Глава 22. УБИЙЦА

Она ошибалась и не ошибалась.

Стася не ошибалась, потому что в ельнике действительно кто-то прятался. Кто-то, невидимый в темноте леса, явственно ощущал ее присутствие. И не только ощущал, но и следовал за ней. Этот некто почувствовал, как Стася, попрощавшись с Аленой, отошла от костра и пошла домой. И этот невидимый, следивший за ней из глубины леса, бесшумно двинулся следом за девушкой, огибая поляну с костром. Огонь ему не нравился. И поэтому чудовище двинулось к тропинке. Вслед за девушкой.

А ошибалась Стася потому, что эта невероятно злобная тварь, претерпевшая очередную метаморфозу и превратившаяся из водяного полумертвого монстра в огромного волкоподобного зверя, жаждущего крови, ощутила ее присутствие, лишь когда Стася пошла домой. До этого момента существо не преследовало девушку, потому что еще не обнаружило ее присутствия в ночном лесу. И Стасины страхи по дороге к озеру были подсознательным предчувствием того, что еще только должно было случиться.

Но девушка не знала об этом.

Не знала она и того, что существо могло пока только следить за ней, и то – по запаху: зрение у чудовища еще не восстановилось до конца, и из-за этого оно вынуждено было полагаться на чутье, не слишком пострадавшее от подводного взрыва. Слух тоже еще не восстановился – до сознания кошмарной твари сквозь боль в ушах доносились лишь отдельные, глухие и разрозненные отзвуки, смутное эхо шагов передвигающейся где-то в отдалении добычи. Эхо не позволяло точно определить, откуда, из какого именно места эти звуки исходят.

Но оно уже старалось определить. Чтобы напасть и убить.

И все-таки существо отчетливо ощутило появление добычи: оно метнулось на тропинку, но находилось еще далеко позади девушки. Тварь низко пригнулась к земле, впитывая жадно расширенными ноздрями запах жертвы. Запах, который поведет его по следу девушки, как охотничью собаку по следу зайца.

Запах страха.

И, следуя за этим запахом, пригнувшись к тропе, существо решительно двинулось в погоню. Оно бесшумно понеслось по тропинке в мерцании призрачного лунного света. Пригнувшись, понеслось на своих мощных кривых задних лапах, как гигантская обезьяна.

Девушка уже выбежала из леса и, не оборачиваясь, перешла на легкую ровную трусцу. Хотя теперь она уже была на открытом, залитом холодным светом пространстве, необъяснимое чувство тревоги не стихло, а наоборот, усилилось, охватывая ее с новой силой. Девушка по-прежнему никого и ничего не видела, но чувствовала, что кто-то за ней наблюдает. Кто-то идет по ее следу. И этот кто-то – совсем не человек, она могла в этом поклясться. Не какой-нибудь там клыкастый вампир в развевающемся черном плаще и не восставший из праха полуистлевший мертвец, нет. Но и не человек. Что скрывалось там, в черноте ночи, она не знала. Но знала, что он или оно вот-вот ее настигнет. В какой-то момент ей даже показалось, что она слышит у себя за спиной осторожные крадущиеся шаги. Дыхание у нее прервалось от одного только предположения, что сейчас какая-то неведомая тварь бесшумно вынырнет из темноты и вцепится клыками ей в горло.

Девушка стиснула зубы и снова рванулась вперед.

Тропинка устремилась вверх по пологому, поросшему высокой травой и редкими кустами холму, за которым начинались первые дома поселка. Сзади, из сумрачной ложбины, отделяющей холм от леса, начал подступать, накатываться еще почти прозрачными клубами ночной туман. Высокая трава влажно поблескивала в ледяном лунном сиянии.

Странная горбатая тень бесшумно выскочила из густого подлеска к освещенному лунным светом подножию холма.

Но девушка уже не могла ее увидеть, потому что в этот момент как раз перевалила вершину пологого холма и изо всех сил понеслась вниз. Перед ней внезапно открылась узкая пустынная улица поселка, обсаженная черемухой и сиренью. Листья сирени матово поблескивали в свете фонарей. Над улицей плыла круглая луна. Откуда-то доносилась негромкая музыка. Ее перебивало бормотание теледиктора – завтрашний прогноз погоды. Изредка где-то на огородах взлаивали собаки. Только поравнявшись с первыми домами, девушка осмелилась оглянуться.

Сзади никого не было.

Глава 23. СТАСЯ

Я с трудом заставила себя перейти на спокойный шаг и перевела дух. Я задыхалась, воздух со свистом вырывался из саднящих легких.

– О господи, – с трудом просипела я. – Ну я и дура! И чего испугалась?..

Но ничто на свете не заставило бы меня отказаться от убеждения в том, что за мной кто-то гнался.

Только что. И именно за мной.

Я знала, я чувствовала, что меня преследовал кто-то чудовищно злобный, оставшийся там, позади, в жутком ночном лесу. Да, конечно, у меня, как у всякой современной московской барышни, начитавшейся книг Дина Кунца и насмотревшейся по видео фильмов ужасов, было богатое воображение по этой части. И едва я представила себе, какое именно кошмарное ночное существо, сравнимое разве что с невероятным по своей нечеловеческой злобе персонажем знаменитого триллера "Чужой" режиссера Ридли Скотта, могло меня преследовать…

Мне снова, мягко говоря, стало не по себе. Я поежилась словно от холода и снова прибавила шагу. У меня мелькнула мысль: сейчас, когда я иду по освещенной части улицы, я видна как на ладони тому, кто за мной гнался. Поэтому я свернула и пошла вдоль проезжей части в тени кустов, свешивающих свои густые ветви из-за сетчатой ограды какого-то участка. Здесь было довольно темно: на землю падали только редкие и неяркие пятна света. Я выключила фонарик, чтобы светом случайно не выдать своего присутствия. Здесь я наконец почувствовала себя в относительной безопасности.

Но только в относительной.

Дело в том, что у нас в академпоселке дома не стоят плотными рядами вдоль улиц, как в соседнем Алпатове. Одни дачные особняки стоят прямо возле проезжей части, другие прячутся в глубине обширных участков, их и не видно за плотной стеной садовых деревьев и старых сосен. Кое-где дачи поставлены довольно близко друг к другу – их разделяют только невысокие штакетники. Прилипли, что называется, окно к окну. А иные стоят особняком, за высокими заборами посреди практически нетронутого леса, истоптанного тропинками. Да и улицы у нас в поселке скорее напоминают узкие асфальтовые дорожки – с трудом разъедутся две машины.

Я дошла до перекрестка и быстро оглянулась: никто за мной не гнался, никого не было видно. Но острое чувство опасности по-прежнему не покидало меня. Я старалась идти как можно тише. Еще пара шагов, и я завернула за угол, по-прежнему прячась в тени кустов.

И тут я чуть не умерла от страха.

Потому что мне на плечо внезапно опустилась чья-то тяжелая рука.

Я коротко вскрикнула и резко обернулась, инстинктивно выкинув вперед руки: сердце у меня замерло, ушло в пятки и тут же снова заколотилось как бешеное.

В световом пятне, падающем от ближнего фонаря, передо мной предстал импозантный мужчина лет сорока пяти. Высокий, хорошо одетый, он широко улыбался, глядя на мое перепуганное лицо. Я наконец с трудом, но сообразила, кто это такой. Это был дядя Игорь. Игорь Андреевич Шаповалов, отец Веры.

– Боже мой!.. – обессиленно выдохнула я, приходя в себя. – Да вы меня до полусмерти напугали, дядя Игорь!..

– Напугал? Тебя? – заулыбался дядя Игорь еще шире. – Поверить в это не могу. С каких это пор, Станислава, ты стала бояться ночью ходить по нашему поселку?

– Да не боюсь, я, дядя Игорь. Просто…

Я не стала договаривать.

Потому что вовремя сообразила: мой сумбурный рассказ о неведомом полночном преследователе будет сейчас выглядеть по меньшей мере нелепо. Ведь я не видела, кто там за мной гнался. И при всем желании не смогла бы даже приблизительно его описать. Не видела я ничего и никого. А жаловаться на пустые, по мнению любого здравомыслящего человека, ночные страхи было бы в данный момент глупо. В глазах дяди Игоря я оказалась бы полной идиоткой.

– Что – просто? – переспросил он.

– Так. Ничего, – пробормотала я, отводя глаза.

– Ничего… А знаешь, Станислава, почему порядочная девушка не позже девяти вечера должна быть в постели? – строго спросил дядя Игорь.

– Почему?..

– Потому что в одиннадцать часов она обязательно должна быть дома! – он жизнерадостно захохотал.

Он еще и острит, шутник хренов! Нашел время. Тем не менее я невольно усмехнулась. Вокруг стало чуть светлее – луна снова выглянула из-за туч.

– А сейчас, между прочим, уже пятнадцать минут двенадцатого, – сказал дядя Игорь, бросив взгляд на светящиеся стрелки своего пижонского наручного "Титаниума". – Вот так-то, моя милая.

Он приобнял меня за плечи и повел по улице.

– А ты что это по ночам одна, без провожатых бродишь, Станислава? Гляди, отец узнает да и задаст тебе!

– Не задаст. Он у меня либерал.

– А я – консерватор. Причем убежденный. Кстати, моя коза тоже неизвестно где шляется. Ускакала, даже не предупредив, куда идет, зачем. А ведь вернуться обещала не позже одиннадцати тридцати.

– Но ведь сейчас, кажется, только четверть двенадцатого, – возразила я.

– Не важно. Важно, что нечего ей по ночам болтаться. Так что именно поэтому, когда она вернется, я, старый консерватор, задам ей по самые, что называется… Жаль, что телесные наказания нынче не в моде… Скажи-ка, Станислава, а часом не с тобой ли вместе она была? – вдруг подозрительно осведомился дядя Игорь.

– Нет, что вы, дядя Игорь, – на всякий случай солгала я. – Я ее сегодня вообще не видела.

Он недоверчиво на меня посмотрел:

– Не видела?..

– Ну да. Я в гости к приятельнице ходила. Тут, неподалеку, – невинным тоном сказала я и тут же постаралась сменить опасную тему:

– А может, она в Москву решила съездить?

– В Москву? На ночь глядючи, не предупредив меня и мать? – фыркнул дядя Игорь. – Глупости!

Я решила благоразумно промолчать, потому что, разумеется, и не собиралась выдавать подругу. Но тут вдруг вспомнила о неведомом жутком существе, которое гналось за мной (да, гналось!) по лесу, и у меня перехватило горло от неожиданной догадки. Ведь Вера наверняка пойдет домой по той же тропинке – это самый короткий путь от озера к поселку. А что, если это существо нападет на нее? Я уже было раскрыла рот, чтобы сказать Игорю Андреевичу, где сейчас находится Вера. Сказать, чтобы он ее встретил, и лучше хорошо вооруженный или вместе с милицией, потому что за мной только что кто-то гнался по лесу. Но кто? Я же никого так и не увидела. Никого и ничего не было, кроме моих ночных девчоночьих страхов. Но не это меня остановило. Я сообразила, что Вера наверняка пойдет назад в сопровождении своих кавалеров и вряд ли тот, кто прятался в лесу, осмелится нападать на двух здоровенных парней. Да и вообще: был ли там кто-то, или мне все же померещилось? Сейчас, когда я шла по такой уютной, мирной улице поселка и чувствовала себя в полной безопасности, лесные страхи показались мне совершенно напрасными и выдуманными. Я тряхнула головой, отгоняя наваждение.

Все уже кончилось. Бояться абсолютно нечего.

Мы миновали несколько спящих домов и остановились у калитки, за которой в глубине большого, не меньше тридцати соток участка светились окна большой кирпичной дачи послевоенной постройки.

Дядя Игорь полез в карман брюк, достал пачку "Давидофф" и неторопливо закурил.

– В общем, Станислава, чует мое сердце, что сегодня Верун изрядно схлопочет, – сказал он.

– За что же, дядя Игорь? – притворно удивилась я. – Подумаешь, пошла девушка вечером погулять.

– Погулять, – хмыкнул он. – В поселке мирным обывателям головы отпиливают по ночам, непойманный убийца где-то поблизости шатается, а она, видишь ли, гулять надумала. Хоть бы сказала, куда идет. Мать, поди, с ума уже сходит. Нет, непременно получит.

– Да вы преувеличиваете, дядя Игорь, – сказала я, стараясь, чтобы голос мой звучал беспечно. – Убийца, если его уже не поймали, давным-давно отсюда смылся. Что он, дурак – на месте преступления разгуливать?

– Не знаю, не знаю, милая… – задумчиво произнес дядя Игорь. – Я знаю только, что нечего вам с Веруном по ночам шляться, пока наши доблестные стражи правопорядка не поймали этого ублюдка… Ладно. Может быть, тебя проводить?

– Нет, спасибо, дядя Игорь, – отказалась я. – Я сама дойду, тут ведь недалеко.

– Ну, как знаешь. А я пока еще поброжу, Веруна дождусь. Спокойной ночи, Станислава. Отцу привет передай, скажи, что я завтра, скорее всего после обеда, к нему непременно загляну, – сказал он.

– Обязательно передам. Спокойной ночи, дядя Игорь.

И я быстро зашагала домой.

Глава 24. УБИЙЦА

Одинокая фигурка Стаси удалялась, быстро исчезая в призрачном лунном свете. Игорь Андреевич неодобрительно хмыкнул, глядя ей вслед, и толкнул калитку в заборе. Но, войдя на участок, не пошел прямо к дому, а остановился у штакетника и снова закурил. Дорожка, выложенная квадратными бетонными плитами, чуть поблескивающими от ночной росы, убегала к прячущемуся в глубине участка дому. Свет горел только на первом этаже, где в большой гостиной, уютно устроившись в глубоком кресле, сидела перед телевизором Таня, его жена. Судя по громким звукам музыки, доносившимся из окна, она смотрела очередной третьеразрядный боевик или какой-нибудь бесконечный латиноамериканский сериал – тупое зрелище для слабоумных. Игорь Андреевич недовольно поморщился. В нем нарастало раздражение: и оттого, что дочери еще нет дома, и оттого, что он не знает, где она, а жена и в ус не дует, целыми вечерами просиживая перед этим ящиком для идиотов. К тому же он, мягко говоря, не разделял с женой ее увлечение этими многосерийными сопливыми видеоподелками.

Склонив голову, Игорь Андреевич прислушался к затихающим Стасиным шагам. Хитрая девчонка явно знала, где сейчас ошивается Вера, но не стала ее выдавать. Пресловутая женская солидарность. А врала не очень умело, надо признать. Еще не научилась. Ладно. Если бы с Верой происходило что-то неладное, она бы наверняка не стала скрывать…

Игорь Андреевич решил дожидаться Веру здесь, в саду: он все же надеялся, что дочка появится с минуты на минуту. И ему было чрезвычайно интересно – будет ли у нее провожатый, а если будет – кто именно и как он себя будет вести. Местный или кто-нибудь из ее московских приятелей? И насколько все у них серьезно? Все же девочке уже двадцать первый пошел, пора и замуж, а то так и останется ходить в девках. Хотя, признался Игорь Андреевич себе, скорее всего Вере, с ее яркой внешностью и фигурой манекенщицы, эта участь не грозит. Больше надо думать о другом: о том, чтобы она, не дай бог, в подоле домой не принесла. А свое невинное желание слегка пошпионить за дочерью он оправдывал достаточно просто: Вера – его единственная дочь, и кому, как не ему, заботиться о ее судьбе.

С этой мыслью он посмотрел на часы. Прошло всего шесть минут. Он поежился. Зря он не послушался жену и не захватил куртку. И теперь надо было решать: либо и дальше ждать дочку, потихоньку замерзая в уже ощутимой ночной прохладе, либо идти домой. Игорь Андреевич решил пойти в дом. Но пойти лишь для того, чтобы одеться потеплее и вернуться на свой шпионский пост в кустах сирени возле калитки.

Неожиданно чуть слышно скрипнула дверца большого пятнадцатиметрового парника, что находился в десятке шагов от Игоря Андреевича. Игорь Андреевич повернулся на звук и насторожился. Ему показалось, что в дверь парника кто-то быстро прошмыгнул. Кто-то чужой? Вряд ли осмелится. Свои, поселковые мальчишки? Чего им лазить по парникам? Там кроме тривиальных огурцов и помидоров ничем не поживишься. А такие парники у каждого второго в поселке. Нет, это не пацаны, решил Игорь Андреевич. Помедлив, он все же шагнул к парнику, остановился и снова прислушался. Ему показалось, что внутри кто-то зашевелился. Он потянул на себя дверцу – деревянную раму, обтянутую, как и весь парник, полупрозрачным, довольно толстым полиэтиленом.

– Вера?.. – тихо позвал Игорь Андреевич, просовывая голову в дверной проем. – Это ты? Что тут делаешь, полуночница?! Вера, отзовись…

Он вглядывался в глубину парника. Но там было тихо и темно. Пахло прелым перегноем, навозом, сыростью и влажной зеленью. В парнике было тепло и душно: от спертого тяжелого воздуха дыхание перехватывало, как в ночном тропическом лесу после ливня. Игорю Андреевичу это ощущение живо напомнило недавнюю служебную командировку в Центральную Африку, где пришлось в полевых, вернее, жутких условиях прожить в тропических джунглях почти три недели. Воспоминания были не из самых приятных. Игорь Андреевич прищурился, всматриваясь в темноту. Плети огурцов, подвязанные к вертикально натянутым веревкам, и кусты помидоров застыли на фоне прямоугольных квадратов полиэтиленовых стен узорчатыми черными силуэтами.

– Вера! – снова позвал Игорь Андреевич.

Ответа не было.

Игорь Андреевич шагнул внутрь парника, не закрывая за собой дверь. Нащупал на вертикальной деревянной стойке каркаса выключатель и нажал на него. Но свет не зажегся. Игорь Андреевич несколько раз пощелкал тумблером выключателя – никакого результата. Он выругался сквозь зубы. Видимо, экономная Таня отключила в доме линию, ведущую в парник. А может быть, он сам ее отключил перед уходом да и забыл про это. Но дела это не меняло – света в парнике как не было, так и нет. Надо было что-то предпринимать. Не стоять же вот так, истуканом, в темноте. Глупо как-то. От этой мысли Игорь Андреевич даже слегка рассердился и решил прекратить весь этот балаган.

– Вера! Не глупи, выходи. Что за детские шалости? – уже раздраженно сказал Игорь Андреевич, сделав несколько шагов по узкой асфальтовой дорожке, проложенной среди грядок.

Он думал, что девчонка, опасаясь выволочки за поздний приход, решила потихоньку пробраться в дом. Но тут увидела его и спряталась в парнике, чтобы потом спокойно прокрасться к себе. Или задумала разыграть отца, напугать – чисто по-детски. Хоть и пора замуж барышне, но детские привычки-то еще остались.

Тут он невольно ухмыльнулся: еще неизвестно, кто кого сейчас напугает, – выход-то из парника один. Игорь Андреевич перестал дышать, пригнулся и, стараясь двигаться бесшумно, шагнул назад, к полиэтиленовой стенке парника. И краем глаза увидел неясную тень, непонятный темный силуэт, метнувшийся снаружи к парнику. За спиной Игоря Андреевича с нежным шелковым шелестом разошлась под напором острых когтей полиэтиленовая пленка.

Услышать-то этот звук он услышал, но обернуться и посмотреть, кто это, уже не успел.

Пленка лопнула, и из-за спины к Игорю Андреевичу рванулась гигантская сгорбленная фигура. Косматая лапа зажала ему рот, разгибая тело, разрывая щеки когтями скрюченных узловатых пальцев, а вторая лапа стремительно, снизу вверх вспорола жертве когтями живот до самой грудины. В тишине парника послышался приглушенный, полный боли и ужаса стон. Тело жертвы забилось в лапах склонившегося над ним чудовища. Потоки крови выплеснулись на землю. Отчаянным, уже конвульсивным движением Игорь Андреевич вскинул голову и, не веря собственным глазам, увидел прямо перед собой отвратительную, словно сошедшую с безумных офортов Гойи морду с оскаленными клыками, с которых капала пенистая слюна. Маленькие глазки монстра с черными вертикальными зрачками горели мстительным алым огнем.

Это было исчадие ада.

И тогда краем затухающего сознания Игорь Андреевич понял, что над ним склонилась сама смерть.

Чудовище оттолкнуло от себя еще не осознающего, что он умирает, человека. Игорь Андреевич с мягким стуком упал на бок в лужу собственной крови, задергался, мелко засучил ногами, от шока уже не ощущая боли. Кольца сизоватых, влажно поблескивающих кишок вывалились из его распоротого живота и, вздрагивая, разбухая на глазах, словно живые стали расползаться по мокрому от крови асфальту. Игорь Андреевич, сам не понимая, что делает, не ощущая боли, судорожно схватился за эти кольца и инстинктивным движением попытался впихнуть их обратно, в распахнутую полость живота. Но силы оставили его, руки внезапно ослабели, и он, покрывшись с головы до ног холодным предсмертным потом, задрожал, чувствуя, как меркнет, уплывает в никуда, в черное безвозвратное ничто затухающее сознание.

И тогда он из последних сил отчаянно закричал, заверещал тоненьким, почти детским голоском, запрокинув голову, почти касаясь затылком напряженно выгнутой спины. Чудовище отреагировало мгновенно. Толстая нога с кривыми короткими когтями взметнулась и резко опустилась прямо на лицо корчащегося в предсмертных конвульсиях человека. Раздался короткий омерзительный хруст лопнувших костей черепа, и короткий крик резко оборвался.

Последний раз дернулась и разогнулась в зарослях помидоров нога, сбрасывая модную итальянскую туфлю на тонкой кожаной подошве.

Жуткая громадная тварь, даже не посмотрев на неподвижно распростертое тело жертвы, развернулась и, стремительно выскользнув из парника, совершенно беззвучно растаяла в летней прохладной темноте.

Луна скрылась за жемчужными кружевными облаками, и в саду снова сгустились сумрачные тени.

Глава 25. СТАСЯ

Я прошла уже почти полдороги до дома.

И тут услышала отдаленный, еле различимый крик, прозвучавший в мрачной ночной темноте, словно последняя, напрасная мольба о помощи. Кричали, как мне показалось, со стороны улицы, где я всего несколько минут назад разговаривала с Игорем Андреевичем. На миг у меня возникла спасительная мысль, что это кричал вовсе не человек, что это верещало какое-то маленькое, беззащитное животное, попавшее в смертельную ловушку. Мысль эта возникла и сразу же растаяла. На самом-то деле было ясно: кричал человек. И кричал перед лицом ужасной опасности. Перед лицом смерти. Я остановилась и обернулась, прислушиваясь.

Может быть, этот тонкий вопль мне только послышался и на самом деле его не было. От ужаса я не могла пошевелиться – так и стояла, с замиранием сердца ожидая, что крик повторится, подтверждая все мои недавние полночные страхи. Но тоненький заячий крик не повторился. Он затих, растаял. Словно его и не было вовсе.

Я тихонько перевела дыхание и с облегчением подумала, что это была элементарная звуковая галлюцинация. Но тем не менее я продолжала вслушиваться в ночную тишину. Время словно протекало сквозь меня. Я стояла не шевелясь и ждала.

И дождалась.

Спустя несколько минут уже с другой стороны, издалека, еле слышно, буквально намеком, до моего обостренного страхом слуха донесся странный, ни на что не похожий вопль. Он не был похож даже на тот, первый, заячий.

Этот крик одновременно напоминал вой волка, уханье совы и искусственный голос придуманного существа из компьютерной игры-страшилки.

Кто-то, невидимый в ночном мраке, безостановочно выл, вкладывая в свой протяжный вопль торжество, злобу и в то же время непередаваемое отчаяние, страх невосполнимой потери и непонимания случившегося.

Вой затих.

И тогда, обмирая от леденящего душу ужаса, я отчетливо поняла, что это кричал мой таинственный ночной преследователь. И еще одно я тогда поняла: чудовище нашло свою жертву. Буквально несколько минут назад.

Надо было немедленно убираться отсюда, скорее бежать домой, в спасительный свет и привычный уют, но я стояла, словно зачарованная, и напряженно вслушивалась в ночную тишину, которую теперь нарушал только отдаленный лай собак. Вот тут-то меня и затрясло. Я обхватила себя руками, чтобы хоть как-то успокоиться. И почувствовала, как вдоль позвоночника скатываются холодные капли пота.

Я все еще чего-то ждала, но сама не понимала – чего?

Прошло, наверное, всего несколько минут. Мне же показалось, что миновала целая вечность, что время остановилось, замерло вместе со мной.

Краем глаза я внезапно уловила еле заметное движение справа вверху. Я повернулась: беззвучно взмахивая крыльями, над черными кронами деревьев промелькнула распластанным киношным силуэтом одинокая летучая мышь.

И тогда, наконец очнувшись, я развернулась и со всех ног бросилась по улице к своему дому. Я неслась, не чуя под собой земли, не оглядываясь, только ветер свистел в ушах. Добежав до калитки, я нащупала щеколду, повернула ее и, спотыкаясь, понеслась по дорожке к дому, сияющему огнями, словно новогодняя елка.

Кажется, я окончательно потеряла рассудок и ожидала от этой кошмарной ночи всего, чего угодно, вплоть до того, что сейчас из кустов роз протянутся жуткие длинные лапы и вцепятся в меня мертвой хваткой.

Входная дверь была не заперта.

Задыхаясь, я ворвалась в холл и захлопнула за собой дверь. Отшвырнула в сторону пакет и фонарик и, не мешкая ни секунды, стала запирать дверь на все три замка. Руки меня не слушались, тряслись, пальцы срывались с холодного металла задвижек. Наконец я повернула последний запор. Затаив дыхание, прильнула к двери ухом и прислушалась.

За дверью было тихо. Ни звука осторожных шагов, ни жадного сопения, ни приглушенного рычания.

Ничего и никого.

– Стася, что здесь происходит? – раздался у меня за спиной недоумевающий голос мамы.

Краем глаза я видела в зеркале на стене свое белое, перекошенное лицо. Я медленно повернулась к маме, не отнимая ладоней от теплого дерева двери, и посмотрела на нее непонимающим взглядом. Я действительно не поняла, о чем она спрашивает. Да я и не услышала ее толком.

Мама ошеломленно охнула и схватилась рукой за горло.

– Стася!.. Что с тобой случилось! Стасечка?!. Отец! Отец, да быстрее же иди сюда, быстрей! – закричала она, не сводя с меня перепуганного взгляда. – Стася!..

– Ничего, мама, ничего, я сейчас, – пробормотала я, сама не понимая, что говорю. Мне сейчас было не до материнских истерик – надо было попытаться справиться с подступающей собственной.

Наконец я с трудом заставила себя оторваться от двери и обессиленно опустилась на стоявший у вешалки стул. Из гостиной послышались торопливые шаги, и в дверях прихожей появился папа с "Коммерсантом" в одной руке и кружкой чая – в другой. Он непонимающе переводил взгляд с меня на маму. За его спиной маячила перепуганная не меньше мамы, растрепанная Ксюша в застиранном байковом халате: мамины крики явно выдернули нашу домработницу прямо из постели. Мама вдруг встала передо мной на колени, взяла мои ладони в свои и ласково, стараясь говорить по возможности спокойно, спросила:

– Что случилось, доченька, что?.. Скажи, тебя кто-то обидел?..

Я только и сумела, что отрицательно помотать головой.

– Расскажи, что случилось. Тебя кто-то напугал, да, деточка? Ведь что-то случилось, да? – твердила мама. – Случилось, Стася?..

– Да, мама, случилось, – наконец выдавила я из себя и тихонько заплакала, уткнувшись в пухлое мамино плечо, обтянутое темно-малиновым атласом халата.

Сквозь слезы я увидела, как мама, по-прежнему ничего не понимая, но чувствуя, что со мной произошло нечто ужасное, сделала подошедшей Ксюше страшные глаза и прошептала:

– Принеси валерьянки, быстро!..

Только минут через десять, когда я выпила разбавленной водой валерьянки, когда родители заботливо отвели меня в гостиную и уложили на диван, стоящий в углу комнаты, только тогда я почувствовала, что немного успокоилась. Я по-прежнему не отвечала на тревожные расспросы родителей, только пробормотала, что лично со мной ничего не случилось и повода для беспокойства нет. Я полулежала, укрытая пледом, и держала в еще трясущихся ладонях большую кружку горячего чая, который на счет раз приготовила Ксюша. Уставившись в потолок, я молчала. Дрожь в руках постепенно унималась, но внутри себя я все равно ощущала мертвящий холод и в ушах по-прежнему слышались недавние жуткие вопли – и первый, и второй.