Разумеется, отдельной палаты мне не предоставили - федеральная программа здравоохранения просто не оплатит такую. И никому нет дела, что соседняя пуста. Поэтому я должен лежать в компании с кем-то еще. Когда тебе плохо и ты в больнице, меньше всего хочется, чтоб чужие люди - сосед по палате, его родственники - видели твои страдания. Но держать двух пациентов в одной палате дешевле - и точка. А если ты недоволен, что вокруг постоянно толкутся какие-то люди… что ж, можешь высказать претензии лично им.
      Привезли меня в конце дня. Мужчина на соседней койке, хрипло дыша, наблюдал, как меня устраивают. Он не произнес ни слова, а его сиделки - миниатюрная жена и, судя по всему, дочь - вышли, чтобы не мешать медсестрам. Я кивнул соседу - это все, что я мог сделать, ибо сестра в этот момент укладывала меня на нелепой больничной кровати, ставила капельницу и делала укол антибиотика.
      - Я могу вам еще чем-нибудь помочь? - прощебетала одна из медсестер, словно исполняя свою маленькую роль в этой драме.
      А я подумал: "Да, можете. Выпустите меня. Сделайте так, чтобы мне полегчало и я смог поскорее убраться отсюда".
      Посетители ушли, настала ночь, телепередачи закончились, но мы оба лежим без сна. Мой сосед кашляет, стараясь делать это потише, у меня тоже першит в горле.
      - Из-за чего ты здесь? - неожиданно спрашивает меня сосед через занавеску, разделяющую кровати. Вопрос звучит так, словно мы преступники, обсуждающие свои статьи и сроки.
      - Пневмония, - говорю я. - Это не заразно.
      Не хочется объяснять ему, что у меня ПСП-пневмония и что эта зараза, вкупе со СПИДом, скоро убьет меня, если только доктор не успеет это сделать раньше. Моя иммунная система больше не может бороться с вирусами.
      - У меня тоже пневмония, - сказал он, тяжело дыша, и закашлялся.
      Нет сомнений - я обречен. Я лежу в одной палате с носителем вируса, смертельного для меня. Смогу ли я бороться с этим?
      - А что за пневмония? - спрашиваю я.
      - Они не знают, - звучит в ответ. - Что-то очень редкое.
      Позднее, когда он заснул, я вытащил из вены иглу, отключил подачу кислорода и, плотнее запахнув халат, направился в регистратуру, где спросил у дежурной медсестры насчет моего соседа. Мне казалось, я имею право на эту информацию.
      - Вам не о чем беспокоиться, - заверила меня она, - мистер Шамберг вас не заразит. Скоро он пойдет на поправку.
      - Но если у него другой вирус, не такой, как у меня, я могу заразиться! Это же опасно.
      - Ваш лечащий врач не возражала, чтобы мы вас поместили в одной палате. Утром можете сами поговорить с ней, но я уверена, все будет в порядке.
      Вот и все, что она сказала. Врачебная этика запрещает ей говорить что-то конкретное о здоровье моего соседа. А вернувшись в палату, я увидал, что и у него теперь тоже капельница, как у меня. Стало быть, и за него взялись всерьез… Интересно, что у него за вирус?
      Даже я заметил, что к утру моему соседу поплохело. Да что там - стало много хуже! Кашель его вконец измотал, и дежурная сестра поставила капельницу сперва ему, а потом уже мне.
      Мерзкое ощущение, когда холодное лекарство проникает в вену и постепенно доходит до сердца и мозга. Не понимаю, почему медсестры не могут вводить лекарство теплым или хотя бы оставлять его на тумбочке, чтобы оно нагрелось до комнатной температуры. Нет, они всегда берут лекарство прямо из холодильника и совершенно ледяным вводят в вену. Когда я в последний раз лежал в больнице, то просил их согревать лекарство, но до желаний пациента никому нет дела. В этот раз я уже ни о чем не стал просить, лишь поплотнее укутался в одеяло. Когда медсестра вышла, сосед включил футбол по телевизору, хотя совершенно не следил за игрой, - вместо этого позвонил жене и спросил, почему та до сих пор не пришла его навестить. Я ощутил тоску, поймав себя на мысли, что тоже хотел бы, чтоб ко мне приходили посетители, приносили цветы, газеты, сплетни… Но я слишком давно болею, чтобы у меня оставались друзья. Самыми близкими для меня людьми стали мой врач и персонал аптеки и службы доставки продуктов на дом. Моя младшая сестра живет в Миннеаполисе и, думаю, вполне могла бы мне позвонить.
      Если бы я сообщил ей, что лежу в больнице, она бы непременно позвонила.
      Жена навестила моего соседа до начала обхода. Я слышал, как миссис Шамберг поцеловала мужа и прошептала несколько слов, затем вышла из-за занавески и слегка нервозно улыбнулась мне. С собой она принесла букетик сирени, который поставила на мою тумбочку, в банку из-под огурцов, с которой оборвала этикетку.
      - Большое вам спасибо, - сказал я, и на глазах у меня выступили слезы.
      СПИД, кроме прочего, совершенно расстроил мои нервы. От этого у меня постоянно болит голова и глаза на мокром месте. Я совершенно не в состоянии себя сдержать, могу расплакаться из-за любой ерунды, например, из-за того, что кончился шампунь или счет за свет пришел на день раньше… Ничего не могу с собой поделать. Из-за неожиданного участия, проявленного этой женщиной, глаза мои наполнились слезами, но меня абсолютно не волновала мысль, что слезы текут по щекам и она это видит.
      - Надеюсь, вам скоро станет лучше, - сказала миссис Шамберг, потрепав меня по колену, и вернулась к мужу за занавеску. Я откинулся на подушки, вытер слезы и вдохнул аромат сирени вперемешку с неистребимым запахом маринада. У меня не было сил спросить ее имя, а она не поинтересовалась моим.
      Мой доктор наскоро осмотрела меня, назначила двойную дозу тэйлинола, чтобы сбить температуру, и отправилась обратно в клинику. Интерны тоже начали осмотр пациентов, а где-то через час явились и врачи мистера Шамберга, их было трое. Мы лежали в больнице, где проходят практику студенты, поэтому не стоило удивляться, когда в палату вваливалась целая группа. Но среди этих троих, насколько я знал, не было ни одного интерна. Прежде всего они выключили телевизор и задернули занавески у соседней койки.
      Я лежал на спине, закрыв глаза, и невольно слышал все, о чем они говорили. Через некоторое время я заметил, что они не задают стандартных вопросов. Они спрашивали в основном о работе мистера Шамберга, а не о том, как он себя чувствует.
      - … Я же работаю в исследовательском отделе, - говорил сосед, - и всегда пользуюсь маской, перчатками и надеваю этот жуткий термокостюм.
      - А вы не могли, ну, скажем, вдохнуть их?
      - Нет, там стекло биозащиты и стальной экран. К тому же на мне термокомбинезон… Не думаю, что это возможно. - Тут он замолчал и сильно раскашлялся. - Я не смог бы заразиться, даже если бы захотел, - продолжил он, вновь обретя способность говорить.
      - Мой муж очень аккуратен, - послышался голос его жены.
      - Улучшений нет, и мы пытаемся понять, может, причиной заболевания послужил какой-то другой фактор, на который мы сперва не обратили внимания, - сказал один из врачей.
      - Как вы работаете с ними? - спросил другой.
      - Ну, перед тем как войти в испытательный бокс, я надеваю защитный костюм и специальные перчатки для управления роботом, а тот находится в герметичном помещении. Входить туда запрещено. Этот робот и выполняет всю работу, а у меня особые очки-проектор, через которые я вижу все, что делаю… У меня нет абсолютно никакого контакта с объектом. - Тут у него опять случился приступ кашля.
      - Пожалуйста, наклонитесь вперед.
      Так они и разговаривали, между делом прослушивая его легкие. Из-за температуры и холодного лекарства в капельнице меня бил озноб, поэтому я слушал их не слишком внимательно.
      Врачи взяли у нас мокроту для анализа. Позже они вернулись, чтобы взять у моего соседа повторный анализ, в полдень, и еще раз - в пять часов. После его увезли на кресле-каталке, чтобы сделать снимок легких. Вечером пришла Анна, его дочь, чтобы побыть с ним и дать матери отдохнуть. Она постоянно ходила к раковине, смачивала полотенце и клала отцу на лоб.
      Вечером, несмотря на увеличенную дозу тэйлинола, у меня подскочила температура. Мне поставили капельницу с физраствором, весь день я старался пить побольше жидкости и делать все, чтобы организм боролся с пневмонией, но лучше мне не стало.
      Когда я болею, у меня портится характер. Что бы то ни было - простуда, грипп или пневмония мне хочется, чтобы все прошло сейчас же, сразу! Но поправляюсь я всегда медленно. А что особенно мучительно, так это необходимость лежать в постели, в окружении врачей и целой толпы медсестер, которые следят за моим самочувствием. Невозможно не прислушиваться к собственным ощущениям. Любая незначительная боль кажется невыносимой. Ты пытаешься разглядеть хотя бы малейшие признаки улучшения и беспокоишься, если таких признаков нет. Стараясь понять, что же происходит, начинаешь думать, что ты не успел сделать и сказать.
      Все думают, что, прожив со СПИДом так долго, я уже давно сделал и сказал все, что надо. Многие считают, что человек, который неоднократно находился на краю могилы, уже сто раз имел возможность подготовиться, но времени на это никогда не хватает. Всегда необходимо еще.
      Наступила ночь, посетители ушли, и большинство телепередач закончилось. Но я все никак не мог заснуть. Мой сосед тоже. Мы лежим в палате и по очереди кашляем. Его кашель ужасен. Он захлебывается кашлем, хватает воздух ртом и снова кашляет, уже не пытаясь ничего скрывать. Между приступами кашля раздаются стоны.
      - Вам что-нибудь нужно? - спрашиваю я его из-за занавески. - Может быть, позвать медсестру?
      - Я в порядке, мне нужно только отдышаться, - отвечает он.
      Но он не может отдышаться, приступы становятся все более затяжными. Кажется, кашель идет из самой глубины легких. После одного из приступов я услышал, что его вырвало.
      Я нажал кнопку вызова медсестры, но никто не пришел. Совсем никто. "Черт их дери", - подумал я, выдернул иглу капельницы, отключил кислород и вылез из постели. Я откинул занавеску, решив хотя бы подать ему тазик, но его вид потряс меня. В рвоте была кровь! Кровь забрызгала всю кровать и стекала на пол. Он задыхался.
      Я бросился в коридор.
      - Мистеру Шамбергу нужна помощь! - крикнул я медсестре. - У него рвота, он может задохнуться!
      Мои крики привлекли внимание. В палату вбежала медсестра, за ней еще одна. Пока они хлопотали возле мистера Шамберга, я сидел в кресле, в коридоре. Через несколько минут удушье прекратилось, но он все еще кашлял.
      Двери лифта в дальнем конце коридора открылись, и оттуда вышла приземистая мексиканка, толкая тележку с принадлежностями для уборки. Я решил, что они, не теряя времени, вызвали уборщицу. Не хотелось бы мне в тот момент оказаться на месте этой женщины… Медсестра попросила ее в первую очередь убрать на полу, чтобы они могли подойти к кровати. Мексиканка надела перчатки, перестелила белье, унесла испачканное и, возвратившись, продолжила уборку. Я дождался, пока одна из медсестер вышла, и направился в палату.
      В комнате стоял сильный запах антисептика. Они подняли спинку кровати мистера Шамберга и усадили его очень прямо. Медсестра дала ему кислород. Когда она вышла, он сидел с закрытыми глазами, поэтому я не стал ничего говорить. Я был уверен, что ему сейчас не до разговоров, и уже собирался лечь в постель, как вдруг заметил лужицы крови между кроватями. Уборщица мыла пол под раковиной. Я подошел к ней.
      - Извините, - сказал я, - там, между коек, остались пятна.
      - А?! - оглянулась она. Потом подошла к санитарной тележке, взяла новую тряпку, вытерла кровь, затем еще раз протерла все другой тряпкой, с дезинфектором, после чего тщательно вымыла пол под обеими кроватями.
      - Gracias [Спасибо (исп.)], - поблагодарил я ее.
      Она усмехнулась, услышав мой испанский, и сказала: "Nada" [Не за что (исп.)]. Я наконец лег. Закончив работу, уборщица сняла перчатки, выбросила их в мусорное ведро и вымыла руки в раковине. Я заметил на табличке, висевшей у нее на груди, имя: "Мария".
      Этой ночью мне приснился первый из моих странных безумных снов. В нем я и все вокруг бегали, таская камни, инструменты и мешки с песком. Я так понял, что мы пытались соорудить стену вокруг многоэтажных зданий какого-то бизнес-центра. Никто не сказал мне, зачем мы это делаем, но я знал, что нужно работать как можно быстрее. Все дома были в огнях от подвала до крыши. Проснувшись в два ночи, я прекрасно помнил, как выглядели эти дома в зареве фантастических огней на фоне города, погруженного в темноту.
      Я завернулся в одеяло. Было ощущение, что меня опять лихорадит. Лед в чашке растаял, но вода была еще холодная. Я перелил ее в стакан и выпил. Жалюзи на окнах были закрыты, и огни города внизу, в долине, были не видны, но я был уверен, что он ярко освещен.
      Через некоторое время я заснул.
      Интернов очень обеспокоила кровавая рвота у мистера Шамберга, и я был уверен, что доктору это тоже не понравится. Старший интерн направил мистера Шамберга на повторный рентген еще до завтрака. Когда мой врач делала обход, она тоже распорядилась еще раз сделать мне рентген легких. Когда же медсестра привезла меня в палату после процедуры, сосед опять сидел на краю кровати в обществе трех докторов. Его завтрак стоял нетронутым. Мистер Шамберг был весь опутан трубками капельниц, с зажимом кислородного шланга на носу, но больной старался сидеть прямо. Пока сестра помогала мне лечь, доктора задернули занавески у его кровати.
      Я услышал, как один из врачей говорит:
      - В нижней трети ваших легких формируются аномальные новообразования.
      - Что значит "аномальные"? - спросил тот и закашлялся.
      - Дело в том, что эти новообразования угловатые и искривленные, но при этом несимметричны, как это бывает при раке легких. Нужно сделать биопсию, чтобы выяснить, что это такое, и при необходимости извлечь.
      - Когда?
      - Сегодня. И лучше прямо сейчас. Мы назначили вам биопсию на час дня. Пожалуйста, не ешьте перед процедурой.
      Пока мистер Шамберг подписывал согласие на биопсию, все молчали.
      - Кроме этого, вы должны подписать еще бумагу, предоставляющую нам право обратиться к вашему работодателю. Если биопсия подтвердит наши предположения, мы должны будем обсудить с ним симптомы заболевания и методы лечения.
      - Но в легких слишком много влаги, чтобы объект мог там находиться, - возразил мистер Шамберг. - И в мышечных тканях тоже. Они просто не могут развиваться во мне, это какая-то ошибка. Например, неисправен рентгеновский аппарат…
      - Мы все проверим.
      Он подписал необходимые документы, и все доктора и медсестры ушли. Я пропустил момент, когда мистер Шамберг снова лег в постель. Но через некоторое время я услышал, что он плачет. Это удивило меня. Странно, неужели это - самый страшный диагноз, с которым он сталкивался? Я вспомнил, как несколько лет назад я тоже плакал, когда мне сообщили, что я ВИЧ-инфицирован. Но тогда я смог взять себя в руки и расплакался, только когда оказался в одиночестве, в своей машине. В тот день я понял, что моя жизнь теперь уже никогда не будет такой, как раньше. Может быть, и его сейчас мучают подобные мысли.
      Из-за того что он плакал, мне стало грустно, но только по тому, что у меня совершенно расстроены нервы. Мне захотелось, чтобы рядом с ним сейчас была его жена, она смогла бы поддержать его. Мне стало как-то не по себе. Больные СПИДом, когда подолгу лежат в больнице, склонны к болтовне и многое могут рассказать, но обычно они не из тех, кто утешает других пациентов.
      Интересно, что будет дальше.
      Его жена явилась очень скоро, тогда же пришли и люди с его работы. Они так подробно расспрашивали мистера Шамберга об ошибках, замеченных в технологическом процессе, что я ничего не понимал из их разговора. Он настаивал, что все было в порядке. Его жена опять повторяла, что "он всегда очень аккуратен". Мне даже стало интересно, в самом деле он допустил ошибку или (если он действительно такой ответственный, как утверждает) это компания не предприняла необходимых мер безопасности?
      Один из докторов зашел задать пару вопросов сотрудникам, и они, все вместе, стали изучать снимки легких мистера Шамберга. Затем представители компании попросили дать им копии снимков и быстро покинули больницу. Пришла медсестра и увезла мистера Шамберга на биопсию. Его жена прошла в комнату для посетителей, но вскоре вернулась и села в кресло у моей кровати.
      - Вы не против, если я включу телевизор? - спросила она. - Комната для посетителей переполнена, и там все смотрят футбол. А я бы хотела подождать Берни здесь.
      Я сказал, что мне все равно.
      Включив кулинарный канал и совершенно не обращая внимания на экран, она позвонила Анне, рассказала про биопсию и возможную операцию и стала листать журнал для домохозяек. По меньшей мере час, пока миссис Шамберг не перебралась в комнату для посетителей, я был вынужден смотреть программу о приготовлении спагетти.
      После ее ухода в комнате повисла странная тишина. И дело было вовсе не в том, что я выключил телевизор. Постоянно находясь рядом с мистером Шамбергом и его семьей, я, наверное, слишком часто стал задумываться о том, чего мне не хватает в жизни. Вокруг мистера Шамберга всегда было много людей, но тихая больничная палата слишком напоминала бы мне мой пустой дом. Мне показалось, что вот он, тот самый момент, когда можно все изменить, сделать жизнь лучше. Хотя я знал, что обещания, которые даются в больнице, сродни новогодним - их часто забывают после праздника. Но я-то не забуду. Есть еще люди, которым я могу позвонить, старые друзья, которые, возможно, захотят со мной встретиться, и у меня еще будет возможность завести новых.
      И после выписки из больницы у меня даже будет рецепт спагетти, которые я для них приготовлю.
      Грудь разрывалась от кашля, но я не мог остановиться. Медсестры дали мне микстуру, и она мне даже помогла. Примерно на полчаса. Температура у меня поднялась до 103,5 [Приблизительно 39,7°С]. Меня знобило, я попросил сестру принести еще одно одеяло.
      Я удивился, когда мой врач вошла в палату около трех, на час раньше вечернего обхода. Прежде чем подойти ко мне, она надела перчатки, чего раньше никогда не делала.
      - Как вы себя чувствуете? - спросила она.
      - Плохо, - честно признался я.
      - Наклонитесь вперед, - сказала она. - Мне нужно прослушать ваши легкие.
      Я сделал как она просила. Она ощупала мне спину и грудь, спрашивая, в каких точках я ощущаю боль.
      Болело везде.
      Она извинилась и вышла в коридор, к посту медсестер; я видел ее через дверной проем. Один из лечащих врачей мистера Шамберга подошел и заговорил с ней, затем открыл папку и показал несколько рентгеновских снимков. Взяв один, она посмотрела его на свет и тряхнула головой. Старший интерн тоже подошел взглянуть. Было видно, что мой врач с каждой минутой сердится все больше, хотя я не слышал, о чем они говорили. Медсестра на посту спешно подала ей карту, и доктор вернулась ко мне вместе со старшим интерном.
      - Я перевожу вас в другую палату, - сообщила она.
      - А в чем дело? - спросил я.
      - Куда мы катимся? - между тем возмущалась та. - Что происходит с системой здравоохранения в этой стране? Капиталистическое общество перемалывает людей и бросает их в больнице, где нет оборудования, чтобы им помочь!
      Она заполнила необходимые бумаги для перевода в другую палату. Я никогда не видел ее в таком бешенстве.
      - Возможно, вы заразились от мистера Шамберга, - сказал интерн.
      Откинувшись назад и закрыв глаза, я тупо пробормотал: "Меня же заверили, что он не заразен…"
      - Мне они сказали то же самое, - кивнула мой врач. - В больнице должна быть оборудована специальная палата для больных СПИДом. Если бы они послушались моих советов, у нас бы не было таких проблем.
      - А что с мистером Шамбергом? - спросил я.
      Интерн посмотрел на моего доктора.
      - А вот это вопрос на миллион долларов, - сказала та.
      Заполнив карту, она отдала ее интерну, подошла к окну и опять посмотрела рентгеновский снимок на свет.
      - Вот снимок, сделанный в тот день, когда вы попали в больницу, - сказала она и указала на области, пораженные пневмонией.
      - А это снимок, сделанный сегодня утром. Он попал ко мне только полчаса назад.
      Она показала мне второй снимок. В нижней части правого легкого виднелся маленький темный треугольник.
      - Что это? - спросил я.
      - Понятия не имею, - призналась она. - Но, возможно, это новообразование имеет неорганическое происхождение.
      - Что вы имеете в виду, говоря "неорганическое"?
      - Это металл.
      - Но как он попал туда?
      - Вот это нам и предстоит выяснить. Я пойду узнаю результаты биопсии, сделанной мистеру Шамбергу. За это время вас переведут в отдельную палату.
      И она быстро вышла. Интерн просматривал карту мистера Шамберга.
      - Не понимаю, - ошарашенно сказал я. - Как мог металлический уголок появиться у меня в легких?
      Интерн хмыкнул.
      - Мы сами не знаем. Симптомы пневмонии появились у мистера Шамберга две недели назад, но обычные методы лечения не дали результата. Сперва ему назначили курс антибиотиков дома, затем положили в больницу. Он работает в исследовательском отделе телекоммуникационной компании. Вчера, когда рентген показал растущие новообразования у него в легких, мы поинтересовались, не могло ли что-то, с чем он имеет дело на работе, стать причиной его болезни.
      - И вы положили меня в одну палату с ним?!
      Я был в ярости.
      - Мы тогда не знали всей ситуации. Еще три часа назад мы думали, что всему виной неисправный флюорограф. Но техники заверили, что все в полном порядке.
      Я сидел, совершенно оглушенный, не зная, что делать и чего ожидать от железки, непостижимым образом растущей в моих легких.
      - Вы могли бы получить миллион долларов через суд, - сказал интерн. Видимо, ему казалось, что таким образом он подбодрит меня.
      Когда вы являетесь носителем ВИЧ, вам кажется, что от него вы и умрете. У меня помимо СПИДа было десять или пятнадцать сопутствующих заболеваний. Иногда они проявлялись поодиночке, иногда обрушивались скопом, поджидая в засаде, словно палачи, и у меня было время представить встречу с ними со всеми. В итоге вам уже не кажется, что смерть наступит внезапно, как автобус, сбивший вас на перекрестке.
      Но сейчас, сидя в одиночестве в пустой комнате, я испытал именно это чувство. Мне казалось, я застыл перед автобусом, фары которого уже ослепили меня.
      Я вынул иглу капельницы, перекрыл кислород, упаковал несколько вещей, взятых из дома, и таким образом подготовился к переезду в другую палату. Затем вновь подключил аппаратуру и стал ждать. Минут через двадцать привезли мистера Шамберга. Жена уложила его в постель, в глазах ее стояли слезы. Мистер Шамберг выглядел ужасно. Я смотрел на них с удивлением. Я знал, что для переезда в другую палату может понадобиться время, но думал, что успею убраться до его возвращения. Когда мистера Шамберга укладывали в постель, занавеску задернули, но я слышал его хрип, кашель и стоны. Две медсестры, которые его привезли, тоже покашливали. Если учесть еще и мой кашель, в палате было довольно шумно.
      Вскоре пришла Анна. Я удивился - обычно днем она работает. Анна взяла кресло, стоявшее на моей половине.
      - Они хотят забрать папу на операцию как можно скорее, - объяснила она. - Я отпросилась с работы после обеда, чтобы побыть с мамой.
      - Мне очень жаль, - ответил я. - Надеюсь, операция поможет.
      Это было меньшее, что я мог сказать при сложившихся обстоятельствах. Анна поставила кресло в ногах моей кровати, и я решил попытаться немного ее расспросить.
      - Чем занимается ваш отец? Врачи считают, что я мог заразиться от него.
      Она замерла и посмотрела на меня, потом села в кресло.
      - Что-то случилось? - спросила она.
      Я рассказал ей о результатах рентгена моих легких.
      - Папа разрабатывал сверхчувствительное телекоммуникационное оборудование, - сказала мне она.
      Я нахмурил лоб:
      - Не понимаю… Каким образом это могло повлиять на его легкие, а теперь и на мои?
      - Давайте у него и спросим, - предложила она, встала и, отодвинув занавеску, объяснила все отцу.
      На несколько минут все замолчали. Даже кашлять перестали.
      - Я разрабатываю аппараты, которые строят… - начал мистер Шамберг и опять зашелся кашлем. - Которые воспроизводят себя на основе молекулярных структур, - закончил он. - Это нанотехнологии. Для телекоммуникаций. На основе любого материала они способны за несколько часов построить оборудование. Мы собираемся использовать их в чрезвычайных ситуациях… в оборонной промышленности… Люди смогут носить с собой целый центр дальней связи в спичечном коробке.
      Я лег на спину и посмотрел в окно. Кажется, я начал понимать, в чем дело.
      Нанотехнологии и эти наноструктуры, созданные в лаборатории, и оказались причиной всех бед. Эти наноструктуры каким-то образом проникли из лаборатории во внешний мир - или, по меньшей мере, в наши легкие. Я представил, как час за часом, в течение нескольких дней, которые я провел рядом с ним, из легких мистера Шамберга вылетают с кашлем мельчайшие структуры, которые затем превращаются в радиоприемники, телефоны и все такое прочее.
      - Что за основа нужна для развития этих наноструктур? - спросил я.
      - Грязь, песок… Как только структуры активизируются, они начинают искать в окружающей среде все, что необходимо. Мы считали, что живой организм - легкие, мышцы - слишком влажная среда для их роста…
      - Похоже, вы ошибались, - сказал я.
      Он был потрясен до глубины души. Равно как его жена и дочь.
      - Как их можно обезвредить? - спросил я.
      Он задумался на некоторое время:
      - Наверное, только высокой дозой радиации. Очень высокой дозой.
      Он оглянулся на меня:
      - В общем-то, в данной ситуации их невозможно дезактивировать: мы пытались создать совершенно автономные структуры…
      Через некоторое время его увезли на операцию, и я подумал, что скоро последую за ним. Но как они собираются оперировать человека, страдающего пневмонией, мне было непонятно. Но я хотя бы понимал, что происходит. Возможно, влажная среда в человеческих легких тормозит развитие наноструктур, а может, каждая структура стремится создать отдельный прибор. Если они находят другие подобные себе, то запрограммированы на совместную работу, хотя для строительства хватит и одной. Просто, если начать с маленького фрагмента, процесс займет больше времени. И кроме того, по мнению мистера Шамберга, если все будет идти с той же скоростью, то к 12 часам четверга у меня в груди вырастет целая спутниковая антенна со всеми передатчиками и приемниками, если только их не смогут прежде оттуда извлечь.
      Я посмотрел на медсестру, которая устанавливала у входа в палату стол с одноразовыми халатами, перчатками и масками. Старшая медсестра зашла в комнату, одетая в защитный костюм, и попросила миссис Шамберг и Анну тоже надеть халаты, перчатки и маски.
      - Что это вы еще придумали, - запротестовала миссис Шамберг. - Я была с Берни с того самого дня, как он заболел!
      - Наденьте халаты и маски или покиньте помещение, - ответила на это медсестра, и стояла посреди палаты до тех пор, пока миссис Шамберг и Анна не выполнили ее распоряжение.
      Когда медсестра собралась уходить, я задержал ее.
      - Мэм, - сказал я, - мой врач сказала, что меня переведут в другую палату…
      - Боюсь, что нет. Администрация больницы приказала изолировать всех, кто имеет отношение к этому вирусу. Вы останетесь здесь.
      Медсестра водрузила около двери большое мусорное ведро, сняла маску, халат и перчатки, бросила их в ведро и быстро вышла вон. Миссис Шамберг и Анна вернулись в палату, одетые в защитные костюмы. Анна, приглушенным из-за маски голосом, поведала мне, что у дверей установили стерильный бокс, а администрация дала четкие инструкции, какие меры предосторожности предпринимать при входе и что делать с масками на выходе, чтобы не разнести вирус. Они уже предупредили весь персонал и посетителей.
      - А пластик может защитить человека от ваших наноструктур? - спросил я мистера Шамберга.
      Мистер Шамберг вздрогнул и нажал кнопку вызова медсестры. Старшая сестра мгновенно появилась в палате.
      - Пластик вас не защитит, - сказал ей мистер Шамберг, - вам нужен хлопок. Гидрокарбонат в составе пластика только ускорит развитие наноструктур.
      - Ваша компания уже проинформировала нас об этом, - ответила медсестра. - Но кто сейчас использует одноразовые хлопковые перчатки? Я даже не знаю, где их можно достать. Мы используем эти маски и перчатки совсем недолго, а потом оставляем в мусорном ведре в вашей палате, а санитарная служба сжигает их каждый час. Огонь уничтожит любые наноструктуры. Все, что мы можем сделать, это надеть хлопковые маски.
      Медсестра ушла, и, поскольку вентиляцию отключили, в палате настала тишина. Они не хотели, чтобы даже воздух из нашей палаты вырвался наружу.
      Мистер Шамберг отстранился от своей жены и встал с постели. Взял ее затянутые в перчатки руки в свои.
      - Уходите! - твердо сказал он. - Ты и Анна должны уйти. Немедленно, сейчас! Я надеюсь, в вас еще не проникли эти структуры.
      - Я тебя не оставлю, Берни, - ответила она.
      - Нет! - взволнованно вскрикнул мистер Шамберг. - Есть инструкции на случай потенциальной угрозы! Они вступят в силу, если наноструктуры вырвутся из лаборатории. А если все эти структуры начнут работать вместе, бог знает что они могут построить… Это будет уже десятый уровень!
      Миссис Шамберг после этих слов закрыла ему рот рукой.
      - Что еще за десятый уровень? - спросил я.
      Мистер Шамберг посмотрел на меня.
      - Это когда возможно распространение не только на отдельной территории, но и по всему миру.
      Странно, но у меня совершенно не возникло желания расплакаться из-за всех этих событий. Зато я чувствовал, что все больше свирепею.
      - И нет никакой возможности дезактивировать эти структуры? - спросил я. - Вы изобрели аппарат, который может погубить весь мир, но даже не озаботились тем, как отключить его?
      - Да, это так, - подтвердил он. - Мы создавали их так, чтобы они отключались сами в случае аварии. Мы не думали, что до этого дойдет!
      Миссис Шамберг и Анна спешно собирали свои вещи.