же дорогу им преградил свирепый лев, в лапе которого застряла колючка. Ева гнала от себя мысли о будущем. Она сдерживала желание обхватить детей обеими руками и крепко прижать их к груди. Она боялась, что ее беспокойство передастся им. Ее мутило от страха перед будущей опасностью, хотя за обедом она ела мало. Где же Джон? Ева не переставала думать о нем, не смотря на все свои несчастья. Но он все равно не спас бы никого из них, даже если бы появился в эту ночь. Уже не оставалось времени для объявления их помолвки. Да и эгоистично заботиться только о собственной безопасности и благополучии. Но все же где Джон? Каким счастьем было бы просто снова увидеть его, оказаться в его объятиях и выплакать свое горе на его груди. А вдруг он сможет что-то придумать?

Но ничего тут не придумаешь.

Ева вдруг подумала, что ее надежды на возвращение Джона не только эгоистичны, но и глупы. Он не вернется. Он ни разу не написал ей за год своего официального отсутствия, ни в последующие за этим сроком месяцы. А она была так наивна, что верила в его вечную любовь. Но внезапная утрата веры в жениха испугала Еву. Она так долго жила этой верой. И она любила Джона. Любила всем сердцем.

Неужели она оказалась доверчивой дурочкой? Если бы за этот год она приняла предложение одного из женихов, то она сама, и ее друзья, и домочадцы не оказались бы сейчас в таком ужасном положении.

Но как она могла выйти замуж за другого? Не за Джона?

Стук в дверь прервал беспорядочные мысли Евы. Она отвлеклась от книги и увидела в дверях Агнес Фуллер, всем своим видом выражавшей недовольство.

– Пришел этот военный господин, – сказала она. Ева растерянно посмотрела на нее.

– Тот, хмурый, с носом и таким длинным именем, – объяснила Агнес. – Он пришел с визитом. В такой поздний час.

– Скажи ему, что меня нет дома, что уже легла спать, – возмутилась Ева. Как он посмел! Она больше не хочет видеть полковника Эйдана Бедвина. Его бесчувственность, его разговор с Сесилом днем на террасе заглушили чувство благодарности к нему, которое она испытывала прежде.

– Он сказал, что не уйдет, не повидав вас, – сообщила Агнес. – Он не захотел ждать в холле, а протопал прямо в гостиную без разрешения. Я попытаюсь, если хотите, выгнать его. Хотя в силе я не уступаю большинству мужчин, но, наверное, не смогу вытолкать его в шею. А вот сцепиться с ним я не прочь, а то ведет себя здесь будто хозяин. Да какое право он имеет так распоясываться?

– Хорошо! – Ева встала и передала книгу Тельме. Маффин, сердито тявкнув, тоже поднялся. – Сейчас я укажу ему его место. Но если кто-то и хочет получить удовольствие и как следует с ним сцепиться, Агнес, то это буду я. Сегодня у него хватило наглости похвалить нелепые планы Сесила по перестройке Рингвуда. Он сказал, что это добавит тому уважения в обществе. И это в моем присутствии!

– Какие неслыханно дурные манеры! – воскликнула Тельма.

– Верно! – с воинственным пылом откликнулась Агнес. – Я вот ему за это покажу, я его проучу, не посмотрю, что у него такие плечищи. Я сверну ему его длинный нос!

– Нет, вы этого не сделаете, – вздохнула Ева, когда экономка наконец замолчала, хотя и продолжала с вызовом смотреть на хозяйку. – Почитайте детям, Тельма, пожалуйста. Я приму его, Агнес. Может быть, он хочет на коленях вымолить у меня прощение.

Она поцеловала детей, пожелала им спокойной ночи и велела Маффину оставаться на месте. Пес снова сел, печально глядя на Еву единственным глазом.

– Мне пойти с вами? – спросила Агнес, когда они спустились вниз. – Или лучше позвать миссис Причард?

После обеда тетя Мэри обычно час-другой отдыхала в своей комнате, а затем перед сном пила чай с Евой.

– Не надо. Я поговорю с полковником Бедвином одна, – ответила Ева. – Но вы можете подождать в холле. Я позову на помощь, если понадобится.

Она глубоко вздохнула и открыла дверь гостиной.

Глава 5

Как и тогда, когда Ева увидела полковника впервые, он стоял у камина, только на этот раз на нем не было мундира. Но он по-прежнему выглядел грозным великаном. Уже темнело, и он сам зажег свечи на каминной полке.

– Полковник Бедвин, – холодно сказала Ева, закрывая за собой дверь. Она не улыбнулась и не пыталась быть любезной. – Чем могу служить?

– Вы скрыли от меня правду, – ответил он, – вернее, одно обстоятельство. Ваш отец действительно оставил вам Рингвуд, но только при условии, которое вы не выполнили. Вы скоро все потеряете. Если быть точным, через четыре дня.

На мгновение Еву охватила такая ярость, что она смогла лишь упереться кулаками в бока. Неужели привилегия быть аристократом может довести человека до такой наглости? Он уверен, что вправе явиться к ней в дом без приглашения, совать нос в ее дела и так бесцеремонно и резко с ней разговаривать?

– Вы пришли за этим? – спросила она. – Чтобы обвинить меня во лжи? Какая наглость, полковник Бедвин. Извольте немедленно покинуть мой дом. Спокойной ночи!

Сердце Евы беспокойно билось. Она редко теряла самообладание и выказывала свой гнев.

– Вам, возможно, приятно отдавать такие приказания. – Он не двшгулся с места. – Но скоро это будет не в вашей власти, не так ли?

– Может быть, – сказала Ева, – когда вы через год или два приедете сюда и, восхищаясь мраморным портиком и вымощенной аллеей со срубленными деревьями, станете дерзить Сесилу, то уже не я, а он с удовольствием прикажет вам покинуть его владения, но сегодня я еще здесь хозяйка. Убирайтесь!

Ева чувствовала себя мышью, пытающейся указывать слону.

– Ваш кузен – настоящий осел, верно?

Ева была не совсем уверена, что правильно поняла полковника. Она посмотрела в его темные глаза, но ничего в них не увидела.

– Как еще я мог узнать правду о вашем положении? Поэтому я позволил ему раболепствовать передо мной, – сказал Эйдан.

Ева нахмурилась.

– Правда обо мне вас не касается, – сказала она.

– Не могу с вами согласиться. Ваше благополучие, безопасность и счастье заботили вашего брата. Умирая, он возложил на меня ответственность за вас. Совершенно ясно, что именно это он имел в виду, когда заставил меня дать слово, что я буду вас защищать. Он знал, какие последствия Для вас будет иметь его смерть. Скрывая от меня правду, вы лишаете его душу покоя, которого он искал, обращаясь ко мне с этой просьбой.

До этого мгновения Ева не рассматривала его предложение о помощи в таком свете. И сейчас ей не хотелось так его воспринимать. Он был для нее чужим. Кром? того, он явился из совсем иного мира, такого от нее далекого. Он был настолько выше ее по положению в обществе, что для нее было немыслимым обсуждать с ним свои дела, как она делала бы это со своими соседями и друзьями. Он был лордом Эйданом Бедвином, сыном герцога.

Ева подошла к ближайшему стулу и села.

– Вы ничего мне не должны, полковник, – сказала она. – Вы меня даже не знаете.

– Я знаю, что несу за вас ответственность. Я дал слово чести. Давая слово, я никогда не нарушал его и не собираюсь делать этого и теперь.

– Я освобождаю вас от него, – сказала она.

– Это не в вашей власти, – возразил полковник. – Что вы намерены делать? Каковы ваши планы?

Она хотела ответить, но ей не хватало воздуха, трудно было дышать, словно она долго бежала куда-то. Девушка пожала плечами.

– Что-нибудь придумаю, – неуверенно сказала она.

– У вас есть кто-нибудь, к кому вы могли бы поехать?

Ее все еще возмущали его короткие вопросы, его вмешательство в ее личную жизнь. Но сейчас Ева поняла, что ему это нравилось не больше, чем ей. Как, должно быть, сожалеет он о том, что оказался рядом с умирающим Перси. Как досадует на то, что его денщик простудился и он не смог уехать вчера, как собирался. Ева покачала головой.

– Да нет. – Она не могла, конечно, даже временно поселиться у Джеймса и Серины. Ее единственными родственниками были Сесил и тетя Джемайма, тетушка Мэри и ее кузен Джошуа, за которого она как-то чуть было не вышла замуж, но отец запретил ей это из-за того, что Джошуа, хотя и богатый лавочник, не был ни джентльменом, ни землевладельцем. Он уже был на ком-то женат и растил троих детей.

– Значит, вы собираетесь искать работу?

– Видимо, так. – Ева расправила на коленях юбку. Она не переодевалась в этот день и чувствовала себя неряшливо одетой. – Я кое-что умею и не боюсь тяжелой работы. Но мне кажется бессердечием и трусостью просто вот так взять и уехать, заботясь только о себе. У меня есть несколько дней, и я попытаюсь что-то уладить. Мне бы следовало заранее подумать и предусмотреть то, что произошло, не так ли? Ведь Перси мог погибнуть в любое время.

– Почему же вы не сделали этого? – спросил он. – Вы же знали об условиях завещания своего отца. Вы знали, как только что упомянули об этом, что вашего брата в любую минуту могут убить.

– Полагаю, я просто не хотела мириться с такой возможностью. Видимо, я предпочитала не признаваться в этом даже самой себе. Перси был моим единственным братом. Он был мне опорой и надеждой. Что же до брака, то мне казалось отвратительным выходить замуж лишь для того, чтобы сохранить имение. Я всегда считала, что сделаю это по любви.

Она не упомянула о Джоне. Вышла бы она замуж в этом году, не будь у нее Джона? В этом она не была уверена.

– Перси уверял меня, что ему не нужно имение или деньги. Он решил переписать все на мое имя, как только имение перейдет в его собственность, – добавила она. – Я не видела необходимости выходить замуж в этом году. Я бы совсем не возражала, если бы Перси передумал. Брат любил меня не меньше, чем я его. Глупо было так слепо надеяться, что он вернется живым, не так ли?

Полковник не ответил, а только долго молчал и пристально смотрел на Еву с непроницаемым выражением лица.

– Почему бессердечие? – спросил он. – Почему трусость?

– Что? – Она смотрела на него, не понимая.

– По отношению к кому будет бессердечием, если вы найдете себе работу? – пояснил он. – Вы только что употребили это слово. К ученикам деревенской школы? К матерям, которым нужна ваша акушерка?

Эйдан так пристально смотрел ей в глаза, что Ева не могла отвести взгляда. Он подавлял ее. Ей хотелось, чтобы он ушел. Но он не собирался отпускать ее, пока она не откроет ему свою душу.

– К ним ко всем, – вздохнула она. – Все, думаю, без исключения, будут вынуждены покинуть Рингвуд, когда его хозяином станет Сесил. Дело не только во мне.

– У вашей тети нет собственных средств? – удивленно поднял брови Эйдан.

Ева покачала головой:

– Нет их и у Тельмы, незамужней женщины благородного происхождения. Она потеряла работу, потому что она забеременела от своего женатого нанимателя, насильно овладевшего ею. Ее сын – незаконнорожденный, и у него нет ничего. Как и у других двоих детей, сирот, которых я взяла к себе. Или у Агнес Фуллер, моей экономки, бывшей заключенной. Или у Чарли Хэндрича, который с таким рвением исполняет любую работу, но он никому не нужен, ибо его считают слабоумным. Или у Эдит, моей горничной, или у няни. Никто из них не имеет собственных средств. И ни у одного из них нет надежды найти работу в другом месте. – Ева с ужасом услыхала, с какой горечью в голосе она выкладывает эти подробности, которые совершенно не касаются полковника. – Нет никакой надежды, это правда.

– У вас сердце обливается кровью, – после некоторого молчания произнес он. Ева не поняла, что это: обвинение или просто утверждение. – Вы заполнили свой дом пасынками судьбы, неудачниками и калеками, а теперь чувствуете ответственность за них.

– С ними жестоко обошлась жизнь, – сердито ответила Ева. – В этом созданном по воле Божьей мире их личности драгоценны не менее, чем наши. Еще есть Маффин, пес, которого безжалостно искалечил прежний хозяин. Жизни их всех бесценны. Что я должна делать при виде страданий моих близких? Отвернуться от них?

Полковник продолжал смотреть на Еву, и по его лицу нельзя было разгадать ход его мыслей.

– Бесспорно, это риторический вопрос, – тихо заметил он.

– Но теперь, – продолжала Ева, – уже не в моей власти помочь им. После того как я дала им крышу над головой, надежду, вернула чувство собственного достоинства, их снова лишают крова. Никто не усыновит детей, и они окажутся в приюте… если им повезет. И никто не наймет мою прислугу, даже мои соседи, хотя завтра утром я обойду их всех и буду умолять об этом. Эти дорогие мне люди станут бродягами и нищими, возможно, им уготовано нечто более худшее, а общество обвинит их самих в том, что с ними произошло.

Полковник по-прежнему молча смотрел на Еву. При виде его каменного лица у нее возникло подозрение, что и сердце у него высечено из камня. Должно быть, сказывается его высокое положение и военное прошлое. Но какое это имеет значение? Он ничего ей не должен, даже сочувствия, несмотря на то что он считает себя в долгу перед Перси.

– Прошу меня извинить, – сказала Ева. – Для вас это все, без сомнения, сентиментальная чепуха. Но видите ли, мой отец был бедняком, пока брак с моей матерью не превратил его в сказочно богатого человека. Простой углекоп, он женился на дочери хозяина: Вы знали об этом, полковник? Я далеко не леди по рождению, хотя меня воспитывали и обучали как леди. Как я могу не отдавать другим хотя бы часть того, чего я не заработала и не заслужила?

– Чисто буржуазное отношение, – сказал он, – хотя, может быть, я несправедлив к буржуазии. Большинство из них тратят всю жизнь, чтобы отмежеваться от своего прошлого и приблизиться к тем, кто выше их по общественному положению.

Именно так и поступал ее отец. Ева холодно смотрела на полковника, а он на нее. Это продолжалось так долго, что она почувствовала неловкость.

– Поезжайте домой, полковник, – сказала она. – Вы не в силах мне помочь, а тем более тем, за кого я чувствую себя в ответе. Я справлюсь. Я выживу, как и вес остальные.

Он наконец отвернулся и уставился на потухшие угли в камине.

– Есть способ спасти все, что вам дорого, – резко произнес он.

– Нет, – ответила Ева, глядя ему в спину. – Если бы был, то я бы об этом подумала, полковник. Поверьте, я уже все передумала.

Вы упустили одну возможность. – Его голос прозвучал резко и холодно.

– Какую?

Но полковник не спешил с ответом. Она заметила, как он сцепил сзади руки и ритмично постукивал себя по спине пальцами.

– Вам придется выйти за меня замуж, – сказал он.

– Что?

– Если вы выйдете замуж до годовщины смерти вашего отца, вы сможете сохранить ваш дом, деньги, а также и своих убогих домочадцев.

– Замуж? – Ева с изумлением смотрела на его прямую неподвижную спину. – Не будь это самой абсурдной идеей, какую мне приходилось когда-либо слышать, все равно осталось только четыре дня. Викарий даже не успеет сделать оглашение, как Сесил уже возведет свой мраморный портик.

– Времени как раз достаточно, чтобы нам пожениться по особому разрешению, – возразил он. – Завтра рано утром мы едем в Лондон, послезавтра сыграем свадьбу, а на другой день вернемся сюда. Вы будете здесь как раз вовремя, чтобы показать кукиш вашему кузену, когда он явится, дабы вступить во владение вашей собственностью. По крайней мере я испытаю от этого некоторое удовлетворение.