Глава 22

Сирис, оцепеневшая от потрясения, прижалась к Аледу. Несколько минут назад она шла по дороге, а мимо нее во все стороны разбегались люди. Стояла кромешная тьма. Сирис озиралась по сторонам, ничего не понимая. Что произошло? Кто-то угодил в ловушку? Кто-то из главарей? Алед?

Тут из-за туч показалась луна, Сирис сумела разглядеть то место, где еще совсем недавно возвышалась застава. Теперь от нее осталась лишь кучка камней. Вокруг ни души. Только вдалеке два человека выбирались на дорогу с противоположной стороны, а с ближайшего холма к ней мчался всадник, похожий на женщину в темном платье, с длинными, темными волосами. Он подскочил к ней, одним рывком поднял в воздух и посадил на коня. Алед. Это был Алед, живой и невредимый. Его не поймали. Она прижалась к нему. Выстрел прогремел, а она еще несколько секунд не могла понять, что это было. Но потом все-таки поняла и еще больше оцепенела. Стреляли в них. В Аледа.

– Уезжай отсюда! – внезапно завопил Алед. – Чего ты ждешь?

Она повернула голову, не отрываясь от его груди, и открыла глаза. Рядом с ними находился еще один всадник, весь в белом. Его волосы и лицо тоже казались белыми от яркого лунного света. Ребекка! Сирис почувствовала пустоту в животе, словно только сейчас выполнила сальто.

Всадники продолжали скакать рядом, но она отвернулась, чтобы не видеть Ребекку. Еще сильнее прижалась к Аледу. В них стреляли! Эта истина только сейчас начала до нее доходить. Лошади вновь свернули и поехали вверх по холму, и тут она заметила троих пеших людей, которые внимательно следили за ними. Ее удивило, что они стояли неподвижно, к тому же так близко к дороге. Когда она шла к заставе, то видела, что люди разбегались в разные стороны.

До нее не сразу дошло, что один из тех троих, чей взгляд она поймала на себе, был Мэтью. В ту же секунду она обо всем догадалась. Он использовал ее, чтобы выследить Ребекку и остальных бунтовщиков. Чтобы выследить Аледа. Если кого-то поймают или ранят, то это произойдет из-за ее глупости.

Сирис вспомнила беспокойство Марджед, что она нечаянно проговорится, вспомнила, как возмутилась, что подруга могла подумать о ней такое.

Алед чуть не погиб из-за нее сегодня. Она снова спрятала лицо у него на груди и, обхватив его руками чуть выше, крепко прижалась к нему.

Одновременно произошли две вещи. Он с шумом втянул воздух, и ее правая рука нащупала что-то теплое, мокрое, липкое.

Сирис даже не пошевельнулась. Она боялась сделать малейшее движение.

– Тебя ранили, – произнесла она, уткнувшись в темный балахон.

– Пустяки, – ответил он, хотя голос выдал, что это не так. – Скоро мы будем дома, Сирис. Держись крепче.

Она застонала.

– Нет. Остановись, Алед, – попросила она. – Ты ранен. Истекаешь кровью.

– Сначала я отвезу тебя домой, – сказал он. – За нами погоня. Идрис предупредил нас. Ты шла с тем же?

– Нет! – в отчаянии закричала она. – Мы уже миновали преследователей. Они остались далеко позади, к тому же они пешие. Всего трое. Это я привела их.

– Ты? – спросил он, еле переводя дух.

– Они выследили меня. – Она начала плакать и никак не могла остановиться. – Алед, в тебя стреляли. Из-за меня.

– Успокойся, – сказал он. – Я отвезу тебя домой.

– Нет, – возразила она, вновь огляделась и увидела, что осталось ехать совсем недолго. – Нет, я поеду к тебе домой. Тебе понадобится моя помощь. Ты ранен.

Он не спорил, открыто заехал в Глиндери и свернул на задворки кузницы, где обычно оставлял лошадь и откуда можно было попасть в дом. Сирис спрыгнула на землю, как только конь остановился, и протянула руки, чтобы помочь Аледу. В женской одежде, с выпачканным сажей лицом он выглядел очень странно. Он неловко соскользнул с седла, прижав левую руку к груди, а она тем временем пыталась удержать его и не позволить ему упасть, если у него откажут ноги. Но он остался на ногах и даже умудрился позаботиться о лошади, прежде чем они вошли в дом.

Пуля задела плечо. Это обнаружилось после того, как Сирис помогла ему кое-как высвободиться из черного балахона. Закатав пропитанную кровью рубашку, она стерла запекшуюся кровь влажной тканью.

– Отверстие спереди, – сказал он слабым голосом. – На спине тоже должно быть такое же, Сирис. Стреляли в спину.

– Да, есть, – отозвалась она.

Теперь, занимаясь делом, она почувствовала себя спокойнее, хотя знала, что реакция наступит позже. Если бы пуля попала на несколько дюймов ниже…

– Значит, пуля прошла навылет, – сказал он. – Ты хотя бы понимаешь, Сирис, что она могла угодить тебе в голову?

Внутри у нее как-то странно все сжалось, однако рука, промывавшая рану, не дрогнула.

– Но ведь не угодила, – сказала Сирис.

Она еще не закончила обрабатывать и перевязывать рану, а он уже закрыл глаза, и, даже несмотря на черную краску на его лице, она увидела, что он побелел как полотно. Тут Сирис совсем успокоилась.

– Констебли могут пойти по домам, – сказала она. – Тебе нужно вымыть лицо, Алед, а еще мы должны спрятать или вообще избавиться от этого костюма. Нужно прикрыть твое плечо. Где мне найти рубаху?

Он смотрел на нее глазами, затуманенными болью. Все это время она прислушивалась к звукам, доносившимся с улицы. Вдруг начнут прочесывать дома, особенно если заподозрят, что один из помощников Ребекки ранен? Но было тихо. Она заставила Аледа лечь в кровать, откуда тот наблюдал за всеми ее действиями. Наконец она осмотрелась. Обычное жилище холостяка.

– Что ты делала на дороге, Сирис? – спросил он.

– Предавала тебя, – ответила она.

Он не сводил с нее пристального взгляда, на который она ответила, стоя в другом конце комнаты.

– И все же, – сказал он, – ты перевязала меня, спрятала все улики. Скажи теперь правду.

И она сказала правду, тихо стоя на том же месте, безвольно опустив руки. Рассказала обо всем, даже о помолвке с Мэтью Харли, заключенной днем.

– Не кори себя, – сказал Алед, когда она замолчала. – Ты ни в чем не виновата, Сирис. Ты слабая женщина, несправедливо, что ты оказалась втянутой во всю эту смуту. Я сейчас поднимусь и провожу тебя домой.

– Ничего подобного, – возмутилась она. – Ты останешься в постели, Алед Рослин.

– Я не могу допустить, чтобы ты пошла домой одна, – сказал он. – Это опасно.

– Я не собираюсь идти домой, – сказала она. – Я остаюсь здесь.

– Нет, – возразил он. – Ты должна думать о своей репутации, Сирис. К тому же и родители будут волноваться.

– Я сказала им, что заночую у миссис Эванс и ее матери, – сказала она, – так как Марджед примет участие в походе Ребекки. А что касается репутации, Алед, то она меня не волнует. Я тебя не оставлю. Только не сегодня.

Он прикрыл глаза здоровой рукой и помолчал несколько секунд. Решил с ней не спорить.

– Тогда я уступлю тебе кровать, а сам посплю на сундуке.

– Ты останешься на своем месте, – сказала она. – А я лягу рядом. Кровать достаточно широкая.

Он так и не отнял руку от лица. Сирис не поняла, что услышала в ответ – то ли вздох, то ли смех. Она расстегнула платье и сняла его, – оно было уже измято после недавних бурных событий, и ей не хотелось мять его еще больше. Задув лампу, она осторожно перебралась через Аледа и легла у стены. Торопливо укрылась одеялом.

Сильная боль мало-помалу отступила. Плечо теперь ныло, как ноет больной зуб, – тупо и неотвязно. Алед знал, что завтра не сможет пошевелить рукой. А ведь тем не менее ему придется стать к наковальне и заняться делом, если вдруг кто-то начнет вынюхивать и задавать вопросы, что наверняка случится. Он только надеялся, что к тому времени рана перестанет кровоточить.

Сирис лежала рядом с ним в кровати. Он уже чувствовал ее тепло, хотя она не дотрагивалась до него. Он осторожно взял ее за руку.

– Когда мужчина и женщина в одной кровати, не так-то легко заснуть, – сказал он.

– Я знаю.

С трудом веря в то, что происходит, он почувствовал, как она прижалась щекой к его плечу. Тогда он понял, что она осталась не только из-за его раны. Она забралась к нему в кровать не из-за наивного предположения, что они смогут мирно уснуть рядышком. Она предложила ему себя.

Ему было больно шевелиться, но он сумел продеть здоровую руку ей под голову, и тогда она обняла его, стараясь не дотронуться до левой руки или плеча, и подставила ему губы для поцелуя – мягкие, пухлые, дрожащие в темноте.

– Милая, – произнес он, поцеловав ее, – если мы сейчас не остановимся, то в твоем чреве окажется мое семя.

– Да, – со всхлипом сказала она.

– Значит, ты согласна принять его? – спросил он.

– Да. – Ее слезы окропили его лицо. – Но я не хочу, чтобы ты двигался, Алед. Не хочу, чтобы ты разбередил рану.

– Ляг на спину, – велел он, – я справлюсь.

Ему пришлось нелегко. Рана не давала забыть о себе. Он вынужден был навалиться на Сирис всем телом после того, как она подняла край рубашки и стянула с себя белье. И он не сумел действовать осторожно и нежно, как ему хотелось бы. Но они оба стремились к близости, оба хотели, чтобы это произошло. Она откуда-то знала, что нужно делать: обвила его тело ногами, чуть приподнялась на кровати, чтобы ему было легче овладеть ею.

Сирис вздрогнула, из ее горла вырвался крик, но она не позволила ему отстраниться. Он полностью погрузился в ее тело.

Он постарался, чтобы это длилось несколько минут, почувствовав вначале, как она обмякла, а потом, вторя его движениям, вся напряглась. Она была горячая, влажная, волшебная. С каждым толчком он хотел выплеснуться в нее, но это был акт любви, и еще больше он хотел, чтобы она тоже ощутила, какое это волшебство.

– Алед! – вдруг раздался ее крик – странный, растерянный, удивленный, – и он почувствовал, как она содрогнулась всем телом.

Он усилил свой натиск, возбужденный ее страстью, пока не выплеснул все свое семя, всю свою энергию, всю свою любовь в эту женщину.

Свою первую женщину.

Свою единственную женщину. Навсегда.

После того как он вновь лег на спину, а Сирис свернулась рядом клубочком, положив голову на его здоровую руку, боль в плече еще долго не утихала. Но это было лишь физическое недомогание, которое скоро пройдет. Он постарался забыть о боли, думая только о том, что сейчас произошло, чувствуя рядом обмякшее тело любимой.

– Алед, – сказала она, – тебе чего-нибудь принести? Я слышу по твоему дыханию, что тебе больно.

– Лежи спокойно, – ответил он. – Ты единственное лекарство, которое мне нужно, любимая.

– Алед, – вновь заговорила она после короткого молчания, – я сама хотела этого. Не думай, что я завтра проснусь и приду в ужас оттого, что наделала. Мне было очень хорошо… я даже сама не ожидала.

Он неожиданно для самого себя рассмеялся.

– А мы неплохо справились для новичков, правда? — произнес он.

– Так ты, значит, никогда… – недоговорила она.

– Да, никогда, – сказал он. – Для меня всегда было так: либо ты, либо никто, дорогая. Мы оба с тобой были новичками. И я рад, что это уже в прошлом.

– Алед, – она поцеловала его в плечо, – я люблю тебя.

– Да, любимая, – тихо произнес он. – Поспи теперь, ладно? Отдохни после трудной ночи.

– Да, Алед, – сказала она.

Герейнта разбудил камердинер, объявив о приходе сэра Гектора Уэбба, который ждал внизу в гостиной. Герейнт бросил хмурый взгляд на часы. Было еще рано, хотя в такой час он обычно давно на ногах. Он прилег, вернувшись домой незадолго до рассвета, и думал, что не заснет. Как видно, ошибся.

Сэр Гектор мерил шагами гостиную и даже не пытался скрыть своего нетерпения или возмущения аристократом, который готов проспать все утро. Кроме него, в комнате было еще трое. Двоих из них, стоявших неподвижно, Герейнт узнал: это были констебли, специально присланные в Пантнеуидд. Третьего, который все время дергался и явно чувствовал себя не в своей тарелке, Герейнт тоже узнал.

– Теряем драгоценное время, Уиверн, – раздраженно бросил сэр Гектор. – Этот человек, – он указал на третьего, – пришел сюда рано утром с важным известием. Харли был вынужден сказать ему, что вы спите и приказали вас не тревожить. Какая ерунда!

Герейнт удивленно приподнял брови. Разве он это приказывал?

– Прошлой ночью снесли две заставы, – сообщил сэр Гектор. – Одна из них в трех милях отсюда. Вы, наверное, ничего не слышали?

– Трудно что-нибудь услышать, когда спишь, – холодно заметил Герейнт.

– Этому человеку пришлось проделать весь путь до Пантнеуидда, чтобы рассказать о случившемся, – продолжал сэр Гектор.

Герейнт устремил взгляд на смотрителя заставы, в чьей сторожке прошлой ночью прятались два констебля.

– Ну? – с высокомерным нетерпением обратился он к перепуганному человечку. – Выкладывай. Что ты можешь нам рассказать, кроме того что Ребекка с ее так называемыми детьми разрушила твою заставу? Можно ли надеяться, что ты кого-то узнал?

– Точно так, милорд, – заговорил человечек, нервно кивая. – Узнал.

Герейнт втянул через нос воздух, показавшийся ему ледяным.

– Ну? – Он поднял брови, выражая нетерпение.

– Это была женщина, милорд, – сказал смотритель. – Когда все негодяи разбежались, я вернулся на дорогу посмотреть, какой причинен урон. Там ее и увидел. Она не прятала лицо, как остальные, кто пустился наутек. Это была женщина, точно.

«Сирис Вильямс».

– И ты хорошенько разглядел ее? – спросил Герейнт.

– Да, милорд, – подтвердил сторож. – В ту минуту показалась луна, как раз перед тем, как один из всадников ринулся с холма вниз и увез ее с собой. Я когда-то жил в Глиндери, видите ли, и знал ее. Это была дочь Ниниана Вильямса. Сирис Вильямс.

– Я привел с собой двоих людей, – сказал сэр Гектор, – на тот случай, если те четверо, что у вас на постое, Уиверн, окажутся заняты. Я бы сразу послал их арестовать ее, но мне показалось, что будет вежливее сначала зайти к вам.

– Да, разумеется, – отозвался Герейнт, сцепив руки за спиной. Он взглянул на констеблей. – Отправляйтесь немедленно. Возьмите с собой кого-нибудь, кто бы указал вам дорогу. Приведите се сюда. Только не применяйте силу, будьте любезны.

– Если она окажет сопротивление… – начал сэр Гектор.

– Не применяйте силу, – повторил Герейнт, не забывая, что его дядя в отличие от него был судьей-магистратом.

Но сейчас они находились у него в поместье. И какого черта Сирис Вильямс оказалась ночью на дороге? Она не была сторонницей Ребекки. Неужели она пришла с той же целью, что и Идрис? Но как она узнала о том, что подслушал ребенок? И кто были те преследователи, о которых предупредил мальчик? Что скажет Сирис во время допроса? Алед спас ее. Сумела ли она узнать его? И если сумела, то не выдаст ли? Марджед когда-то говорила, что эти двое чуть было не поженились. А если Сирис выдаст кого-нибудь еще? Если же она все-таки не заговорит, как ему спасти ее от тюрьмы?

Мысли роились у него в голове, он не спеша направился к окну и принялся смотреть в него, по-прежнему сцепив руки за спиной и всем своим видом показывая, что не желает продолжать разговор.

– На этот раз мы поймаем их. – Сэр Гектор все-таки заговорил. – Все, что нам нужно, – это один пленный. Даже лучше, что это женщина. Она заговорит, если у нее есть хотя бы капля разума.

– Да, – отозвался Герейнт, – кажется, нам действительно повезло.

Сирис Вильямс, милая девчушка, которая когда-то улыбалась ему, прячась за материнскую юбку. А потом она превратилась в такую же милую молодую женщину, которая угощала его на дне рождения у миссис Хауэлл и даже поговорила с ним немного, хотя он сразу понял, что ей было трудно решиться на такой поступок из-за робости. У Сирис Вильямс было доброе сердце. Он не верил, что она хорошо будет держаться на допросе.

Она была дома, доила коров. За работой она старалась не думать о бурных событиях, происшедших накануне. Она пыталась хотя бы ненадолго сосредоточить все мысли на том, чем закончилась прошлая ночь. Это было нетрудно. Все тело ныло, напоминая ей об этом. Она не могла забыть его прикосновений. И в душе у нее укрепилась уверенность, что она поступила правильно.

Ей хотелось мечтать. Ей хотелось растянуть дойку как можно дольше, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Она знала, что своей очереди ждут другие мысли, гораздо менее приятные. Что ж, пусть подождут.

Констебли нашли ее в коровнике. Один наставил на нее ружье. Второй грубо заломил ей руки за спину и так крепко связал, что скоро она перестала их чувствовать. Тот, у кого было ружье, наставил его на отца, когда он прибежал с поля, а потом на мать, вышедшую из дома. Констебль, связавший ей руки, заявил, что Сирис Вильямс арестована за участие в мятеже Ребекки. Они должны доставить ее в Тегфан.