Глава 23. КИРИЛЛ

Света в доме Николая Сергеевича видно не было – ни в одном окне. Это я отметил для себя, едва мы подъехали к ограде. А ведь когда я уматывал, старик, провожая меня, зажег свет и в гостиной, и в прихожей.

Плохо. Очень плохо.

Все это мне сразу не понравилось. А еще больше мне не понравились замерший джип и человек, который на боку лежал возле него, уткнувшись лицом в асфальт. Человек не шевелился, не стонал, он вообще не подавал никаких признаков жизни. Я стянул с заднего сиденья "моссберг" и снял его с предохранителя. Открыл дверцу и шагнул под дождь.

– Кирилл! А как же я?! – услышал я за спиной срывающийся от страха голос Стаси.

Раздумывал я недолго: конечно же, ее нельзя было оставлять одну – более чем вероятно, что убийца далеко не ушел и может на нее напасть, пока я буду в доме. Машина – не крепость, "жигулевское" железо – не танковая броня.

– Держись у меня за спиной, – приказал я, обернувшись к ней. – В шаге от меня, не дальше. Не отставай, и чтобы никакой самодеятельности, поняла?

– Поняла, – пискнула она, поспешно вылезая из машины.

– Пошли.

Держа ружье на изготовку, оглядываясь по сторонам, я подошел к лежащему возле джипа человеку. Это был милиционер – форменная рубашка, погоны, сапоги. Я наклонился к нему и с усилием перевернул на спину. На меня глянули широко открытые неподвижные глаза, на которые падали капли дождя. Человек был мне незнаком: молодой, лет двадцати с небольшим. Судя по всему – водитель джипа, на котором приехал Терехин. Водитель был мертв – в этом не было сомнений. Еще бы: горло и нижняя часть лица у него были просто разорваны в клочья, кровь уже почти перестала вытекать из чудовищной раны. Я потрогал руку мертвеца: она была еще теплая. Значит, все произошло только что.

Я выпрямился, осторожно заглянул в джип. Пусто. Я повернулся и по выложенной толченым кирпичом дорожке зашагал к дому. За спиной я слышал частое дыхание Стаси.

Входная дверь была распахнута настежь, внутри дома было темно, как в преисподней. В очередной раз сверкнула молния, громыхнул гром. Я поднялся по ступеням на крыльцо, водя из стороны в сторону стволом "моссберга", ожидая нападения откуда угодно и в любую секунду.

– Николай Сергеич!.. Это я, Кирилл! – крикнул я, не входя в дом. – Где вы?..

– Здесь, – донесся до меня слабый голос старика.

Я вытащил из кармана куртки фонарик, включил его и, более не раздумывая, кинулся в дом. Стася – за мной.

– Мы здесь, – снова послышался голос старика.

Я посветил в сторону, вниз, и увидел на полу разгромленной гостиной двоих людей: Николая Сергеича и крепкого, кряжистого мужика лет пятидесяти в гражданской одежде – насколько я понимаю, майора Терехина. Оба они сидели, привалившись к стене. В правой руке Терехина чуть подрагивал направленный прямо на меня "макаров", а другой он прижимал к животу окровавленное полотенце. Да и брюки его почти по колени были темны от крови. Бледное лицо Терехина было покрыто крупными каплями пота. Николай Сергеевич сидел рядом с ним и тоже в правой руке держал свой любимый "зауэр", правда на меня не направленный. Левая рука старика, вся в крови, безжизненно висела вдоль тела.

Мне не надо было объяснять, что здесь произошло – и так все было понятно: убийца не на тех напал. Хотя старику и Терехину тоже досталось.

– Дедушка! Что с тобой! – сдавленно вскрикнула Стася, бросаясь к старику.

– Я в порядке, Станислава, – улыбнулся старик. – Всего лишь царапина. Вот Петр Петрович…

– Вы за меня не переживайте, – с трудом шевеля языком, пробормотал майор, опуская пистолет. – Я тоже в порядке. Кажется, все-таки ранил эту сволочь в ногу.

– Стася, принеси из ванной аптечку, йод, бинты, – еле слышно сказал старик.

– Где он? – быстро спросил я.

– Пару минут назад был еще здесь, рядом с домом, в саду. Я видел его в окно, – мотнул головой старик.

Я чисто автоматическим движением сначала вскинул "моссберг" и только потом оглянулся: широкое французское окно гостиной было разбито вдребезги, часть рамы выломана. Ветер хлопал занавесками, на полу растекались лужи. Мебель была перевернута, ковер сбит в сторону. Сбоку, из коридора торопливо вышла Стася. Вдруг она застыла на месте и пронзительно закричала, показывая рукой в сад:

– Вот он! Вот!..

Я кинулся к окну.

Ярко-белая вспышка молнии озарила сад, и я увидел гигантскую сгорбленную фигуру с неестественно вытянутой вперед огромной оскаленной мордой. Господи, да что старик молол? Какой еще, к чертовой матери, переодетый маньяк?! Это адское создание совсем не было похоже на человека! Но тогда что же это такое? Неужели это действительно мой брат, непонятным образом превратившийся в монстра?!

Чудовище, прихрамывая, наискосок бежало от дома к ограде сада. Я прицелился и нажал на спусковой крючок. Выстрел "моссберга" прогремел не хуже удара грома, раздавшегося следом за выстрелом, отдача ощутимо толкнула в плечо. Но я не попал – ведь стрелял я уже после вспышки, в темноте, практически наугад. Передернув "моссберг", я вогнал в ствол новый патрон и тут же выстрелил – в то место, где по моим прикидкам сейчас мог находиться этот урод.

Но при свете следующей молнии я увидел, как довольно резво зверюга перемахнула через забор и исчезла из виду. Он все еще был жив.

– Кирилл, что там? – послышался голос Николая Сергеевича.

– Убежал, сука! Думаю, что через поселок, в сторону кладбища, – заорал я в ответ.

Майор слабым голосом забубнил в микрофон рации:

– Ивушкин, Ивушкин… Все машины на южный край поселка – эта сволочь уходит от дома Бутурлина к кладбищу…

Ай да майор! Даже сейчас, почти отключаясь из-за потери крови, он продолжал делать свою работу. Теперь я был уверен, что Терехин выживет – такие мужики, как он, от банальной потери крови не умирают. И, уже не раздумывая, бросился через разломанное окно из дома. Я должен был его догнать и убить. Должен. Даже если это действительно Филипп.

– Кирилл, подожди! Я с тобой! – услышал я голос Стаси.

– Даже не думай об этом! – рявкнул я на ходу.

Конечно, у меня и в мыслях даже такого не было – брать ее с собой.

Я выскочил через калитку за ограду, на улицу, подбежал к тому месту, где чудовище перелезло через забор, и наклонился, светя фонариком и пытаясь разглядеть следы: я обязательно должен был определить, в какую сторону оно побежало. Со следами надо было торопиться, пока их не смыло – ведь дождь и не собирался прекращаться, наоборот, он даже усилился. Следы я увидел: глубокие, точно такие же, как и тот слепок, который показывал мне старик. Они шли по песку вдоль кромки асфальта, а потом исчезали. Рядом с парой следов я увидел кровяные пятна, которые быстро смывали струи дождя, – все-таки майор его действительно зацепил. Так, хорошо. Ясно, что дальше он побежал по дороге. Значит, не дурак – понимает, что если будет ступать по земле, я его выслежу в два счета. Но все равно мне теперь было понятно, куда он направляется. Еще с полкилометра – и улица, на которой стоит дом старика, сделав несколько поворотов, заканчивается. Дальше – заливной луг, а потом пологий холм, на котором расположено кладбище. То самое, где похоронен дядя Ваня Пахомов. А еще дальше – речка Сутянка.

– Кирилл…

Я стремительно выпрямился. Передо мной стояла Стася. Я просто задохнулся от ярости:

– Тебе же было велено не выходить из дома! Дальше я – один!

– Нет! Я с тобой! Хоть застрели!

И глядя на ее разгневанное лицо, освещенное моим фонариком, я понял, что никакая на свете сила не заставит ее вернуться в дом. Почему? Да потому что она боялась за меня. Драгоценные секунды уходили. Больше я не мог ждать. Я выключил фонарик и засунул его в карман.

– За мной, – приказал я и понесся по улице.

Я слышал, как Стася бежит следом. Легко бежит, не отстает. Мы миновали один поворот, второй, промчались мимо молчаливых, темных домов, прячущихся за палисадниками. Улица заканчивалась. Я остановился, и Стася остановилась рядом. Вдруг она вскрикнула, показывая рукой вперед. Там промелькнула гигантская лохматая фигура: она пересекла слабо освещенную фонарями улицу слева направо, неуклюже перепрыгнула через канаву и скрылась в темноте, уходя в сторону кладбища.

Выстрелить я не успел.

И мы рванули дальше – тоже перепрыгнули через канаву, наполненную бурлящей грязной водой и, не медля, вскарабкались по глинистому склону. В первую секунду мне показалось, что мы его упустили. Но только показалось: перед нами лежал большой некошеный луг, освещаемый частыми вспышками молний, и по нему убегала в сторону невысокого холма, поросшего деревьями, прихрамывающая горбатая фигура.

– Вот он, гад! – заорала Стася, и в ее голосе я услышал и азарт, и ненависть, и страх.

Я навскидку выстрелил подряд два раза – и, конечно, опять в него не попал. "Моссберг" не предназначен для прицельной стрельбы на дальние расстояния. А до мерзкой твари было не менее двухсот метров. Не разбирая дороги, мы побежали за ним, путаясь в высокой мокрой траве. Расстояние между нами и чудовищем медленно, но верно сокращалось.

Но все же он первым успел подняться на кладбищенский холм и достичь первых могил. Еще минута – и он скроется за деревьями. Я остановился, поймал на мушку широкоплечую мохнатую фигуру, смутно видневшуюся в полумраке – до нее было не более пятидесяти метров, – и, задержав дыхание, плавно нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел, из ствола "моссберга" полыхнул сноп пламени, и я увидел, как тварь дернулась, словно от укуса. Я попал в нее! И тут же я выстрелил снова. Не знаю, влепил ли я в него вторую пулю, потому что в этот момент чудовище, рванувшись вперед, исчезло – как сквозь землю провалилось.

Вот сволочь – он понял, что дважды раненному ему от меня не уйти, и решил сыграть в прятки в привычной обстановке, в ночи среди деревьев. Но это еще бабушка надвое сказала, для кого она попривычней – для него или для меня. Хотя, конечно, хорошая лайка мне бы сейчас не помешала. Или прибор ночного видения. Ну да ладно, и без этого справимся.

Я перезарядил ружье.

Так. В нем оставалось всего три патрона, считая и тот, что уже сидит в стволе. Маловато. Я сунул руку во внутренний карман, нащупал нагревшиеся в тепле патроны и принялся дозаряжать "моссберг". Левым плечом я чувствовал Стасю, прижавшуюся ко мне.

– Что же мы будем теперь делать? – шепотом спросила она.

– Что? Найдем его и прикончим к чертовой матери, – нарочито бодро сказал я, поворачиваясь к ней. Она была перепугана, промокла до нитки, но держалась ничего, достойно. – Ты что, забыла? Я же егерь. Это моя профессия – таких, как он, зверюг отстреливать. Пошли.

И мы побежали к холму. Поднялись на него и остановились возле первых могил. Среди деревьев поблескивали металлические кресты и бетонные обелиски, на которых висели старые, пожухлые венки с искусственными цветами.

Я наклонился к Стасе.

– Держи, – тихо, одними губами сказал я и сунул ей в руки фонарик. – Свети прямо передо мной, на землю. Только постарайся не путаться под ногами.

– Хорошо, – так же тихо ответила она, включая фонарик.

Мы осторожно двинулись вперед, обходя ограды, могилы и покосившиеся деревянные кресты. Стася освещала мокрую землю, а я вглядывался в нее, ища следы, или хотя бы намек на них. Теперь я не спешил: я чувствовал, я знал, что тот, кто мне нужен, притаился где-то рядом.

Притаился и ждет удобного момента. Чтобы напасть уже наверняка – потому что второго шанса я ему не дам.

Издалека, со стороны поселка, сквозь шум дождя донесся короткий вой милицейской сирены. Стих. И снова – только шелест дождя да прерывистое дыхание Стаси у меня над ухом. Гроза уходила, но дождь не унимался. Только иногда еще раздавались глухие, уже далекие раскаты грома. Я переступил через старую поваленную ограду и прикоснулся к Стасиной руке: луч фонарика беспомощно заметался по кругу, натыкаясь на могилы и надгробия.

– Посвети-ка сюда, – попросил я Стасю, показывая рукой на надколотую мраморную плиту, чуть под углом лежащую на старой могиле. Она повела лучом.

– Вот, смотри, – указал я на плиту.

В свете фонарика на ней сверкнула алым цветом россыпь овальных бусинок – крупных и не очень. Я присел перед плитой на корточки, потрогал одну бусинку, поднес палец к глазам. Да, это была кровь. Свежая кровь. Овальные капли – значит, кровь капала, когда он шел. А пошел он во-о-он туда. Направо, к реке. Это было ясно как дважды два четыре. Хорошая идея – переплыть реку и скрыться в лесу охотхозяйства. Хрен там его найдешь ночью, без собак. Только я не позволю ему уйти за реку, суке.

Стася присела напротив меня, не сводя луча фонарика с плиты. Она завороженно смотрела на капли крови.

– Может, он побежал вниз, к реке? – тихо спросила Стася, поднимая голову, и тут же дико, пронзительно завизжала.

Я успел выпрямиться и повернуться: из-за осыпавшейся могилы с восьмиконечным старообрядческим крестом выросла освещенная светом фонарика мокрая лохматая громадина с растопыренными лапами и разинутой пастью, в которой блеснули длинные острые клыки. Тварь появилась прямо передо мной внезапно, с ревом, мигом заглушившим Стасин визг. Выстрелить я уже не мог и единственное, что успел сделать, когда гадина навалилась на меня, так это сунуть приклад "моссберга" в пасть чудовища. Крепкое выдержанное дерево хрустнуло под клыками, сомкнувшимися на нем, а я перехватил лапы твари и вцепился в запястья, еле-еле удерживая когти-бритвы в полуметре от лица – это нечеловеческое существо и силой обладало нечеловеческой.

Стася отчаянно, на одной высокой ноте визжала. Глаза твари пылали алым огнем, она хрипло, утробно рычала, вцепившись клыками в приклад. Пока меня спасало лишь то, что правое плечо гадины было окровавлено и разворочено моим выстрелом – только пули "бреннеке" 12-го калибра оставляют такие жуткие раны. Но это почти не меняло дела, потому что когти левой лапы еле заметно, но неумолимо приближались к моему горлу.

Ближе. Еще ближе.

Я уступал и уже ничего не мог поделать – это был конец. И тут краем глаза я увидел, как Стася подхватила с земли здоровенную доску – кусок поломанного креста – размахнулась и, сделав шаг вперед, из всей силы врезала твари сбоку по башке, прямо по остроконечному уху. Чудовище взвыло от боли, и "моссберг" наконец вывалился из его пасти. А оно рывком высвободило из моих крепко сжатых у него на запястье пальцев левую, здоровую лапу, взмахнуло ею – и тут же разломанная доска полетела в одну сторону, а Стася – в другую. Освободившейся правой рукой я ударил чудовище в брюхо, метясь в то место, где у него должно было быть солнечное сплетение. У меня возникло ощущение, что мой кулак врезался в каменную стену – такой крепости были у него мышцы живота. Тем не менее от удара оно дернулось, отшатнулось, а я разжал пальцы левой руки и отскочил назад.

Тварь тут же ринулась на меня, вскинув лапы для смертельного удара, но я увернулся, отпрыгнув в сторону. Тварь промахнулась, и когти со страшной силой процарапали металл креста, выбив сноп искр. Я попятился и уперся спиной в высокую ограду могилы. Справа и слева торчали точно такие же ограды, и некуда было деться – я мог двигаться только вперед. Но впереди с довольным урчанием медленно поднимал лапы оборотень: до него было всего несколько шагов. Несколько шагов, после которых все будет кончено. Он сделал первый шаг, перешагнул через валявшееся на земле ружье и остановился, не отрывая от меня злобного взгляда. По его морде катились струйки дождя. И я не сводил глаз с чудовища, переступающего передо мной с ноги на ногу, и не представлял, что еще можно сделать.

Эта тварюга не увидела то, что увидел я: Стася, стоя на коленях за его спиной, чуть сбоку, подтянула к себе "моссберг". С ружьем в руках она бесшумно поднялась на ноги, но стрелять, умница, не стала: лохматая спина раскачивалась перед ней из стороны в сторону, и Стася с перепугу запросто могла влепить пулю не в это существо, а в меня.

Тварь сделала еще один маленький шажок и остановилась, издав горловой рык. Да она явно наслаждалась ситуацией, продлевая ее!..

Я встретился глазами со Стасей и крикнул:

– Бросай!..

Оборотень мгновенно оглянулся и все увидел. Он взмахнул лапой – и промахнулся: "моссберг", пролетев по воздуху, уже очутился в моих руках.

Тварь, взвизгнув, рванулась в спасительную темноту.

И тут же я выстрелил. "Моссберг" оглушительно загрохотал, выплевывая ярко-желтое пламя.

Первая пуля, попав в плечо, в ту же рану, только пошатнула, развернула тварюгу ко мне. Вторая, в середину груди, заставила ее выгнуться назад. Третий выстрел – и я буквально увидел, как пуля навылет пробила чудовищу горло точно посреди шеи и отбросила его спиной на могильный холм. Из громадной дыры в его горле хлынула темно-красная кровь. Но каким-то нечеловеческим, невероятным усилием – ведь последняя пуля наверняка размозжила ему шейные позвонки – эта тварь все же сумела приподняться на передних лапах, уставившись на меня алыми, сверкающими, словно уголья, глазами. Из раскрытой, окровавленной пасти несся булькающий хрип.

Я шагнул вперед, прицелился и нажал на спусковой крючок.

Пуля попала твари прямо в сердце и швырнула чудовище навзничь. Тело его задергалось, страшные когти в предсмертной судороге забороздили землю. Но оно все никак не хотело умирать. И тогда я выстрелил еще три раза подряд – и снова в сердце. Тело монстра словно подбросило, потом оно рухнуло на землю и замерло.

В сыром воздухе кисло пахло кровью и сгоревшим порохом.

Послышалось завывание сирен милицейских машин, мчавшихся к кладбищу. Стася кинулась ко мне, прижалась к груди, не говоря ни слова. Я обнял ее свободной рукой, не сводя глаз с покрытого шерстью тела, распростертого на земле. Потом я поднял фонарик и направил его на чудовище: что же такое лежало передо мной?

И я получил ответ на свой невысказанный вопрос.

Стася обернулась, глухо охнула и изо всех сил вцепилась мне в руку.

– Что это?..

Я почувствовал, как у меня на голове приподнимаются волосы – от ужаса.

Потому что внезапно тело мертвого монстра беззвучно зашевелилось и начало плавиться, словно воск, меняя прямо на наших глазах свою форму. Это было невероятное, абсолютно нереальное зрелище, этого не могло происходить – но происходило. Густая шерсть истончалась, исчезала, появлялась светлая кожа. Суставы выпрямлялись, сквозь ставшую прозрачной кожу было видно, как шевелятся, изменяются кости. Тело приобретало другие очертания: в них угадывалось что-то звериное, что-то человеческое, и эти метаморфозы происходили стремительно, в полной тишине. Еще одно, не уловимое глазом мгновенное изменение – и перед нами на склоне могилы лежал обнаженный мужской труп. На груди и в горле у него еле виднелись крохотные кровавые ранки – все, что осталось от ужасных следов пуль "моссберга". Но мужчина был мертв – в этом сомнений не было. Мы со Стасей смотрели на него и молчали. А что мы могли сказать?

Перед нами, уставившись в небо широко открытыми глазами, лежал мертвый Антон Михайлишин.

Я молча высвободился от Стасиных рук, подошел к убитому и опустился перед ним на колени. Отложил в сторону ружье и направил луч фонарика на грудь существа, которое когда-то называло себя человеком. И почувствовал, как у меня замирает, останавливается сердце. Потому что у него на груди, под правым соском, четко виднелось родимое пятно в форме перевернутой пятиугольной звезды.

Помедлив, я одним движением ладони опустил у убитого веки, прикрыв ему глаза. Я смотрел на белое, обескровленное лицо чужого мертвого мужчины и ничего не испытывал – ни ненависти, ни жалости, ни сожаления. Ничего, кроме бесконечной усталости. Все было кончено. Навсегда.

– Почему? – послышался тихий голос Стаси.

Я встал с колен и повернулся к ней.

– Потому что он был моим братом, – сказал я спокойно.

Я поднял голову, стараясь сдержать внезапно подступившие слезы, и вдруг понял, что дождь кончился. Над нами, среди ветвей сосен, на очистившемся небе острыми яркими точками сияли звезды. Стася обняла меня и тоже посмотрела на небо. И как раз в этот момент горизонт прочертила тонкая линия падающей звезды – предвестницы скорого августовского звездопада.

– Скорее загадай желание, – тихо сказал я.

Стася что-то неслышно шепнула. Я покосился на нее. Она робко улыбнулась.

– Загадала?

– Загадала, – ответила Стася и покрепче прижалась ко мне.

Я обнял ее за плечи.

– Теперь уже все позади… Пойдем… – сказал я.

И мы, обнявшись, стали спускаться с холма навстречу сине-красному миганию милицейских джипов, лаю собак и бегущим навстречу людям.

Глава 24. УБИЙЦА

Обнаженное мертвое тело, еще недавно бывшее Антоном Михайлишиным, было неподвижно распростерто на земле.

Внезапно кожа на левом виске мертвеца зашевелилась, и на этом месте бесшумно вырос маленький, едва заметный бугорок. Потом с легким треском кожа лопнула и из бугорка вывалился крохотный кристаллик-октаэдр. Он упал в густую, мокрую после дождя траву и тут же в ней затерялся, застыл.

Кристалл лежал в траве неподвижно.

До поры, до времени.