Решил он тогда в бега податься. Душа праздника запросила. Стал среди ссыльных напарника себе подыскивать. Вдвоем-то всегда ноги делать сподручней и веселей. Спрашивает одного:
      - Ты, товарищ, по какой части мотаешь, по политической?
      А тот сконфузился.
      - Да нет, я, друг, того, больше по уголовной...
      - Ах ты, какая незадача! - вздохнул Ленин, да делать нечего, хоть с чертом, а бежать надо, сильно ему хочется огни Петербурга увидеть. Взыграла душа, просит праздника.
      Ладно, подговорил он уголовного, пошли они в побег... День бегут, другой, оглянутся - погони вроде нет. Хорошо. А Наде он сказал, что на охоту пошел, лису ей на воротник подстрелить. А она пофорсить сильно любила, заядлая модница была. Пусть подождет, думает Ленин, обещанного три года ждут. Сам радуется: обманул-таки кралю.
      Ленин первым бежит - шпарит будь здоров, да он всегда на ногу легкий был. Но и уголовный товарищ - не промах, тоже шустро бежит, за Лениным держится. А тайга им как мать родная, - не выдаст. Уже и Минусинск промахнули, и Абакан, держат курс строго на Петербург. Хорошо им вдвоем бежать, сподручно и весело.
      Вот только одна беда: все сухари, которые у них про запас были, подъели, и крошки не осталось. А к людям выходить побаиваются, Ленина-то могут сразу узнать, очень уж у него внешность приметная. Враз захомутают и обратно законопатят. Прощай тогда, огни Петербурга. А есть обоим ужасно хочется. Тут уголовный товарищ не выдерживает, обращается к Ленину:
      - Ну, - говорит, - Ильич, - а они уже за это время крепко сдружились, - кто у нас за теленка будет?
      - Как это? - поинтересовался Ленин.
      Тот ему подробно и объяснил, что это когда один товарищ другому в голодное время на пропитание идет. Сам ладони потирает, напевает Ленину на ухо: "А за поясом нож горячо-о-о наточе-е-н".
      Не понравилось все это дело Ленину, не привык он таким образом столоваться, просит уголовного, чтоб еще денек потерпеть: утро вечера мудренее, авось, все само устроится... Ладно, хоть голод и не тетка, согласился уголовный еще денек потерпеть. А Ленину страшно стало, он-то кровавых дел всегда боялся, мухи обидеть не мог, уж и не рад, что с уголовным связался.
      Отложили они насущный вопрос на завтра, дальше побежали... Не много времени и прошло - выскочили скоро на берег реки, на чистое пространство. Тайга за спиной осталась.
      - Жильем пахнет, - повел носом Ленин.
      - Едой, - поддакивает уголовный.
      А солнце жарит, пекло, как в Африке, - в тайгу-то они летом ушли, в июле, а зимой какой дурак бегает? Разделись они до трусов, вроде как спортсмены. На тот случай, если кто чужой встретится.
      Глядят, баба в реку забралась, белье полощет. Подол подоткнула, а вся пригожая задница на виду. У Ленина сразу в глазах потемнело. Ах, думает, скорее бы до Петербурга добраться.
      Подошли они к бабе, Ленин обратился вежливо:
      - Ты, сударушка, из каких будешь, из бедных или из богатых? - он-то больше любил с простыми людьми общаться, с народом, он с ними сразу общий язык находил.
      - А я, сударики, не из тех, не из других, - баба отвечает. - Я вольная казачка, сама себе хозяйка, куда хочу - туда верчу. Потому, что если под кем служить - подол заворотить.
      - Верно, - согласился Ленин. - Им только покажи слабину, они сразу навалятся скопом, всю кровь высосут, кровопийцы. А мы, баба, - простые немецкие инженеры, Карл и Фридрих, золотую жилу тут у вас искали и от экспедиции отбились.
      - Ну и как, нашли?
      - А как же! Вы в Сибири сплошь и рядом на золоте сидите да сами того не ведаете. Вот, - и червонец ей золотой показывает.
      А у него на груди всегда заветный мешочек с червонцами висел. Кожаный, надежный. На всякий коварный случай. Ленин, он всегда запасливый был и без денег шагу ступить не мог.
      - И много у нас этого добра? - у бабы сразу глаза загорелись. Золото она очень уважала, особенно если сразу в червонцах.
      - Золотишка навалом, хоть лопатой греби...
      Так, слово за слово, разговорились они душевно, быстро Ленин с ней общий язык нашел, повела она их к себе, дома у нее сытные щи с мясом оказались, не остыли еще.
      Обрадовался Ленин с товарищем, что все так ловко устроилось. Наелись они в гостях у бабы сытных щей с мясом, а потом еще каши с гусятиной. Так наелись, что пальцем пошевелить не могут. Стала баба их на кровать укладывать, отдохнуть после трудов праведных.
      Сел Ленин на перину, только хотел на бок завалиться, вдруг - что такое! - лезет из-под кровати бугай, полицейская морда: с усами, с громадным револьвером, с шашкою и в папахе с кокардой.
      - Руки вверх! - кричит.
      А они уже здесь на Ленина ориентировку получили: дескать, бежал из мест заключения особо опасный преступник, семерых зарезал, восьмого не успел. Да еще теленка с собой прихватил. Вот они и поставили на их пути бабу с приманкой, чтоб хитрого Ленина заманить. Он на это дело сильно падкий.
      - Э-э-э-х, законопатят теперь на всю катушку! Прощай, огни Петербурга! - заплакал и зарыдал Ленин. - Не хочу к Наде, хочу в Петербург, чтоб народу свободу дать!
      Да где там! Арестовал их бугай, полицейская морда, спеленал, как младенцев, и назад, в Шушенское повез. Оказалось, что у них там в доме отдыха путевки еще не закончились.
      А гостеприимная баба ленинское золотишко ровно поделила с полицейской мордой - каждому по труду, свою долю под половицу прибрала, а заветный ленинский мешочек в красном углу повесила, чтоб было потом что внукам и правнукам рассказать. Что случались и у нее в жизни встречи нежданные-негаданные, посещала и ее нечаянная радость - сам Ленин в гости заходил. Ни к кому другому не зашел, а к ней зашел, уважил сударку.
      РОДИНА И ЧУЖБИНА
      Ленин путешествовать любил. Уже и Щвейцарию, и Германию, и Финляндию вдоль и поперек изъездил, надоело ему. Решил он тогда родину познавать, потому что свою родину он любил и уважал.
      Приехал он в Шушенское. С ним Надя была. Остановились они в двухэтажном особнячке отдохнуть с устатку, потом пошли с Шушенским знакомиться. Первым делом решили в местный музей завернуть. Подошли к музею, а перед ним каменный истукан стоит, руку в приветствии поднял... Внизу надпись "Ленин".
      "Чудно, - думает Ленин, - мне, что ли, памятник?" Толкает Надю в бок.
      - Слышь, тетка, я еще никаких подвигов не совершил, а мне уже памятник отгрохали.
      Надя пригляделась и прыснула.
      - Ой, чума тебя забери, ведь тебе, точно!
      Зашли они смело в музей, как к себе домой, раз он имени Ленина, чего им бояться? Глядят, под стеклом ботинки стоптанные стоят. "Тоже мои, что ли, ботинки? - ломает Ленин голову, ничего понять не может. - Я их еще купить и сносить не успел, а они уже стоят? Чудно, право..."
      Тут к ним бодрая старушка выкатилась, - смотритель.
      - О-ля-ля, - говорит, - за столько годков первые посетители! Значит, праздник у нас. Надо директору брякнуть. - И полетела к директору, от радости ног под собой не чуя.
      Скоро и взволнованный директор прибежал, сам - душа нараспашку, а глаза - хитрые. Уж на что у Ленина глаза хитрые, а у этого - еще хитрее. Стал он им руки жать, обнимать сердечно и приговаривать:
      - Надо же, удружили, дружки приехали! Вот так праздник у нас! Всем праздникам праздник! - а потом к себе в кабинет повел, отметить это радостное событие - приезд дорогих гостей.
      Запер дверь на ключ, хитро подмигнул и из сейфа чайник с самогоном тащит... Сам улыбается, цветет, как майская роза, и старушка-смотритель улыбается, она тоже праздники отмечать сильно любила.
      А Ленин вдруг заупрямился.
      - Да я непьющий...
      Тогда Надя турнула его под ребро, шепчет на ухо, чтоб другие не слышали:
      - Ты что, варан, отказываешься? Тебя, как доброго, в гости пригласили, а ты ваньку валяешь!
      А Ленин-то на самом деле выпить не дурак был, никогда без пива и водки за стол не садился.
      - А шустовского нет ли коньяку? - спрашивает.
      - Да откуда же взяться шустовскому? - удивился директор. - Мы в какой дыре-то сидим... - и по секрету добавил: - Потом... у нас же тут поголовно сухой закон, чтоб зарю счастья не проспать... Только своим варевом и перебиваемся.
      - А не отрава, - все упрямится Ленин.
      - Да какая отрава? Всю жизнь пьем - только здоровеем! - ударил себя кулаком в грудь директор.
      - Точно, - подтвердила старушки, - одно сплошное здоровье.
      Ладно, раз так, выпили за приезд, за праздник, за Ленина... И Ленин примерился, выпил граненый стаканчик, крякнул:
      - Ничего, хорош первачок... Век бы такой пить - не перепить, - сладко ему показалось.
      Скopo они расчувствовались, обнялись, словно все из одного детдома, и запели "Не была б я прачкой, я бы не стирала...", а на десерт еще "Любо, братцы, любо" спели.
      Тут директор еще пригубил из чайника и говорит:
      - А чтобы нам с другом Лениным в картишки не перекинуться? Один или два разка...
      - На интерес, что ли? - зевнул Ленин. Он на интерес никогда не играл, считал, что это позорное занятие.
      - Зачем же на интерес, на интерес играть - глупостями заниматься, поддержал его директор.
      - Так у нас денег нет! Мы в дороге потратились! - испугался Ленин: вдруг да он проиграет. Он всегда только выигрывать любил.
      - А-а, что деньги? Деньги - бумага. Можно и на вещички, вон хоть на ботинки, - улыбнулся директор, ему сильно Лениновы ботинки понравились, он на них глаз положил.
      - Так я только в дурачки и умею играть! - все упирается Ленин, делает вид, что он игрок никакой.
      - Можно и в дурачки, нам-то один черт, лишь бы картами по столу пошлепать!
      Уломал-таки его директор сыграть пару раз в дурачки, сильно ему хочется Лениновыми ботинками разжиться. Эх, думает, хорошо бы их, как экспонат, в музей прибрать, сразу бы посетителей прибавилось.
      Сыграли они разок - Ленин сразу без ботинок остался. Разозлился не на шутку, а тут еще Надя над ним подтрунивает:
      - Ну-ну, в лаптях теперь в Петербург поедешь, интеллигент!
      Стали другой раз играть. Тут Ленин заметил, что хитрая старушка-то, смотритель, в карты к нему подгладывает и директору подсказывает.
      - Ты что это, Арина Родионовна, - возмутился он, - в мои карты подглядываешь и ему подсказываешь!
      - А чего? Я ничего! - сразу отскочила старушка - руки в боки - и стоит, как ни в чем не бывало.
      А Надя смеется, подтрунивает:
      - Карты ближе к орденам, к орденам! А у нас, генералов, орденами вся грудь увешана!
      Ленин еще больше разозлился и так разыгрался, что скоро без штанов остался. Сидит в одних трусах, ерзает.
      - Хватит, - говорит, - играть, ну эти дурачки к черту!
      Сильно он на всех обиделся и на Шушенское тоже. Ну, его, это Шушенское, нехорошее это место, зловредное, надо бежать отсюда! А как бежать-то в одних трусах? Далеко не убежишь.
      Хорошо, на Наде шесть юбок было надето. А она всегда на себя весь запас одежды надевала на всякий пожарный случай. Мало ли что может произойти? И приговаривала: все свое ношу с собой.
      Дала она Ленину юбку и платок. Приоделся он, знатно получилось, не сразу и узнаешь. Стал на прачку похож, только с бородой.
      А Арина Родионовна глядит на него и ухохатывается, и директор улыбается, рад, что ленинскими вещами разжился, теперь будет что в музее выставить.
      Плюнул Ленин с досады и поехал с Надей обратно в Петербург. А директор с Ариной Родионовной им вслед помахали: еще к нам в Шушенское в гости приезжайте, милости просим! А Ленин исподтишка им кулаком погрозил: не нужно мне ваше Шушенское, век бы его не видеть, без штанов остался!
      Добрались они кое-как до Петербурга. Идут по вокзалу, Ленин в юбке и в платке, голову нагнул, чтоб не узнавали... А беспризорные дети сразу узнали его и давай горланить:
      - Глядите, Ленин в юбке пошел! - Следом бегут, тычут в спину... Насилу они от них отвязались. Влезли кое-как в трамвай, протолкались локтями, народу-то полно. Тут Ленину говорят:
      - Папаша, ты бы поаккуратней!
      - А я аккуратно, - отвечает Ленин. "Какой же я папаша, - думает, когда я за бабу должен сойти?" И сразу заозирался: нет ли полицейских? Хорошо, что в этом трамвае полицейских не оказалось, они как раз в другой залезли, билеты проверять, так их и пронесло...
      "Нет, - решил Ленин, - на родине - хорошо, а на проклятой чужбине лучше!" Развернулись они с Надей и за границу поехали, в Италию, на остров Капри, вспомнили, что еще в Италии-то, оказывается, не были! А на Капри у них знакомый мужик жил, дачку снимал.
      Приехали они на Капри. А на Капри хорошо - солнце, море, песок, воздух! Чего еще желать человеку? Ленин обрадовался, сразу скинул с себя юбку и платок, и опять из бабы в человека превратился, стал по пляжу расхаживать, гимнастику делать и в песке ковырять. За границей-то можно и в трусах спокойно ходить, никто ничего плохого не подумает, им всем все равно.
      А мужик, к которому они приехали, очень хорошим был человеком, только часто плакал, слезливый оказался. Чуть что - слышно из окна - опять заплакал, прошибло его на слезу! Плачет, ревмя ревет, весь слезами заливается...
      - Что такое? - прибегут они, спросят у прислуги.
      - Да еще один рассказ написал, сильно хороший получился, вот он и опять расчувствовался, рыдает, все подушки обрыдал.
      Ну, все вместе они успокоят его кое-как... Тот глаза вытрет, ладно, говорит, не буду больше плакать, я лучше винца выпью. Выпьет винца, и уже через некоторое время - слышно хорошо-о - опять смеется как ни в чем не бывало, ухохатывается.
      А Ленин тоже пописывать стал в тетрадку. Свои приключения по странам и весям. И о Шушенском главку написал. Надя, видя, что он наконец серьезным делом занялся, сразу остепенилась и подтрунивать над ним перестала, стала ему помогать. Он пишет, а она гладит его по голове, шепчет ласково:
      - Вот молодец, за ум взялся! Как напишешь томов девяносто, тогда и хватит! Баста! Мы тоже не хуже Толстых можем!
      И еще пришептывала на ухо:
      - Пиши, перо, кидай, лопата, во всем - богатство виновато.
      Ленин-то все больше о грустном писал, людскую нужду описывал. А если у него получалось слишком грустно написать, тогда они уходили подальше, где их никто не видит, перечитывали вслух и плакали оба. Надя доставала платок и глаза ему вытирала.
      Ленин на самом деле очень чувствительный был, сильно за всех переживал. Только своих слез никому не показывал, чтоб никто не знал, что у него глаза на мокром месте. А если кто увидит его с красными глазами, пусть лучше думают, что он лишнего выпивает. А Надя считала: пусть что хотят думают, нам все равно, мы-то правду знаем.
      Действительно, никто никогда не видел, что Ленин хоть слезинку проронил. Некоторые даже считали, что у него вместо сердца - камень. И даже спрашивали: "Ленин, у тебя хоть сердце-то есть?" А он только улыбался в ответ да головой качал, от недоумения...
      А на самом деле сердце у Ленина - живое и громадное было. Всех оно приютило и обогрело - и нищих, и калек, и горем прибитых. Все в нем - и правные, и бесправные приют нашли. А кто не нашел у него приюта - уж извините, значит, на другую свадьбу попал... У Ленина на свадьбе - мослы с хрящами, а на другой - прыщи с клещами!
      КАК БАБЫ ЛЕНИНА СПАСЛИ
      Как-то раз за Лениным полиция увязалась. Вот-вот поймает, и деваться ему некуда. Шмыг тогда он в баню, в женское отделение... Ходит там среди баб, шайкой от полиции прикрывается. А бабам-то все равно, они на него никакого внимания не обращают, подумаешь, голый мужик ходит, пусть хоть и сам Ленин. И он почти спасся, да тут Новодворская его выдала, враг всех большевиков. Она тоже помыться пришла, считала, что чистота - залог здоровья. Узнала она его и давай трезвонить:
      - Тут он, Ленин! Хватайте его, хлопцы!
      Ну, все, хана, думает Ленин, повяжут сейчас как сявку, пропадай теперь революция. Некуда ему деваться, - гибель со всех сторон!
      Спасибо бабам, которые мылись, они полицию никогда не жаловали, а особенно полицию нравов не любили. А уж Новодворскую так вообще терпеть не могли за склочность и лицемерие.
      Увидели они такое дело, давай Ленина спасать. Враз закидали Новодворской мылом глаза, а Ленина одна шустрая бабенка взяла да между ног у себя спрятала. А Ленин-то большим ростом не очень отличался и почти весь там у нее славно спрятался, одна только бородка и усы наружу торчат, кучерявятся... Тут и полиция ворвалась, стала рыскать.
      Рыщет, свищет в свистки, шайки переворачивает, улюлюкает... А баба-то, которая Ленина приютила, знай, только песни поет-распевает да Ленинову бородку и усы намыливает, вроде как сама моется... Все полиция проглядела, во все дырки и щели заглянула, а Ленина найти не смогла. Так ни с чем и ушла. А Новодворской за вранье еще и по шеям надавала и в глаза наплевала.
      Так Ленин и спасся. А то бы кто тогда революцию совершил? Все бабам спасибо. Без них каши не сваришь.
      ПОМИДОРЫ
      Однажды Ленин в Финляндии застрял. Надо домой, в Россию ехать, революцию делать, а денег нет, весь поиздержался в дороге. Обратился он тогда к финским рабочим:
      - Товарищи, надо в Россию ехать, революцию делать, а денег нет, весь поистратился. Помогите, кто чем может! А не то гибель всему прогрессивному человечеству.
      А рабочие и рады бы помочь, да нечем, сами последние ремни без соли доедают. Они, чухонцы, тогда бедно жили, в беспросветной нужде сидели. А Ленин не отступает, напирает на них, бьет на пролетарскую сознательность.
      Решили они тогда посылкой его отправить, так дешевле. Наскребли кое-как денег на посылку, затолкали его в фанерный ящик - Ленин-то не особенно крупный был - и помидорами обложили, чтоб на таможне не дознались. А помидоры у них и тогда уже хорошо росли, и бананы тоже. Так и отправили Ленина.
      Едет Ленин в Россию, от нечего делать с помидорами играет. Хорошо ему в посылке и главное - не накладно. Проскочил он таможню, приехал в Петербург, на почтамт.
      Пришел за посылкой товарищ в кепке, весь из себя серьезный, на носу пенсне. Подхватил посылку, а она - тяжелая, как мешок с картошкой! Обрадовался он: ага, подкинули финские товарищи добра на халяву, сервелата, наверное, и других харчей. Теперь будем сыты, а значит, голодными не останемся. И помчался домой, что есть духу...
      Прибежал, а дома таких, как он - много, все тоже в кепках, в пенсне, ну, рабочие, одним словом. Уже за столом сидят, салфетки разложили, в руках ножи с вилками, ждут. Ну, думают, наедимся сейчас от пуза, а товарищам чухонцам - большое спасибо!
      Открыли они посылку, а оттуда Ленин как выскочит! Весь в помидорах, едва его узнали. Увидел он застолье, ножи и вилки в руках у рабочих и давай на них кричать:
      - Вы что, черти, совсем страх потеряли, меня съесть решили?! Нет бы о чем умном подумать, как революцию сделать, а они мечтают только о том, как брюхо набить.
      Стушевались маленько рабочие. Действительно, без Ленина слегка расслабились, одна только думка в голове: как бы выпить и закусить. Но Ленин быстро порядок навел. Наставил их на путь истинный.
      Вытащил из-за пазухи газетки "Искра" и давай им мозги прочищать. Быстро прочистил. А самым надежным рабочим по газетке дал.
      Те побежали, подложили их куда надо, а все больше под углы зданий, где нехорошие люди сидят, с жиру бесятся, подложили и подожгли, чтоб из искры возгорелось пламя. А как возгорелось пламя, начался большой пожар... Загудел океан народного гнева - и сразу революция произошла. И наступила хорошая жизнь для хороших людей. А хороших людей немало было. А плохих почти не осталось.
      А Ленин после путешествия в посылке сильно к помидорам привязался. Полюбил их, как яйца. Хоть в салате со сметаной, хоть по-простому, в соленом виде. Он и с Надей из-за этого подружился. Она тоже к помидорам неравнодушна была. Как увидит их, так аж трясется вся.
      Они дома теплицу развели. Надя в земле любила покопаться, не чуралась ее, не боялась руки замарать. Так у них такие хорошие помидоры вырастали, ни у кого таких не было. Хоть на выставку вези. Ленин на них наглядеться не мог.
      Придут они вечером из теплицы, принесут корзинку с помидорами, Ленин радуется. И Надя тоже. Ох, и хорошие помидоры уродились, знатные! Сядут они на пол, и давай помидорами играть, катать их друг к другу, Ленин - к Наде, Надя - к Ленину, кто кому ловчее гол закатит. Любимая игра у них стала "помидоры". Кому шахматы подавай, кому домино, а им лишь бы в "помидоры" поиграть.
      Как наиграются вволю, так ужинать сядут. Опять же с помидорами. А всю сахарную мякоть Ленин Наде отдавал, он добрый был. Но и ему тоже оставалось. Он с помидор гладкий стал, а лицо красное, как из бани.
      С тех пор Ленина и прозвали Синьор-Помидор. Как поедет он утром на работу на броневике, - он только на нем ездил, а то вдруг еще кто из нехороших людей остался, - так обязательно скажет Наде на прощание:
      - Ты только, дорогая, веди себя пристойно.
      - Ага, - скажет Надя загадочно. Она вообще очень загадочная была. Никто из знакомых ее разгадать не мог, только Ленин один.
      Поцелует ее Ленин в щеку и поедет спокойно на работу, потом в ресторан, обедать. А рабочие как увидят броневик с Лениным, так сразу дорогу уступают, они его сильно уважали, и скажут:
      - Во-во, глядите, опять Синьор-Помидор на работу поехал! Теперь дело пойдет, совсем хорошо заживем! - очень они довольны, что Ленин с ними заодно, с рабочими.
      И Ленин доволен. Глядит на них из щели броневика, весело щурится, рад, что у рабочих наконец жизнь наладилась. И еще рукой им помашет. Только руку за броней не всем видно. Только шибко глазастым.
      ЛЕНИН И ДЕТИ
      Ленин детей сильно любил. А своих детей у них с Надей не было. Уж и в церковь они ходили, и свечки ставили, а толку никакого. А ему очень хочется с детьми повозиться, чтоб настоящих людей из них воспитать. А сирот в ту пору вокруг навалом было и детдомов, и всяких республик шкид.
      Говорит он как-то Наде:
      - Может, дорогая, возьмем кого-нибудь на воспитание, а то и целый детдом, и воспитаем из них настоящих людей?
      - Ну, возьмешь, а чем ты эту ораву кормить будешь, они же прожорливые, как саранча? - отвечает Надя.
      - А я им пайку свою отдавать буду, а уж если сильно подопрет, то и медальку заложу. Мне для детей ничего не жалко, я за их светлое будущее жизнь положу.
      Ладно, взяли они целый детдом, ораву на воспитание. Ленин за директора стал, за отца родного, а Надя за повариху, за мать родную. Целый день от котлов не отходит, вся упарилась, еду готовит. Только сварит суп или кашу, а они - раз! - сметут все мигом и еще просят. "Тятя-мамка, - кричат, - есть давайте, а то брюхо подвело, совсем мы у вас в гостях отощали!" Действительно, очень уж прожорливые детки попались.
      Скоро все запасы у них выскребли, а наесться все никак не могут. Ленин уже и медальку заложил, и котелок с тросточкой, и любимую гороховую жилетку, - нечего больше! - сидит на табурете в одних трусах, трясется. И Надя с лица спала, так уработалась. А те, знай, рот разевают, в миски ложками долбят: давай, еще наваливай! Оглоеды оказались, проглоты. Вот тебе и взяли на воспитание.
      Неизвестно, чем бы все это закончилось. Или пришлось бы Ленину побираться идти, милостыню просить, или, хуже того, с кистенем в подворотне прохожего человека караулить... Спасибо партийным товарищам. Те узнали, что Ленин от избытка отцовских чувств в бедственное положение угодил, приехали в кожанках, говорят:
      - У тебя что, генацвале, известь вместо мозгов? Развел дома цирк бесплатный, Надю совсем заездил! Надо важные государственные задачи решать, социализм строить, а он открыл школу для дураков, в Макаренки полез, педагог недоделанный! - короче, пристыдили его.
      Мигом вызвали грузовик, погрузили в него весь детдом и отвезли куда следует. Неделю потом Ленин в себя приходил. И Надя тоже. А как пришла в себя, - опять цвести и пахнуть стала. А Ленин уже больше никого на воспитание не брал, хватит, хорошего понемногу. Дети, конечно, - цветы жизни, но пусть они лучше растут на чужом подоконнике.
      ЛЕНИН И ГРИБЫ
      Ленин любил по грибы ходить, грибник был страстный. Где бы ни находился, всегда время вырывал, чтобы по грибы сходить, в лес какой-нибудь или в тайгу... А уж как найдет гриб - радуется, трясется весь, схватит его и прямо сырьем ест, и еще нахваливает.
      Ему говорят:
      - Ты что, сдурел, Ленин, прямо сырьем-то ешь? Ел бы хоть вареными или жаренными в сметане, а то прямо живьем!
      A Ленин только улыбается...
      - Ничего, - говорит, - сырьем тоже хорошо, в сыром грибе самая сила сохраняется, все самые главные полезные вещества в сохранности. А уж как вкусно - спасу нет! И главное - никакая известь и разжижение мозгам не грозит.
      А уж как наестся сырых грибов, так сразу весь преображается - как бы помолодеет, бодрым и энергичным становится, глаза заблестят, сразу сто дел готов за раз переделать. Про все болезни забывал. Здорово грибки ему помогали.
      А иногда, мог и мухомором закусить... Ему кричат:
      - Куда, Ленин, это же мухомор, отравишься!
      А Ленин отвечает:
      - Но-но, много вы понимаете, отравишься... Мухомор-то из грибов самый полезный. Особенно когда сразу не помногу ешь, а - по одному. А уж потом можно и целый тазик осаденить - не страшно. Так что мухомор - всем грибам гриб! Недаром их в Африке заместо свинины едят, а потом сами как кабаны становятся... А без грибов, разве бы они смогли столько всего наворочать? То-то и оно...
      Сам сядет, бывало, после грибков за рабочий стол и давай трудиться... Чувствует в себе силу немереную! Мог одновременно - и газетку читать, и с людьми разговаривать, объяснять им прописные истины, и в тетрадку умные мысли записывать, и в шахматы играть, и суп хлебать, и курить, и еще ногой качать, и в окно глядеть, соображать: будет, интересно, сегодня дождь или нет? Вот как грибки на рабочий лад настраивали! А все вокруг только диву давались: ай да Ленин!
      И вот отправился как-то раз Ленин по грибы... В Рязань его пригласили, пособирать... А там у них грибы хорошо родятся... Много можно насобирать: и маслят, и рыжиков...
      Зашел он в лес... С ним, конечно, ребята, рабочие, они ему места грибные показывают... А Ленин вдруг испугался! Бежит пулей из леса... Они за ним.
      - Ты что, Ленин?
      А он:
      - Что-что? Они на меня глядят, эти грибки-то ваши, Вот что! Глаза выпучат и глядят, пялятся!
      - Да ты что? Это же простые рыжики, маслятки...
      - Нет, они за мной подглядывают! - не унимается Ленин. - Только я присяду, а они за мной подглядывают, зыркают.
      - Да нету вроде у них глаз-то?
      - Как это нету? Я же - не слепой, видел...
      Ну что с Лениным делать? Вот тебе и пригласили на свою голову по грибы, еще обидеться может... А Ленин им подсказывает:
      - Вы им, - говорит, - сначала глаза-то повыдавливайте, чтоб они на меня не глядели, не зыркали, тогда я пойду и пособираю.
      Ну, не знают рабочие что делать! Ладно, сказали, пойдем, повыдавливаем... Пошли в лес глаза грибам выдавливать, а Ленин на пеньке пока сидит, ждет...
      Скоро рабочие выходят, Ленин - к ним.
      - Ну что, много навыдавливали глаз-то, чтоб они за мной не подглядывали?
      - Порядочно, - говорят рабочие, и полное лукошко ему показывают. А в лукошке-то, правда, глаза лежат. А они взяли, из рыб глаза-то наковыряли, чтоб от Ленина отвязаться.
      Ленин поглядел в лукошко, а там, правда, глаз навалено.
      - Нy вот, видите... А я что говорил? - обрадовался Ленин. - Глядят же... Ну что, сильно они пищали и визжали?
      - Да уж... Так пищали и визжали - прямо зоопарк.
      - Нy, ладно, - подскочил Ленин, - тогда и я побегу, пособираю, paз они ничего не видят, слепые, пока не разбежались...
      И правда, побежал в лес и целое лукошко насобирал, быстро так, по-солдатски, прохлаждаться-то некогда. Так что в Рязани-то грибы - слишком глазастые оказались, сами сидят, а все видят.
      А Ленин с тех пор, куда бы по грибы не поехал, сначала присматривался: подглядывают они или нет... А если замечал, что подглядывают, то заставлял им вначале глаза выдавливать, а потом уже собирал оперативно, чтоб не разбежались... А грибы от него даже и без глаз старались убежать во все стороны и попрятаться... Боялись его. А Ленин все равно старался их найти, он грибник упорный был, страстный.
      Он потом и книгу издал "О пользе грибов в России и ее окрестностях". Хорошая книга. Я сам, правда, не читал, мне люди рассказывали. Они ее в библиотеке брали. Там, говорят, очередь за ней - три километра, состаришься, пока дождешься. Вот я пока и не пошел очередь занимать, а то, правда - в старика превратишься, пока очередь подойдет. А я - еще молодой, у меня молодых дел - полно.