А мадам Штейнер дней через десять сказала мне: «Вы ? не поняли доктора; он говорил о другом символизме». Но символизмодин; и о нем-то я ратовал… под Штейнером, против Штейнера, разумеется, понимая, что это ратование лишь вопрос терминологии, по-моему, неправильной; в существе дела не было расхождения между моим «символом»и познавательным актом теории знания Штейнера, рождающим впервые действительность; мой «символ»и означал: действительность еще не данную, но загаданную в реализации истинного и должного познавательного акта, а не тех схем о нем, в которых для рационализма оканчивается познание; между тем как с их конструкции оно только начинается; отсылаю к великолепным разьяснениям Штейнера в его книге: «Основные линии теории знания Гете».Что действительность нами творится в деятельностях творческого познания, а не подается на мировом блюде, было мне прекрасно известно до книг Штейнера; в «Эмблематике смысла»эту действительность называю я деятельностью ( «вирклихкайт»от «виркен»). «Тут возвращаемся мы к деятельности, к этому символическому единству…; самый процесс пробуждения от сна… и есть действительность; то, что творит наши сны, называем мы ценностью; но эта ценность ? символ; то, что творится в снах, называем мы действительностями» («Эмблематика смысла», стр. 71). Доказав сперва, что «данная»действительность не действительность, я перехожу к имагинативным действительностям («символизациям»в терминах моих), как все еще снам, но более близким к пробуду, чем сны «данности»;здесь ? ступенчатость в лестнице совлечения с себя снов: «Каждая новая ступень есть символизация» (там же); «Если мы ниже этой ступени, она ? зов… к дальнему, если мы достигли ее, она ? действительность; если мы ее превзошли, она кажется мертвой природой» (там же). Так я писал в 1909 году; что переменилось во мне, когда я стал антропософом? Ничто.
      Но в «Эмблематике»я взываю к высшей действительности, а не к имагинативной только; и эта «действительность»в терминах антропософии ? стоящие за имагинацией инспирация и интуиция; их-то, не разглядывая по существу, в данном месте «Эмблематики»и называю я корнем построения самих действительностей (символизаций); и этот корень ? деятельность в разглядах «Эмблематики»:«Возвращаясь к деятельности, мы узнаем ту самую действительность, от которой когда-то уплыли» (там же).
      Это « когда-тоуплыли» ? значит: когда-то божественность нашего «Я» отделилась от божества; а потом и пала. Моя деятельность ? сфера инспиративных и интуитивных миров: «Она сама ? живой образ, неразложимый в терминах; но мы мыслим в терминах; и потому-то наши слова о деятельности ? только символ» (там же).
      И я употребляю слова «только символ»до Штейнера: в бытность свою символистом и только символистом; но выражение «только символ»вскрыто в конце «Эмблематики»перечислением градации символизмов ( «символизаций»), лежащих в Символе, как знаке абсолютного предела; но сфера та в терминах Штейнера вскроется в конце седьмой вселенной; мы же ? в четвертой, где и Символ дан: только в символизациях.
      С моей точки зрения, и до-антропософской, и антропософской, само духовное знание ? «только символ»,или ? символизация небольшого отрезка будущего пути нас всех: от Земли к Вулкану; мой вскрик под Штейнером означал методическую поправку ? к Штейнеру же; я хотел ею сказать: «Да и вы сами ? только о символе в моем смысле; я же под символом никогда не разумел „общих“понятий рационализма, в их гетерогенном употреблении в качестве аллегорий». Действительность моего поправочного вскрика относилась 1) к опасностям понимания антропософии вне символизма, 2) к соседям ? «друзьям»,в эти годы держащим меня в покаянном настроении относительно моего якобы былогосимволизма, грехи которого мне-де надо отмаливать.
      Разумеется, никто ничего не понял: ни оскорбленные «дерзостью»моего поправочного крика друзья, ни добрая графиня Калькрейт, отнесшая вскрик к барометру, ни мадам Штейнер, поднесшая мне фикцию успокоения (Штейнер-де говорил о другом символизме); и, разумеется, сам Штейнер не только не обиделся, но, думается, симпатично отнесся (он хорошо меня знал в «покрике»); и он знал, что «вскрик»не имеет никакого отношения к коренному расхождению с ним.
      Мой вскрик 1915 года имел другое значение: предупреждение, как бы кто-нибудь не вскричал от нажима на него рационализмом антропософии (т. е. вне символизма); и этим кто-нибудьоказался опять-таки ? я: в 1922 году, когда «перманентно давился заглотанной тряпкой ? грязной и пыльной».
      Эта грязная и пыльная тряпка ? антропософский рационализм: тут уж приходится вскрикнуть: «Дайте хотя бы „только символ“вместо пылей этой тряпки!»
      Я, символист, и я, антропософ, ? не был двумя «Я», но ? «Я»; «антропософ»сделал выводы из до-антропософской позиции; повод ? ХХХIII курс, читая который Штейнер с особой подчеркнутой значительностью глядел на меня как бы жестом своим через головы слушавших мне именно его подавая: я так и принял его ? из рук в руки: для вывода; вывод ? книга «Штейнер и Гете».
      Все это считаю нужным сказать, ? вот почему: ? в проблеме жизни я изучал градацию социальных и мировоззрительных крахов; не люди проваливались (они были ценнее и лучше собственных «мировоззрений»,их облекавших в рога, бычьи мордыи прочие маски); маски надетые ? предрассудки; пока они ? удел личности, они безобразят личность, а не индивидуальное «Я»;но в социальном сплетении, в обществе, рост предрассудков ? невероятен; в нем каждый, отдельно взятый, надетый лишь маской на «я»,вплетает уже весь Индивидуум; общественные коллективы суть коллективы равнения всех предрассудков в единую линию ужасной чудовищности; коллективы, в таком равнении взятые, ? кладбище ценностей; оформление из личной платформы становится, так сказать, железнодорожной платформой, поставленной на неизбежные рельсы; а «я»,сидящее посредине платформы, становится пассивно увозимою кладью в места, куда… «Макар телят не гонял». Трагедия людей внутри коллективов: разъезд платформ или разрыв ценных «индивидуальных»связей по воле «платформы». «Хотел бы дружить, да… платформа увозит». Или же: не разъезд платформ, а ? железнодорожная катастрофа с уже не расхождением, а с ударами друг друга: порой… до смерти.
      Разъезд «платформ»? неволен; в случае стояния платформ рядом меж ними развивается общественность: в росте химических процессов и с выделением… вони.
      На протяжении 30 лет я имел пышный опыт зрелища разложения утопий и коллективов; коллективы менялись, а причины разложения оставались теми же. Напоминаю себе, что действительность разрыва отношений с рядом любимых (и где-то еще любящих) друзей ? не действительность охлаждения потенций связи от «я»к «я»,а ? криво растущая и слепо несущая «я»платформа; таковы мои действительные охлаждения: с Мережковскими, Блоком, с С. М. Соловьевым, с Рачинским, с Бердяевым, с Морозовой, с А. А. Тургеневой, с Эллисом, со сколькими еще! Платформа, слепо растущая вопреки индивидуальному «я»,протянутому дружески к индивидуальному «Я»,перерастала рост отношений от «Я»к «Я»;и ? неизбежные: железнодорожный разъезд, железнодорожная катастрофа.
       Железность? карма «общества»;но «общество» само ? карма: дурная карма; и мы изживаем ее в форме теперь уже мирового кризиса. Напоминаю: «общественное мнение»назвал раз Штейнер ? паразитирующими в нас личинками «злых», т. е. отставших, духовных иерархий.
      Одно время хотел я воскликнуть, что волю «интер-индивидуал»,если «интер-социал»так плох в нас; но социали индивидуал? то же самое: он ? социал-индивидуал; вся суть в «интер»,ужасно понятном; это «интер»? между-лежащее: не соединяющее, а мешающее соединению, оно лишь сополагает, нумерирует в дурной бесконечности линейных точек, не слагающих жеста фигуры; оно ? синтез ( «сюнтитэми»? сополагаю), а не «символ».
      И тут я возвращаюсь к воспоминанью себя, когда мне было 16 лет и я захотел «символизма»;а это значило: захотел социальности, любви соединяющей, любви-мудрости, не любви абстрактной или только… половой. Это-то чувство привело меня в 1897 году к шопенгауэровской проблеме ? к освобождению от полового чувства и от пустой, метафизической, социальности: все-объятия, не умеющего обнять ? никого. И тут же таимая стесненность, что Соловьевы не понимают меня; так, от первого непонимания к последнему ? длинная линия лет: 1897?1928. И усилия мои внести корректив с «символизмом»,принимаемые за брюзжание (чего суетится!); и я понимаю людей: то, с чем я приставал, казалось невесомым; но все весомое движется по линиям невесомых сил; этого конкретно не хотят знать даже «оккультисты»,поступающие с «оккультизмом»так, как если бы он был тысячепудовой гирей; а все ? в «чуть-чуть»? черта, отделяющая дела бездарные от дел гениальных (опять истина, принятая на кончике языка, то есть ? не принятая).
      Мой «символизм»и был словами о «чуть-чуть».
      Проблему «чуть-чуть»всю жизнь ставил Штейнер: и принципиально, и реально; принципиально: антропософии нет в антропософских «истинах»,а только между ними, в мгновенных искрах сочетаний, контекста, фигур; реально: все книги Штейнера полны ретушами оговорок, ведущих к «чуть-чуть»упущениям в прочтении текста; чуть-чуть;но отбор текста в каждом из нас по-своему приводил к чуть-чуть упущениям ? в упущенье «чуть-чуть»;ретушей, маленьких оговорок, ступающих глубинными шагами, но несущими пожары и взрывы заторов текста; и пожар «Гетеанума»от «чуть-чуть»упущения; и «гигантище»социального заблуждения ? гигантская неверность в культурном курсе, отложенном на периферии социальной окружности, ? от угловой ошибки намерения в центре, равной какой-нибудь сотой градуса; вот где корень роста предрассудков: не взятое на учет «чуть-чуть»,проваливающее гениальный замысел в бездарицу выполнения.
      В медном пятаке сжата сила, способная прогнать поезд по экватору четыре раза (междуатомная теплота); и такая же сжатая сила в невытравленном предрассудке; он имеет способность социально выявиться в объеме, равном шару, построенному на линии, равной в длине четырем экваторам, если он равен пятаку по сравнению со всей землей (правдой); и тогда правда земли будет положена в склепище, отделяющее ее от неба; западные антропософы по отношению вот к такому «чуть-чуть»слепы до… артистического совершенства при всей подчас тонкости, подчас умности их рассудочных выложений.
      И оттого 99 % истин Штейнера минус «чуть-чуть»в их статьях, в их общественности выращивают палеонтологический музей монстров: «истин». Я бы мог приводить их сотнями. Беру лишь пример случайный, для модели: Рудольф Штейнер в молодости боролся с квантитатизмом механической теории тепла ? в эпоху, когда она являлась еще господствующей в общей физике (девяностые годы); и след этой борьбы, прекрасный, лежит в работах над методикой Гете в тезисе: квантитас минус квалитас ? примысл, а не действительность;правильно! Но: с той поры прошло сорок лет; господствовавшая теория сдана в архив; 30 лет физика преодолевала ее вместе… с доктором Штейнером; квантитативный атом стал фикцией; такого атоманет; нет связи атомизмас механизмом; и эта мысль стала рядовой мыслью у ученых вроде Пуанкаре, еще много лет назад разоблачавшего ошибки механического атомизма, ибо атом и во время Пуанкаре, и после него становился комплексом качеств, соединенных с количествами в своеродном качественно-количественном образе-модели, скорей имагинации, чем понятия, но имагинации, проверяющей опыт и предсказывающей явления; от моделей Томсона и Резерфорда к модели Бора развивалась эта имагинация, по существу символическая, на что указывает узаконение слова модель, переживаемая образом вселенной.
      Против эмблемы «качественная количественность»(т. е. не механическая) не протестовал Штейнер: в ней растворялся квантитатизм с его поздней фазой (теорией кванта физика Планка, которого так ценил Штейнер). А вот доктор Колиско в чуть ли не талантливой статье (талантливой без «чуть-чуть»), с видимой убедительностью расстрелявши квантитатизм, предлагает на этом основании устранить атом, атомный вес, молекулярный вес и другие предрассудки химии, строя химию, свободную от предрассудков; как может такая химия строиться, раз автор строит ее из наукою упраздненного предрассудка, что «атомизм»и «механика»спаяны, что Атом ? дедукция механических основоположений; предрассудок этот ? вопреки реальности данных и новой химии, и новой физики, о которых просто преступно молчит Колиско (ему невыгодно упомянуть новейшие работы и выгодно кричать о преодоленной теории); разумеется: свободная от гипотез химия Колиско ? выявляет громадный предрассудок, в крупном шаге назад всей химии, если бы она приняла им не вскрытое, не нужное, только схоластическое понятие: «вес соединения»;а он этим открытым «весом»дерзает ретушировать тонкую структуру формул, здесь уподобляясь художнику, пишущему малярной кистью, к моему стыду перед химиками: за антропософию.
      Вникая в природу предрассудка, я ясно вижу: предрассудок ? в рассудочной дедукции из тезиса Штейнера, что «качества нам даны вместе с количествами»;весь сложный материал цитат Штейнера правильно привлечен Колиско, но без… ретуши, «чуть-чуть». Ретушь ? всего в одном слове Штейнера: качества и количества вместе даны… в «восприятии»,а не в условном приеме количественных вычислений; вычисления менять нечего; надо изменить восприятие текста Штейнера: взять лозунг «плюс»одно слово ( «в восприятии»), а не «минус»его; и так, взяв, вспомнить, что чистое «восприятие»в духе гносеологии Штейнера первее: 1) представления, 2) чувственного представления, 3) чувственности (раздражений); стало быть, взять «в восприятии»значит: 1) взять в чувственном восприятии (что и силится сделать Колиско), 2) взять в представлении, но сверхчувственном (чего Колиско не силится сделать), т. е. в имагинации, 3) взять в непредставимом, сверхчувственном восприятии (чего опять-таки Колиско не сделал), т. е. в инспирации.
      Лишь в инспирации, в духовном мире, качества и количестваправильно соединены в индивидуум комплекса; но там нечего оперировать с качеством и количеством; там мы имеем дело с духовным существом, говорить о котором так, как говорил Колиско, 1) бездарно, 2) ненаучно, 3) не антропософски.
      Колиско не преодолел стадии рационализма, не взял качество и количество в символизме, хотя бы имагинативного восприятия (а Бор уже взял!); зачем же он топит антропософию в палеонтологического монстра?
      И я в 1915 году, изучая этот лозунг, приводил его в книге «Гете и Штейнер»;но я взял на учет «символизм»в его стадии многообразия здесь допустимых эмблематизаций. Табличку из семи мироощущений, взятых в градации семи ступеней (7 х 7 = 49), я приложил к книге, предварительно положив ее перед Штейнером и с час ему объясняя принцип эмблематизаций; он не только апробировал принцип, но, взяв карандашик, им сделал ретушь к схеме возможного многообразия научного эмблематизма. Я говорю об этой таблице лишь потому, что она-то и есть база, с которой я расстреливаю предрассудок Колиско.
      Вот схема таблицы.
      Если брать природу мира в знаке гностического мироощущения,то низшей стадией такого взятия является плюрализм; следующей, второй ? дуализм; в третьей лежат рассуждения о природе «универсалий»(тема средневековья); в четвертой эта тема разрешима в символизме как теории (и здесь карандашик Штейнера мне вписал «человек», ну да: «человек»? символ высшего); в этих четырех стадиях дана и схема отношения к ХХХIII курсу, где плюрализм ? 12 мировоззрений, дуализм ? они же в мироощущении (рационалистический гностицизм, реалистический гностицизм и т. д.), монизм ? в тонизме, а символизм ? в антропософизме; в пятой сфере лишь выступает проблема существования (в ином мироощущенье со-деятельность, как действительность); в шестой ? проблема сущего; в седьмой сфере стояло пустое место: здесь карандашик Штейнера вписал мне слово «Сущность».
      Если же брать природу мира в логизме, то семь мироощутительных этапов воззрений эмблематических таковы: 1) понятие рассудка, 2) разума, 3) метода как эмблемы, 4) эмблема, 5) диалектика, 6) логика собственно, 7) логос.
      В волюнтаризме эти этапы: 1) данное, 2) явление, 3) конструкция, 4) идеология, 5) идеация, 6) идеал; в эмпиризме: 1) описание, 2) классификация, 3) система, 4) синтез, 5) творчество, 6) созерцание, 7) теория ( «теория»сама здесь «град», «Новый Иерусалим»); в мистицизме имеем: 1) раздражение, 2) впечатление, 3) восприятие, 4) переживание, 5) имагинация, 6) инспирация, 7) интуиция ( «восприятие»здесь взято в его представляемой оформленности как неразложимого организма); в трансцендентализме: 1) механизм, 2) ставшее (формализм), 3) становление, 4) действие, 5) содействие, 6) духовное братство (как «действительность»), 7) Дух; в оккультизме: 1) элемент, 2) комплекс, 3) организм, 4) индивидуум, 5) иерархия, 6) таинство, 7) прототип.
      Нетрудно видеть, что сфера «элемента»,понятого как «механизм»,есть сфера «количества»в своеродном «оккультном»трансцендентализме, каким является механический атомизм, преодоленный в науке; а сфера «качеств»есть сфера комплексов впечатлений, как чего-то ставшего; а их надо брать в становлении; ими являются: восприятия организма, зависящие от переживания действующего индивидуума. В этом, четвертом снизу, ряду в гностической трансплантации индивидуум, переживаемый в действиях построения символизаций и эмблем, есть символ;здесь и свободная от гипотез химия Колиско ? символиного, в колбу не опускаемого и в вычислениях и в расчетах не содержащегося никак.
      Такова справка в духе критического рассмотра эмблем, вытекающая из позиции моего антропософского символизма, изложенного Штейнеру (оттого и таблица эмблем попала в книгу «Гете и Штейнер»). Если бы Колиско в духе ее продумал свою «свободную от гипотез»,но не свободную от предрассудков химию, он устыдился бы ее напечатать и не конфузил бы меня перед «профессорами». Не конфузила бы меня и Врэде, предлагающая заменить эвритмией трубу телескопа, чтобы предсказывать солнечные затмения не от вычислений, а от «танцев».
      Я подробно указываю на один из сотен примеров, во что вырождается антропософия, если мы упустим «чуть-чуть»моего символизмав ней. Так, упустив перспективу, себя уплощают, входя в 2 измерения и там становясь не антропософами, а жалкими тенями, пассивно влекомыми туда, куда влечет «господин»; «господин»? биологическая особь, себя не выговорившая в символизме, и «господин»шагает в места, куда антропософский Макар не загнал бы телят. «Телята»? внимающая Колиско… «паства».

19

20

21