Альпухар скомкал листок и выбросил в корзину.

На подносе осталось одно единственное письмо в розовом конверте. Альпухар вскрыл конверт. По комнате распространился сильный запах духов. Он извлёк из конверта чистый лист гербовой бумаги. «Ага, — обрадовался король, — это наверняка от Элеоноры Блюмерляндской!»Он поспешно зажёг свечу и подержал лист над огнём. Постепенно начали проступать слова, написанные секретными чернилами. Король нетерпеливо поднёс листок поближе к пламени. Бумага вспыхнула. «Ах ты, незадача! — Он бросил письмо на пол и затоптал пламя ногой. — Слава Богу, не все сгорело.»Альпухар поднял с пола уцелевший клочок и прочитал:

"Половина письма, блядь, сгорела. — Альпухар почесал затылок. — В целом понятно, что надо ехать. Непонятно когда. Соскучился я по моей возлюбленной Норе. — Он закрыл глаза и откинулся на спинку стула, представляя себе Элеонору Блюмерляндскую в соблазнительном муаровом платье.

Воображаемая Элеонора загадочно подмигивала и сладострастно виляла бёдрами. — Пропади все пропадом! Еду! Еду прямо сейчас! Альпухар вскочил со стула. — На месте разберёмся."

Он спустился вниз и отдал распоряжение слугам — седлать лошадей.

— Лошадей седлайте живо! Я отъезжаю. За старшего — герцог Феликс остаётся. Маркиз Германус — со мной.

Уже через час Альпухар Седьмой и маркиз Германус скакали по пыльной дороге.

— Как, Ваше Величество, поедем? — Поинтересовался Германус.

— Поедем через Зурабский лес. У Зураба Меченосца и заночуем.

— Ваше Величество?! У Зураба небезопасно. Про него недоброе рассказывают. Рассказывают, что он всю родню перетравил, теперь гостей травит.

— Пустое! Не посмеет. Нам ли его бояться?! Я ему недавно услугу оказал. С ним мой дядя Анабабс

Длинный войну хотел развязать. А я дядю успокоил. Так что не посмеет, я думаю. Тем более мы у него ничего кушать не будем. Провизии хватит на три дня.

Они доехали до перекрёстка и свернули к лесу.

В лесу было прохладно. Пахло подопревшей листвой и грибами. — Грибами пахнет. — Потянул носом

Альпухар. — Ты, маркиз, грибы любишь?

— Люблю, только опасаюсь ядовитый гриб съесть. Я не знаю — чем они отличаются.

— Ерунда. Я про грибы все знаю. По дороге грибов наберём и на палочках пожарим. Вон смотри — гриб торчит. Давай, Германус, рви его и — в сумку.

Маркиз соскочил с лошади, сорвал оранжевый гриб и сунул в сумку.

— Если не ошибаюсь, подосиновик. А вон, Германус, смотри, там под кустами ещё один примостился…

В сумку его… Ты тогда вот что, на лошадь пока не залезай, раз грибные места пошли, беги рядом, я тебе буду грибы показывать, а ты рвать.

Набрав целую сумку грибов, путники решили перекусить.

Маркиз Германус развёл огромный костёр.

— Смотри, сколько грибов набрали! — Альпухар вытряхнул на траву содержимое сумки. — Столько нам с тобой не съесть. На палочках жарить будем. А что останется — Зурабу подарим, Меченосцу. Он, я думаю, будет рад.

Маркиз настругал прутиков и насадил на них грибов. Пока Германус возился, Альпухар отошёл за кусты.

— Маркиз! — Закричал он оттуда. — Иди сюда! Чего я нашёл!

Германус бросил грибы и пошёл к Альпухару.

— Муравейник нашёл. — Похвалился король, показывая пальцем на огромную кучу. — Дай мне два прутика. — Альпухар воткнул прутики в муравейник и, немного обождав, вытащил их. — На, попробуй. Он протянул Германусу один. Германус взял палочку и послушно от неё откусил. — Ты не так. Смотри, как надо. — Альпухар облизал прутик. — Лизать надо, а ты кусаешь… Кисленько.

— Правда, кисло. — Германус сморщился.

— То-то. Я лес как свои пять пальцев знаю. Что в нем кислое, что сладкое, а что ядовитое… Ладно, пошли грибы жарить…

Пока маркиз обжаривал грибы, Альпухар сидел на пне и курил трубку.

— … Я говорю, — король затянулся, — любовь играет человеком, как еврей на скрипке. Если бы не любовь — сидел бы дома, трубку возле камина курил. Так нет — не успела она письмо прислать, как я сорвался и вот сижу тут с тобой. О-хо-хо… Ты грибочки-то подальше от огня держи. Подгорят… Вот я говорю — любовь — это, маркиз, сильная отрава. Сильная, но приятная отрава. Вот меня, знаешь, все боятся, и правильно делают — я никому спуску не даю. А вот пришло письмо от неё и я это… ну как его… -

Альпухар пощёлкал пальцами,дыхание, короче, на хер, перехватило и все — по коням! Сижу в лесу. — Он шлёпнул себя по шее. — Комары, сволочи… Ты грибы-то попробуй, может хватит их жарить… Кинь сюда головешку, маркиз, у меня трубка погасла… Ты сам-то, Германус, когда-нибудь любил по настоящему?

— Один раз, Ваше Величество. Но это было давно. Я ещё тогда совсем мальчишкой был.

— Ну? — Оживился король. — Расскажи.

— Готовы грибы, Ваше Величество.

— Тогда накрывай.

Маркиз вытащил из сумки ветчину, флягу с вином и разложил закуски на походной скатерти.

— Присаживайтесь, Ваше Величество.

Король откусил от гриба и запил вином. — Вкусно получилось. А ты, Германус, боялся! Я в грибах толк знаю. Ну, рассказывай теперь свою историю.

Германус откусил от гриба, вздохнул и начал:

— Мальчишкой я тогда совсем был. И вот как раз это произошло в то самое время, когда маменька моя выписали мне преподавательницу, гамзейскому языку меня учить. А преподавательница, я вам скажу, Ваше Величество, красоты была дивной. Роста она была, как все гамзейцы, большого, а лицом белая и талией тонкая. И стал я замечать, что когда маменька куда-нибудь погостить уезжали, то папа мой той тёте купидона устраивали. А папа мой мастером были на такие сюрпризы. И маменька на них за это очень сердились. Все они ему, бывало, говорят: "Вы, маркиз, кобель бесстыжий. Бога бы постыдились! Но папа обычно только смеялись и усы сильнее подкручивали.

— Молодец папа! — Похвалил Альпухар. — Не унывает! — Вот как-то раз уезжают маменька к своей сестре погостить. Только они за ворота — папа тут же к своей гамзейке в спальню. И не слышно их и не видно.

И остался я, так сказать, без присмотра. А была у этой папиной учительницы дочка. Она с дочкой к нам приехала. Как раз моего роста дочка. Я ей говорю: «Пошли, говорю, на лодке кататься». Сели мы в лодку и поплыли…

— Тут ты её в лодке, конечно, обесчестил! — Догадался Альпухар.

— Нет, Ваше Величество, по-другому вышло.

— По-дру-го-му?!

— … Гребу, короче, я, а она ноги в воде мочит. Кувшинки собирает. Сама невинность…Выплываем мы на середину озера. «Жарко что-то, — она мне говорит, — не искупаться ли?»И сама платье скидывает…

— И тут ты её конечно обесчестил! — Снова не удержался король.

— Нет, Ваше Величество.

— Ну ты даёшь!

— Ну вот… Она платье сняла и в воду ныряет. А я вокруг неё на лодке плаваю. Как вдруг — гляжу — приближается к нам ещё одна лодка. А в лодке той сидит сын герцога Феликса Рихтер с высокой девушкой. На голове у неё венок из кувшинок, в руке — веер из перьев. Подплывают они к нам поближе. Рихтер как увидел купающуюся гамзейку, так глаз оторвать от неё не может. «Это кто за такая?»— на ухо мне шепчет. «Это,-говорю, — одна моя знакомая купается». «Слушай, Германус, — он мне, — давай подругами меняться. Я тебе свою уступлю, а ты мне свою на время.»Я ему отвечаю, «Мне все равно с кем в лодке плавать.»"Ну вот и отлично."Пошептал он что-то девице своей, она ко мне в лодку и перелезла. Рихтер нашу лодку ногой оттолкнул, и мы дальше поплыли. Плывём мы, значит, дальше, молчим. Доплыли до острова, высадились. Там я её в первый раз и обесчестил.

Потом до берега отвёз, высадил, а сам назад домой поплыл. Плыву и думаю: «Какая,-думаю, восхитительная девушка! А я у неё даже не узнал — кто она и откуда.»Вижу — навстречу Рихтер плывёт с гамзейкой. «Забирай, — кричит, — свою подругу! Все нормально.»"Ладно. — говорю. — А скажи мне, Рихтер, что это за девушку ты ко мне подсадил?"«А я — отвечает,почём знаю? Она ко мне в лодку сама прыгнула.»"Не лги, Рихтер! Она не такая!"«Какая такая нетакая?! Точно такая же, как и твоя гамзейка! Все они такие!»"Подлец! — кричу,Защищайся!"И обнажаю шпагу. А у Рихтера своей шпаги не было, он весло схватил и меня веслом по голове ударил. Я после три месяца болел.

— Вот так да-а-а…Комары сожрали совсем… А с девушкой-то тою что?

— Не знаю. Я её с тех пор больше не встречал. А только и остался от любви вот этот шрам на голове. Германус наклонил голову.

— Любовь, маркиз, это такая штука. Она, брат, не только на голове, но и на сердце шрамы оставляет. Король похлопал Германуса по плечу. — Поехали, маркиз. Пока не стемнело, до Зураба добраться надо.

Вскоре лес остался позади и всадники поскакали по полям.

— Что это, маркиз, тебя шатает из стороны в сторону? -Поинтересовался Альпухар.

— Да что-то, Ваше Величество, голова кружится.

— Может, вина хлебнёшь, чтобы голова не кружилась?

— Не могу, меня тошнит.

— Ну потерпи тогда, до Зураба рукой подать.

Всадники пришпорили лошадей и понеслись ещё быстрее. Маркиз Германус вдруг застонал, взмахнул руками и упал с лошади.

— Тпр-р-ру! — Закричал Альпухар. Он спешился и подошёл к лежавшему на земле бледному, как снег, маркизу. Маркиз корчился, на губах у него выступила пена.

— Что с тобой?

— Ваше Величество,.. — еле слышно ответил Германус, — что-то мне плохо совсем…тошнит…

— Да ты, наверное, маркиз, грибами отравился. Выходит, ты и впрямь в грибах ни черта не смыслишь — какие грибы можно есть, какие нельзя. Вот и съел ядовитый. Ладно, Германус, не бойся, я тебя не брошу. Я сейчас до Зураба доскачу и пришлю его людей с каким-нибудь противоядием. У него наверняка какое-нибудь противоядие есть. Он это уважает — яды всякие.

Король вскочил на лошадь и поскакал.

Доскакав до замка, Альпухар стал изо всех сил колотить кнутом в ворота. Ворота открыл угрюмый стражник.

— Я — Альпухар Седьмой Длиннобородый! Веди меня к королю!

Зураб Меченосец сидел с закрытыми глазами в угловой зале и слушал старинную музыку. Напротив него стояли музыканты. Музыканты старались изо всех сил.

Зураб приоткрыл глаза:

— Скрипка фальшивит. Двадцать пять ударов плетью. Флейта за мелодией не успевает — двадцать пять ударов плетью. Репетировать надо больше, господа. Вы, вероятно, ночью все спите. А ночью-то спать не следует. Ночью следует бояться, как бы днём не выпороли. Репетировать и ещё раз репетировать, господа хорошие. А завтра если кто сфальшивит — по двадцать пять ударов всем.

Дверь открылась и вошедший слуга объявил:

— Ваше Величество, к вам король Альпухар Седьмой Длиннобородый!

Зураб Меченосец привстал с трона и скомандовал музыкантам:

— Марш в честь короля Альпухара!

Музыканты старательно грянули марш. Вбежал Альпухар Седьмой. Короли обнялись.

— Здравствуй, дорогой Альпухар. Рад видеть тебя живым и здоровым.

— Здравствуй, Зураб. Узнаю нестареющего любителя музыки.

— Какими судьбами в наших краях?

— Проездом к дяде Анабабсу, — соврал Альпухар. — Решил навестить дядю.

— Похвально, похвально. — Зураб поправил на голове корону. — Родственников забывать нельзя. А иначе — последние негодяи мы будем, если родственников навещать перестанем. Это святая обязанность — родственников принять и навестить. Я всегда навещал, покуда они живы были. Теперь-то уж некого навещать. — Король печально вздохнул. — Один я остался, как перст. Теперь вот все дома сижу — музыку слушаю. Только и радости в жизни — музыка… А ты, значит, к Анабабсу собрался?

— Ага.

— К дяде, значит, Анабабсу? Так-так… Ты уж меня, Альпухар, извини… ты знаешь как я к тебе отношусь, и чем я тебе обязан. Но дядя твой, извини меня, свинья. Напасть на меня хотел. Он, видишь ли, границы свои хотел за счёт меня укрепить.

— Да я помню. Я ж его тогда и отговорил. Говорю ему: «Ты, дядя, успокойся. Не петушись.»

— Ну да, ну да… Я ко мне твою доброту не забываю.

— Слушай, Зураб, прикажи своим музыкантам не шуметь — в ушах звенит.

Зураб махнул музыкантам:

— Всем спасибо… Свободны…

— Фуф! Тишина сразу какая. Как в лесу.

— А у меня, Альпухар, между прочим, принц Шульцвиндрейк гостит. Он как раз в лес поохотиться поехал. Птиц пострелять.

— Ну? Давненько я его не видел. Как он сам-то? Не женился? — Да нет. Охотится все.

— Понятно. А я тебе грибов привёз. В твоём лесу набрали с маркизом… Ой, забыл! — Альпухар всплеснул руками. — Маркиз-то Германус грибами отравился! В лесу твоём лежит помирает. Прикажи людей за ним послать.

— Это он поганками отравился. У меня от поганок отличное противоядие имеется, на основе молока. Мы его быстро поставим на ноги.

Вечером все собрались у Зураба за столом.

— Вы почему ничего не едите? — Обратился Зураб к Альпухару Седьмому и маркизу Германусу.

— Прошу нас извинить, — Альпухар поднял руки, — но у нас, Зураб, строгий режим. Мы рано ужинаем.

Уже поели. Да к тому же маркиз ещё не совсем оправился после грибов.

— Ну хоть вина выпейте.

— Спасибо. Мы и вино уже пили. Мы тут так посидим, за компанию.

— Ну и зря. А мы с принцем, с вашего позволения, покушаем.

Правда, Гельмунд?

— Угу… — подтвердил с набитым ртом Шульцвиндрейк. Он с трудом проглотил кусок и добавил, — Я на охоте ужас как проголодался. Целый день на свежем воздухе.

— Надо тебе было, принц, в лесу грибов на палочке пожарить, когда проголодался. — Сказал Альпухар. Покушал бы грибов и снова охоться. Ты, Гельмунд, грибы любишь?

— Я люблю все.

— Точно. — Подтвердил Зураб. — Завидую я его аппетиту. Ест, как лев. Только подкладывай. Моя покойная тётя Зибельда така же была..

— Да уж, — согласился Альпухар, — было на что посмотреть. Я твою тётю Зибельду хорошо помню. Я когда ребёнком был, набью, бывало, полный рот за столом. А мама мне — "Как ты себя ведёшь?

Набил рот как Зибельда!"

— Уважаемая была женщина. Но отъела…отъела своё…А вот жена-то моя столько не ела. Скромница.

Поклюёт как птичка, и уходит из-за стола. — Зураб вздохнул. Любил я её… Когда померла — не поверите — я неделю ничего не кушал — еда в глотку не лезла. Потом стал понемногу бульончик куриный принимать, потом — пюре, потом паровые котлетки, а потом уже все остальное.

— Выкарабкался, короче. — заключил Шульцвиндрейк. — Я от одного лекаря слышал, что так и надо.

Если долго голодаешь — из голодовки следует постепенно выходить. А то можно очень просто сдохнуть.

— Жена у тебя красавица была. — Сказал Альпухар. — Я помню. На Зибельду совсем непохожая. Ни капельки.

— Любил я её пуще жизни. А вот не уберёг. Сгорела, как свеча.

— Любовь — это такая отрава. — Альпухар поглядел на стол. — Сильная, но приятная отрава.

— При чем тут отрава? — Насторожился Зураб.

— Я это изречение в одной книге прочитал.

— Ааа…— Успокоился он. — А то я чего-то не понял.

— Очень интересная книга. Называется «Печальная история о невозмутимом (кажется) герцоге, благородном Эмбебесидо Желанном и его роковой (кажется) встрече с загадочной смуглянкой из Асталахского леса».

— Какое длинное название! — Удивился принц Шульцвиндрейк.

— Да и книга не маленькая. Во-о-от такая толстая! Альпухар показал на пальцах. — Я её читал, читал, так до конца и не дочитал. — Он махнул рукой. — Но, в общем, интересная книга. Могу вкратце изложить, если вам, господа, угодно.

— Расскажи, Альпухар. Ты все равно ничего не ешь. Сказал Зураб. — А мы с тобой Гельмунд, тем временем вина выпьем.

— Я тогда, господа, не буду рассказывать, как этот благородный герцог Эмбебесидо родился и вырос, это малоинтересно, и я, честно говоря, вообще не понял, для чего там все это написано. Я, честно говоря, это все пропустил, а начал читать с места, где герцог сидит на дереве, а за ним на дерево лезет медведь. Ну это мы тоже пропускаем, так как это малоинтересно.

— Погодите, погодите, — прервал его принц, — как же это неинтересно? Мне, например, очень даже интересно. Я про охоту люблю слушать. Чего ваш герцог на дерево-то полез?

— А хер его знает! Я же говорю,что я до этого не читал. Я как раз с этого места начал.

— Нет, я не понимаю тогда — зачем он на дерево полез? Я бы на его месте взял ружьё и в медведя выстрелил. Картечью…Я вот в прошлом году на охоту ходил — смотрю, в кустах что-то шевелится. Я по кустам выстрелил и ранил кабана. Подошёл и добил. И ни на какое дерево не стал лазить.

— Я, пардон, в охоте не разбираюсь. — Махнул рукой Альпухар. — И не очень это дело люблю. Я рыбу ловить люблю.

— Неее… — сказал принц Шульцвиндрейк, — я рыбу ловить не люблю. Мне это скучно. Закинул крючок и жди — когда она там клюнет. Тут от твоей ловкости ничего не зависит. Другое дело охота. Есть где себя показать.

— Как это ничего не зависит?! Ну не скажи, принц! Во-первых, — Альпухар загнул палец, — место надо выбрать правильно. Во-вторых, наживку подобрать подходящую. Рыба, она ведь какая? Она ведь умная рыба! Лещ, например, на червяка клюёт. А щука — на живца. А все почему? Потому что щука хищник. А ещё глубину нужно правильно установить и лесу выбрать. Да и подсечь правильно — на это ведь не всякий способен. Вот смотри, — Альпухар вытащил из-за пояса кнут и размотал. — Вот смотри, как будто это удочка. Вот смотри — я её закидываю. Он раскрутил кнут над головой и закинул на стол.

— Как будто рыба начинает играть с наживкой. А мы её должны подразнить.Альпухар легонько подёргал за рукоятку. — Но характер выдержать и раньше времени не вытаскивать. А вот она наживку-то заглотила, и тут мы вот так вот подсекаем и — опа! — Он резко рванул кнут. Кнут просвистел и сбил с лавки маркиза Германуса. — Ой! Извини, маркиз. Давай руку. Что-то не везёт тебе сегодня.

— Нет, все равно, не люблю я рыбалку. — Сказал принц Шульцвиндрейк.

— Ты, Альпухар, историю-то расскажешь? — Зураб вытерся салфеткой. -Ты историю обещал рассказать.

Про герцога, который по деревьям лазил.

— А я что рассказываю? Про то, как он на дереве сидел я тоже пропускаю. А начнём сразу с того места, где ему исполнилось 20 лет, и он пошёл в лес подышать свежим воздухом. Идёт он по лесу, птиц слушает. Зашёл довольно далеко. Решил маленько отдохнуть. Сел под дерево и уснул.

Просыпается стемнело уже. Он — туда-сюда! Короче, заблудился… Ну, думает, что делать? Решил до утра подождать. Залез опять этот герцог Эмбебесидо на дерево, чтобы хищные звери его ночью не загрызли. Сидит на дереве — холодно, мать честная, и неудобно. Спать охота, а уснуть боится — думает, усну сейчас и с дерева сорвусь. Смотрит — внизу медведь идёт…

— Постой, — прервал Зураб, — ты это уже один раз рассказывал.

— Да нет. Ты слушаешь невнимательно. В тот раз медведь за ним на дерево лез, а в этот — он внизу шёл.

Он шёл с подветренной стороны и герцога не унюхал. Ну вот. Потом герцог догадался ремнём к дереву привязаться и пару часиков до утра кое-как подремал. Утром с дерева слез, малины дикой поел, потом грибы на палочке пожарил. Идёт, в общем, по лесу — выходит к ручью. Смотрит — у ручья сидит черноволосая девушка как-то спиной к нему. Эмбебесидо думает -отлично, сейчас я у неё дорогу спрошу — как из леса выйти. Подходит он к ней сзади и говорит: «О, таинственная незнакомка, не будете ли вы так любезны указать дорогу одинокому путнику, заблудившемуся в здешних дремучих лесах». Девушка оборачивается. И видит Эмбебесидо, что красоты она первостатейной. «Кто вы, — говорит, — прекрасная незнакомка?»"Я -баронесса Сара Сигваридор. И сижу я тут по тому же недоразумению, что и вы. Третьего дня я пошла в лес, чтобы подышать свежим воздухом и сплести венок из лесных колокольчиков. И так увлеклась, что не заметила, как заблудилась."Ну, в общем, господа, начали они блуждать по лесу вдвоём, и пока блуждали, полюбили друг друга и поклялись — если выйдут, то поженятся. Герцог Эмбебесидо разломил свой медальон на две части — одну часть себе оставил, другую баронессе Сигваридор отдал. Это, говорит, на случай, если мы потеряемся, то узнаем друг друга по этому медальону. Ночью они заснули счастливые. А утром герцог просыпается — баронессы нету. Нету нигде. Он кинулся её искать, но не нашёл. На третий день герцог из леса все-таки вышел, а тут как раз война началась. Между его королевством и соседним королевством, где эта жила баронесса. Тут я опять пропустил, потому что я про войну читать не люблю. Я про любовь люблю и про природу… Потом я с того места начал читать, как герцог кому-то в трактире рассказывал свою историю про несчастную любовь. И как раз говорил эту самую сентенцию: любовь — это сильная, но приятная отрава… Дальше я опять пропустил. Потом прошло двадцать лет. И этот герцог сражается в бою с одним молодым дворянином на шпагах. Герцог старается воткнуть ему шпагу в грудь. И вдруг у него клинок ломается обо что-то твёрдое. Из-под рубахи у молодого человека выскакивает половинка медальона. Герцог Эмбебесидо прикладывает свою половинку к его половинке и спрашивает: «Сынок, где твоя мать?»"Она умерла при родах."

Герцог заплакал, обнял молодого человека и сказал: «Знай же, юноша, я — твой отец. Я всю жизнь искал твою мать, а нашёл тебя.»Вот такая вот примерно история. Дальше я читать не стал, там ещё страниц 150 оставалось. А и так уже все понятно.

— Бывает же такое! — Цокнул языком Зураб. — Чуть родного сына не убил.

— Да ну! Я не верю. — Махнул рукой Шульцвиндрейк. Писатели всегда врут. Вот у меня история была — вот это история! Тоже про бабу. А только я бабам после того случая не верю больше.

— Ну, это уж ты, Шульцвиндрейк, хватил. — Вставил Альпухар, — Женщинам надо верить. Не всем, но надо. А если уж не веришь женщине, (если какая-нибудь подозрительная вдруг), то вырви её из своего сердца и рану факелом прижги. Факелом, естественно, в переносном смысле, в поэтическом, так сказать.

— Ну да! — Громко возразил Шульцвиндрейк. — Стану я из-за всякой бабы себя жечь факелом! Тем более после того, что со мной случилось. Вот, послушайте. Пошёл я как-то раз на охоту. Иду по лесу, гляжу — в кустах что-то шевелится. Я выстрелил. Слышу — из кустов: «Иииии! Пресвятая дева гамзейская!»и тишина. Я думаю: «Черт подери! Никак человека убил. Надо убираться отсюда поскорей, пока меня никто не видел.»Разворачиваюсь я, но не успел нескольких шагов сделать, как из кустов жалким голосом: «Принц Шульцвиндрейк, помогите! Я истекаю кровью!»"Вот, блядь, — думаю, — узнали!

Придётся идти."Захожу в кусты, смотрю — баба какая-то в кустах разлеглась, одной рукой за бок держится. «Ах! Принц, я умираю!»"Вы кто, дама, будете, — спрашиваю, — и чего вы тут в кустах делали?"«Я, — отвечает она противным слабым голосом, — графиня Элеонора де Борс. Вы, принц, меня убили.»"Ну? — говорю, — Может обойдётся? У меня дробь мелкая, для птиц."«Ах! — Она отвечает, — не знаю, не знаю, а только чувствую — конец мне приходит.»И вдруг хватает меня цепко за сапог и говорит: «Я все равно скоро умру, но чтоб мне полегче умирать назовите меня своей женой. По крайней мере я умру принцессой. Мне это будет не так тягостно. „Ладно,думаю, — все одно умрёт, можно в таком случае временно жениться.“»Хорошо, — говорю ей, — раз уж так вышло, что вы в кустах невовремя пошевелились, даю слово принца на вас жениться, чтобы вам не так обидно было."

«Вы это, принц, серьёзно? — она спрашивает,Не шутите?»«Какие могут быть шутки?! — отвечаю. — Слово принца Шульцвиндрейка крепкое, как камень. Если я что сказал — так тому и быть.»"Кажется, — она говорит, — мне легче стало. Кажется я после ваших тёплых слов начинаю выздоравливать.

Поднимается она, представляете, с земли и весело так заявляет, — Мне уже намного легче. Пойдёмте, принц, быстрее в церковь и обвенчаемся, пока я не умерла."Тут вижу я — что-то не так. Начинаю соображать, что меня за нос водят. Посмотрел я на её бок — дырок никаких нет. «Ага», — понял. «Что то ты, — говорю, — невеста, быстро поправилась. Что-то раны на тебе слишком быстро затянулись. Ну ка, поворачивайся ко мне спиной, я тебе в жопу выстрелю, а потом, ладно, венчаться пойдём, как договаривались. Поворачивайся, поворачивайся, а то не женюсь.»"А как же слово? — она мне, — вы же слово дали."«Вот тебе ещё слово — если через минуту отсюда не убежишь, — говорю ей, — я тебе в жопу дробью выстрелю.»И мушкет перезаряжаю. Как она припустилась, только пятки сверкают. А я все-таки не удержался и выстрелил поверх головы. С тех пор веры у меня бабам нету.

— Девица-то хоть симпатичная была? — Спросил Альпухар.

— Уродина. Я её на всю жизнь запомнил. Я теперь как в городе эту невесту вижу — сразу за ружьё. А она от меня драпать.

— Тебе бы, вообще-то, жениться уже пора. — Сказал Зураб Меченосец.Человеку без семьи плохо. У меня вот все померли, знаешь как мне плохо? Одно утешение — музыка.

— Это уж точно, — Шульцвиндрейк отпил вина. — К тебе приедешь, так спасу нет! Целыми днями твоя музыка в ушах звенит!

— Тебе ещё рано музыку слушать — кровь у тебя пока слишком горячая. А я через музыку, можно сказать, со своей дорогой супругой познакомился. Помню как сейчас, лет мне тридцать. Приехали ко мне родственники на именины. Пировали до утра. Под утро один мой кузен не выдержал и умер прямо за столом. Желудок у него, по-моему, слабый был. И кузина опять же, тоже чуть не померла, но осталась жива. А умерла она только через два года, представляете себе, снова у мня на именинах. Вот совпадение! Ну так вот, а кузен, значит, в первый же раз умер. Пошли мы его на следующий день хоронить. Идём — впереди оркестр, похоронный марш играет. По обочине народ собрался похороны посмотреть. Вдруг из толпы дама какая-то выскакивает, на трубача с кулаками накидывается и кричит: «Ты что же, урод, си-бемоль фальшивишь?! Я тебе дам си-бемоль фальшивить!»"Вот это женщина, — думаю, — музыку как чувствует!"Подхожу к ней. «Вы, — говорю,благородная дама, кто будете?»"Я,отвечает, — девица дворянского звания Медония Сиверамба". "Я, о благородная девица

Сиверамба, потрясён вашей музыкальностью и беру вас в королевы! А трубача — повесить!"Вот как удачно я встретил женщину, с которой прожил в любви двадцать лет. Жаль, что она не дожила до этого часа.

— Слушай, Зураб, — спросил принц Шульцвиндрейк, — у тебя продукты свежие? А то у меня чего-то живот заболел.

— Что же я по-твоему — буду гостей тухлятиной кормить? Обиделся Зураб Меченосец. — Это у тебя желудок, наверное, слабый. Ты иди к себе в комнату, ляг на живот, и все пройдёт.

Шульцвиндрейк поднялся из-за стола, икнул и упал без чувств.

— Напился-таки Гельмунд. — Подозрительно спокойно сказал Зураб. — Меры не знает. Эй, слуги, унесите его в спальню. — Он повернулся к Альпухару и маркизу. — Да и нам, гости уважаемые, пора набоковую.

Король Альпухар и маркиз Германус вошли в спальню.

— А ведь Зураб-то принца отравил. — Задумчиво произнёс Альпухар.

— Я догадался, Ваше Величество. Хорошо, что мы ничего не кушали, а то бы он и нас с вами отравил.

— Вот что, маркиз, надо быть начеку. Сдаётся мне, что он ночью и до нас доберётся. Спать будем по очереди. Сначала ты охраняешь, а я сплю. Через два часа поменяемся.

Альпухар не раздеваясь лёг на кровать и тут же уснул.

Через два часа маркиз Германус стал робко будить короля. — Ваше Величество, два часа прошло.

Теперь ваша очередь.

— А?.. Что?.. Где я?.. — Альпухар сел. — А, это ты, маркиз.

— Вам дежурить, Ваше Величество.

— Знаешь что, — король зевнул, — лучше ты дежурь. А я спать буду.

Альпухар упал на подушку и заснул.

Маркиз походил какое-то время по комнате, потом сел в кресло и незаметно для себя задремал…

…Альпухар проснулся от того, что ему кто-то щекотал в ухе. Он захихикал и дёрнулся. Что-то выскочило из уха и покатилось по полу. Хлопнула дверь. Альпухар вскочил.

— Маркиз, свет!

Маркиз зажёг свечу. На полу валялись железная воронка и баночка с ядом.

— Ах, Зураб! Негодяй! — Выругался Альпухар. — Он мне эту воронку в ухо вставлял, чтобы яда через неё налить! Скотина! Жену отравил, родственников отравил, Шульцвиндрейка сегодня отравил, и все ему мало!

— Уезжать надо, Ваше Величество.

— Ты что, маркиз, испугался? А я никого не боюсь! Сейчас вот лягу и буду дальше спать. — Альпухар решительно сел на кровать.

— Надо уезжать, Ваше Величество, пока не поздно.

— Думаешь? Ну ладно, поехали.

Они быстро спустились во двор, оседлали лошадей и помчались прочь от замка Зураба Меченосца.

Светало. Всадники ехали вдоль ячменного поля.

— Зря я дядю Анабабса отговорил на Зураба нападать. — Задумчиво казал Альпухар. — Вот скотина!

Отравить меня хотел через воронку! Слыхал, Германус?

— Да, Ваше Величество.

— И музыка эта его! Станет разве нормальный человек такой дрянью заниматься?! А, маркиз? Скажи, станет или нет?

— Нет, конечно, Ваше Величество. Даже смешно предположить.

— Вот и я говорю. Я как в залу вошёл и оркестр услышал, так сразу недоброе заподозрил. Я ему ещё говорю, — «Что, дескать, за херня у меня в ушах звенит?»Я только не знал — заодно с ним

Шульцвиндрейк или нет. А вот когда Шульцвиндрейк после ужина зашатался, я сразу все понял. А ты понял?

— Понял, Ваше Величество. Я, как принц на пол упал, так все и понял.

— И я тогда понял, что он с Зурабом не заодно. Если бы Зураб с ним заодно был, то он бы сначала нас отравил, а потом уже Шульцвиндрейка…— Альпухар почесался. — Хороший парень был этот

Шульцвиндрейк. Так ничего в жизни и не успел. Умер, как говорится, нецелованный. Ты как думаешь, целовался он или нет?

— Не похоже. Разве, с той в кустах, на которой он жениться собирался.Помните, Ваше Величество, он рассказывал?