Александр Белокопытов
      Рассказы о Ленине
      Славная лениниана... Что может быть для ума и сердца полезней? Да, пожалуй, и ничего больше.
      Многие о Ленине писали... И Прилежаева, и Шагинян, и даже - бедный Михаил Зощенко...
      И ведь нынешние-то литераторы - не отстают! Тоже, наконец, обнаружили для себя золотую жилу. И - строчат, и - пишут. Только что ленивый один о Ленине не пишет. Потому что тема эта - неиссякаемая, никогда ее до дна не выбрать. А с именем Ленина всегда, везде пролезешь и куда надо вылезешь. Может, еще и в саму историю попадешь. А без Ленина - никуда. Как был никем, так никем и останешься.
      Вот и я решил в золотую копилку свою крупицу присовокупить.
      Почему бы нет?
      ЛАМПОЧКА
      Раньше все плохо жили и есть было нечего, и еще в темноте сидели, без света. Всю Россию тогда сплошь тучи заволакивали, один мрак окружал. Редко, когда луч солнца пробьется, озарит темное царство, и опять со всех сторон тьма гнетущая наваливается... Страшно... Так все и мучались. Ох, и грустная была жизнь!
      Все это до тех пор продолжалось, пока Ленин не родился и лампочку не придумал. Тогда сразу весь мир озарился и наступил сплошной коммунизм. А лампочку потом и прозвали ласково "лампочкой Ильича". Отсюда и у ребят-акселератов выражение пошло: "А нам до лампочки".
      Имели они в виду, что хочется им побыстрее до лампочки вырасти и стать такими умными, как Ленин, чтоб дело отцов и дедов продолжить.
      ЛЕНИН И ЧАПАЙ
      Как-то Ленин в гостях у Чапая засиделся. О многих важных вещах они поговорили, а все больше о том, как будущую жизнь светлей и краше устроить. И такой умный и душевный разговор у них получился, что слезы навернулись. Задремали только под утро. Вдруг слышат с - улицы пальба, крики!
      - Белые! - подскочил Чапай.
      Ленин сразу к станковому пулемету кинулся, чтоб отбиться.
      - Брось ты, Ильич, это дело, - остановил его Чапай, - надо имущество спасать. - Сам из-под кровати несгораемый чемодан тащит...
      Подхватили они чемодан, а он - неподъемный.
      - С камнями он, что ли? - спрашивает, отдуваясь, Ленин.
      - Важные бумаги, братан, - Чапай отвечает. - Они потяжелее, чем золото будут.
      Прыгнули они в окно, побежали к Урал-реке... Добежали до обрыва, тут Ленин вспомнил, что он плавать не умеет, говорит Чапаю:
      - Я ведь, Иваныч, плавать не умею, давай, ты уж один, без меня спасайся, а я деревом притворюсь, авось, пронесет.
      Ладно, прыгнул Чапай с чемоданом в реку и скрылся от белых с головой. А Ленин руки раскинул, пальцы растопырил, одну ногу поджал - притворился деревом. Стоит, напевает негромко: "На севере диком стоит одиноко, на голой вершине сосна".
      Подбежали белые к обрыву, поглядели вниз, - нет, нигде Чапая с Лениным не видать, одно дерево сучковатое стоит. Постучал один из них Ленина по голове, услышал стук деревянный.
      - Дерево, - говорит, - сосна.
      Погоревали белые, что никого поймать не удалось, и пошли несолоно хлебавши... Так Ленин их обманул. А он всегда большой выдумкой и находчивостью отличался. А белые не отличались. Даже не смогли Ленина разглядеть. Поэтому и гражданскую войну проиграли. А Ленин их всех победил, а остальным - счастливую жизнь устроил, как они с Чапаем загадывали.
      ЛЕНИН И КАША
      Когда Ленин совсем еще несмышленышем был, он и тогда уже все в мире подмечал: и несоответствие, и несовершенсто.
      Вот, посадят его утром на подоконник, отдохнуть после манной каши, а он давай глядеть на мир и прохожих с высоты второго этажа, за жизнью следить и соображать: что есть что? и кто есть кто? А высоты он и тогда уже не боялся. Считал, что - чем выше, тем кислорода больше и свет никто не застит. Короче - не боялся расшибиться.
      Сидит так, смотрит на мир и думает: "Ага, земля-то брюхом выпячивается, значит - круглая. А солнце - всходит и заходит... Значит всё вокруг всего крутится... А на земле коробки домов понатыканы... А меж домов люди и людишки бегают, суетятся - народ. И живут в этих домах... Понатыкано их там, как сельдей в бочке... Все - есть хотят... А попробуй-ка всех прокорми? Каши не хватит... Значит, кто-то обязательно голодный останется... Одному - хватит, другому - нет. Значит, мир поделен на сытых и голодных. Один может за кашу заплатить, а другой - нет. А значит - на богатых и бедных. И богатство нищетой помыкает... А все в мире должны сытно питаться. Вот тебе - и несоответствие, и несовершенство. Значит - надо столько всего понасеять, чтоб потом всем с избытком каши хватило. А богатых - уравнять по-свойски, чтоб не высовывались. А то кашей объедаются, а у других людей голодуха".
      А потом начинает на народ глядеть, на отдельных личностей... И все размышляет: "Ага, вот мужик прошел, пузо до колен свесилось и воротник бобровый... Значит - богатый, пьет народную кровь... Ну, с этими у нас разговор короткий будет... А вот, бедолага идет... Пальтишко на нем ветхое, как на вешалке болтается, прется неизвестно куда... Наверняка бедный. Ну, этого можно будет обработать, наобещать ему горы золотые, он и маму родную зарежет... Значит - наш человек... А вот, пьяница пробирается, кренделя выписывает, с утра, горемычный, шары залил... С такими лучше дела не иметь, ненадежный контингент, они за стакан все могут продать, и совесть, и революцию в том числе... А вот и бабеночка семенит боязливо, намылилась куда-то с утра, звания и роду непонятного... Но задок отклячен и глаз от стыда не поднимает, значит - развратная, проституцией промышляет... Ну, с этими дело можно иметь, если что, всегда компроматом придавить не долго..."
      Так сидит он на подоконнике, ковыряется в оконной замазке, все думы думает, разгадывает загадки жизни, пока обедать не снимут...
      А как отобедает, положат его поспать, золотые сны посмотреть. А он глаза прикроет, сделает вид, что спит, а сам не спит, бодрится, рассуждает: "Нет, спать сейчас никак нельзя, так можно все на свете проспать. Вот, Наполеон, к примеру, всего по четыре часа в сутки спал, и, гляди, сколько успел наворочать - полмира завоевал! Вот только настоящую революцию сделать - поджечь океан народного гнева, ума куриного не хватило".
      Так подремлет Ленин пару часов, сделает необходимые выводы, а тут, глядишь, уже и папаша его с работы пришел. Проинспектировал все, что надо, доволен, что у него в училищах все нормально, - ни пьянства, ни алкоголизма. А он в своем околотке всех в ежовых рукавицах держал, считал, что учеба превыше всего, ученье - свет, а неученье - сумерки сознания.
      Посадит он Ленина к себе на колени и давай с ним в бирюльки играть, а потом в буриме. Папаша скажет ему слово, а Ленин тут же целую строку в рифму выдаст.
      - Мосты, - говорит папаша.
      - Драных кошек хвосты! - быстро отвечает Ленин.
      - Телеграф, - спешит папаша.
      - Обделался сиятельный граф! - еще быстрее Ленин отвечает.
      - Телефон.
      - Лебедей полный вагон!
      - Банки.
      - Выросли в носу поганки!
      Быстро, ловко и весело у них игра протекает. Ленин смехом заливается, ну ребенок еще, что с него взять. Потом устанут оба, отдышатся, а Ленин возьмет и, как бы невзначай, спросит:
      - Тятя, отчего в мире столько несовершенства и несоответствия? Вот один идет - в бобровом воротнике, а другой - в ветхом пальтишке. Один идет - пьяница горемычный, кренделя выписывает, с утра шары залил, а другая идет - задок отклячен и глаз не поднимает, значит, проституцией промышляет. Почему одни богатые, а другие бедные и всю жизнь вынуждены косолапиться? В чем корень зла и где счастье ночует?
      А папаша от таких вопросов только диву дается, на Ленина глядя.
      - И в кого ты, брат, у меня такой головастый уродился, в доктора, что ли? В детский сад еще не пошел, а уже такие каверзные вопросы задаешь.
      Про себя подумал: "Вот дал Бог сыночка, час от часу не легче, опомниться не дает. От таких вопросов и кондрашка может хватить, еще умрешь раньше времени".
      Решил он его тогда в детский сад определить. Пусть с ним няньки возятся и на его вопросы отвечают. На то они и поставлены там, в детском саду. А то дома с ним с ума сойдешь.
      Собрали Ленину сумочку с карандашами, отправили в детский сад. Его без экзаменов взяли.
      - Проходи, - сказали, - Ленин, у нас тут таких, как ты, головастых невпроворот. И ты еще будешь. Совсем весело станет.
      Огляделся Ленин в детском саду, а там все - дурак на дураке оказались. Даже подружиться не с кем. Тогда он с Надей подружился. Она тоже умная оказалась. Стал с ней время проводить.
      А домашние его хоть спокойно вздохнули: освободились, наконец, от супостата. Пусть теперь с ним няньки разбираются, им за это деньги платят. А там поглядим, что будет...
      А Ленин из детского сада сразу в самостоятельную жизнь шагнул... И пошел, пошел по миру, сеять - разумное, доброе, вечное... И столько всего понасеял - до сих пор все растет, пышным цветом цветет и колосится.
      Люди уж сами вроде ничего не сеют, а поглядят: а оно само все, ленинское, растет и прет! Прямо беда! Только прополют - а оно опять лезет. Такие живучие у Ленина семена оказались, долговечные. Только слышно, кто-нибудь ругнется: "Вот бурьяну-то понарасло, не продраться..."
      Зато летом - хорошо. В зной забрался в заросли, в дебри и спрятался там в тенечке... Блаженствуй в ленинском раю... Хочешь - книжку читай, а хочешь - просто дремли, дыши сладким дурманом, смотри сны золотые и музыку сфер слушай... Жди, когда банан сам в рот упадет.
      ЛЕНИН И НАДЯ
      С Надей Ленин еще в детском саду познакомился. И сразу прикипел к ней, а она к нему присохла. Только не всем их дружба по нраву пришлась.
      Нянька вдруг стала замечать, что все дети как дети, в игрушки играют или в ручеек, а то просто трепака отплясывают, а эти двое - нет! заберутся под кровать и шепчутся там, как партизаны. "Что такое?" - думает нянька. Подкрадется послушать, а ничего толком не разобрать, слышно только: шу-шу да шу-шу... "Ишь, шушукаются... Нет, - думает она, - добром все это не кончится. Так из них могут потом какие-нибудь социалисты-недоумки вырасти, или того хуже - большевики! Тогда сразу пиши пропало!"
      А Ленин с Надей под кроватью затаились, друг друга за руки держат, о светлом будущем беседуют, мечтают, как подрастут еще немного, так поедут в Шушенское отдыхать. Там хорошо, грибов и ягод навалом и воздух свежий, не то что за границей, - в заграницах вонь одна - и зайцы непуганые бегают. Хочешь, возьми весло да набей полную лодку, а то лису подстрели да Наде на день рождения подари, чтоб шея не мерзла.
      И главное - тишина, никаких тебе дебатов с трескотней, а значит, и слюни в лицо не летят. Натуральная жизнь на природе: молоко, яйца, сметана. Чего еще желать простому человеку? Лупи яйца да поглядывай с подоконника, в гущу народной жизни. А то пойди, рыбы в реке налови, она там сама на голый крюк бросается, и нажарь полную сковороду. В рыбе - фосфор, а значит, никакая известь и разжижение мозгам не грозит. А уж если совсем больше делать нечего, так хоть садоводством займись, палку воткни - яблоки с грушами вырастут. Землица там добрая, сама родит.
      Да, славная жизнь в Шушенском, ничего не скажешь, воля вольная и никаких тебе забот, только ешь да здоровей, катайся как сыр в масле. В Шушенском от суеты сует можно надежно спрятаться, и хоть всю жизнь там прожить в любви и согласии и умереть в один день. Ленину от таких чувств даже слезы на глаза навернулись. "Эх, прикупить бы там землицу со всеми потрохами!" - совсем размечтается он. А Надя его одергивает: "Ну-ну, разбежались ему, продали, там же заповедная зона!". - "Ах, как жалко!" всплеснет Ленин руками и долго потом успокоиться не может.
      И так они размечтаются о светлом будущем, так хорошо им вдвоем, что из-под кровати вылезать не хотят.
      А нянька баба зловредная была, детей никогда не любила, ни во что их не ставила. Хвать она их за ноги и давай на белый свет вызволять... А они не хотят, ерепенятся.
      Ленин отбрыкивается, ругает ее нехорошими словами, ругаться его старший брат научил:
      - Ах ты, такая-сякая, не дает с молодкой по душам поговорить!
      А Надя в слезы:
      - Не хочу быть в вашем колхозе, лучше быть певичкой в обозе!
      А нянька баба тоже упорная, не отступает, и нехорошие слова тоже знает, она сама научилась.
      - Ах вы, такие-сякие, ах вы, шептуны-кровопийцы! Читать-писать не умеем, а жрать-драть - давай! - выволочет их кое-как на белый свет и в наказание в разные углы поставит. Ленина - на горох, Надю - на кукурузу, пока прощенья не попросят.
      В общем, не сладко им в детском саду жилось, мученье одно было, а не житье, и никакого уединения. То нянька пристанет пуще пареной репы, то кухарка половником достанет, когда они у нее лукового супа попросят. А они из-за тайных встреч всегда на обед опаздывали.
      Пожаловался тогда Ленин старшему брату.
      - Достали, - говорит, - в детском саду, то им - не так, это - не этак, и главное - никакого уединения.
      - Нy, это дело поправимое, - обрадовался брат. - Надо, - говорит, адскую машинку сочинить - бомбу! - и там взорвать, чтоб все - вдребезги!
      А брат его в этом деле большой был дока, любил со взрывчаткой работать, а еще больше - сами взрывы любил. Кому - книжку почитать, кому порисовать, а ему - лишь бы взорвать что-нибудь и все. Он только тогда и успокаивался, начинал спать спокойно. А иначе не мог. У него Альфред Нобель любимым героем был.
      - Ну, а как если человеческие жертвы будут? - испугался Ленин.
      - А как ты хотел, брат, без жертв свободы и счастья не видать.
      Ладно, сочинил брат адскую машинку: набил ее доверху серными головками от спичек, все коробки дома извел. Хорошая бомба получилась, увесистая. Ох, и обрадовался он: ну, будет теперь фейерверк, попляшем на обломках! А то выдумали правила, над детьми издеваться.
      Пронес Ленин бомбу в детский сад и в спальне ее спрятал, под соседнюю кровать. Как только нянька пойдет с проверкой, а тут - нате! - гостинец ее ожидает от братца. То-то весело будет! Тогда и поплясать можно на обломках... А на эту кровать ребенок забрался и полную ее напрудил. Он за обедом компота много выпил.
      Как только нянька в спальню нагрянула, Ленин быстро фитиль поджег, а сам с Надей под другую кровать зарылся, чтоб их не достало. Зажмурили они глаза, ждут, когда взрыв раздастся. А фитиль пошипел-пошипел и погас... Ребенок-то компота не пожалел, всю бомбу компотом залило - серные головки напрочь отсырели!
      Вот не повезло так не повезло! Надо новую бомбу сочинять. А тут брата как раз арестовали. Он хотел еще в один детский сад бомбу заложить, чтоб там тоже над детьми не издевались. А раз так, значит - больше неоткуда бомбу взять, один брат только и мог такие хорошие бомбы сочинять. И Альфреда Нобеля давно уже в живых не было, не к кому было обратиться.
      Раз остался Ленин один, без бомбы, делать нечего, стал он тогда няньке кнопки подкладывать и шпильки вставлять. Положит кнопки на стул, она и сядет со всего маху. Ух, и визжала! Здорово на ней Ленин за все отыгрался. А поймать она его никак не могла, Ленин хитро все это дело обтяпывал. Подойдет она после кнопок, скажет:
      - Твоя работа, кровопивец?
      - А руки - вот они, - покажет чистые руки Ленин. - Не пойманный - не вор, - тихо добавит с улыбкой. Он всегда на все с улыбкой реагировал, и руки у него всегда очень чистые были. Он грязи - не терпел.
      Короче, никак они с нянькой характерами не сошлись. А вот с Надей так сошлись, что, когда выросли - уже не расставались. Так и пошли по жизни рука об руку... И в Шушенское, как загадывали, съездили. И никакая ни нянька, ни кухарка им уже помешать не смогла.
      Да что с них взять-то вообще, с нянек и кухарок этих? Темный, озлобленный народец. Пусть делают свое дело молчком. И - все. Чтоб их не видно и не слышно было. Не государством же им доверить управлять? Смешно просто.
      ЛЕНИН И КАПЛАН
      Ленин с детства никому не доверял. Боялся, что на него покушение совершить могут. И в гимназию с оглядкой пошел: нет ли где врага рядом? А в гимназии - на буфет наплевал, сэкономил деньги на пирожках и купил себе на пирожковые деньги браунинг.
      Ох, и хороший пистолет ему попался! Сам - маленький, в ладони помещается, а пули - со сливу, крупные. Целый день его Ленин в кармане носит, а ночью под подушку кладет, радуется: теперь меня просто так не возьмешь! Ну, думает, если кто захочет на меня покушение совершить, какая-нибудь там Каплан, так я первым выстрелю и завалю ее, как свинью! Что я рыжий, что ли? И закон против меня не попрет - самооборона!
      Стал он в овраг ходить, в стрельбе тренироваться, а во встречных девочек пристально вглядываться. Бывало, увидит какую, она еще за полверсты, а он уже кричит, спрашивает:
      - Ты, девка, не Каплан будешь?
      - Нет, - отвечает та.
      - Ну, ладно, тогда проходи...
      Вот как-то идет одна такая ему навстречу, вся из себя пригожая, напевает: "Суженый мой, ряженый..."
      Ленин сразу насторожился, спрашивает ее:
      - Ты не Фанни Каплан?
      Та в ответ:
      - Да какая там Каплан, прах тебя побери! Ну, рассмешил... Надя я, понял, На-дя!
      И запела с ходу: "Я - Надя, ребенок нежный, я до пяти считать могу..." - Она песенница заядлая была. Любила песни попеть да чаи погонять.
      - А в сумочке у тебя что? - не отстает Ленин.
      - Да так, помада, жвачка, барахло всякое...
      - Ну ладно, давай тогда с тобой дружить.
      - А наша дружба не заржавеет?
      - Наша - точно не заржавеет.
      - Давай, если так.
      Стали они время вместе проводить. Сядут на кухне, чаи гоняют да песни поют. То споют "Черный ворон", а то "Там, где клен шумит", да так ловко у них вдвоем получается, складно.
      Сидят они как-то вечером, поют, вдруг слышат, кто-то в дверь скребется.
      - А ну-ка, зазноба, - говорит Ленин, - сходи, проверь, что там за гость - в горле кость? - сам пистолет достал, приготовился.
      Поглядела Надя в дырочку, а на крыльце чмо маленькое - ребенок-кроха стоит с дулей.
      - О-о! - удивилась Надя. - Ты откуда, чмо?
      - На верблюде приехал, - отвечает чмо.
      - Ой, умереть не встать, сдохнуть, а не жить! На верблюде он приехал.
      - Кто там? - шепчет Ленин.
      - А иди, погляди.
      Ленин подошел, поглядел в дырочку. Правда, стоит чмо на крыльце, карапуз розовощекий с дулей...
      - Тебе чего? - насупился Ленин.
      - Может, тебе сказать, что такое хорошо и что такое плохо? - смеется Надя.
      - Не надо! - строго одернул ее Ленин.
      А Надя тут же тогда напела: "Ты скажи, ты скажи, чо те надо, чо те надо?.."
      - Слышу, поете хорошо, - чмо отвечает, - дай, думаю, загляну, может, втроем споемся.
      - А ты какие песни больше любишь: тюремные или про любовь? спрашивает Ленин. Он-то сам больше жалостливые любил.
      - Да мне хоть те, хоть те, один черт, лишь бы глотку подрать!
      - Ух ты, - обрадовались Ленин с Надей, - тогда заходи.
      Зашел чмо, стали они пробовать петь на три голоса. Спели для начала "Летят утки...", а потом, чтоб от грусти отрешиться, "Свадьбу", которая пела и плясала. Да так хорошо у них втроем получилось, хоть сразу ансамбль песни и пляски организовывай. Надя-то он восторга даже плясать кинулась, и Ленин немного притопнул...
      Упарились они, сели чай пить, вином запивать, а Надя расчувствовалась и говорит:
      - А, давай, чмо, ты у нас за сынка будешь, а то у нас с Лениным своих детей нет.
      - А вы будете мне дули покупать?..
      - Будем, ты только веди себя хорошо, а то мы будем тебя в угол на горох ставить. Нас в детском саду ставили. Вот тебе первая дуля, - сказала Надя и кукиш ему показала.
      Ладно, договорились они, стали втроем жить. Чмо за сынка стал. И все бы у них хорошо было, кабы не угроза Ленину со стороны Каплан. Ленин даже в гимназию перестал ходить. Береженого Бог бережет, так рассудил. И Надя его в этом крепко поддержала. И сама не стала ходить. Ну ее к черту эту гимназию! Хорошего понемногу.
      А тут и действительно скоро Каплан объявилась.
      Надя прибежала как-то с базара, запыхалась.
      - Ну, все, - говорит, - прибыла кума со свинцовыми конфетками, а все конфетки у нее с начинкой. Только об этом на базаре и говорят.
      Испугался Ленин не на шутку, встал с браунингом перед дверью, приготовился. Ну, думает, пусть только сунется, завалю ее, как свинью... И Надя тоже испугалась, даже песни петь перестала.
      А Каплан уже тут как тут, ходит, рыщет вокруг дома, где Ленин затаился, позицию выбирает... А бумаги у нее все в порядке, чистые, товарищи из кружка "Умелые руки" постарались. Даже лицензию на отстрел добыли.
      И револьвер дали снаряженный. "Только ты, Кума, - говорят, - не промахнись". А у нее агентурный псевдоним Кума был. "Ага, нате-ка, выкусите, я да промахнусь", - усмехается Каплан.
      Нашла удобное место во дворе и села за уборной. Как выйдет Ленин посидеть на свежем воздухе, подумать о смысле жизни, она и шарахнет! А сама немного побаивается, а вдруг да он в стрельбе поднаторел, в ворошиловские стрелки вышел? Возьмет и погубит ее в расцвете лет. Что тогда? Страшно ей стало.
      А Ленину уже невмоготу дома сидеть, надо срочно по делам на улицу выйти, подумать о смысле жизни, да как? Там Каплан сидит, ждет не дождется, чтоб на него покушение совершить. А вдруг да она тоже стреляет будь здоров? Возьмет и попадет в него, а он еще никаких подвигов не совершил. Совсем страшно ему стало.
      - Ну-ка, чмо, погляди, что там во дворе делается? - толкнул Ленин чмо.
      Чмо поглядел в дырочку на улицу. Видит, сидит Каплан за уборной с револьвером наизготовку, если что - сразу выстрелит.
      - Сидит, - говорит, - за уборной, ждет.
      Еще больше Ленин с Надей струхнули. Места себе найти не могут. Хорошо, хоть один чмо находчивый оказался. Нет, думает, лучше худой мир, чем большая война. А смелости ему не занимать. Он, даже когда Ленина дома не было, вдвоем с Надей не боялся оставаться.
      Отодвинул он засовчик, отворил на вершок входную дверь, стал кричать:
      - Слушай, кума! Ты ведь еще в расцвете лет и Ленин такой молодой, еще никаких подвигов не совершил, к чему нам лишняя кровь? Мы же интеллигентные люди, давай все вопросы полюбовно решать?
      - Давай, - немного погодя согласилась Каплан, а сама страшно обрадовалась, что делу такой поворот вышел.
      Подбежал к ней чмо, поговорили они о том, о сем и пришли к правильному выводу: чем напрасно кровь проливать, лучше чай с вином пить да песни петь.
      Тут и Ленин подошел, побросали они с Фанни пистолеты в уборную и как добрые друзья в дом пошли, чаем с вином баловаться и песни распевать. А больше всех Надя обрадовалась, она очень не хотела, чтоб кто-нибудь на Ленина покушение совершил. И вообще считала, что лучше на боку лежать и поплевывать, чем воевать.
      Стали они вчетвером жить. Ленин - с Надей, а чмо - с Фанни. Совсем весело стали время проводить. То в дурачки сыграют пара на пару, а то просто в фантики. Хорошо им вчетвером. А потом чаи погоняют и песни попоют. Фанни тоже здорово пела.
      А как напились чаю и напелись вволю, так на Кавказ, в Минводы поехали. Ленину захотелось чистой минеральной водицы попить из источника. А там хорошо, везде, куда ни плюнь - источники, и мухи не кусают. Сели они рядышком и до самых Минвод по-о-о-ехали на легком катере... Им всем - пиво с раками, а остальным - колдобины с буераками!
      ЛЕНИН И УЧИТЕЛЯ
      Когда Ленин первый раз остался на второй год, он уже тогда учителей невзлюбил. Написал в туалете "Учителя-мучители, невинных душ - губители". Сам подумал: "Как подрасту, силенок поднаберусь, я вам устрою праздник, гнилая интеллигенция. С попами вместе... В рот вам - компот!" Попов он тоже не любил. А то жируют гады, брюхом прут вперед, короче, пьют народную кровь. Так не пойдет.
      Забросил он тогда гимназию, учеба - не волк, в лес не убежит, стал книжками промышлять. Подешевле возьмет - подороже продаст. Все, глядишь, копейка к копейке прилипнет, денежка к денежке. Прибыток - не убыток. А простой народ уже и тогда книжками сильно интересовался, только он еще необразованный был, темный, но к знаниям стремился. Хорошо их покупал. Прямо сметал с лотка.
      Скоро у Ленина и капиталец составился. Купил он себе гороховый жилет, кепку с пуговкой и шарф-кашне. Стал по тротуару взад-вперед расхаживать, а бородку в парикмахерской подстригать. А как поторговал еще пару лет, поднабрался основательных знаний, пошел обратно в гимназию, - хрясь им, учителям, знаниями об стол, сдал все экзамены экстерном, даже золотую медальку отхватил. А за хорошие знания дали ему еще и путевку на Женевское озеро, отдохнуть от трудов праведных.
      Приехал он на Женевское озеро, а озеро - здоровое, только народа не видать, ни бедных, ни богатых, одна только утка плавает посередине. Подивился Ленин нимало: ничего себе курорт, в рот всем - компот, ни одного калеки не видать, одна только утица плавает!
      Снял он жилет, кепку, подплыл к утке, спрашивает:
      - Ты что это, Серая Шейка, плаваешь одна в горестном одиночестве, куда это весь народец запропастился?
      - Кряк, - отвечает утка и хитро смотрит на него глазом-бусинкой.
      - Не понял... - говорит Ленин, сам подгребает под себя руками, дна-то в Женевском озере нет и утонуть недолго.
      А утка опять:
      - Кряк, - и хитро смотрит на него другим глазом-бусинкой.
      - Ну что ты, птица, заладила: кряк да кряк! Ни по-русски, ни по-французски слова не добьешься! С яблоками бы тебя хорошо зажарить, двоечница! - плюнул Ленин с досады и обратно поплыл...
      А утка пристроилась сзади и давай его в затылок клювом долбить... А у Ленина шевелюра пышная, была, знатная, как у Карла Маркса, только бородка пожиже. А утка долбит и долбит, щиплет по волосинке. Он бы и рад ей шею свернуть, да никак изловчиться, поймать ее не может, сильно она верткая оказалась. Пока добирался до берега, утка всю макушку ему выщипала.
      Вылез Ленин из воды, тронул себя за голову - мать честная! - как ни бывало волос! Наголо обрила, зараза!
      А Лениновы учителя тоже не дураки были. Раз уж Ленин сдал наконец все экзамены, да еще и медальку золотую отхватил, значит, они тоже могут расслабиться. А то все не могли, сильно за него переживали, что никак сдать не может. Наградили они себя путевками на Женевское озеро и поехали с честью.
      Приехали, а на озере хорошо - нет ни души, никто воздух не портит и свет не застит, один только Ленин посередине плавает, с уткой разговаривает.
      А у учителей с собой корзинки со съестными припасами: с ветчиной, с сыром, с винцом, все как надо, отдыхать - так отдыхать, а то Ленин их за время учебы измучил, довел до белого каления. А теперь, видишь, плавает посередине, с уткой беседует. Умный, значит. И птиц жалеет, и они его понимают. Выходит, не зря учили.
      Стали они выпивать и закусывать, на солнышке греться - путевки как раз на летние каникулы пришлись. Хорошо за границей отдыхать, не то что дома. Дома - одна тоска смертная с дураками-гимназистами и женами-неряхами. А тут можно и со швейцаркой познакомиться, они - сдобные, или хоть с немкой, эти - тоже толстые.
      А Ленин на берег вышел, отжал трусы, только собрался закурить, а спички, пока плавал - отсырели. Вот, в рот - компот! А курить хочется невыносимо. Повертел он головой в надежде кого-нибудь обнаружить, смотрит сидит невдалеке честная компания, пьянствует. Решил он у них огонька попросить.
      Поближе подошел, глядит - а это его бывшие учителя, педагоги! Уставился он на них в полном недоумении... И они его тоже узнали.
      - Ты, что ли, Ленин?! - тоже сильно удивились.
      - Я, кто же еще... - потупился Ленин, у него еще обида на них не прошла.
      - Ну так иди к нашему шалашу, выпей да закуси.
      Присел Ленин с краешку, неудобно не присесть.
      Тут они разглядели, что он лысый.
      - А ты что это лысый-то? - спрашивают. - Вот как бедный голову на экзаменах перенапряг... А как ты хотел? Медальки-то золотые, они, брат, так просто не достаются.
      Ленин отмахнулся.
      - Да это утка подгадила, выщипала, пока плавал... Серая Шейка проклятая! - и погладил себя с грустью по голове. - А куда это весь народец запропастился, никого на озере не видать?
      - Как куда? Ну, ты даешь! Значит, здорово голову перетрудил... У них здесь в банках ставку процентную подняли на вклады, вот они все и поскакали в банки - и швейцарцы, и иностранцы-засранцы, очередь занимать.
      - Да что вы! - подскочил Ленин, как ошпаренный. - А я то чего сижу, прохлаждаюсь? Тоже побегу. А вы сами-то чего, - обратился Ленин к ним, чтоб подсказать, - не бежите?
      А учителя сладко жмурятся.
      - А мы уже того... сбегали...
      - Ну, тогда и я тоже... побежал, - подхватил Ленин баульчик с деньгами и понесся очередь занимать... Что он лысый, что ли?
      А утка вылезла на бepeг, отряхнулась и пошла к учителям пировать... Онa их утка-то оказалась, педагогов, она у них в гимназии в живом уголке жила, а сама ученая была. Как выписали себе учителя путевки на Женевское озеро, так и eй тоже выдали, пожалели, пусть отдохнет. А то она с дураками-гимназистами тоже порядочно намучилась, они-то ей перья выщипать лезут, а то и шею свернуть норовят.
      Выдали ей путевку, взяла она ее в зубы и первая сюда дунула... Пока учителя поездом ехали, она по воздуху прилетела, быстро получилось. Увидела Ленина на озере и решила на нем отыграться, постричь его бесплатно, а то слишком умный выискался. Ну и что, что Ленин? Видали мы таких ленинов!
      С тех пор Ленин и стал ходить с лысой головой, даже знаменитым стал. А все думали, что это у него от библиотек. И многие потрогать хотели: очень ли гладко? А он никому не отказывал, потому что добрый был, всем давал потрогать, а особенно рабочим, этим - ничего не жалко.
      А сам жареных уток полюбил с яблоками, все думал: может, когда Серая Шейка попадется, хотел косточками ее сладкими похрустеть.
      ОГНИ ПЕТЕРБУРГА
      Уж на что Ленин хитрый и умный был, а все-таки однажды захомутали его и в Сибирь законопатили, в ссылку. Прибыл он в Шушенское и за голову схватился: куда попал? А в Шушенском в то время ни кабака, ни бардака не было, одна Надя, круглая дура, со всех сторон. Скукота. Да что там скукота - тоска зеленая.