Глава 19

Вечером, после того как Элизабет водила дочку на встречу с Кристофером в парк, она присутствовала на концерте с лордом Пулом. Он рассказывал ей о своих планах на предстоящую неделю, и она пыталась проявить к ним интерес. “Это очень важно для него, — говорила себе Элизабет, — и предстоящие визиты царствующих особ, и то впечатление, которое он произведет как политик, глава партии вигов, которая оказалась в трудном положении”.

Они поедут в оперу, где будут принц-регент и иностранные гости, а на следующий вечер им нужно быть на большом приеме в Карлтон-Хаусе, устраиваемом в честь именитых гостей. Там их представят королеве.

Но хорошее настроение Пула сразу изменилось, так как он вспомнил, что Элизабет делала днем. Он был раздосадован тем что Элизабет согласилась еще на одну встречу с Кристофером, чтобы покататься в парке с Кристиной, хотя уверяла, что пошла на это только ради блага Кристины.

Элизабет чувствовала себя смущенной и виноватой, когда пришла домой. Она очень устала, но не смогла сразу лечь постель. Дворецкий сообщил ей, что ее отец хотел поговорить с ней сразу после ее возвращения и что он ждет ее в библиотеке. Девушка вздохнула. У нее совершенно не было настроения для ночных разговоров, особенно после такого трудного и напряженного дня. А приглашение в библиотеку означало, что беседа и будет спокойной. Библиотека была местом, где папа увольнял слуг или ругал кого-либо из членов семьи.

Неужели он узнал? — удивлялась Элизабет. Она и не рассчитывала, что ее встреча с Кристофером останется в тайне. Но ей хотелось, чтобы об этом не узнали по крайней мере до утра.

Элизабет догадалась правильно. Она поняла это, войдя в библиотеку и увидев отца, грозно сдвинувшего брови. Он сидел за столом и строго смотрел на нее.

— Что я узнал, Элизабет? — заговорил он. — Никто до сегодняшнего вечера не сообщал мне, что граф Тревельян вернулся в Англию. Но оказалось, что ты танцевала с ним вчера вечером на балу у леди Драммонд и даже удалялась с ним на полчаса из бального зала, верно?

— Да, папа, — ответила Элизабет, спокойно глядя ему в глаза.

— Неужели ты совсем потеряла разум, девочка моя? — спросил отец. — А сегодня днем ты водила Кристину на встречу с ним? Скажи мне, что хоть это неправда.

— Но он — отец Кристины, папа, — сказала Элизабет. Отец ударил кулаком по столу.

— Он недостоин этого! — закричал герцог. — Я потратил много сил, чтобы избавить тебя от этого негодяя. А ты осмелилась танцевать с ним? И гуляла с ним в парке? И позволила называться отцом моей внучки?

Элизабет опустила глаза.

— Завтра он снова придет, папа, — произнесла она. — Он заедет сюда, чтобы забрать нас с Кристиной на прогулку.

— Только в том случае, если я умру и окажусь в могиле! — заревел герцог Чичели. — Служанка уже пакует твои вещи, Элизабет, а няня собирает вещи Кристины. Завтра рано утром Мартин отвезет вас обеих в Кингстон. Ты пробудешь там до тех пор, пока я не объясню графу Тревельяну, что Лондон слишком тесен для вас двоих.

Элизабет подняла глаза.

— Мы с Кристиной останемся в Лондоне, папа, — ответила она. — Я не собираюсь прятаться от Кристофера. Кроме того, я нужна Манли. Следующие несколько недель будут очень важными для него. Его должны видеть в кругу важных особ, которые приедут сюда, а меня должны видеть рядом с ним.

— Тебе следовало помнить об этом в прошедшие два дня, — сердито проворчал отец, — и не навлекать на него позора, Элизабет. Так ты перечишь мне, да?

— Папа, мне уже двадцать пять, — ответила она, — и я собираюсь жить своей собственной жизнью, насколько это возможно. Конечно, сейчас я обязана подчиняться тебе, а после свадьбы буду слушаться Манли. Но это не бездумная покорность, папа. Иногда я должна поступать так, как считаю нужным.

Герцог, казалось, едва сдерживал свою ярость.

— Где он живет? — прорычал он.

— Кристофер? — переспросила Элизабет. — Он остановился в “Палтни” с Нэнси.

— Я пошлю сказать ему, что его не ждут в этом доме и что н не должен искать встреч с тобой или Кристиной. Элизабет глубоко вздохнула.

— Мы с Кристиной поедем с ним завтра утром, папа, — .явила она. — И на этом я ставлю точку.

— Как ты глупа, Элизабет, — заговорил отец. — Что Пул кажет обо всем этом?

— Он знает. Я ничего не скрыла от него.

— Ты глупа! — повторил отец, хлопнув ладонью по столу. Он не пожелал ей доброй ночи. Элизабет повернулась и вышла из комнаты. Отец взял графин с бренди и немного плеснул в стакан.

Элизабет дрожала. Раньше она никогда открыто не возражала отцу. Поэтому когда она вошла в свою комнату и увидела Мартина, то с благодарностью приняла его объятия.

— Бедная Лиззи, — заговорил он, нежно похлопав ее по спине. — Он устроил тебе ужасный разнос? Но ты знаешь, он прав. При сложившихся обстоятельствах тебе нельзя оставаться здесь.

Элизабет отшатнулась от него.

— Так это ты рассказал ему? Мартин с раскаянием смотрел на нее.

— Он в любом случае скоро узнал бы все, — произнес он. — Лучше узнать от кого-то из нас, чем от чужих людей, Лиззи. Я не знал, что делать для того, чтобы образумить тебя. Джон ведет себя как обычно, считая, что тебе нужно дать возможность разобраться во всем самой. Но я не могу согласиться с этим. Я не могу вынести твои новые страдания. А ты будешь страдать, если останешься здесь.

— Возможно, — согласилась она. — Но боль от бегства может быть такой же сильной, как боль от борьбы, если ты начинаешь бороться. Ты понимаешь, Мартин? Однажды я уже прошла через это.

— Ты думаешь, что тогда было бы лучше остаться? — спросил он. — Простить Тревельяна и вести себя так, словно ничего не случилось?

— Тогда я не могла поступить так, — ответила Элизабет. — В то время я не была достаточно сильной, чтобы вести борьбу. Но сейчас все изменилось.

— Ну хорошо, — сказал он, нежно улыбнувшись ей. — Мужчины иногда видят многие вещи гораздо глубже женщин, Лиззи. Полагаю, именно поэтому мужья направляют своих жен, а отцы — дочерей. Папа проявил мудрость, когда решил, что ты должна вернуться в Кингстон. Ради твоего блага и счастья. И я буду там с тобой, это ведь не так плохо? Мы были счастливы там раньше, помнишь?

Элизабет нахмурилась и посмотрела на него.

— Иногда я удивляюсь — понимаешь ли ты, что я уже не девочка? Ты переживаешь за меня больше, чем папа. Разве ты не понимаешь, что не можешь больше ограждать меня от жизни? Нам уже по двадцать пять лет, Мартин. Ты разрушишь свою жизнь, если будешь чувствовать обязанным защищать меня. Ты разрушишь и мою жизнь. Я не поеду в Кингстон. Я уже сказала об этом папе. Завтра я встречусь с Кристофером. И я собираюсь провести несколько следующих недель, посещая с Манли различные мероприятия и встречаясь с нужными ему людьми. Ведь скоро он станет моим мужем.

Мартин побледнел, но ничего не сказал.

— Я не хотела быть резкой, — нежно произнесла Элизабет. Она засмеялась. — Думаю, это самая большая наша с тобой ссора, Мартин. Но ты должен понимать, что наша юность прошла и что я уже пережила самый трудный период своей жизни, когда опиралась на тебя гораздо сильнее, чем можно опираться на брата. Сейчас я хочу жить собственной жизнью. И ты тоже свободен, ты должен жить своей жизнью, Мартин.

Элизабет была тронута, увидев беспокойство в его глазах.

— Ты сама идешь навстречу несчастьям, Лиззи, — промолвил он. — Мне невыносима эта мысль. Какое я почувствовал облегчение, когда узнал о папином решении! Я думал, что мы оба будем спасены от всех бед.

Элизабет улыбнулась, подошла к Мартину и обняла его.

— Не беспокойся за меня, Мартин, — сказала она. — Я не хочу навлекать на себя несчастья, но если это случится, то соберусь с силами и буду жить дальше. Жизнь не бывает без страданий.

Мартин вздохнул и погладил ее по щеке.

— Ну что же, мы пытались, — произнес он. — Мы с папой пытались тебя образумить.

— Да, — согласилась она. — Спасибо тебе за заботу. Но не надо связывать меня этой заботой, Мартин. Мне нужно быть свободной. Конечно, насколько женщина может быть свободной.

— Спокойной ночи, — сказал Мартин, поцеловал ее в щеку и вышел.

Мартин прав в одном, подумала Элизабет. Она сама поставила себя в невыносимую ситуацию. Она — невеста Манли, и в течение следующих недель ей нужно будет вести себя так, как подобает невесте видного политика. Ее поведение должно быть безукоризненным. Она не может продолжать встречаться с Кристофером, даже понимая его желание поближе познакомиться с дочерью.

Как же она устала? Элизабет опустилась в кресло, где сидел Мартин, когда она вошла в свою комнату. Она чувствовала себя такой измученной, что с трудом разделась и легла спать. Эта усталость одолевала ее весь день, впрочем, как и в предыдущие дни.

Утром надо обязательно встретиться с Кристофером, подумала Элизабет, забираясь в постель. Не нужно ждать того момента, когда с ними будет Кристина. Им необходимо многое прояснить, по крайней мере договориться, что эта поездка будет их последней встречей.

Постель была холодной, подушка казалась неудобной. “Странно, — удивилась Элизабет, повернувшись на бок и гладя мягкую подушку, лежавшую рядом, — но мужская рука бывает более удобной, чем пуховая подушка”.

Уже погружаясь в сон, Элизабет вспомнила то чувство зависти и грусти, которое она ощутила в парке при виде семьи, наблюдавшей за плавающими лебедями. Маленький ребенок сидел у отца на плечах, а мать держала мужчину под руку. А затем неожиданно они сами стали такой же семьей. Возможно, у Кристофера возникли те же самые чувства. Он усадил Кристину на плечо и предложил Элизабет взять его под руку. На несколько минут они действительно могли показаться настоящей семьей.

Она вспомнила, как он наблюдал за Кристиной, которая что-то напевала и прыгала между ними, и на его лице играла такая нежная улыбка, что Элизабет вдруг ощутила сильную боль.

Она вспомнила… Ох, она никак не могла остановить поток этих воспоминаний.

Элизабет очень смутилась, когда в номере, который снимал в отеле Кристофер, застала только Нэнси. Похоже, он ушел по каким-то неотложным делам. Ее охватило сильное желание тут же уйти, чтобы не оставаться с Нэнси, с трудом поддерживая разговор. Но Элизабет обязательно нужно было поговорить с ним. Она села в кресло, предложенное Нэнси; они говорили о погоде и о том, что бал у леди Драммонд прошел хорошо, а также о великой княгине Екатерине, которая остановилась в “Палтни”. Они и слова не сказали о Пенхэллоу или о тех днях, когда жили там вместе.

Какое же обе почувствовали облегчение, когда дверь распахнулась и на пороге появился Кристофер. Облегчение и новое волнение.

Кристофер замер, увидев ее. Элизабет и Нэнси встали.

— У нас в гостях Элизабет, — зачем-то сказала Нэнси. — Я уйду, чтобы вы могли поговорить наедине, Кристофер.

Девушка вышла из комнаты. “Наконец-то”, — с облегчением вздохнула Элизабет. Она не сводила глаз с Кристофера.

Он положил шляпу, перчатки и трость в кресло возле двери и повернулся к ней.

— Элизабет, — вырвалось у него, — какая приятная неожиданность!

Но необходимости обмениваться пустыми любезностями не было.

— У тебя есть экипаж? — спросила она. Кристофер недоуменно посмотрел на нее.

— Конечно, — ответил он. — Совершенно новый, купленный только сегодня утром. Ты боялась, что я не смогу доставить Кристине это удовольствие?

— Так ты думал об этом, да? — спросила Элизабет.

Кристофер пристально посмотрел на нее.

— Тебе не нужно спрашивать об этом, Элизабет.

— Я бы хотела, чтобы ты изменил свое мнение, — произнесла Элизабет. — Но в любом случае это свидание должно быть последним, Кристофер. Двух встреч вполне достаточно. — Она не должна слишком много значить для тебя. Ты ведь даже не знал о ее существовании до недавнего времени.

— Двух встреч вполне достаточно, — повторил он. — Если ли бы тебе сказали, что ты сможешь увидеть ее только два раза, то ты согласилась бы с тем, что этого вполне достаточно, Элизабет? А всю оставшуюся жизнь ты будешь для нее чужой. Ты бы смирилась с этим?

— Конечно, нет, — быстро ответила она. — Но я — ее мать.

— Да, — согласился он. — А я — ее отец.

— Я была рядом с ней всю жизнь, — сказала Элизабет. — Это совершенно другое.

— Да, — ответил он. — Меня не было рядом с ней, потому что ты предпочла лишить меня этого. Шесть лет — это большой срок, Элизабет, и я никогда не смогу наверстать их. Все годы она считала меня мертвым. И когда она узнает, что я жив, то будет думать, что я не люблю ее.

Похоже, ее просьба не возымела никакого действия. Элизабет не ожидала такого.

— Мой отец знает обо всем, — вспыхнув, произнесла она. — Он хотел без промедления отправить нас с Кристиной в Кингстон. Он не позволит тебе приближаться к ней, Кристофер. Ты должен знать это. Если ты будешь настаивать, то нас ждут крупные неприятности.

— Пусть так и будет, — ответил Кристофер. — Сегодня утром я получил от него записку, где он настоятельно просит меня дождаться его сегодня днем на Гросвенор, в вашем доме. Думаю, что, написав эту записку, он хотел заставить меня дрожать от страха, если я осмелюсь появиться у вас.

Он всегда немного боялся ее отца. Элизабет помнила, как Кристофер нервничал, когда собирался просить ее руки. А сейчас он стоял посреди гостиной, широко расставив ноги, решительно глядя перед собой, упрямо сжав рот, и Элизабет поняла, что Кристофер полностью изменился.

— У меня появился вкус к борьбе, которой я избежал семь лет назад, — сказал он.

— Я могу вложить сильное оружие в руки своего отца, сказав всего несколько слов, — напомнила Элизабет.

— Рассказать ему, как я обманул тебя, похитил и заставил жить со мной как с мужем? — спросил он. — Сделай это, Элизабет. И тогда мы посмотрим, готов ли твой отец еще к одному публичному скандалу.

Элизабет посмотрела на него и тяжело вздохнула. Это была ее козырная карта, но она боялась, что не сможет ею воспользоваться. Наверное, он знал, что она не осмелится рассказать об этом; знал и то, что она была очень благодарна Нэнси и Мартину, посвященным в эту тайну и также хранившим молчание. Элизабет отвернулась к окну.

— Тебе лучше поберечь силы, Элизабет, — посоветовал Кристофер. Он подошел сзади и встал рядом с ней.

— Кристофер, — произнесла Элизабет, глядя в парк, — неужели ты так ненавидишь меня, что готов снова разрушить мою жизнь? Не верю я и в то, что ты заботишься обо мне. Даже если и так, ты не должен забывать о том, что потерял право на это много лет назад.

— Из-за того, что сбежал, — закончил Кристофер. — Да, это была большая ошибка, Элизабет. К сожалению, мы все совершаем ошибки. Мне бы хотелось верить, что в твоей ошибке было меньше зла. чем в моей.

— В моей ошибке? — изумилась Элизабет.

— Я сбежал, потому что был в отчаянии, — пояснил Кристофер. — Я не знал, как защититься от выдвинутых против меня обвинений. Меня заманили в дом той женщины, и она скинула с себя одежду и расстегнула мое пальто, прежде чем я успел что-то сообразить. Твое появление, конечно, было подстроено. А когда она начала кричать и утверждать, что мы с ней уже долгое время любовники, что я обещал жениться на ней, что на тебе я женился ради денег, чтобы можно было содержать в достатке ее ребенка, то я понял, что все это было подстроено и что мне будет трудно выкарабкаться. Я мог рассчитывать только на твою веру в меня. Но ты мне не поверила.

— Но твоя вина была очевидна, — возмущенно произнесла Элизабет. — Если бы ты признал это. Кристофер, я могла бы простить тебя.

— В основе моих ошибок было отчаяние, — сказал он. — А чем были вызваны твои? Злостью? Неужели ты почувствовала удовлетворение, скрыв от меня то, что у нас будет ребенок? А потом и факт существования Кристины?

— Я не хотела, чтобы ты был отцом моего ребенка, — ответила она. — Ты этого не заслуживал.

— Но я — ее отец, — возразил он. — Кто играл роль папы все эти годы? Твой отец? Мартин? Джон был далеко, не так ли?

— Мартин так чудесно относился ко мне. Он всеми способами пытался оправдать тебя. Он удерживал меня от ненависти к тебе. И он оставался со мной и Кристиной все время, пока мы были в Кингстоне, вплоть до нашего возвращения в Лондон. Он даже и сейчас был готов вернуться с нами туда.

— Да, Мартин, — повторил Кристофер. — Он лучший друг каждому. А ты не пыталась объяснить себе, почему ты не любила и даже боялась его до того, как обрела память?

— Да, — признала Элизабет. — мне теперь очень стыдно за это. Я понимала, что мне будет стыдно потом и что мне будет тяжело смотреть ему в глаза, когда я узнаю всю правду. Но мне не следовало беспокоиться об этом. Мартин никогда никого не осуждает. Он видит в людях только хорошее. Он всех любит, не требуя ничего взамен.

— Наверное, тебе следовало выйти замуж за Мартина, — усмехнулся Кристофер.

— Наши чувства имеют иной характер. Мы всегда испытывали друг к другу братскую любовь.

— Очень удобно, — отметил Кристофер.

— Ты можешь думать что хочешь, — сердито ответила Элизабет. — Меня это не волнует.

— Она так прекрасна, Элизабет. — произнес Кристофер, столь резко поменяв тему разговора, что она на мгновение совершенно растерялась. — Ты даже не представляешь, как она похожа на Нэнси в детском возрасте, только у нее такие красивые голубые глаза. Она, наверное, счастливый ребенок.

— Я отдала ей всю свою любовь, — произнесла Элизабет. — Обычно она не очень охотно идет к незнакомым людям.

— Она немного стеснялась. У меня ведь нет опыта общения с детьми. Но потом она перестала бояться меня. Она говорила обо мне потом?

Да, Кристина говорила позже, что ей понравился этот джентльмен, потому что он не улыбался и не щекотал ей подбородок, не называл ее хорошей, красивой девочкой, а потом обращал все внимание на маму и совершенно забывал о ней. Она сказала, что этот джентльмен понравился ей больше, чем лорд Пул, который только притворяется, что любит ее. Девочку отругали за такие слова.

— Нет, — ответила Элизабет. — Ничего не говорила. — Она взглянула на него, но не смогла понять по его лицу, разочарован ли он. Ее охватило чувство вины за эту ложь.

— А-а, — протянул Кристофер.

— Кристофер, — Элизабет предприняла последнюю попытку обратиться к его разуму, — мне понадобилось так много времени, чтобы моя жизнь вернулась в прежнее русло. Я с трудом справилась с этим. Я решила выйти замуж за хорошего человека. И я знаю, что жизнь с ним вполне меня устроит. Я буду занята и буду приносить пользу в качестве жены видного политика.

— Неужели? — усомнился Кристофер.

— Но Манли очень волнуется, — продолжала Элизабет. — Ведь он возглавляет партию вигов в стране, где все с ума посходили от любви к тори в свете недавней победы. Скоро в Лондоне соберутся иностранные гости, и жизнь здесь станет совершенно сумасшедшей. Очень важно, чтобы все видели его на этих торжествах. И важно, чтобы я была рядом с ним. Сейчас не время для скандалов, а я боюсь, что твое появление уже вызвало кривотолки, как и то, иго вчера мы вместе гуляли в парке, а сегодня еще поедем кататься. Больше никаких встреч не должно быть, Кристофер. Пожалуйста. Ты должен это понять. Подумай о Манли и о Кристине, если ничего не испытываешь ко мне.

— Если ты болтаешься у него на шее, Элизабет, то, может, лучше освободить его, пока не поздно? — посоветовал Кристофер.

— Похоже, тебя невозможно убедить, — с горечью произнесла она. — Ты думаешь только о себе.

— Я не могу доверить ему свою дочь, — ответил он. — Я не позволю ему называться ее отцом или отчимом. Я ее отец, Элизабет.

— Ты просто невыносим, — заявила она. — Ну что ж, если ты хочешь этого, я буду с тобой воевать. Ты можешь отравить жизнь мне и Манли, но удовлетворение от этого получишь только ты. Летом мы с Манли поженимся. И тогда он станет отчимом Кристины, и ты не сможешь это предотвратить, Кристофер.

— Думаю, тебе лучше выйти замуж за меня, — спокойно произнес он.

— Что?! — Элизабет недоуменно смотрела на него.

— Нам лучше исправить то, что случилось семь лет назад, сказал он. — Мы были женаты, и у нас родился ребенок. Мы жили вместе с тобой почти весь прошлый месяц. Мы снова можем узаконить наши отношения.

— Мы разведены! — выкрикнула Элизабет.

— Для этого не было серьезной причины, — заявил он. — Кроме того, вступая в брак, мы оба думали, что это навсегда. Мы дали друг другу клятву в этом перед священником, свидетелями и перед Богом.

Элизабет вспомнила маленькую часовню в Кингстоне. Рядом с ней — Кристофер, он держал ее за руку, он был очень красивый, но волновался и был немного бледный. Она же была спокойной и счастливой, наслаждалась этим моментом и была уверена, что не забудет его до последнего вздоха. Слезы неожиданно навернулись ей на глаза, и Элизабет резко отвернулась к окну.

— Я не выйду за тебя замуж, даже если ты будешь самым последним оставшимся на земле мужчиной, — ответила Элизабет.

— И все же ты любила меня всего несколько недель назад, — настаивал Кристофер. — Ты любила меня, когда не помнила того, что было в прошлом. А что, если тогда действительно ничего не было, Элизабет? Если меня обвинили несправедливо? Тогда не было бы повода для развода. И ты была бы моей женой. И у тебя не было бы причин не любить меня.

— Но причины были, — возразила она.

— Но у тебя не было причин прятать от меня моего ребенка — заявил Кристофер. — Это я был страшно обманут, Элизабет, а не ты.

Наверное, она впервые почувствовала сильное сомнение и смятение. Она пыталась почувствовать это семь лет назад, но ничего не вышло. Ей так хотелось верить в его невиновность, но она боялась позволить себе даже надежду на это.

— Как разумны твои слова, — с горечью произнесла Элизабет. — Ко всем моим страданиям ты хотел бы добавить еще и чувство вины. Ну нет, спасибо. Меня теперь не так легко выбить из колеи, как прежде.

Она не ожидала, что Кристофер стоит совсем близко; он взял ее за подбородок и приподнял лицо, изучающе глядя в заплаканные глаза.

— И в радости, и в горе, — повторил Кристофер. — Мы с тобой говорили эти слова, Элизабет. Никто во время брачной церемонии не обещал, что впереди нас будет ждать только безмятежное счастье. Это была наша собственная ошибка. Мы были слишком молоды и не понимали, что жизнь не всегда будет гладкой, несмотря на нашу взаимную любовь. Во время брачной церемонии мы дали клятву, что будем вместе преодолевать все трудности, которые встретятся на нашем пути. Но мы оба не выдержали и первого серьезного испытания.

Элизабет почувствовала себя неловко, когда ее слеза упала ему на руку и Кристофер пальцем осушил ее щеку.

— Ты стал более опасным, чем раньше, — отметила Элизабет. — Теперь ты так убедительно говоришь. Я не хочу снова ощутить боль, Кристофер. Мне не нужно это. Я хочу жить спокойно. Мне нужен Манли. Пожалуйста, оставь нас с Кристиной в покое. Твое появление только внесет в ее жизнь смятение.

— Выходи за меня, — настаивал он. — Я хочу, чтобы мы опять стали семьей.

— Ты просто хочешь получить ее, потому что она твоя, — сказала Элизабет. — Как собственность, на которую ты претендуешь, как Пенхэллоу. А через нее ты станешь оказывать давление на меня, чтобы добиться от папы разрешения на пересмотр бракоразводного процесса. Отпусти нас, Кристофер. Смирись с действительностью.

— Ты можешь подумать над моим предложением, — напомнил Кристофер. — Я не прошу немедленного ответа, Элизабет.

Он провел пальцем по ее губам, не сводя глаз с ее рта. На мгновение Элизабет подумала, что он собирается поцеловать ее, и ей захотелось ощутить прикосновение его губ. Эта мысль испугала ее. Но Кристофер убрал руку и отступил назад.

— Так сегодня днем ты не в последний раз увидишься с Кристиной, так?

— Да, — признал он.

Элизабет стала рассматривать свои руки, больше говорить было не о чем. Кристофер не двигался. Элизабет быстро прошла по комнате, взяла с маленького столика свою шляпку и увидела, что он уже стоит у выхода, приготовившись открыть ей дверь. Она быстро стала спускаться по лестнице, на ходу завязывая шляпку. Чувство собственного достоинства позволяло ей бежать, полагаясь на быстроту ног, но она никак не могла избавиться от ощущения, что ей хотелось, чтобы он поцеловал ее, обнял, чтобы резко изменил все, как тогда, когда похитил ее у церкви Святого Георгия.

Она была готова сказать ему “да”. Ей было стыдно признаться в этом даже себе. Он оказывал на нее магическое влияние. Это влияние теперь было сильнее, чем в то время, когда она впервые узнала его. Тогда он был неискушенным юношей, а сейчас стал опытным мужчиной.

Неужели это правда? Несмотря на то что ему было двадцать четыре года? А ведь в то время он пытался убедить ее, что был опытным светским львом. Она была такой наивной девчушкой и верила всему. Но теперь, оглядываясь назад, Элизабет видела и его неопытность, и свою наивность.

Это открытие испугало ее. Если это было правдой, то разве он мог иметь любовницу в Оксфорде, завести ребенка, перевезти семью в Лондон и хладнокровно жениться на богатой наследнице, чтобы обеспечить безбедную жизнь своей любовнице и своему ребенку? Мог ли он мошеннически обыграть человека в карты и не проявить никакого сожаления, когда тот несчастный совершил самоубийство? Неужели это он избил проститутку до такой степени, что она упала и умерла?

Экипаж отца ждал ее возле отеля. Элизабет с облегчением села в него и откинулась на подушки. Она чувствовала себя ужасно уставшей, несмотря на то что прекрасно спала прошлой ночью. Усталость овладела ею полностью, так же как и нежелание думать о чем-либо. Сейчас у нее не должно быть никаких сомнений. Разве не доказал он недавно свою жестокость еще раз? Разве не он похитил ее и воспользовался потерей ее памяти после падения, которое могло бы лишить ее и жизни?

Нет, не может быть никаких сомнений. Она ненавидит его. Она ненавидит Кристофера, потому что он снова внес смятение в ее жизнь и чувства, заронил горькое сожаление о том, что могло бы быть между ними. Она ненавидит его.

Глава 20

Джон появился в отеле в точно назначенное время, чтобы пойти с Нэнси на прогулку в Кью-Гарденс. Все утро у него было прекрасное настроение, погода была тоже чудесной, такой же, что и в прошлый раз, на небе не было ни облачка, поэтому дождь не мог испортить этот солнечный день.

Джон, к собственному удивлению, обнаружил, что волнуется как мальчишка. Он думал, что давно позади остался тот возраст, когда к женщине влекут романтические чувства, а не просто плотский интерес. Его влечение к Нэнси было не только плотским.

Нэнси ждала его. Джон очень обрадовался, что Кристофера не было в номере. Ему не хотелось вмешиваться в семейные дела, но было очевидно, что возвращение Кристофера в Англию вызвало некоторое смятение в его доме и в чувствах его сестры — Элизабет. Даже Кристина не осталась безучастной. Когда Джон заглянул в детскую сегодня утром, что вошло у него в привычку после возвращения домой, то девочка рассказала ему о джентльмене, который вчера посадил ее на плечи, а сегодня заедет за ней, чтобы прокатить в открытом экипаже, у которого такие же голубые глаза, как и у нее, и который любит и ее, а не только маму.

Если между Кристофером и Пулом начнется соперничество, подумал Джон, то он втайне будет симпатизировать первому. А может, и не совсем втайне, если Элизабет будет интересовать его мнение. Но он не станет вмешиваться открыто. Поэтому он вздохнул с облегчением, узнав, что ему не придется ни о чем говорить с Кристофером.

— Нэнси, — вырвалось у него, когда она подбежала к нему, собираясь выходить, — ты так потрясающе выглядишь!

Джон нисколько не льстил ей. Она была одета в бледно-желтых тонах, начиная от шляпки и заканчивая туфельками, такая же модная, как и все светские дамы, которых он видел на улицах.

— Благодарю. — Нэнси неуверенно посмотрела на него, и Джон улыбнулся. Они ведь друзья, не так ли? И он собирается скрепить их дружбу и забудет обо всем остальном. Если это будет возможно.

Они разговаривали всю дорогу до парка. Джон рассказывал и про Португалию и Испанию, о переходе во Францию через Пиренеи. Она поведала ему о Пенхэллоу, описала его дикую и захватывающую красоту, рассказала о своих друзьях и о том, ем она там обычно занята. К тому времени, когда он помог Нэнси выйти из экипажа и они начали неторопливо гулять в аду, она уже совершенно успокоилась и улыбалась. Она выглядела почти так, как та Нэнси, в которую он когда-то влюбился, только сейчас она стала более взрослой и привлекательной. Намного привлекательнее, чем тогда.