Она сидела во главе длинного стола в большом плохо освещенном зале с колоннами. Свет за столом исходил только от неярко горевших свечей в высоких подсвечниках. На столе стояло множество больших блюд с едой, тарелок и хрустальных фужеров с напитками. Ленка с удивлением обнаружила, что на ней кружевное платье. Но не белого цвета, а черного – как на похоронах. За столом ели, пили и почему-то ругались ее одноклассники. Из-за царившего полумрака казалось, что темно синяя школьная форма на мальчиках и коричневые платья на девочках стали одинаково черного цвета. Ленка откуда-то знала, что они празднуют ее день рождения. Но ей было совершенно не весело, а страшно от этой равнодушной, занятой только собой компании. И тут на противоположном конце стола она увидела Глеба. Он сидел, ничего не ел и грустно смотрел на нее. Из всех присутствующих он один был одет в белую рубашку с галстуком-бабочкой, когда-то давно Ленка видела его таким на школьном празднике. Потом Глеб встал из-за стола и пошел прочь от этого странного банкета. Ленка хотела пойти за ним, догнать, но ноги отказывались слушаться и она продолжала сидеть на своем месте, провожая его глазами. Уже скрываясь в темноте, он вдруг обернулся и ясно произнес строчку из стихотворения «…как пир на празднике чужом». А затем исчез в тени колонны. Тут Ленка проснулась.

Несмотря на раннее утро за окном вовсю разгорался рассвет. Ночи в это время года были самыми короткими. Ленка встала с кровати, и отдернув тюлевую занавеску открыла окно. Город еще спал, и тишину раннего утра не нарушали ни машины, ни другие звуки цивилизации. Ее окутало ночной прохладой, приятной и успокаивающей. «Ничего, придумаю, как с Глебом увидеться», – решила она. Немного постояв и посмотрев на сонные дома и деревья, Нелева зевнула, поежилась в своей легкой ночной рубашке, снова нырнула под одеяло, оставив окно открытым и почти моментально заснула.

На следующий день «операция» под кодовым названием «Замена» продолжилась согласно плану. Глеб мысленно перед встречей с врачами еще раз про себя повторил возможные вопросы и ответы на них. Перед этим он как и обещал не пошел на прогулку перед ужином, а честно целый вечер провел в палате, делая вид, что ему ни до чего нет дела. На случай, если врач спросит у медсестры, что он делал вечером, а в том что завтра перед обходом Лев Павлович об этом ее спросит, Глеб не сомневался. Еще он попросил друзей помочь ему, добавив докторам уверенности, что на него нашла сильная депрессия. Роли распределились следующим образом. Глеб пребывал равнодушии и тоске, а ребята как ни пытались, не могли его «расшевелить». Об этом они вскользь упомянут в разговорах с врачами. Сам Глеб внутренне собрался, подготовился к беседе. И хотя выглядел он подавленным и грустным – внимательно все слушал и быстро продумывал ответы. Разговор начался как обычно, но Глеб уловил тревогу в голосе главврача, тот энергичней жестикулировал руками и слишком пристально смотрел на него. Глеб опускал глаза в пол, изображая равнодушие и подавленность.

–Ну как ты себя сегодня чувствуешь? – первым спросил профессор, не сдержав нетерпение.

–Нормально, – тихо ответил Глеб, – так же как вчера.

–Но вчера ты говорил, что тебе плохо, – возразил главврач, уцепившись за появившийся лучик надежды.

–Мне и сейчас плохо, – обрезал этот лучик Глеб, все таким же безразличным уставшим тоном. «Доктор Айболит» нахмурился и оперся подбородком на руку.

–А может ты снова хотел бы сделать ракету? – опят спросил главврач.

–Нет, – пожал плечами Глеб, – зачем она мне?

–А что ты вообще сейчас чувствуешь? – глубоко вздохнул профессор, раздумывая что делать и как лечить этого непростого пациента.

–Ничего, – мотнул головой тот, – плохо мне здесь. Тоска зеленая и ничего не сделаешь. Понимаете доктор – выхода нет.

–Может ты сбежать задумал? – осенило профессора, – такие мысли у тебя не появлялись?

–Зачем? – отстранено спросил Глеб, подняв глаза и теперь разглядывая ровную стену справа от себя, – все равно поймают и обратно привезут. Некуда бежать.

–А твои друзья? С ними ты в последнее время не играешь, и вообще вчера спать лег вместо того чтобы пойти погулять, а на улице такая прекрасная погода стоит, – вмешался в разговор Лев Павлович. Он был более спокоен чем профессор, потому что не так сильно зависел от результата лечения Глеба.

–Погода действительно хорошая, а я здесь…, – и не продолжив фразы Глеб замолчал.

–Мне тут сказали, что ты в какой-то пионерлагерь очень хотел бы поехать, – осторожно спросил Лев Павлович, проверяя свою «догадку».

–А что толку, хочу я туда поехать или нет? – в ответ спросил Глеб, – все равно это сделать нельзя.

–Погоди, погоди, расскажи-ка об этом поподробнее, – сразу заинтересовался главврач, – ты там раньше отдыхал?

–Нет, мне друг рассказывал, – Глеб медленно стал «оживать», в глазах появился блеск, а в движениях живость и энергия, – он в прошлом году там отдыхал. И в это лето поехал. Там так хорошо! Он рассказывал, что они там модели планеров делали и запускали, и праздник Нептуна на речке устраивали, и каждый день на дискотеке вечером танцевали.

И Глеб пустился в увлекательный рассказ о лагере, которого в глаза не видел, но наслушавшись кириных воспоминаний и обладая богатым воображением, ему ничего не стоило вчера, когда он лежал после полдника в кровати, сочинить целый красочный рассказ о месте, где он никогда не был. В конце Глеб снова «потух»:

–Я еще зимой родителей просил туда путевку достать, но они видимо забыли. Потом я заболел, а сейчас все время думаю что бы я делал, если бы там очутился, и так противно становиться оттого, что не могу туда поехать. Лето же на улице и погода хорошая, – Глеб опустил голову, но заплакать для правдоподобия так и не сумел. Слезы, хоть убей, из глаз не лились. «Эх, надо было луком ладони смазать перед беседой, и по глазам сейчас как бы случайно провести. Нет, не годиться врачи запах бы унюхали, это меня бы выдало», – подумал он. А профессор меж тем даже заулыбался, но тут же подавил эту торжествующую улыбку, опять став серьезным.

–Так вот значит в чем дело, – медленно и как бы раздумывая произнес он, – у тебя была мечта поехать в этот пионерский лагерь и она не осуществилась. Кстати, а где он находиться и как называется?

–«Восход», около Клязминского водохранилища, – безнадежным тоном ответил Глеб, – вроде к министерству энергетики относиться.

–А знаешь, – профессор встал со стула и прошелся по кабинету, прикидывая что можно уже сейчас пообещать Глебу, – ты не отчаивайся, часто наши мечты сбываются, когда мы сами того не ждем. На первую смену ты конечно опоздал, но на вторую, если найдется лишняя путевка – можешь успеть.

–Да откуда она эта лишняя путевка найдется? – обречено покачал головой Глеб, – и даже если найдется, вы же меня отсюда так рано не выпишите.

–Ну это от нас зависит и от твоего самочувствия. Ты мне вот что скажи, это единственная причина твоего плохого настроения или есть еще какие-то? – бодрым тоном спросил главврач.

–Нет, только эта, в остальном все хорошо, – печально вздохнул Глеб.

–Я думаю тебе действительно нужен отдых. Лечение твое продвигается успешно, и санаторный режим – как раз то что тебе нужно. Я ничего не обещаю, но постараюсь разузнать, может в этом пионерском лагере остались лишние места, – и «доктор Айболит» подмигнул Глебу.

–Что правда узнаете? – с недоверием спросил Глеб, но в тоже время «вышел» из состояния апатии.

–Но я же сказал – ничего точно обещать не могу, а теперь иди, до завтра, – попрощался он. Когда Глеб вышел из кабинета, профессор торжественно обратился к глебиному врачу.

–Вот видите, Лев Павлович, а вы предлагали лекарствами его заглушить. Ларчик-то просто открывался. Лето, солнце, а тут мальчик в больнице киснет. Естественно депрессия разовьется, особенно после нервного срыва. Он рассчитывал в пионерлагере отдохнуть, новых впечатлений набраться. Знаете, это то что нам нужно. Пусть набирается реальных переживаний, а не выдумывает их из головы.

–Вы хотите его так рано выписать и дать направление в этот лагерь? Да он всего месяц лежит, – удивился Лев Павлович, потом подумав добавил, – хотя с другой стороны я тут разговаривал с Марией Михайловной, она Кащеева ведет, его друга, так тот ей сказал, что Брусникин подумывает о суициде, оттого что не сможет поехать в этот подмосковный лагерь.

–Вы что?! – профессор широко раскрыл глаза, и часто задышал, – и вы только сейчас мне об этом говорите? У нас же не полностью закрытое отделение, где за пациентами круглосуточный контроль! Вы же за него отвечаете! Не первый день здесь работаете.

–Я просто подумал, что этот Кащеев скорее всего напридумывал, он мальчик с особенностями, после ранения в голову к нам попал, – начал оправдываться Лев Павлович, – а у Глеба нет никаких суицидальных наклонностей. Это больше подросткам присуще.

–А вам надо чтобы они появились?! – язвительно спросил профессор, он старался овладеть своими эмоциями, но это удавалось с трудом, – что же вы об этом молчали? Ладно, снова расспрашивать его об этом я не хочу, это может наоборот дать провокационный эффект. Но в этот пионерлагерь мы его отправить должны. Не беспокойтесь – это я беру на себя.

–Вы хотели его формой еще проверить, – напомнил Лев Павлович, с главврачом было спорить бесполезно, и он решил переменить тему.

–А, той офицерской рубашкой с нашитыми гербами? – махнул рукой профессор, – вот перед выпиской и проверим.

Он быстро собрал свои бумаги со стола в папку, сунул ее себе под мышку и заспешил к двери.

–До свидания, Лев Павлович, мне сегодня надо сделать массу звонков, сами знаете как непросто из наших бюрократов что-то вытряхнуть, несмотря на мои связи. Но думаю особых проблем не будет, – и «доктор Айболит» скрылся за дверью.

–До свидания, – попрощался в ответ Лев Павлович и перед тем как сесть за стол, потер лоб рукой. «Странно это все. Брусникин кто угодно, но не самоубийца. С другой стороны чужая душа потемки, особенно больная душа, – хотел же он начать ядерную войну. И прав конечно Виктор Иванович, при подозрении на суицид надо немедленно переводить пациента в отделение с более строгим режимом. Вот идея про пионерлагерь тоже не совсем рациональная как и депрессия. Раз уж так, то по всем канонам психиатрии мальчик должен был впасть в депрессию сразу после „пробуждения“ в реальном мире, как только понял, что лето он проведет здесь, в больнице», – размышлял Лев Павлович. Потом он погнал от себя все эти тревожные мысли. «Это инициатива главврача, вот пусть потом за все и отвечает, а мне действительно лишняя головная боль ни к чему. Хочет выписывать, пусть выписывает. Конечно понаблюдать за мальчиком интересно, не каждый день такие пациенты бывают, но если начальство решило, то лучше ему не перечить, сам же потом виноватым окажешься», – решил глебин врач, встал из-за стола, взял следующую историю болезни и пошел продолжать обход.

–Пока вроде все идет нормально, – тихо сказал Глеб Кире, не сводя глаз с белого листа, аккуратно выводя на нем карандашом большими буквами слово «Восход». Кира сидел как на иголках, но они договорились, что почти не будут разговаривать, иначе какое же у Глеба депрессивное состояние, если он с друзьями то и дело болтает. Поэтому возвратившись от врачей он ограничился короткими скупыми фразами. О Ленке он тоже не забывал, вот и сейчас ему очень хотелось написать ее имя, любоваться им и произносить его про себя множество раз. Но он постеснялся и ограничился написав ее инициалы, а затем замаскировав их среди множества вроде как случайных линий. Глебу было ужасно скучно изображать апатию, в то время, когда хотелось бегать, разговаривать и играть, но он понимал, что иначе весь его план полетит коту под хвост. «М-да, – грустно усмехнулся он про себя, – оказывается нелегка работа Штирлица».

А в это время в кабинете профессора шло сражение, вернее не сражение, а скорее спортивная игра.

–Здравствуйте, Анатолий Михайлович, – то приятным и доброжелательным голосом начинал разговор главврач, то срывался чуть ли не на ругань:

–А мне плевать, как вы это через профком проведете! – все зависело с кем он разговаривал и от реакции собеседника на его просьбу. Но уже через час он узнал, что есть несколько свободных путевок в пионерлагерь, который назвал ему Глеб. Пара ребят просто-напросто заболела, а еще несколько приберегли на всякий случай, если кто-то из высокого начальства вдруг захочет отправить свое чадо на ведомственный отдых. Виктор Иванович за свою карьеру успел познать все тонкости бюрократического механизма и знал, на какие рычаги нажимать и что кому говорить. Единственно положение осложнялось тем, что многие важные люди были в отпуске и приходилось общаться с заместителями, которые боялись принимать хоть какие-то решения без согласования с вышестоящим начальством. Поэтому только к полудню бюрократическая машина начала помаленьку двигаться, а к концу рабочего дня Виктору Ивановичу сообщили, что путевка в пионерский лагерь «Восход» во вторую смену на имя Глеба Брусникина выписана, оформлена, и он может ее завтра с десяти утра забрать из профсоюза работников энергомашиностроения.

–Отлично Наталия Николаевна! – радостно ответил профессор, – с меня коробка конфет. Завтра с утречка я и подъеду.

Наговорив в телефонную трубку еще немного комплиментов он вежливо попрощался, и потянувшись от долгого сидения в кресле, засобирался домой. Родителям Глеба главврач позвонил уже поздно вечером. Извинившись за поздний звонок, профессор кратко описал им ситуацию. Разговаривал с ним отец Глеба. Он немного удивился, когда услышал, что их сын буквально грезит пионерским лагерем, о подобного желании он раньше никогда не слышал, но ничего возражать естественно не стал, рассудив, что врачу, а тем более профессору психиатрии виднее. Главное что лечение продвигается удачно и уже почти подошло к концу, а возражать против курса «санаторной реабилитации» было бы глупо, к тому же путевка в тот самый пионерлагерь уже предоставлена больницей. В итоге родители Глеба были даже рады, что его через полторы недели выписывают и ничего не имели против того чтобы он сразу поехал в Подмосковье на отдых. Единственно что попросил главврач, это выполнить два условия. Первое, во время отдыха на природе Глеб обязательно раз в три дня будет писать им письма о своем самочувствии, о они – показывать их главврачу. Второе, сразу же после возвращения он явиться на беседу, чтобы как сказал профессор «окончательно убедиться в результатах лечения». Отец пообещал, что все это будет выполнено, поблагодарил профессора, попрощался и повесил трубку.

–Слушай, – обратился после разговора он к жене, – наш пострел что-то ни с того ни с сего в пионерский лагерь захотел.

–Растет, что ты хочешь, – нисколько не удивилась мать. Она была очень рада, что Глеб «вылечился», – в компанию сверстников его тянет.

–А на даче, что компании ему мало? Вон в прошлом году весь поселок на велосипедах объездили, – возразил отец, – да и не любит он, когда все по расписанию. Подъем там, зарядка, тихий час.

–Там еще дискотека есть, может он уже девочками интересуется? – улыбнулась мать.

–Не, что ты, – отрицательно покачал головой отец, – мал еще.

Они не стали дальше спорить, решив, что главное, это то что их сын вылечился и его скоро выпишут. А далеко от них в старом многоэтажном доме профессор, в сумраке вечернего июньского неба зажег настольную лампу, и начал перелистывать диссертацию, улыбаясь и представляя как будет ее защищать. «Завтра мы тебя обрадуем, – подумал он имея в виду Глеба, – и твою депрессию как рукой снимет». В последнем он был абсолютно прав.

Лишь вечером, когда медсестра объявила отбой и все ребята уже лежали в кроватях Глеб тихо позвал Киру.

–Кир, ты уже спишь?

–Засыпаю, – ответил сонным голосом Кира, но повернулся к Глебу и спросил:

–Чего случилось?

–Ничего, – улыбнулся Глеб, – просто я хотел сказать, что так здорово никогда еще не жил. Мне очень хорошо. Лена на выходных приедет. Я вот еще что думаю, если у меня с твоим пионерским лагерем ничего не получиться, ты сильно не огорчайся. Мы и здесь хорошо отдохнем.

–Это верно, – раздался голос Кащея, – жаль только на выходные не отпускают.

–Кащей, а ты с девочками дружил? – спросил Глеб, спать особо не хотелось, и он скрестив руки на затылке уставился в потолок, который сейчас выглядел светло-серым.

–Бывало, но как-то не очень, – лениво ответил Кащей, – и копать со мной оружие они боялись ходить.

–Кир, а ты? – не унимался Глеб, сейчас на него нашло романтическое настроение и хотелось поговорить о девчонках и отношениях с ними.

–Нравилась мне одна, я же говорил, в пионерлагере, но…, – Кира помолчал, потом вздохнул, то ли равнодушно, то ли грустно, – я же толстый. А она к тому же…, – он оборвал фразу, – Глеб, меня там любили и хорошо относились, и на том спасибо.

–Мить, а ты в девчонку влюблялся? – спросил Глеб, и не получив ответа, повернувшись увидел, что Митька уже крепко спит. Так что выяснить про его отношения с девочками не получилось. Глеб повернулся к стенке и закрыл глаза, но раздался голос Кащея.

–Глеб, а что ты с чемоданчиком делать теперь будешь?

–Ничего, – не поворачиваясь ответил Глеб и зевнул, – пусть стоит в шкафу, есть как говориться не просит, – и через пару минут заснул.

Утром Глеб снова выглядел хмурым и подавленным, но лишь выглядел, а не чувствовал себя так на самом деле. Он с нетерпением ждал обхода, но его все никак не вызывали на беседу к врачу. Обычно Глеб приходил одним из первых. Глеб выяснил у других ребят, что Лев Павлович не заболел и находится в отделении, более того – уже поговорил с некоторыми, из тех у кого вел истории болезни и был соответственно их лечащим врачом. Он невольно стал беспокоиться, потому что никак не мог понять причину, почему про него забыли. Но наконец медсестра позвала:

–Брусникин, к врачу!

Глеб поднялся со стула и стараясь казаться безразличным ко всему на свете, не торопясь пошел в кабинет Льва Павловича. Там он, как и ожидал, увидел профессора, лицо которого просто лучилось радостью. «Значит есть надежда, что с путевкой дело сдвинулось с места», – отметил про себя Глеб, но вида не подал. Он так же как вчера, сел на стул и безучастно уставился в пол.

–Ну как сегодня самочувствие? – сразу начал разговор Виктор Иванович, что касается Лева Павловича, то видимо сегодня он решил вообще не принимать участия в беседе и уткнулся в бумаги.

–Нормально, все как прежде, – печально ответил Глеб.

–А у меня для тебя сюрприз! – и главврач как заправский фокусник, эффектным жестом вынул из внутреннего кармана пиджака, поверх которого был надет белый халат, сложенную вдвое бумагу, похожую на открытку, – я же говорил тебе что самые невероятные мечты иногда сбываются! – с этими словами он протянул Глебу путевку, полученную утром в профкоме министерства.

–Ух ты! – Глеб изобразил удивление – вроде как не до конца верил в происходящее, он осторожно развернул путевку, словно она могла рассыпаться у него у руках, все в порядке, она была выписана на него, и медленно произнес, – здорово!

В это слово Глеб вложил все восхищение и радость, которые мог изобразить и это не являлось игрой, он действительно был рад что ему выписали эту путевку, половину дела можно считать сделанным. Теперь необходимость изображать депрессию отпала. Глеб словно «расцвел», заулыбался и немного выпрямился.

–Спасибо! – от всего сердца поблагодарил он, а мысленно – от имени Киры, профессора, – я себе и представить не мог, что это возможно! Значит я все-таки поеду в пионерский лагерь? Вы меня выпишите? – все-таки частичка недоверия в нем сохранилась. «А вдруг это всего лишь трюк, проверка?» – испугался он.

–Обязательно, а на этих выходных, точнее в воскресение, пойдешь в отпуск, – добавил Виктор Иванович, забирая у него путевку, – вещи с родителями соберешь, их я уже предупредил. А это я твоим родителям отдам, – и он помахал путевкой, перед тем как спрятать ее обратно в карман.

Тут Глеб остолбенел, его же в выходные Ленка должна навестить. Приедет, а его нет. Что тогда будет? Вдруг она обидится?

–Э-э-э, – протянул Глеб, – а может не надо мне пока в отпуск? – нерешительно спросил он.

–Так ты же сам говорил, что тебе здесь плохо, – поднял голову от бумаг Лев Павлович и пристально посмотрел на Глеба.

–Да, но вот…, – Глеб лихорадочно искал выход из создавшегося положения, – я бы с удовольствием. Но мои же друзья здесь останутся. Кащей например ни разу в отпуске не был. Мы договорились, что все вместе держаться будем, – немного нелогично возразил он.

–Но вам все равно вместе всего несколько дней здесь провести осталось. Кирила и Дмитрия мы переводим в двенадцатое отделение, а Кащеева через недельку совсем выписываем, – ответил Лев Павлович.

–А что если им всем вместе в отпуск пойти, устроить так сказать «прощальный выходной»? – с энтузиазмом предложил профессор, он боялся, как бы достигнутый успех в лечении депрессии Глеба не исчез из-за таких пустяков.

–Но Кащеев иногородний, его только под расписку можем отпустить, – покачал головой Лев Павлович.

–Ну кто-нибудь из родителей пусть возьмет. Что, так сложно договориться? – пожал плечами главврач.

–Мои думаю возьмут, – ухватился за эту возможность Глеб, – «хотя бы удастся Ленке позвонить и предупредить», – подумал он, забыв что не знает ее номера телефона, и радостно затараторил, – мы в зоопарк пойдем, и на аттракционах на ВДНХ покатаемся. А мои мама или папа с нами пойдут.

–Ну и чудненько, – профессор сам улыбнулся глядя на радостного Глеба, – но у меня к тебе пара условий: непременно пиши письма родителям как ты себя чувствуешь, и сразу после окончания смены заехай сюда, покажись и расскажи как отдохнул.

–Это пожалуйста, – махнул рукой Глеб, прекрасно понимая куда пойдут его письма, и кто будет настоящий адресат. Ему задавали еще много вопросов, на которые он живо и бойко отвечал, потом профессор дал еще тест на сообразительность и Глеб блестяще его прошел. Когда все было закончено и Глеб вернулся в класс профессор, энергично меря кабинет широкими шагами, произнес:

–Отлично! Замечательно! Вот видите что может сделать простая радость, без всяких таблеток. На выходных пусть ребята погуляют, отдохнут. И проследите пожалуйста, чтобы родители Глеба по форме расписку Кащееву написали, а то в тот раз такую чушь напороли: «Забираю своего ребенка отсюда и обязуюсь вернуть его сюда же», – процитировал главврач, – мы когда это прочитали минут пять хохотали.

–Вообще-то под расписку можно только родственникам забирать, – осторожно напомнил Лев Павлович.

–Да не будьте вы бюрократом! – фыркнул Виктор Иванович, – лечение фактически закончено, пусть это будет своеобразной проверкой, вот и все.

–Как скажете, – послушно кивнул глебин врач, но эта идея с коллективным отпуском ему не понравилась.

–Тогда я с вами прощаюсь, – весело произнес главврач, – всего хорошего.

–До свидания Виктор Иванович, – вежливо ответил Лев Павлович, смотря в спину профессору, а сам думая: «Ох, не нравиться мне все это, как только мальчику стало лучше, сразу по первому требованию отправляют его в пионерский лагерь, а вдруг рецидив? Тогда что? Нет, надо бы еще пару месяцев повременить, понаблюдать за ним. И если все действительно будет нормально, то к началу учебного года и выписать можно». Но вслух Лев Павлович ничего не сказал, а тем более – предпринимать не стал.

Глеб вбежал в класс в крайне возбужденном состоянии. По дороге он вспомнил, что не знает ни ленкиного номера телефона, ни адреса. Кира, Кащей и Митька сразу повернулись к нему.

–Что?! – испуганно спросил Кира, не уточняя о чем идет речь.

–Все нормально, – начал рассказывать Глеб, – путевку мне выписали, вас тоже переводят в двенадцатое отделение, теперь вся загвоздка в том, чтобы дни совпали, а на выходные, вернее в воскресенье нас всех отправляют в отпуск. И тебя Кащей тоже.

–Это как? Мои сюда на один день не приедут, – возразил Кащей.

–Не перебивай! – оборвал его Глеб, раздумывая как связаться с Нелевой, – беда в том, что я не смогу предупредить Ленку, если она меня приедет навестить в воскресенье.

–Так позвони ей, – предложил Кира, – если хочешь я с медсестрой договорюсь. Один-то раз позвонить разрешат.

–Я ее телефона не знаю, – как-то сразу сник Глеб и ему стало стыдно, получилось, что он сам себя загнал в своеобразную «ловушку» с этим отпуском.

–Так из класса позвони кому-нибудь, подружки у нее же есть? – вмешался в разговор Митька, – у меня в записной книжке есть телефоны всех моих одноклассников.

–Понимаешь, – Глеб замялся, – мы в классе особо не дружили. Я не знаю номеров ее подружек. А те ребята, кому я иногда звоню не знают ее телефона.

–М-да, ситуация, – почесал затылок Кира, и тут же поднял указательный палец вверх, – о, идея, ты классной руководительнице позвони, уж у нее все телефоны есть.

–Верно, – кивнул Глеб, удивляясь, как это он не догадался сам такому простому решению.

–Вот сегодня вечером и позвонишь, – Кире не терпелось расспросить Глеба о путевке, – Глеб, а ты ее видел или тебе только пообещали, что поедешь?

–Я ее в руках держал, так что тут все нормально, – улыбнулся Глеб, но тут же помрачнел, – но как же все день в день подгадать?

–Вот и я о том же думаю…, – было видно что Кира разволновался. Раньше поездка казалась невозможной, и Кира особо не переживал, а сейчас когда она оказалась в двух шагах, его начала бить дрожь от того, что все могло сорваться от нелепой случайности.

–Да прекрати ты ныть! Будет день – будет пища, отправим мы тебя в твой пионерлагерь, хоть тушкой, хоть бандеролью! – и Кащей рассмеялся собственной шутке, а потом, спросил Глеба, – ты что насчет меня и отпуска говорил?

–Чьи-нибудь родители тебя под расписку возьмут на все воскресение, Лев Иванович разрешит, – пояснил Глеб.

–Так что нас всех вместе на целый день отпустят? – обрадовался Митька.

–Вот именно, – ответил Глеб, – правда классно?

–А что мы делать будем? – скептически посмотрел на него Кащей, – предупреждаю, у меня денег всего двадцать копеек.

–Да ладно тебе, уж как-нибудь выручим, – возмутился Кира, – мы же друзья.

Митька и Глеб тоже так посмотрели на Кащея, что тот смутился и пожал плечами. После этого они стали обсуждать куда в первую очередь пойдут: в кино или зоопарк.

Вечером Глеб договорился с медсестрой, и та «на минуточку» пустила его позвонить домой. Набрав номер, он поздоровался с папой и мамой. На их вопросы ответил что все хорошо и про поездку в пионерлагерь профессор его уже успел «обрадовать». Потом сказав, что у него мало времени для разговора, попросил дать телефон классной руководительницы. Этот номер быстро нашли в домашней записной книжке лежащей на тумбочке около телефона. Узнав и записав его на тетрадном листке, Глеб поблагодарил родителей и попрощался до воскресения, заодно спросив, могут ли они взять под расписку Кащея. Мать согласилась, сказав, правда, что напишет ее, только если разрешит глебин врач Лев Павлович. Глеб заверил ее что его врач разрешит, еще раз попрощался и нажал на рычажок отбоя. Звонок к классной руководительнице оказался менее удачным. Старческий голос сказал ему, что Валентина Ивановна, уехала отдыхать на юг и приедет лишь в конце августа. Глеб попыталась выяснить у старушки, может она знает где их классная держит тетрадку с телефонами учеников, но в отчет услышал недовольное «что знать ничего она об этом не знает» и просьбу перезвонить, когда та вернется с курорта. Такого результата Глеб никак не ожидал. Понурый, он вернулся в палату и сел на кровать.

–Ну что? – заметив, что Глеб сам не свой спросил его Кира.

–Плохо, – одним словом ответил тот и рассказал о результатах звонка.

–Погоди, а может ты ее адрес знаешь, ну хотя бы приблизительно? – спросил, приподнявшись на локте Кащей.

–Нет, даже приблизительно не знаю. Девятиэтажка это, а подъезд или номер квартиры – понятия не имею, – покачал головой Глеб.

–Хреново, – резюмировал Кащей и замолк, у него тоже никаких новых идей не появилось.

–Через адресный стол можно попробовать! – вдруг оживился Митька, – у меня тетя рассказывала как там телефон давней знакомой нашла.

–Это о взрослых только можно узнать, – отрезал Кащей, – причем надо указать отчество и год рождения. Глеб, может знаешь, или случайно слышал эти данные о ее родителях?

–Нет. Откуда? Я их всего пару раз мельком видел, на школьных праздниках, – Глеб разделся и лег в постель, настроение у него стало отвратительным.

–Ничего, что-нибудь придумаем, – попытался обнадежить его Кира, – может эта твоя девчонка в субботу приедет – вот все и образуется. А в воскресенье ты с ней гулять пойдешь.

–Может и так, – отозвался Глеб, ему было горько что так неудачно все сложилось. Он может быть и радовался бы за Киру, тому что удалось достать путевку в пионерлагерь для него, но пока еще ничего точно сказать было нельзя. И оставалось лишь ждать и гадать, приедет ли Нелева в субботу, и удастся ли провернуть дело с подменой Глеба.

Остаток недели у Ленки выдался не очень удачным: с подругами она так и не помирилась. А к тому же не смогла придумать как ей предупредить Глеба о том что ей не удастся приехать в выходные. В пятницу она не выдержала и поехала снова в больницу, решив, что непременно или передаст заранее приготовленную записку или поговорит с Глебом. Ленка благополучно миновала ворота с вахтером, и уже приближалась к корпусу, когда ее окликнула строгая женщина в белом халате.

–Девочка, а ты из какого корпуса и почему одна ходишь?

–Не из какого, – невольно испугалась Ленка, – я сюда приехала чтобы навестить…

Но строгая женщина договорить ей не дала:

–Э, так не годиться. Давай назад иди. Посторонние на территорию больницы допускаются только в дни посещения.

–Но я…, – Ленка хотела сказать, что пусть ей хотя бы дадут передать записку. Но тетка в белом халате грозно надвинулась на нее:

–Я же русским языком сказала, что нельзя!