Легкая добыча

На следующее утро они выехали сразу после завтрака, вооружившись небольшой схемой, нарисованной Рэем со слов миссис Огден.

Первый блин оказался комом. Никто с такой фамилией там давно не жил. Не больше повезло и по второму. Дом был разрушен, рухнувшие стены буйно заросли кустами. Но третья попытка оказалась более многообещающей.

Дом, который они искали, стоял в бедном квартале. Двое мальчишек катались на калитке взад-вперед, стараясь не сорваться, что им не очень удавалось.

– Здесь живет миссис Уитерборн? – спросил Рэй одного из них.

– Да, – мальчик подбежал к крыльцу, с грохотом влетел по ступеням, распахнул дверь и крикнул:

– Мама! Тут к тебе!

В дверях появилась полная женщина средних лет, вытиравшая руки о фартук. На прибывших она взглянула с удивлением в больших голубых глазах.

– Я думала, вы насчет квартплаты, – заметила она.

Мевис шагнула вперед.

– Прошу простить нас, миссис Уитерборн, – начала она, – но не могли бы вы посвятить нам несколько минут?

– Я не намерена ничего покупать, – отрезала женщина весело, но решительно.

– Речь не о том. Это... это личный вопрос, – запнулась Мевис. Оказалось, это труднее, чем она полагала.

Лицо миссис Уитерборн окаменело.

– Личный? – протянула она. – Что он опять натворил?

Еще не легче. Мевис умоляюще взглянула на мужа.

– Наш личный вопрос, – перехватил инициативу Рэй. – Мне трудно объяснить на улице. Может быть, вы нам позволите войти в дом? Много времени это не займет.

– Право, не знаю, – колебалась миссис Уитерборн, обеспокоенная и заинтригованная одновременно. – Можете пройти в коридор. В комнатах такой развал...

Они вошли в узкий коридор, следом проскользнули оба мальчика, с интересом прислушивавшихся к разговору.

– А ну марш отсюда! – прикрикнула миссис Уитерборн, узрев их любопытные мордашки за спинами гостей. – И живо!

Выпроводив их на улицу, закрыла двери.

– Ну, я слушаю, – повернулась она к ним куда менее любезно, чем прежде.

История Рэя звучала теперь несколько иначе, чем в бюро гражданских актов. На этот раз мисс Траб была их знакомой, старой знакомой, которую преследовали следы прошлого.

– Не удивительно, – убежденно заявила миссис Уитерборн. Ваша знакомая? Я вам не завидую.

– Так вы ее помните? – спросила Мевис.

– Помню судебный процесс. И хорошо помню. Меня едва не привлекли как свидетеля.

– По какому случаю?

– Потому что я сидела рядом с ней в приемной бюро гражданских актов. Мой муж был в ночной смене, так что я сама пошла регистрировать нашего старшего, и она тоже была там, сидела прямо рядом со мной, с этим несчастным малышом, совсем крошечным, на руках. И прикидывалась, что так его любит! А прошло три года...

– Она прошла на регистрацию сразу перед вами, правда?

– Откуда вы знаете?

– Ваша фамилия записана в реестре сразу после нее. Так она прошла перед вами?

– Ох, она вообще не входила. За нее прошла сестра. Они долго шептались, и видно она уговорила сестру, чтобы та прошла вместо нее. Может, стыдно было...

– Сестра? – Мевис не смогла сдержать возгласа, и уставилась на Рея широко открытыми глазами. – Но ведь это значит...

Рэй остерегающе ее подтолкнул. Миссис Уитерборн недружелюбно уставилась на них.

– Скажите пожалуйста, миссис Уитерборн, – начал Рэй самым любезным тоном, – та другая девушка, как вы говорите, сестра, была в форме?

– Это наверняка была ее сестра. Они были очень похожи друг на друга, и ребенок тоже был похож на них. Я обратила на это внимание, да и ваша мисс Траб сказала, что они сестры.

– Вы очень злы на нее, – грустно заметила Мевис.

– Потому что не люблю лицемеров. Она сидела там и ждала, делая вид, что в ребенке души не чает. Со слезами на глазах говорила мне, что ребенок без отца. За язык ее никто не тянул, но она все же сказала. А сама небось уже строила планы убийства...

Холмсы откланялись, но в дверях Рэй на миг задержался.

– Вы мне говорили, что едва не стали свидетелем, – спросил он. – Вы должны были дать показания об этом разговоре с мисс Траб?

– Да. Но потом все переменилось. Доказательств хватило и без меня, слава Богу. Не понимаю, почему ее не повесили?

В воскресенье, вернувшись на Сэндфилдс Авеню, Рэй написал мистеру Риву. В понедельник вечером адвокат позвонил.

– Если речь о том эпизоде в бюро гражданских актов, – начал он, – то у нас была надежда что-то из него выжать. Там ведь от родителей требуют подробных данных. Френсис – миссис Мидоус – открыто признала, что вошла в канцелярию вместо сестры, чтобы уберечь ту от стыда. И по той же причине некоторое время держала у себя метрику и сама оформляла все официальные дела, связанные с карточками, дополнительным пайком и свидетельством о рождении. Мисс Траб признала, что так и было. Миссис Мидоус отдала ей метрику только через год, когда нужно было обновлять документы, и она могла понадобиться.

– Не показывала сестре метрику сразу после регистрации?

– По-видимому, нет.

Рэй почувствовал воодушевление.

– Значит, если это не был ребенок мисс Траб, но зарегистрирован был на нее, она этого не знала больше года?

– Куда вы клоните?

– Но ведь это совершенно очевидно! Это так непохоже на мисс Траб – оставить у кого-то такой важный документ! И кроме того, она бы наверняка захотела видеть эту бумагу, будь ребенок ее. А если ребенок был не ее? Если это был ребенок Френсис? Френсис вошла в канцелярию, потому что матерью была она. Мисс Траб только держала ребенка на руках. А Френсис назвалась Элен. Попросту всучила младенца своей сестре, вы понимаете?

– Но ведь это Элен приняла фамилию Траб вместо своей настоящей фамилии Клементс?

– Вы уверены?

– Абсолютно. Она приняла фамилию Траб сразу после отъезда из Уэйфорда.

– А Френсис? Какую она носила фамилию во время всех этих неопределенных занятий, которые выполняла перед вступлением в армию? И под какой фамилией была в армии?

– Клементс, пока не вышла замуж, что произошло довольно скоро. А до того – честно говоря, не знаю. Не интересовался.

Рэй вздохнул.

– Разумеется, нет. Не было нужды. Вы же занимались Элен, а не Френсис.

– Вот именно. Если уж об этом зашла речь, то Френсис, как я вам уже говорил, честно и открыто рассказала обо всем, в том числе и о том, что вошла в канцелярию вместо Элен. Но это было совершенно неважно, по крайней мере не казалось важным тогда.

– Не важным? То, что ребенок мог быть Френсис?

Голос адвоката теперь обдавал ледяным холодом.

– Хотел бы напомнить вам, что мисс Траб судили не за внебрачного ребенка, а за убийство трехлетнего мальчика, находившегося под ее опекой. На ее исключительном попечении. И в ту ночь, когда он умер, она с ним была в доме одна.

Глава 8

– Легко ему говорить, – возмутился Рэй, вернувшись в комнату и с размаху рухнув в кресло.

– Говорить что? – спросила Мевис.

Он ей повторил разговор с адвокатом, ожидая поддержки. Мевис только сочувственно покачала головой. Но ее мать, миссис Форд, спокойно заметила:

– Значит, у нее был мотив. Я о мисс Траб. Ребенок находился у нее. Невзирая на то, ее это был ребенок или нет, она несла за него всю ответственность. Это совершенно естественно, в том ее и обвиняли, особенно если это не был ее ребенок, и сестра подбросила его обманом...

Они взглянули на нее с уважением и вниманием. Миссис Форд была одной из тех обычных женщин, которые правда пороху не выдумают, но зато терпеливо и постепенно с годами добывают весомый запас знаний и опыта и умеют им пользоваться: делать выводы и дать совет почти во всех ситуациях. Видя, что молодежь ждет дальнейших пояснений, миссис Форд отложила спицы и продолжила.

– Видите ли, многие люди в порыве чувств способны на благородные поступки. Предположим, что мисс Траб не была матерью. Предположим, это был ребенок ее сестры. Но по доброте душевной она согласить опекать его, не рассчитывая, что того сочтут ее ребенком. Множество раз она повторяла, что любит детей. Может быть, взяла его, чтобы не работать по трудовой повинности на фабрике. Может быть считала, что воспитает его лучше, чем сестра. Френсис согласилась на это – значит она была права, не так ли? Я о мисс Траб. Но время шло. Может быть, она не рассчитывала, что сестра оставит у нее ребенка навсегда. Может быть, соглашение было временным, пока девушка как-нибудь не устроится.

– Значит вы принимаете как факт, что ребенок был Френсис? – спросил Рэй.

– Ты же говорил, так может быть.

– Да... Прошу, продолжайте.

– Ну что же... Френсис вышла замуж, правда? За человека, очень близкого мисс Траб. Для той это должно было стать ударом. Но хотела бы я знать, почему тогда она не заставила сестру забрать ребенка или по крайней мере рассказать все мужу. Хотела бы я знать, почему не доверилась мистеру Мидоусу, когда узнала, что у сестры неприятности, если в действительности они были так близки. И хотела бы я знать, почему он, собственно, не появился на процессе, чтобы ей помочь.

– Собственно, мы вообще ничего не знаем о Колине Мидоусе, правда? – вмешалась Мевис.

– Только то, что он работал в конторе у мистера Клементса, – ответил Рэй, – и что ходили слухи, что они с Элен встречаются. И что он женился на Френсис примерно через девять месяцев после рождения ребенка.

– Возможно, он его отец, – заметила миссис Форд. – Это бы прояснило, почему он предпочитал держаться от всего подальше.

– Если это так, он должен быть изрядным мерзавцем!

– Я бы не спешила осуждать его, – спокойно заметила миссис Форд. – Есть немало мужчин – и женщин тоже – которые винят исключительно противную сторону, если что вдруг случится. Забывают, что и на них ложится часть ответственности. Если это была мисс Траб – ее зовут Элен, не так ли – он мог быть взбешен, что она ему изменила – наверняка он называл это таки женился на ее сестре. Если это была Френсис, мог согласиться на ней жениться, но не хотел заходить настолько далеко, чтобы взять в дом ребенка и все признать публично. Особенно в той ситуации, когда он был подчиненным ее отца.

– Полагаю, что если это был ребенок его жены, он обязан был его принять, – заявила возмущенная Мевис.

– Наверняка это он подговорил Френсис подкинуть ребенка Элен, – добавил Рэй.

– С учетом старого мистера Клементса, – не уступала миссис Форд.

– Колин был тогда в армии.

– Все равно. Наверняка он надеялся пережить войну. Почти все ведь ее пережили, гибли главным образом летчики. А потом хотел вновь занять свое место, что бы стало невозможным, узнай мистер Клементс, что произошло за его спиной.

– Особенно, если речь шла об Элен, – подтвердил Рэй.

– Ты прав.

Они умолкли, обдумывая все, что знали об этом деле. А знали они немного. Почти ничего. Ведь в основном все оставалось только гипотезами. Но выставляли они Френсис в весьма странном свете. Если ребенок был ее, она сознательно сделала все, чтобы выдать его за дитя Элен. Она назвала имя Элен вместо собственного в продовольственном бюро, в бюро гражданских актов, при получении свидетельства о рождении ребенка. Где еще?

– А ее удостоверение личности? – вдруг воскликнул Рэй. – Если Френсис всюду выдавала себя за Элен без ее ведома, как тогда она справилась без документов Элен?

– Это было невозможно, – покачала головой миссис Форд. – Но потеряй она удостоверение, легко могла получить новое.

– Полагаешь, она соврала, что потеряла? Или забрала документ Элен, чтобы та думала, что потеряла?

– Но мы же делаем из Френсис чудовище! – со смехом воскликнула Мевис. – Она совсем не так выглядит. Была с нами приятна и любезна, и очень сокрушалась об Элен, мне показалось, вполне искренне.

– У нее было достаточно времени как следует выучить роль, – спокойно отрезала миссис Форд, – следовало бы ожидать, что она владеет ею в совершенстве.

Заметив искреннее удивление на их лицах, добавила:

– Не утверждаю, что все так и было, но зато вполне могло так быть. А если было так, легко понять, что возмущение мисс Траб со временем росло и она могла решить, что никогда уже не сумеет доказать своей непричастности, так что в конце могла почувствовать ненависть к младенцу, хотела стать свободной и решила от него избавиться...

– Не верю, что она так сделала, и никогда не поверю, заявила Мевис.

– Ну ладно, ладно, – вмешался Рэй.

Миссис Форд улыбнулась обоим и снова взялась за спицы.

Ответ на письмо, посланное родителям акушерки Уолтерс, был благожелательным, но не содержал никакой информации. Контакт с ней они окончательно потеряли. Без их ведома и согласия решила выйти замуж в Канаде, а когда они выразили свое неудовольствие, перестала писать и ничего о ней больше не слышали. Не помнили даже, откуда пришло ее последнее письмо – его сожгли, не списав адреса.

Следующим шагом Рэя было посещение последнего работодателя мисс Траб. Мистер Филпот, прочитав заметку в газете, звонил в больницу, а когда ему не позволили увидеть мисс Траб, решил написать по ее домашнему адресу. Рэй немедленно ответил и однажды после работы заехал к мистеру Филпоту.

– Мне очень приятно с вами познакомиться, – приветствовал его мистер Филпот, сердечно пожимая руку. – Старшая сестра в больнице сказала мне, что вы спасли жизнь мисс Траб, и вообще выказывали ей все время искреннее сочувствие.

– Мы ее любим, – ответил Рэй. Он повторял это раз за разом и ему это уже надоело, но приходилось повторять.

– И я тоже.

Мистер Филпот был человеком немолодым, но весьма жизнелюбивым для своего возраста.

– И я тоже, – повторил он. – И очень. Разумеется, я о ней все знал.

– Вы знали?

– Так получилось. Когда она нанималась на работу, я спросил о рекомендациях, образовании, последнем месте работы и так далее. Она и не пыталась что-то скрыть. Но произвела на меня прекрасное впечатление, а я как раз лишился очень хорошей секретарши, которая тяжело заболела. Теперь такую нелегко найти – сотрудницу старого типа, которая разбирается решительно во всем.

– Она не утратила квалификации? – поинтересовался Рэй.

– Нет. Работала в тюрьме. Была библиотекарем, выполняла разные поручения. Некоторые новые методы работы оказались ей неизвестны, и, разумеется, современное канцелярское оборудование тоже, но она быстро их освоила. Должен вам сказать, что был поражен, когда узнал, что именно с ней случилось.

Новая мысль пришла Рэю в голову.

– Так она не уволилась с работы? Не предупреждала вас?

– Разумеется нет.

– Не написала вам письма, как нам или сестре?

– Нет.

– Это на нее непохоже. Разве что не собиралась уходить от вас.

– Что вы имеете в виду?

И не успел Рэй оглянуться, как уже рассказывал всю историю мистеру Филпоту, который слушал его с наивысшим интересом и вниманием.

– Быть может, мне удастся кое-чем вам помочь, – заметил он, когда Рэй умолк. – Мисс Траб говорила мне о своей работе на военном заводе в Конингтоне. После войны предприятие это снова вернулось к прежней продукции и я случайно знаю одного из директоров. Я с ними поддерживаю деловые контакты и временами даже там бываю. При ближайшей оказии мог бы кое-что разузнать. Когда она начала работать, когда уволилась и так далее. Из того, что она мне рассказывала, мне не кажется возможным, чтобы она так долго проработала, если на самом деле ждала ребенка.

Рэй рассыпался в благодарностях, чувствуя, что обзавелся еще одним, и на этот раз очень ценным союзником.

Но его энтузиазм изрядно поблек, когда, вернувшись домой, его встретили встревоженные лица. Мевис с миссис Форд пережили изрядное потрясение.

– Вот как было дело, – рассказывала миссис Форд. – Я удобно устроилась в кресле и читала газету, а Мевис вышла в магазин за хлебом. Коляска с Джой стояла под самым окном, так, чтобы быть у меня на виду. Она развлекалась с погремушками. Видимо, я вздремнула, потому что не слышала никаких шагов по дорожке. И очнулась, услышав, как смеется Джой. Знаешь, ведь она всегда так заливается, если ее пощекотать или подбросить вверх. Выглянула в окно и вижу, что в саду кто-то стоит, размахивает руками и смеется вместе с ней. Я ужасно перепугалась. Не могла двинуться с места, ноги стали как из ваты. Когда наконец мне удалось встать и подойти к окну, никого там уже не было, а Джой по – прежнему сидела в коляске и баловалась погремушкой.

– Уверены, что это вам не приснилось? – спросил Рэй со скептической усмешкой.

– Нет, – вмешалась Мевис. – Это был не сон. Выходя из магазина, я встретила Риту Вильямс, и знаешь, что она мне сказала? "Угадай, кого сегодня утром я видела входящей в дом доктора Эверетта? Вашу мисс Траб. Я и не знала, что она вернулась". Я говорю: "Она не у нас". А она: "Я и не думала, что она вернулась к вам. Но не ожидала, что она покажется в нашем районе". Я и говорю: "Я тоже. Мы ее, во всяком случае, не видели".

А когда вернулась, и мне мама сказала, что какая-то чужая женщина была в саду возле коляски Джой, я думала, что упаду в обморок.

– Ты уверена, что это была мисс Траб? – спросил Рэй, хотя и сам уже в этом не сомневался.

– Я ее никогда, конечно, не видела, – возразила миссис Форд, – но твое описание сошлось просто до деталей. Одежда и вообще все...

– Вы ее видели лишь на миг?

– Да, но у меня тут же мелькнуло в голове: "Это наверняка мисс Траб". Иначе я бы так не перепугалась.

– Понимаю, – уныло протянул Рэй.

– Во всяком случае, Рита ошибиться не могла, – добавила Мевис. – Это значит, что она и правда была в нашем районе. Считаю, мы должны сообщить в полицию, что она вторглась к нам в сад.

– Да она же никому ничего плохого не сделала, – неохотно возразил Рэй. – Почему теперь мы все против нее? Ведь сами всегда утверждали, что она никогда бы не обидела Джой.

– Я уже сама не знаю, что думать, – расплакалась Мевис.

Когда она успокоилась, Рой рассказал ей и миссис Форд о своем разговоре с мистером Филпотом. Это так их заинтересовало, что они даже забыли о своем недавнем испуге.

– Так что я надеюсь, – закончил свой рассказ Рэй, – что уже скоро мы что-нибудь узнаем про ее житье в Конингтоне еще до рождения ребенка. Мне хотелось бы знать, какова была Френсис тогда, и даже еще раньше. Мы слышали, что Колин был поклонником Элен. А Френсис? Та ходила в школу изящных искусств. Находясь в окружении этих пришлых художников, наверняка нашла себе какого-нибудь приятеля, а то и нескольких.

– И пожалуй, не лучшего сорта, – подтвердила миссис Форд в соответствии с традиционным мнением британцев, что искусство любого рода – нечто странное и подозрительное.

– Не в Уэйфорде, – отозвалась Мевис. – Там была небольшая школа, только для местных студентов. Не то что в Лондоне... или Париже, – добавила она с многозначительной ухмылкой.

Все рассмеялись, и Рэй заявил, что полностью с ней согласен.

– Там нелегко будет что-то узнать, разве что миссис Мидоус сама нам поможет. А мне бы не хотелось ее спрашивать об этом, принимая во внимание, что ребенок мог быть от одного из них.

Миссис Форд была шокирована.

– У тебя нет никаких оснований совать нос в прошлое миссис Мидоус. Она может, в случае чего, подать на тебя в суд за клевету.

– Не сможет, если это окажется правдой, – не уступала Мевис.

Новая ошеломляющая возможность пришла в голову Рею.

– Шантаж! Вот что могло быть мотивом убийства!

– Что ты имеешь в виду?

– Допустим, Френсис родила ребенка и всучила его мисс Траб, которая, узнав, что Френсис вышла замуж за ее давнего возлюбленного, не могла решиться выдать ее тайну. Допустим, что отец ребенка начал шантажировать Френсис, которая его убила, чтобы избавиться от шантажа.

– Разоблачив тем самым всю историю, и притом на весь свет, – иронично закончила Мевис.

– Это должно было сойти за несчастный случай, так ведь? Только вот такие случаи не происходят с трехлетними мальчиками.

– Слишком натянуто, – констатировала Мевис. – Ты даже не знаешь, был ли ребенок ее. А если и был, то не нужно никакого шантажа – хватило бы просто опасений, что мисс Траб ее когда-нибудь выдаст.

– Я вообще считаю эту идею глупой, – заявила миссис Форд. – Могу себе представить женщину с благородным сердцем, воспитывающую ребенка сестры. Но не могу вообразить, что она рисковала жизнью, чтобы спасти убийцу, сестра она или не сестра. Никто бы так не сделал, разве что полный псих.

– Вы правы, – согласился удрученный Рэй и добавил: – И вообще, как говорил адвокат, чей бы там ни был ребенок, мисс Траб была с ним дома одна, когда их нашли.

Вид у него был такой расстроенный, что Мевис решила его утешить.

– Не огорчайся. Тебе следует заняться гипотезой о шантаже. Может быть, мистер Уоррингтон-Рив мог бы что-нибудь рассказать тебе о Френсис? Не приходила ему мысль, что та могла иметь приятеля? Почему не спросить?

– Спрошу, – пообещал Рэй, чувствуя, как настроение чуть улучшается.

Мистер Уоррингтон-Рив с интересом выслушал сообщение Рэя о его повторном визите в Конингтон и о встрече с мистером Филпотом. Он явно был заинтересован появлением мисс Траб. Подтвердил, что у Френсис действительно в те годы было немало приятелей в Уэйфордской школе изящных искусств. По правде говоря, весь тот год, который она провела в стенах школы, о ней было немало разговоров. Во время процесса обнаружились некоторые из ее прежних знакомых. Один из них, признанный непригодным к службе в армии, перебрался в Лондон и, похоже, до сих пор тут занимается живописью, хотя большой славы и не добился. Другие куда-то запропали во время войны или после ее окончания и отказались от творческих амбиций. А кое-кто по-прежнему живет в родном городе.

– Школа была так себе, скорее любительская, – пояснил адвокат. – Руководил ей такой талантливый чудак, который не мог найти места получше. Ему удалось выжать скромное финансирование из муниципалитета, где слово "культура" всегда произносили с большой буквы. Во время войны все, разумеется, кончилось и школа умерла естественной смертью.

– Вы хорошо ориентируетесь. Вероятно, уже предприняли какие-то шаги?

Адвокат рассмеялся.

– С вашей подачи. А наш неподражаемый мистер Кук добавил столько подробностей, сколько сумел добыть.

Рэй на минуту задумался.

– А это не слишком рискованно? Если есть кто-то, кто не хочет, чтобы мы о нем узнали, для него это могло стать предостережением.

– Верно. Но, как я уже говорил, нам выгоднее вынудить его появиться на свет.

– До известной степени я с вами согласен. Но это рискованно, правда? Для меня и для моей семьи.

В черных глазах Рива сверкнула молния.

– Вы можете в любой момент выйти из игры, если вам это не нравится.

– Так, значит, вы намерены продолжать?

Адвокат утвердительно кивнул.

– И в глубочайшей тайне, – сказал он. – Может быть вас заинтересует, что тот бездарный мазила, давний приятель, или точнее, один из давних приятелей Френсис Клементс, живет недалеко от вас, в районе Уимблдона. Я дам вам его адрес. Вполне возможно, что он случайно встретил мисс Траб, когда та ехала на работу, и узнал ее. Возможно, и она его припомнила...

– Шантаж! – воскликнул Рэй. – Шантаж мог быть причиной ее попытки самоубийства! Нет, – тут же поправился он, – это не было самоубийством! Слишком многое говорит против этого.

– Разве что она не вполне нормальна...

– Она не больна психически, – настаивал Рэй. – Она так же нормальна, как вы и я.

– Раз уж о ней зашла речь, – заметил адвокат, – то, полагаю, вам нужно уведомить инспектора Брауна о ее неожиданном и довольно загадочном появлении в вашем саду.

Рэй сделал это в тот же день. Инспектор Браун дружелюбно посмотрел на него.

– Вы правы, – сказал он. – Вполне правдоподобно, что это была именно она. В то утро она была у доктора Эверетта, как говорила знакомая вашей жены. И в тот же вечер ее по собственной просьбе положили в психиатрическую больницу. Так что вы теперь можете быть спокойны.

Глава 9

Миссис Форд с явным облегчением восприняла известие, что мисс Траб в больнице.

– Теперь я уже не буду вам нужна, – сказала она дочери на следующее утро, когда они занимались уборкой.

– Да мы всегда рады видеть тебя у нас, – заверила ее Мевис.

– Знаю, милая. Я счастлива за тебя, за то, что тебе достался такой муж, как Рэй, – ответила миссис Форд, сердечно целуя дочь. – Она теперь под надзором, и Джой ничего не грозит, – добавила она.

– Я в этом совсем не уверена, – запротестовала Мевис. Ведь это мог быть и кто-то другой.

– Это она была тогда в саду. И вообще мне пора возвращаться домой.

Рэй рад был приезду миссис Форд, поскольку с ней Мевис чувствовала себя не так одиноко в течение дня, но жена ему нужна была для себя, и миссис Форд прекрасно это понимала. Поэтому она согласилась остаться еще на уик-энд и в понедельник утром уехала. Рэй отвез ее на вокзал.

Дом в то утро показался Мевис пустым и тихим, но был понедельник и ее ждала стирка. Скоро зашумела стиральная машина, и Мевис забыла об одиночестве, планируя покупки на следующий день. В полдень позвонила Кэрол Фрей, настаивая, чтобы она наконец пришла на чай, захватив с собой, естественно, Джой. И, конечно, разговор вертелся вокруг мисс Траб.

– Я смогу оставить у тебя Джой, если нам позволят ее навестить? – спросила Мевис.

– Что за вопрос? Можешь оставлять ее в любое время.

И тогда Мевис написала в больницу, прося на правах старой знакомой разрешения на посещение мисс Траб. Через несколько дней пришел ответ, что мисс Траб чувствует себя лучше и охотно увидится с мисс Холмс в обычное время для посещений.

Мисс Траб неторопливо расхаживала по двору клиники Флауэрфилд, погруженная в собственные мысли. Она была спокойнее, чем в тот день, когда чувство внезапной паники толкнуло ее в кабинет доктора Эверетта, но беспокойство все равно так ее и точило. Ощущала себя, словно балансируя меж двух пропастей, и одна из них грозила только ей самой. Если с Джой что-то случится – обвинят в этом ее. Давний кошмар, почти забытый за столько лет, вернулся вновь и обратил ее в бегство.

Она надеялась, что приняла достаточные меры предосторожности против обеих опасностей. С невеселой улыбкой на узких губах вспоминала, как вытаращил глаза доктор Эверетт, когда она заявила, что ее жизнь в опасности. Очень медленно и очень ласково, словно разговаривая с ребенком, он сказал, что знает – она действительно была в опасности, но разве не по ее собственной вине?

Вспомнила выражение абсолютного недоверия на его лице, когда она стала возражать, когда заявила, что это было очередное покушение на ее жизнь, при котором даже не посчитались с тем, что в доме могли находиться и другие лица, которые однако – по счастью – отсутствовали.

– А кто же, – спросил он, – мог бы покушаться на вашу жизнь?

Пришлось солгать, что она не имеет понятия, и только наблюдать, как гримаса недоверия сменяется уверенностью, что она страдает манией преследования.

Так что легко было после еще нескольких абсурдных с виду утверждений сломаться, расплакаться, заявить, что она боится за свой разум и умолять, чтобы ее направили на лечение в психиатрическую клинику. Доктор Эверетт поспешно согласился, по ее мнению, даже слишком поспешно. Ну, и вот она здесь, после недельного наблюдения переведенная в виллу, среди прочих тихих больных, и с виду даже свободная. Пока все в порядке.

Интенсивные воспоминания, переживание заново каждого минувшего эпизода ее жизни, стало привычкой, которую она довела до совершенства за время первого года заключения. Ей тогда было двадцать четыре, и казалось, что жизнь ее кончена. Потому ей казалось, что она обязана сохранить навсегда в памяти все образы и звуки прошлого, словно она вдруг оглохла и ослепла, призвать и сберечь в памяти все чувства радости и даже грусти прежней жизни, чтобы теперь, в мрачных стенах тюрьмы, вновь и вновь проигрывать каждую сцену, словно граммофонную пластинку, просматривать ее, как картину на экране, или как спектакль в театре. Ведь в каждой из этих сцен она играла главную роль и хотела исполнить ее по-настоящему, чтобы та стала верным отражением когда-то случившегося дома, в школе, с родителями, с Колином. И с Френсис.

Это имя всегда возвращалось в конце, и сразу падал занавес, представление кончалось. И потом уже не было ничего, никаких мыслей, никаких сцен, никаких событий. Только безбрежная волна отчаяния, которая заливала ее так, что она не могла перевести дыхания, из которой она выбиралась только огромным, отчаянным усилием.

За долгие годы заключения мисс Траб так привыкла к этим внутренним подъемам и спадам, что почти не замечала их, а изоляция от мира и от людей привела к тому, что она перестала испытывать потребность в разговорах и обществе. После освобождения она легче, чем ожидала, вписалась в жизнь, и была глубоко благодарна Холмсам, что те редко нарушали ее одиночество. Думала, что не могли бы относиться к ней более деликатно, даже знай они всю правду о ее жизни. Только в ту ночь, когда они ушли в гости, после того ужасного визита...

Она отказалась объяснить психиатру, кто тогда навестил ее. У нее еще не было никаких готовых планов на будущее. Ей по-прежнему приходилось бежать. Если в конце концов ей придется стать лицом к лицу и бороться, не будет иного выхода, как вовлечь во все это полицию. Но еще не сейчас. Еще нет...

– Мисс Траб согласилась увидеться с вами, – сообщил доктор Бауэр – врач, который наблюдал за ней. – К сожалению, у нас еще нет окончательного заключения по ее случаю. Она страдает легкой манией преследования, иногда бывают галлюцинации. Но в ее возрасте такие нарушения психического равновесия случаются.