Нач. канцелярии. Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР об улучшении идеологической работы среди населения.
      В связи с возникшей в последнее время угрозой новой войны, разжигаемой международной, и, в первую очередь американской, империалистической реакцией, в целях поднятия идеологического уровня населения нашей родины Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
      1. Ввести обязательное для всего населения СССР изучение гениального труда товарища И. В. Сталина "История ВКП (б). Краткий курс".
      2. Сформировать из населения СССР группы по типу отделений, взводов, рот и т. д. до дивизий включительно для изучения гениального труда товарища И. В. Сталина "История ВКП (б). Краткий курс".
      3. Назначить во главе упомянутых подразделений опытных командиров, утверждаемых ЦК ВКП (б).
      4. Считать всякого уклоняющегося от несения изучения гениального труда товарища И. В. Сталина "История ВКП (б). Краткий курс", как дезертира и предавать такового немедленно суду военного трибунала по законам военного времени.
      5. Возложить ответственность за все мероприятия, связанные с несением изучения гениального труда товарища И. В. Сталина "История ВКП (б). Краткий курс" на министра Государственной безопасности комиссара 1-го ранга тов. А. Г. Абакумова и на нач. отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) тов. А. А. Жданова.
      6. Ввести обязательное изучение гениального труда товарища Сталина И. В. "История ВКП (б). Краткий курс" с 6-го апреля сего года.
      Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. М. Шверник.
      Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. А. Горелов.
      Москва. Кремль. 24 марта 19...
      (Аплодисменты. Все встают, Возгласы: "Ура! Да здравствует товарищ Сталин!
      Великому Сталину - ура!" Постепенно все присутствующие успокаиваются)
      Идеолог. Понятно? Ну вот, то-то же. Это вам не фигли-мигли. Чувствуете? Товарищи рабочие и колхозники, солдаты и офицеры, советская интеллигенция! Вооруженные историческим Указом Верховного Совета об улучшении идеологической работы, мы должны отдать все наши силы на разгром магнатов Уолл-стрита. Теперь у вас в руках имеется мощное оружие, с помощью которого мы обрушимся на международную реакцию. Мы должны проявить большевистскую бдительность и раздавить всякую попытку уклониться от изучения гениального труда товарища И. В. Сталина "История ВКП (б). Краткий курс". Каждый из вас, почувствовав, что на каком-нибудь участке дело не ладно, должен немедленно хватать виновного и тащить...
      (Он замирает, вытянув голову по направлению к боковой двери. На мгновенье застывает. Дверь слегка приоткрывается. Медленно входит кошка. Идеолог срывается из-за стола и на четвереньках с лаем бросается к кошке. Кошка выскакивает в щель противоположной двери. Идеолог с лаем прыгает за ней. Он с рычаньем скребет передними лапами порог захлопнувшейся двери. Поняв тщетность своих попыток, он, скуля, медленно направляется к столу. Обнюхав ножку стола, он поднимает заднюю лапу и мочится. Потом проходит под столом к своему креслу и встает во весь рост. Все присутствующие почтительно наблюдают за превращениями Идеолога.)
      Идеолог. ...хватать и тащить, куда следует. Имея могучее идеологическое оружие, вперед к новым победам!
      В с е. Да здравствует товарищ Сталин! Вперед к новым победам! Да здравствует коммунизм! Долой поджигателей войны!
      Идеолог (Марианне, вполголоса). Посля приходи. Небось платья-то все износила, а новые-то не на что покупать?
      Марианна (вполголоса). Спасибо. У меня все есть.
      Идеолог. Все равно приходи. Боишься своего? Не бойсь. Мы его так упрячем, что и не сыщут.
      Марианна. Нет, нет, не надо. Я приду. Я приду.
      Идеолог. Приходь. В обиде не будешь. (Громко Генриху) Ну, чего уставился?
      Генрих. Ничего. Изучаю историю нравов.
      Идеолог. Чего? Историю нравов! А указ ты слыхал? Там что сказано изучать? Дезертируешь? К батьке захотел? Так это мы в два счета. Больно умный стал. (Нач. канцелярии наклоняется к уху Идеолога) Ну, чего тебе? (Нач. канцелярии шепчет) Давай.
      Нач. канцелярии. Читаю текст присяги. Хором повторяйте за мной. Потом будете подписывать.
      "Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, в минуты, когда моей великой родине угрожает военная опасность от международной и, главным образом, американской, реакции, перед лицом своей великой Матери-родины клянусь, не щадя своих сил, а если понадобится, и жизни, изучать гениальный труд товарища И. В. Сталина "История ВКП (б). Краткий курс". (Хор, стоя, повторяет) И, если слабость или злой умысел, или страх за свою шкуру помешают мне изучать для борьбы с врагом гениальное произведение товарища И. В. Сталина "История ВКП (б). Краткий курс", то пусть покарает меня суровая, но справедливая рука советского закона и презрение всех трудящихся". (Хор повторяет)
      (Молчание)
      Идеолог. Садитесь. (Все садятся) Делайте выступления радости. (Писателю) Давай.
      Писатель. Товарищи! Нет таких слов, которыми могло бы быть выражено наше ликование по поводу настоящего исторического указа. Товарищи! Партия, правительство и лично товарищ Сталин, не щадя своих сил, беспокоятся о нас, чтобы мы были образованными и чтобы всякие фашистские бандиты не отобрали наше счастье! Товарищ Сталин и его ближайшие соратники, к которым относится наш дорогой товарищ Жданов, учат нас, что вопросы идеологической борьбы в мирное время приобретают еще большее значение, чем в военное. От всего сердца благодарим партию, правительство и лично товарища Сталина и товарища Жданова за их неустанные труды и заботу о нас, патриотах своей социалистической родины. Да здравствует наша могучая Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков! Да здравствует наше Советское правительство! Да здравствует мудрый вождь и учитель, любимый товарищ Сталин!
      Все. Да здравствует товарищ Сталин! Великому Сталину - ура!
      Идеолог (обозревателю). Давай.
      Обозреватель (стоит с широко раскрытым ртом и выпученными глазами. Кивает в сторону портрета и тычет в него дрожащим пальцем).
      Идеолог. Ну?
      Обозреватель (тычет пальцем). Товарищи! (Завывает от счастья) Мы можем свободно изучать (Воет) Африканцы не могут изучать (Воет) Австралийцы не могут изучать (Воет) Аргентинцы не могут изучать (Воет) Ура! (Воет)
      Все. Ура!
      Идеолог (Генриху). Ну, а ты? А то еще скажешь потом, что зажимают свободу слова. Давай. Послушаем, чего ты такого хорошенького скажешь.
      Генрих. Товарищи! Наш путь к коммунизму труден. Великой дорогой идем мы в коммунизм. Для того, чтобы победить в каждой борьбе, нужно не только в совершенстве изучать свое оружие, но и воспитать в себе самом глубокую веру в него. Наше оружие - стройное учение марксизма-ленинизма. Это безотказное оружие, но поражать врага им можно только тогда, когда сам всей душой веришь в него. Силой отдачи выстрела по врагу это оружие убивает в нас все, что мы получили плохого в наследство от веков человеческой истории. Но никогда нельзя забывать, что оружие убивает только тогда, когда стреляющий из него хорошо прицелится. Для того, чтобы хорошо прицелиться, нужно хорошее зрение. Вот это хорошее зрение мы в первую очередь должны развивать в себе. С горечью следует признать, что многие из нас пользуются этим великолепным оружием в своих узко эгоистических целях. Такой марксист похож на солдата, бросившего свой взвод, ушедшего стрелять беженцев на большой дороге и отбирать их имущество. Мы должны беспощадно бороться с такими бандитами. Марксизм-ленинизм не обрез, из которого стреляют для грабежа. К сожалению, мы очень часто доверяем это замечательное оружие грабителям и убийцам. (Садится)
      (Мертвая тишина)****
      Идеолог. Ах ты враг! Ехида змеючая! Это ты про кого же? И это называется критика и самокритика?! Товарищи! Мы должны дать самый решительный отпор этой вражеской вылазке. Прикрываясь свободой слова и критики, этими величайшими достижениями нашего советского общества, этот антисоветский гад, у которого отец в 37 году был разоблачен, как враг народа, осмелился выступить с наглой клеветой па советскую власть. Вооруженные могучим оружием марксизма-ленинизма, мы должны до конца разоблачить этих выродков и прямых пособников врага! (Члену ЦК) Давай.
      Член. Товарищи! На основании основ марксизма-ленинизма есть у нас МГБ. Всякому, который свихнулся, мы сначала объясним, а потом в МГБ. Верить не стоит. Потому - лучше в МГБ. Там разберутся. Как кого увидите - тащите в МГБ. Оттуда не уйдет, не проскользнет. Всех тащить в МГБ! Тащи в МГБ!
      (Аплодисменты)
      Идеолог. Правильно. Разберемся. Ну, теперь идите подписывать присягу.
      (Присутствующие направляются к столу Нач. канцелярии. Первым подходит Член
      ЦК. Подписывает. За ним Редактор)*****
      Редактор (через плечо, поглядывая на Идеолога). Самый счастливый день моей жизни.
      Писатель (направляясь к столу, прямо в глаза Идеологу). Нет, большего счастья.
      Идеолог. Добре, добре. (Марианне) Ну, иди, иди, не бойся.
      Марианна (в замешательстве). Сейчас, сейчас... разрешите, я немного позже... Я очень волнуюсь... Немного позже... Разрешите...
      Идеолог. Ладно. Приходи в себя. Сам понимаю. Такой исторический момент.
      (К столу направляется Генрих. Все поражены. Идеолог, ухмыляясь, поглядывает
      на Члена ЦК)
      Идеолог. Нехай. Никому не запрещается. Нехай ставит подпись.
      (Генрих подписывает. Постепенно вся компания переползает на правый фланг.
      Слева в углу остаются только Аркадий и Марианна)
      Идеолог (Аркадию). Ну?
      Аркадий (тихо и строго). Мы не будем присягать на верность звериной идее.
      Идеолог. Что?!
      Аркадий. Мы не будем присягать на верность звериной идее.
      (Потрясение)
      Идеолог. Хватай его!! Рви его!!
      Аркадий (вскакивает на подоконник). Я сделал все, что было в моих силах, чтобы остаться честным и верным гуманизму человеком. Я верил, что никогда не подниму руку на человека. Вы разбили мою веру и [нрзб: смяли] надежду. Я ухожу от вас и, если вы не оставите меня, буду бороться! Марианна! (Выскакивает из окна)
      Марианна (несколько минут стоит неподвижно и вдруг бросается за ним).
      (Все присутствующие, во главе с Идеологом, с лаем, рычанием и воем срываются
      за ними)
      Все. Лови их! Хватай! Хватай! Держи его! Держи!
      (Занавес)
      Последний вариант I акта начат 9 августа и закончен 19 августа 1950 г.
      * Полное название сообщено автором устно. Под "трудом" он понимал "труд" И. В. Сталина "История ВКП (б). Краткий курс".
      ** Дальше приписка красным карандашом рукой автора: "Эта тема должна пройти сквозь всю пьесу и во 2 акте он [далее нрзб.]..."
      *** Дальше в скобках приписка рукой автора: "Ввести эту реплику, как сквозную доярки". Подчеркнуто красным карандашом.
      **** Дальше приписка рукой автора, обведенная красным карандашом: "(Эпизод с кошкой) (?)"
      ***** Дальше приписка рукой автора в скобках: "(Диалог Марианны и Идеолога) ?" и обведено теми же чернилами, что и текст.
      Акт II
      Дача в окрестностях Москвы. Веранда с цветными стеклами, Полдень. Солнечные зайцы на книгах, цветах и вазах. На столе книги, газеты, иллюстрации и рукописи. Кресла и качалка. Марианна сидит на подлокотнике качалки, в которой лежит Аркадий.
      Марианна (тихо). Ночью, когда становится так тихо, как будто только что закончена книга, приходит эта обжигающая жалость какой-то смутной потери. Даже, когда рядом лежат две, три, может быть - четыре хорошо написанные страницы. Все равно - горечь потери. Как после разлуки. Как будто приходится жертвовать самым дорогим во имя самого нужного. Я не знаю, по каким потерям эта скорбь. Как на вокзале, когда сидишь в отходящем поезде. Может быть, это прощание с молодостью, Аркадий? Или каждая написанная страница это прощание с тем, что уже никогда не вернется? И все это неопределенно и нереально. Реальна только остающаяся горечь. А все, что происходит, это как будто не со мной. Как будто - в Бельгии с королем Леопольдом или в Корее на реке [нрзб. Туманган]. Где-то далеко, в газетах. Нереально далеко и не прикасается к коже. Только горечь - реальна. Нет предметов. Остались лишь ощущения. (Глухо) Одной потери я боюсь, хорошо зная ее название.
      Аркадий. Какой, Марианна?
      Марианна. Какой? (Встает, Идет к столу. Садится за рукопись. Делает несколько ударов по клавиатуре машинки) В искусстве всегда есть что-то унизительное и постыдное, Аркадий. Знаете что? Раздетость. Да, да, всегда тело художника, мысль и сердце, а кругом голые глаза, глаза, глаза. Ведь то, что мы пишем о других, то есть ни о каких не о других, а всегда о себе, об этом не скажешь и самым близким, шепотом, в темной комнате, когда дверь заперта. А тиражом в 10 тысяч экземпляров чужим, врагам, хохочущим над страницей в трамвае после работы, - сколько угодно.
      Аркадий. Постыдно. Да, все постыдно в искусстве, Марианна. Потому что читатель подглядывает. Поэтому и постыдно. Когда пишешь, не думаешь о толпе. Попробуйте работать, когда кто-нибудь сидит в кабинете или просто, когда открыта дверь. Толпа подглядывает за художником в щель.
      Марианна (встает. Ходит по веранде. Говорит, повернувшись к Аркадию спиной). Когда умирает восьмидесятилетний старик, врачи обязательно находят болезнь, приведшую к смерти. Вашему деду было 80 лет. Он умер, "потому что схватил грипп". Ничего он не схватил, восьмидесятилетний дед. Он все потерял. Он умер от потерь. Каждый день, восемьдесят лет, он что-нибудь незаметно терял: любовь, радость, память, надежды. Я боюсь этих ежедневных, незаметных потерь. Я знаю: сначала человек теряет способность всему удивляться и тогда в нем умирает художник, потом он перестает радоваться и огорчаться и тогда от него уходит всегда живущее в человеке умение отличать хорошее от плохого, потом замирает надежда и тогда сгорает молодость и приходит седой, как старый бухгалтер, опыт. Я боюсь потерять это ни на минуту не засыпающее ощущение приливов, колебаний, взрывов, замираний, ежедневных обновлений любви. Я боюсь потерять тебя, больше всего боюсь этой потери. Нет, не этой потери. Боюсь потерять свою любовь, боюсь потерять боязнь этой потери. Я умру от горя, как умирают от воспаления легких, от менингита - очень быстро, в несколько дней, если потеряю свою любовь!
      Аркадий (тихо). Человеку, которого мы любим, мы благодарны за то, что мы его любим.
      Марианна (быстро подходит к нему. В упор). Потому что все время потери. Мы, как отступающие солдаты: идем все дальше, все дальше и оставляем, оставляем, оставляем... молодость, недописанные книги, недоказанные концепции, незавершенные поступки и сердце, сердце, сердце...
      Аркадий (вскакивает). В любви нет потерь, Марианна. Лишь сгоранье. Когда я думаю или пишу о любви, меня всегда преследует образ огня. Любовь это не только огонь. Она - сгорание в огне. Уголь любви. Сгорание. Если слишком много угля, то он раздавит огонь. И любишь так сильно, что захлестывается огонь. И никогда нельзя любить только хорошее в любимых. К любимой у меня такое же отношение, как у классического грека к его богам: грек знал, что они самые лучшие в мире, но знал, что это он сам их выдумал. Мы всех любимых любим последней любовью и только одну, навсегда, первой. (Обрывает. Неожиданно схватывается, подбегает к Марианне) Знаете вы, чего не хватает любви, без чего нет горения? Воздуха! Поэтому в этой любви нет светлых язычков пламени, веселого потрескивания, радостной игры рассыпающихся искр. Только опаляющее темное пламя. Нет воздуха. А от ветра не она нас, а мы ее укрываем. Эта любовь никому не нужна, кроме нас с вами.
      Марианна. Аркадий! А книги, которые без нее не были бы написаны?!
      Аркадий (быстро ходит. Резко останавливается). Книги, которые мы написали, никому не нужны, кроме нас с вами!
      (Молчание)
      Марианна. Наверное, никакие книги никому не нужны, Аркадий.
      Аркадий. Сегодня утром я потерял последнюю надежду... [Две следующие фразы опущены из-за неясности текста.] (Глухо) Я не буду заканчивать книгу сонетов "Марианна и резеда". Я не знаю еще, какая будет новая книга, которую я напишу, но эта останется незаконченной на строке: "Прислушайся к своей любви, поэт". А новая... новая будет о борьбе.
      Марианна. ... и о ненависти, как все книги о борьбе.
      Аркадий. Да, о ненависти к тем, которые мешают любви, - к врагам.
      Марианна. Художник о ненависти...
      Аркадий. О ненависти. К врагам. Она вспыхивает всегда, когда есть любовь к любимым. Чем сильней человек любит, тем больше он ненавидит тех, кто мешает ему любить. Взаимоотношения человека и государства всегда были важнейшей темой истории. Сейчас они приобретают для художника ни с чем не сравнимое значение. Только об этом сейчас можно думать, говорить и писать.
      Марианна. Аркадий, я не знаю, может быть, это правда. Не хочу, чтобы это было правдой. Но у поэта другие пути.
      Аркадий. Конечно. И поэтому поэт не всегда должен брать винтовку, но всегда должен писать гимны и лозунги. Если у меня хватит сил и таланта, я напишу книгу лозунгов.
      Марианна. Призывающих к уничтожению врагов?
      Аркадий. ... и любви к друзьям!
      Марианна. Весь мир состоит из врагов и друзей. Вряд ли стоит удивляться этому, как открытию. Нового здесь может быть только то, что уничтожается нейтралитет. Только почему же никто из нас не думал так раньше?
      Аркадий. Потому что мы никогда раньше не были на военном положении. Людям, которые не предполагают воевать, можно не знать, с кем воевать.
      Марианна. Воевать. То есть уничтожать врагов? Но чем же это соображение лучше того, которому сегодня утром мы отказались присягнуть?
      Аркадий. Тем, что уничтожить нужно тех, кто выращивает в человеке кривые зубы зверя.
      Марианна. Почему уничтожить? Почему вы не говорите исправить? Почему вы не хотите думать о воспитании человеческого человека, Аркадий?
      Аркадий. О, Марианна, у врагов слишком запущено воспитание! Это не только плохое усвоение учебника по гуманизму в средней школе. Это вековая порода.
      Марианна. Постойте. Нет, ведь люди не родятся хорошими, ну, хорошо, никакими, ни плохими, ни хорошими. Они становятся плохими или хорошими, когда мир, в котором они живут, требует от них каких-то решений. Почему же надо уничтожать плохих людей, а не сделать мир, в котором они живут, хорошим? Когда человек впитает в себя тысячелетия истории культуры народов, он не сможет быть плохим человеком!
      Аркадий. Марианна, вы не успели написать и строки в книге о гуманизме, вы успели только переодеться за время, которое прошло после утренней встречи с людьми, которые внимательно изучали тысячелетия истории культуры народов, и уже забыли, кто эти люди!
      Марианна. Они были испорчены еще до тех пор, как ее изучили.
      Аркадий. Еще раньше. До тех пор, как стали ее изучать.
      Марианна. Но разве нельзя исправить человека?
      Аркадий. Метод остается тот же?
      Марианна. Да.
      Аркадий. То есть, если они еще прилежней будут учиться истории мировой культуры, то они станут совсем хорошими?
      Марианна. Да.
      Аркадий (подходит к ней. Говорит ей в лицо). Они станут еще хуже. Они станут зверями и дьяволами. Они были всегда негодяями. Но не могли погубить мир, потому что ничего не умели. Теперь они изучили тысячелетия истории культуры народов и стали убийцами и зубами взяли власть над миром. Грядущее истории народов будет спасено только если они будут убиты.
      Марианна. Для чего же тогда культура, человеческий разум, творчество, созидание, весь путь истории мира от каменного молотка до симфонической поэмы, если дикарь не лучше поэта?!
      Аркадий. Я не знаю, Марианна, чего в каждом человеке больше - отца или убийцы.
      (В распахнувшиеся двери вбегает девушка-горничная)
      Девушка. Убили! Убили!..Там... сейчас убили... там... Он на станцию шел... Там!
      Аркадий (подбегает к ней). Что?! Кого убили?!
      Девушка. Сейчас убили!.. Еще совсем теплый. Я трогала... Там, там... Он на станцию шел...
      Аркадий. Кого?! Лиза! Лиза! Кого убили?!
      Девушка. Цветкова! Нет, нет, молодого... он на станцию шел... Я потрогала, совсем еще теплый...
      Марианна. Петюню?! Боже мой! Петю убили.
      Аркадий. Да погодите же. Лиза. Сядьте. Сядьте, слышите! Сядьте!! Где он?
      Девушка (села и снова вскакивает). Там... Он на станцию шел... Как свернул на тропинку, где сосна рогаткой... Еще теплый... Анисим говорит: "Ты потрогай, может еще теплый..." Я потрогала... Не могу... Страшно...
      Аркадий. Лиза, милая, выпейте воды. Выпейте. Ну, успокойтесь. Ну...
      Марианна. Лизочка, кто, кто убил?
      Девушка. Не знаю, кто. Какой-то тоже молодой совсем. Никто его сроду не видал. Все щеку об рубашку утирает. Вот так... Нагнет так голову к груди и утирает...
      Аркадий. Лизочка, как он выглядит?
      Девушка. Не знаю. Чисто одет. Анисим говорит, дачу он снимал у Фиактистовых, возле озера. А он на станцию шел. Тут он его, где сосна рогаткой стоит, и кончил... Ножом. Я видела. Анисим указал: "Вот, говорит, - этим самым". Он в Москву хотел ехать.
      Марианна. [Авторская ремарка опущена из-за неясности изложения.] Боже мой! Петя!.. Лиза, милая, идите сейчас же к Веронике Георгиевне и... Нет, нет, не надо... Не ходите... Господи, что же делать? Аркадий!.. Петя!.. единственный сын... Куда вы, Лиза?.. Ну, хорошо, пойдите к Веронике Георгиевне... Только к ней не ходите. Узнайте что-нибудь у Стеши. Аркадий, ну что же делать, скажите же!..
      Аркадий. Я сам пойду.
      Марианна. Нет, нет. Не ходите. Пусть лучше Лиза сбегает... Потом... Не надо ходить, пока еще ничего не известно. Бедная Вероника Георгиевна! Пусть она побудет наедине с мужем. Мы пойдем позже, когда Лиза вернется. Идите, Лиза. (Лиза уходит) Боже мой. Боже мой... (Плачет) Бедный Петя! Еще совсем мальчик... Только вчера приехала Нина... Вероника Георгиевна говорила, что после защиты диплома они поженятся...
      Аркадий. Почему этот человек, снимавший комнату на даче около озера, убил другого человека, собиравшегося жениться на милой молодой девушке? Почему он убил его? Какие дефекты были допущены в его воспитании? Изучал ли он тысячелетнюю историю мировой культуры? Что сделал Петя человеку, который поднял на него нож? Что может сделать человек человеку, чтобы его убили? Различность политических убеждений? Ревность? Деньги? Карьера? Страх? Раздражение?
      Марианна. К Пете это не имеет никакого отношения. Петя не интересовался никакими политическими делами. Разве что только историей Византийской империи. Ревность? Лиза говорит, что никто его никогда не видел. Деньги? Господи, какие у студента деньги? Стипендия, да папа на галстук даст. Кому он мог испортить карьеру? Петя? Да он никогда в жизни над своей-то не задумался. Кто мог испугаться этого голубоглазого человека, склонившегося над грамотой Константина Палеолога? За что? За что, Аркадий, люди убивают друг друга на больших дорогах, в темной спальне, на войне? Чаще всего людей убивают не за что, а для чего. Так убили Франца-Фердинанда. Из-за этого началась Первая мировая война, которая должна была быть последней. И вторая должна была быть последней. А сейчас началась третья мировая война. Для чего? Счастливы ли победители, те, кто больше убил? Убийцы?
      Аркадий. Марианна, люди убивают не для того, чтобы быть счастливыми, а для того, чтобы самим не оказаться убитыми. Вы с этим ежедневно встречаетесь в природе: растущее дерево заглушает мелкие растения.
      Марианна. Какое огромное несоответствие между поводом для убийства и его значением!
      (Входит Лиза)
      Лиза. Крови, крови сколько!.. Вся терраса в крови... Побежали за доктором Васнецовым. Он говорит, что все равно умер бы. Кровь прямо по ступенькам течет. Собака доктора стоит и лижет. Вероника Георгиевна, как увидала, что собака кровь лижет, как закричит: "Кровь! Кровь! Сын мой!.." И сразу упала. Прямо головой о рояль. А этот мычит. Его держат, руки ему связали. А он смотрит так исподлобья и говорит: "Чего руки связали. Не убегу... Я ногами бегаю, а не руками". А наш Анисим и говорит ему: "Не для того связали, чтоб не убег, а чтоб другого кого не убил, вишь ты какой". А он ему: "Не бойсь, не убью. Другого мне не к чему убивать". - "А этого было за что?" - "Стало быть, было". - "А за что?" - "Не люблю, - говорит, которые задаются. Я уж давно за ним охочусь. Еще в школе все задавался: "Я, - говорит, - не чета всем вам, я лучше этих, которые ни черта не знают". Я еще тогда в школе решил его кончить. Все случая не было". А Вероника Георгиевна как пришла в себя от обморока, подходит к нему совсем близко и тихо так, страшно говорит: "Вы... [нрзб] За что?! За что?!"
      Аркадий (кричит). За что?! За что?! За что люди убивают! друг друга?! Зачем были крестовые походы, революции и войны? Зачем?!
      Марианна. Боже мой!.. Боже мой!..
      (Аркадий выходит)
      Марианна. Лиза, милая, а Нина?
      Лиза. Еще не приходила. Она как утром на озеро пошла, так еще не вернулась. Тоже все время грустная такая ходила. Наверное, это предчувствие.
      Марианна. Может быть. Да ей и самой горя хватало: брат у нее в прошлом месяце повесился [в рукописи: застрелился].
      Лиза. Тоже довели, Такой молодой. Спрашивал все меня: "Лизонька, как у вас хорошо качели устроены. Обязательно качаться приду". Вот и покачался на веревке. Я все хотела спросить у вас, Марианна Александровна, почему так много стало людей гибнуть?
      Марианна. Почему? (Тяжелый стук в дверь, Марианна и Лиза вздрагивают) Войдите. Кто там? (Стук повторяется. Лиза вскакивает и бежит к двери. Дверь отворяется, и на пороге показывается дед Анисим - дворник)
      Лиза. А!.. Это дед Анисим...
      Марианна. Что вам, Анисим Егорович? Войдите,
      Дед Анисим (не входя). Лизка, иди вон. (Лиза, оглядывается на Марианну и, удивленная, уходит) Хозяйка, слышь ты. Аришке-то нашей, вишь, целку проломали.
      Марианна. Что проломали ?
      Анисим. Целку.
      Марианна. Как это?
      Анисим. Да уж так, проломали. Коты все. (Уходит)
      (Входит Аркадий)
      Марианна. Что он говорит? Я ничего не поняла.
      Аркадий (подходит совсем близко к Марианне). Воспитывали этого человека или не воспитывали? Изучал ли он тысячелетия истории культуры народов и потом убил? Или не изучал и потому убил? Кого больше среди убийц: изучавших или не изучавших историю мировой культуры. История мировой культуры - это не путь от зла к добру, по путь от примитивных способов уничтожения к совершенным способам. Эсхил, Рафаэль и Менделеев в истории мировой культуры никогда не были объективным добром. Они всегда были лишь оружием в руках нападающих или обороняющихся. История мировой культуры - это оружие. Ее нужно не защищать, а нападать и обороняться ею. История народов - это история ненависти людей друг к другу.
      Марианна. Аркадий, почему животные кусают друг друга? Почему дети, которые не задумываются о природе добра и зла, с ненавистью избивают друг друга? Почему природа на каждом шагу старается утопить, сжечь, раздавить человека?
      Аркадий. Марианна, я начинаю верить в то, что главный тезис мироздания в стремлении к уничтожению.
      Марианна. А я продолжаю верить в то, что любовь победит ненависть.
      (Входит Писатель)
      Писатель. Привет, привет, привет! Рад видеть вас здоровыми, счастливыми и играющими на мандолине!
      Марианна. Прошу вас, садитесь.
      Писатель. Что вы? Не хочу. Хочу ликовать, цвести, танцевать и испытывать счастье творчества.
      Марианна. Ликуйте, цветите, испытывайте счастье творчества и даже танцуйте, но, пожалуйста, сидя.
      Писатель. Великолепно. Танцую, сидя. (Садится)
      Марианна. Чему вы так рады?
      Писатель. То есть, позвольте, как это чему? Ха-ха-ха!.. Чему я так рад? Разумеется, тому, что вижу вас обоих в синтетическом виде, а не остатки ваших недоеденных рук, ног, голов и всего прочего! Ха-ха-ха!..
      Марианна. Вот как? Разве это так удивительно?
      Писатель. Удивительно? Не тот образ, потрясательница! Не тот. Это не удивительно, а душераздирательно!
      Марианна. Почему?
      Писатель. Потому что от всяких других, после всего, что произошло сегодня утром, не осталось бы даже тех частей механизма, которые были упомянуты выше. Остался бы только закон сохранения энергии.
      Марианна. Не преувеличивайте, Кирилл Михайлович.*
      Писатель. То есть, позвольте, вы прямо какая-то, можно сказать, потрясательница человеческих сердец своею святою простотою. Они вас не только что в тонком шелковом платье с небольшой бриллиантовой брошью заглотают, а прямо, можно сказать, с поездом, ежели вы, к примеру, на дачу будете ехать. Прямо с колесами и трубой. Что это вы, ей-богу, ха-ха-ха, прямо чудная какая-то! Ха-ха-ха! Ничего себе! Отказаться изучать самое прогрессивное в мире мировоззрение, которое должно вооружить наш народ на священную борьбу за коммунизм против империалистов! Ничего себе!
      Марианна. Мы не хотим вооружаться и не хотим борьбы.
      Писатель. Вот, вот, вот. Мне Верховный, между прочим, так и сказал: "Ты, - говорит, - спроси у них, чего они тогда хлеб наш советский жуют, когда не хотят помогать нам?" Между прочим, я тоже не понимаю.
      Аркадий (выходит из угла. Подходит к Писателю). В самом деле. С какой стати кормить нас вашим советским хлебом? Не за что нас кормить. А что если нам уехать туда, где нас не будут попрекать куском хлеба?
      Писатель. Ха-ха-ха! А кто же это вас пустит?
      Аркадий. Да, да. Конечно, вы правы.
      Писатель. Не пойму я вас, ей-богу. Кругом, можно сказать, все цветет и ликует, все идет к коммунизму, а вы не цветете, не ликуете и даже не хотите идти к коммунизму. Вы же интеллигентные люди! Посмотрите, как наш народ любит хавать культуру. А вы чего-то пишете, пишете, и не поймешь, чего вы пишете и для кого. А тут еще этот утренний, можно сказать, эпизод. Ну, что вам стоит выучить какую-то небольшую гениальную книжку в каких-то двадцать два печатных листа? Плюньте и выучите. А то: "Нет, да не будем, да не хотим". Да знаете, что мы с вами сделаем? Как [шлюшку] соштефкаем и - дело с концом!