Молчала и Эвелина Матвеевна - веки опущены, потуплен взор. Аба никогда раньше не видел это улыбчивое, жизнерадостное лицо таким хмурым и озабоченным.
      - Вы уж извините. Видно я зря...
      - Дорогой мой, - начала она задумчиво, - мало кто представляет себе, что через сердце и душу учителя проходит судьба каждого ученика, каждого жителя, всего местечка, и даже всей страны! Да, да, даже всей страны потому что нужно быть готовым, всегда готовым ответить на самые сложные вопросы. Иначе ты сам не сможешь считать себя настоящим учителем и в полной мере уважать себя.
      Эвелина Матвеенна развела руки, тяжело вздохнула.
      - Пожалуй, я должна на этот раз признаться в своей полной несостоятельности и сказать, что я ничего не понимаю в том, что происходит. Но разве я могу сказать такое своим ученикам? А ведь вы, Аба, не первый рассказываете мне подобную историю. Я уже наслушалась такого, что порой кровь стынет в жилах. Если бы один только Винничук!..
      Тут она перевела дух, чтобы набраться сил и продолжать.
      - Если бы только он, - тогда бы я могла сказать: что вы, дети, это ведь наверняка ошибка. Разберутся и выпустят. Вместо этого я механически повторяю то, что мне подсказывают сверху: о неизбежности ожесточения классовой борьбы и Бог знает чего, что я понять сама не могу.
      В другой обстановке вряд ли она решилась бы проявить столь опасную для нее откровенность. Но здесь, в широкой украинской степи, залитой ярким солнечным светом, под нежно-голубым небом, в тени вековых тополей, весь мир с его жестокостью, интригами, предательством казался вне политики, и потребность раскрыться, освободиться от накопившейся боли за людей, за их детей, за всю страну вылилась наружу.
      Кучер окликнул их, давая понять, что можно продолжать дальнейший путь.
      - Как видите, Аба, я сама нуждаюсь в совете, - закончила, направляясь к бричке, Эвелина Матвеевна. - Возможно, я напрасно разоткровенничалась с вами.
      - Можете не беспокоиться - все останется между нами.
      Верховня их встретила знойной тишиной пустынных, пыльных улиц. Кое-где лениво залаяли собаки. Деревня утопала в зелени многочисленных садов. Ветки фруктовых деревьев, обремененные в этом году обильным урожаем яблок и груш, свисали почти до самой земли.
      Тетушка Эвелины Матвеевны, Матильда Карловна, встретила гостей не раскрытой до конца приветливой улыбкой, за которой угадывалось засевшее глубоко в душе безутешное горе по родному человеку.
      Дом оказался довольно просторным, и Абе с детьми была предложена отдельная комната.
      - Матильда Карловна, я с благодарностью принимаю Ваше гостеприимство, обратился Аба к хозяйке дома после того, как разгрузил свой чемодан и разложил вещи по местам, - однако у меня будет к Вам настоятельная просьба.
      - И какая же? - брови Матильды Карловны удивленно взметнулись вверх.
      - Неделю без дела у вас я не выдержу...
      - Так в чем же дело? - оживилась хозяйка дома. - Инструменты в сарае, а дом и огород у вас на виду.
      Дети привязались к черному, очень смышленому и забавному псу Ромке, которому, так же как и хозяйке, с первой минуты пришлись по душе гости. А еще в доме жила игривая кошка Катя, которая непрерывно заигрывала с Ромкой, - то убегала от него, то угрожающе изгибала спину и хвост, выпуская свои острые коготочки, которые пес уже очень хорошо изучил.
      Так что детям нескучно было.
      К концу дня, когда несколько спала жара, Аба вышел в огород. На одном из участков огурцы уже были убраны полностью, а засохшая ботва еще осталась. Он и решил ее убрать. В сарае, где были инструменты, он нашел старые рваные перчатки, одел их, взял с собой лопату и принялся за работу. Лопатой он подкапывал корни, вырывал их, потом стаскивал длинную, завядшую уже наполовину ботву в кучи.
      - Ха! И кого это я здесь вижу!? - раздался вдруг мужской высокий насмешливый голос со стороны дороги. - Нешто Аба!? Какими судьбами? Хотя чего это я спрашиваю? Мы все тут деревенские. От нас шила в мешке не утаишь. Не успели вы выехать из Ружина, как у всех баб на языке - кто, да откуда и зачем. Ну, здоров! Як ся маеш? А детишки-то с тобой?
      С дороги на огород направился мужик лет тридцати в защитного цвета галифе, запущенных в пыльные сапоги, и белой полотняной рубахе навыпуск.
      - Здравствуй, Рудько! - Аба снял перчатку с правой руки и протянул ее пришельцу. - Как видишь, осваиваю новую профессию. Кое-что уже получается.
      Павло Рудько, работник местной конторы "Заготзерно", часто бывал в Ружине по своим делам и многих знал в районном центре. Каждый раз перед возвращением в свою деревню он заглядывал в магазин к Абе.
      - Прокатился к вам и успел уже узнать, что хлеб на самом деле не на дереве растет, - пошутил Аба, продолжая собирать ботву.
      Павло стоял, широко расставив ноги, и посмеивался мелким смешком.
      - То-то. Вашему брату не понять, каким потом достается этот самый хлеб насущный.
      - Каждому свое. Не стал же ты сам себе справлять костюм к своей свадьбе, а пришел к старому Моисею, мастеру, знающему свое дело.
      На круглом, с выступающими скулами небритом лице Павла заиграли желваки.
      - Смотрю я на тебя, как ты лопату держишь, и смех меня разбирает. Смотри!
      Павло выхватил лопату из рук Абы и стал нервно вскапывать тяжелый чернозем, выворачивая и распучивая его. Прошел ряд в несколько метров, потом, запыхавшийся, потный, шагнул к Абе, резким движением правой руки вернул ему лопату и сказал победоносно:
      - Вот так-то вот. А ты в перчатках... - и тут же направился быстрым шагом к дороге, оставив после себя острое необъяснимое беспокойство.
      Аба облокотился на лопату, с недоумением посмотрел ему вслед, потом на вскопанную Павлом глыбу жирного влажного чернозема и принялся за свою работу.
      "И зачем только он показывал мне, как нужно вскапывать огород?" подумал он.
      Вечером за ужином Эвелина Матвеевна предложила Абе вместе с детьми посетить на следующий день бывшее графское имение. Вернее было бы сказать то, что осталось от него после многочисленных потрясений, которые вынесла эта украинская деревня вместе со всей страной.
      - Когда я приезжала сюда в прошлый раз, - рассказывала за столом учительница, - я пришла к местному председателю и спрашиваю, знает ли он, чем его Верховня знаменита. А он поднял на меня усталые свои глаза и стал жаловаться на свою взрослую дочь, которая год назад закончила школу в Ружине. Начиталась, говорит он, французских романов и покоя от нее нет требует бросить все дела и организовать музей Бальзака. Председателя, конечно, понять можно - коллективизация, голод. Да что там говорить!? И потом, главным препятствием является то, что там расположилась контора "Заготзерно" со всем своим хозяйством. Поговорили мы с ним и договорилась о мемориальной доске на воротах.
      Когда они на следующий день подошли к полуразрушенным воротам имения, то увидели две вывески на правом кирпичном столбе: "Школа трактористов" и "Контора Заготзерно". На левом был прикреплен довольно скромный кусок фанеры с мемориальной надписью о том, что здесь, в имении графини Глиньской, гостил выдающийся французский писатель Оноре де Бальзак.
      - Молодец председатель, сдержал слово, - с особым удовлетворением отметила учительница, - специально навещу его, чтобы поблагодарить. Ну что ж, теперь зайдем с вами в дом. Боюсь, что мы будем несколько разочарованы, но побывать здесь нужно.
      Сразу за воротами перед домом они увидели трактор, веялку, груженные мешками запряженные повозки. Трудно было себе представить, что это место некогда было фронтальным садом с ухоженными деревьями и газонами. Двор был завален всяким мусором из соломы, старой мешковины и изношенными старыми деталями телег и саней.
      Они обогнули дом и оказались на другой стороне, где сохранилась еще в какой-то степени планировка сада, имевшая место при последнем помещике в Верховне. Широкая маршевая лестница, заросшая бурьяном, спускалась вниз к липовой аллее, ведущей к живописному озеру, за которым во всем своем великолепии открывалась бессмертная красота украинской земли.
      - Сейчас много говорят о преобразовании природы, - тихо говорила как бы сама с собой Эвелина Матвеевна, облокотившись на перила и любуясь раскрывшейся перед ними панорамой, - Мичурин, соединение рек... "Нельзя ждать милостей от природы - взять их у нее - наша задача", - так, кажется, было сказано. Что-то в этом, конечно, есть. Что-то зовущее к активной созидательной деятельности. Вот почитайте Чехова, Лермонтова, Гончарова, Тургенева. Образованные, полные сил и энергии молодые люди изнывали от скуки, не знали куда и как приложить свои знания, свой талант. А теперь остается им только засучить рукава. Все дороги открыты. И все-таки, - вдруг начала учительница говорить все громче, - не сможет человек, никогда не сможет создать такую красоту и гармонию. На эту красоту можно смотреть всю жизнь, каждый день, не уставая и не переставая восхищаться ею. Пока что человек очень слаб перед силами природы. И знаете, Аба, мне даже страшно подумать о том, что люди неизбежно, с каждым последующим столетием, становятся все могущественнее. А не захотят ли они в один прекрасный момент из простого честолюбия изменить по своему образу и подобию все то, что мы с вами сейчас видим!?
      Абе было интересно слушать Эвелину Матвеевну. Но вместе с тем он постоянно чувствовал неловкость от того, что не в состоянии достойным образом поддержать разговор.
      - Эвелина Матвеевна, - смущенно посмеиваясь, заговорил Аба, - возможно, вы будете смеяться надо мной, но я через все свои годы сохранил одно очень яркое воспоминание, как будто это было вчера. Я, закутанный в пеленки у мамы на руках, и идет она со мной по улице в яркий солнечный день. Рядом с нами множество прохожих. Я не сплю, смотрю на высокое-высокое голубое небо и думаю, почему люди такие маленькие и не вырастают до самого неба.
      - Думаю, - смеясь, заметила учительница, - это было значительно позже вашего младенческого возраста. Но это не важно. Удивительно то, что человек с первого вздоха уже задает себе вопрос "почему?" и хочет сделать лучше, чем сама природа.
      В здание они вошли по узкому коридорчику, образованному легкими дощатыми стенками-времянками, высота которых не достигала потолков. Судя по сохранившейся на потолке лепке, здесь была большая гостиная, которая впоследствии была разбита на несколько комнат для конторских служащих.
      Одна из дверей открылась, и на пороге появился Рудько Павло.
      - Смотрю в окно и вижу - вы к нам. Хотя у нас сейчас беспорядок, переставляем мебель, чтобы удобней было работать, но раз уж пришли, заходите.
      Эвелина Матвеевна, Аба, дети вошли и остановились у дверей.
      - Спасибо, мы ненадолго, - поблагодарила учительница, - пришли посмотреть бывшее имение.
      - Ну что ж, смотрите, если вам интересно.
      Недалеко от дверей двое рабочих с трудом передвигали тяжелый, высокий старинный шкаф. Павло повернулся к рабочим, советуя им, как лучше подкладывать под него круглую трубу.
      В какой-то момент шкаф сильно наклонился, и с самой верхней полки свалилась запыленная амбарная книга. Она с грохотом упала на пол, раскрылась, и из нее выпала и отлетела в сторону фотография.
      Люся нагнулась, подняла фотографию, посмотрела и помимо своей воли крикнула:
      - Папа, смотри: это же фотография дяди Антона!
      Аба в это время разговаривал с Эвелиной Матвеевной и не сразу обратил внимание на дочь. Когда же он повернулся к ней, то увидел в ее руках знакомую ему фотографию. Он протянул руку, чтобы взять ее, но в этот момент перед ним мелькнула рука Павла, которая резким движением выхватила фотографию. Люсенька испугалась и осталась стоять с пустой протянутой к отцу рукой. Аба успел увидеть взволнованное лицо Павла. Он мгновенно смял в своей руке фотографию и сунул ее в карман. Потом через плечо кинул рабочим, чтобы они его подождали, и вышел в смежную комнату.
      Когда на обратном пути они проходили мимо председательского дома, кто-то окликнул учительницу.
      - Эвелина Матвеевна, здравствуйте! - из ворот вышла хозяйка дома. Рада вас видеть в Верховне. У нас в семье большая радость - выдаем дочку замуж за доброго парубка с Полтавщины. Приходите завтра на свадьбу. Будем рады вас видеть, - посмотрела на Абу и детей и добавила: - И вы приходите, добрый человек. Вас многие здесь знают и уважают.
      - Ну что ж, от все души поздравляем вас. Спасибо за приглашение. Постараемся прийти, - ответила учительница за себя и за Абу.
      Несколько дней пребывания в деревне сделали чудо: дети почти перестали кашлять, окрепли, загорели. Временами они помогали отцу копать молодую картошку. Когда Аба затеял починку ступенек у крыльца, они подносили материал или инструмент, а Люсенька с довольно серьезным видом давала отцу советы, как нужно делать лучше. Аба относился к ее предложениям довольно снисходительно и поддерживал с ней живой разговор. Мендель же хихикал и издевался над предложениями сестрички.
      Соседские дети постоянно проявляли желание играть с ними, но тут пришлось объяснить их родителям, что коклюш - заразная болезнь. Но дети тянулись друг к другу, и совсем изолировать их не представлялось возможным.
      Сначала Аба не придал значения тому, что произошло с ними в конторе у Рудько, но по возвращении домой после посещения бывшего помещичьего имения Люся вдруг спросила отца:
      - Папа, разве дядя Антон и этот, который вырвал у меня фотографию, друзья?
      - Может быть.
      - А вот и не может быть, - упрямо заявила Люся. - Дядя Антон очень добрый, а этот - злой.
      Люсенька помнила, как дядя Антон недавно застал ее в магазине у папы, долго беседовал с ней, называя ее ясным солнышком и угощал вкусными конфетами.
      Этот разговор с дочерью вернул его к неприятной истории с кражей в магазине и арестом Антона.
      "Где-то я видел эту фотографию... Ну да, конечно, у следователя, склеенную из кусочков. Наверное, Павло и Антон дружили между собой", подумал Аба и тут же забыл об этом.
      Но поздним вечером, засыпая на диване, он вдруг снова увидел Павло с выражением крайнего беспокойства на покрасневшем лице.
      "Что это было с ним - вырвал у девчонки фотографию, смял ее и в карман?"
      С этим Аба и уснул. Уснул крепким, глубоким сном человека, надышавшегося чистым прозрачным деревенским воздухом.
      На следующий день к полудню обычно пустынные улицы деревни несколько оживились. На свадьбу потянулись целыми семьями и в одиночку приодетые односельчане.
      Прибывали гости и из соседних сел. Несмотря на приглашение, Аба не собирался идти на свадьбу. Через день кончался срок их пребывания в Верховне и ему хотелось из благодарности к гостеприимной хозяйке как можно больше сделать по хозяйству из того, что он себе наметил. Однако в половине двенадцатого Матильда Карловна напомнила, что пора собираться на свадьбу.
      - Учтите, - сказала она, - пренебречь приглашением в деревне нельзя это будет воспринято, как оскорбление.
      Во дворе председательского дома за длинным столом сидели молодые, родители, родственники и близкие друзья. А на улице у широко открытых ворот - толпа остальных приглашенных односельчан, в которую влились и Матильда Карловна со своими гостями.
      С шумом поздравляли жениха и невесту, несколько раз заставляли их целоваться, наставляли их на любовь и согласие, желали им иметь много детей. С большим подъемом пели под аккомпанемент двух гармошек мелодичные народные и патриотические песни. Весело и лихо танцевали.
      Тем временем присутствующих за пределами стола обходили сваты, несколько пар - мужчина и женщина в каждой из них, - с подносами, накрытыми рушниками с ярко вышитым украинским орнаментом. Присутствующим вручали рюмку, наливали водку и давали кусок свадебного калача. После этого гость оставлял на подносе конверт с вложенными в него деньгами - кто сколько мог. Это был свадебный подарок.
      Председатель вышел из ворот, подошел вплотную к Матильде Карловне и ее гостям.
      - Матильда Карловна, не с Вашего ли букваря все и началось? С первого класса и до четвертого... Что заложишь в эти годы, то и будет. А теперь вот дочь собирается на педагога учиться. Считаю, вы имеете прямое отношение к сегодняшнему торжеству. Так что берите, пожалуйста, своих гостей и к столу. Они будут и нашими желанными гостями.
      Председатель по-дружески положил свои руки на плечи Абы и Эвелины Матвеевны и хитро скосил свои глаза на учительницу.
      - Да мы же с женой и дочкой прекрасно знаем Эвелину Матвеевну, например, по истории с бальзаковской мемориальной доской. Ну, а Абу? Он не раз нас выручал. Вот и сейчас - гляньте, какая аппетитная селедочка на Вас смотрит.
      Они посидели некоторое время за столом, потом, когда опять начались танцы, почти все встали и отошли к середине двора - кто для того, чтобы потанцевать, а кто - чтобы посмотреть на танцующих.
      Еще сидя за столом и разговаривая с соседом, Аба почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Однако его отвлекало шумное свадебное застолье и сосед, который жаловался на своего сына, отказавшегося после седьмого класса продолжать учебу в Ружине. Ему так и не удалось сразу разглядеть этого человека. Однако, как только он встал из-за стола, его взгляд на миг встретился в упор с затуманенным, хмельным взором из-подо лба краснощекого человека, который сидел на противоположной стороне стола далеко справа. В тот же момент Аба услышал за своей спиной знакомый голос подвыпившего Павла, который взял его за руку и отвел в сторону.
      - Добрый день, Аба! Очень рад тебя видеть. Мы ведь знаем друг друга давно, правда? Разве не так? - Павло запнулся на минуту - переполненный его желудок издал странный звук. - А вот, чтобы посидеть с тобой спокойненько за столом и не торопясь потолковать по душам - так это как-то не удавалось. Пошли ко мне, тут недалеко, а? Когда еще у нас будет такая возможность?
      Сначала Аба отговаривался тем, что его ждут дети, и что еще будет время им поговорить. Но Павло держал его крепко за рукав и продолжал настойчиво приглашать к себе. У Абы возникло желание поделиться с Павлом по поводу судьбы Антона. И он согласился, наконец, несмотря на то, что собеседник был не совсем трезв.
      - Извините, - сказал Аба вдогонку своим спутницам, уходящим в сторону, где танцы уже бушевали во всю мощь украинского темперамента, - я ненадолго к Павлу.
      Женщины повернулись лицом к Абе, и он успел заметить, как Матильда Карловна медленно перевела глаза на Павла и с каким-то скрытым значением измерила его с ног до головы своим печальным взглядом.
      - Вот здесь мы с тобой и посидим, - сказал Павло, когда они, согнувшись, вошли в низкую, полутемную, с одним маленьким запыленным окошком пристройку сзади дома. - Люблю здесь, подальше от домашних, спокойно выпить чарочку-другую с друзьями-товарищами.
      На старом деревянном шатающемся столе - початая бутылка, кусок сала, керамическая миска с квашеной капустой и солеными огурцами.
      - Ты Аба мне нравишься, - начал Павло, расставляя на столе не совсем чистые стаканы. - И в Ружине люди тебя уважают. Мужик ты хороший.
      - Не иначе, как ты позвал меня сюда для того, чтобы объясниться мне в любви. Но я не женщина и, потом, я в этом не нуждаюсь.
      Мужчины немного посмеялись, потом Павло спохватился и сказал с серьезным видом:
      - Мне ничего от тебя, Аба, не нужно. Просто посидеть, поговорить о том, о сем со свежим человеком. Хорошо тебе - в районе живешь, народу разного полно. А здесь - одни и те же люди.
      Павло начал разливать стаканы, а Аба в это время думал о том, как ему начать разговор об Антоне. Лучше это сделать сейчас на трезвую голову.
      Было заметно, что хозяин дома проявлял какую-то нервозность, с которой он не в состоянии был совладать из-за своего уже хмельного состояния. Изо всех сил он старался не касаться горлышком бутылки стакана, но это ему не удавалось, и легкое позвякивание выдавало дрожь в его руках. Движения его были очень медленны, и время от времени он почему-то поглядывал в окошко.
      Аба заявил, что пить много после свадебного стола он не намерен. Павел не стал с ним спорить, и стаканы были заполнены всего на четверть.
      - Хотел я с тобой поговорить по одному делу, Павло, - начал было Аба, но договорить ему не пришлось. Со скрипом отворилась входная дверь, и через порог, полусогнувшись, переступил крупный человек. Выпрямился, посмотрел на присутствующих, на стол и хриплым, нетрезвым голосом прогудел:
      - Во гады, без меня, тайком...
      - Ладно тебе, Иван. Раз уж пришел, - садись и не пугай гостя.
      "Так это же тот самый тип, который так пристально смотрел на меня за свадебным столом!" - отметил про себя Аба.
      - Иван, - пришедший протянул неуверенным движением руку через стол, - а тебя-то как?
      - Аба, - прозвучало твердо.
      - Это, извини, что за такое имя? - спросил Иван, усаживаясь поудобнее на лавке, - Живу вот, скоро полсотни стукнет, а такого не слыхал.
      - А вот представь - есть такое, - подчеркнул Аба.
      - Давай, Павел, пропустим по стакану, а там разберемся, что к чему. Разливай!
      Павел налил только ему полный стакан.
      - Это еще что такое, пить - так всем пить по стакану! Так дело не пойдет.
      - Не шуми. Не хочет наш гость пить много после свадьбы - ну и пусть. Поехали, - и Павло поднял стакан.
      Молча выпили, закусили. Совсем уже не владея собой, Иван начал.
      - Так ты говоришь, тебя зовут... Черт! Разве упомнишь? - Иван стал закуривать папиросу.
      Аба сидел, выпрямившись и обхватив грудь обеими руками. Он смотрел прямо на Ивана, ни на минуту не сводя с него своего взгляда. Это раздражало Ивана, тем более, что Аба не счел нужным повторять ему свое имя. Тот глубоко затянулся. От едкого дыма закашлялся.
      - Оно мне и не нужно знать это поганое имя, - Иван провел рукой по столу, смахнул консервную банку, которая служила пепельницей, и навалился всем телом на стол. - Оно не наше, это имя, оно яврейское имя! Верно, Павло? А я и не люблю их, торгашей. Даже выпить по настоящему - не выпьешь с ними.
      Аба готов был встать и уйти, не затевая бессмысленного спора с пьяным человеком, но последовавшие вслед за этим слова Павла привлекли его внимание.
      - Ты зря так с нашим гостем. Он хоть и еврей, но не похож он на них. Он хороший человек, и с ним всегда договориться можно.
      - Да, договориться, - спохватился Иван, пытаясь своим опьяневшим умом вспомнить что-то очень важное. - Вот именно, договориться. Слухай, ты вот приехал сюда в деревню, - сощурив глаза, процедил он сквозь зубы, - с детишками своими. Славные они у тебя, твои отпрыски. А не боишься?
      - А чего мне бояться? - Аба по прежнему сидел в стройной позе и отвечал спокойно.
      Он уже имел опыт находиться в обстановке, когда тебе напоминают о том, что твои предки и ты сам на этой украинской земле не более, как случайные квартиранты, которые не хотят и не умеют по-настоящему работать, а только хитрят и изворачиваются. Он также давно и твердо усвоил, что сорвавшейся с цепи озверелой собаке нужно противопоставить хладнокровие. Оно всегда выручает.
      - Всякое бывает, - продолжал Иван ехидно. - Эдак, в лунную ночку гуляючи, кинул окурок, а там, глядишь, и в момент ни тебе хаты, ни сонных людей в ней.
      Аба кинул вопросительный взгляд в сторону Павла, который сидел неподвижно, уставив свой взгляд на бутылку водки, стоящую на столе, и молчал.
      "Пожалуй, этот спектакль неспроста. Не иначе, как они договорились между собой заранее".
      - Зря пугаешь человека, - вмешался, наконец, Павло с пьяной перекошенной ухмылкой на лице. - Да, он на самом деле еврей, но не такой, как все они, не такой...
      - Ты это брось мне туманить мозги. Все они одинаковы. Куда угодно без мыла пролезут.
      - Спасибо, Павло, что хотел со мной поговорить, - Аба резко встал. - А что не удалось, так побеседуем в другой раз, - и после небольшой паузы подчеркнуто добавил. - А сейчас меня там ждут женщины. Неудобно - оставил их и ушел.
      Закрывая за собой дверь, Аба услышал вдогонку:
      - Жидовская засранная интеллигенция! Женщины, видите ли, его ждут!
      А деревенский воздух весь был наэлектризован неуемным свадебным пиршеством. Со стороны председательского дома бойко звучала под гармошку песня и быстрый со свистом, гиканьем и взрывами смеха танец.
      Кину кужiл на полицю,
      Сама пiду на вулицю,
      Нехай мишi кужiль трублять,
      Нехай мене хлопцi люблять...
      Я нiкого не любила,
      Тiльки Петра та Данила,
      Грицька, Стецька та Степана,
      Вийду замiж за Iвана... Хи-и-и хо-о-о...
      Из простого приличия нужно было вернуться на свадьбу, но Аба незаметно для себя вернулся домой и оказался в саду, где шумно играли с прирученным вороном Мендель и Люся.
      - Как вы тут, не скучаете? - спросил отец. - А то может пойдете со мной на свадьбу?
      - Папа, папочка, а знаешь, ворон-то говорит, - восторженно шумела Люсенька. - Мы его кормим, а он кричит: "Дай!". Иди, папочка, на свадьбу, а мы лучше здесь останемся.
      - Вы с ним поосторожней, а то клюнет так, что больно будет.
      Когда Аба вернулся на свадьбу, Матильда Карловна его встретила долгим, молчаливым и испытующим взглядом.
      Последняя для Абы ночь в Верховне была почти вся бессонной. В окно заглядывал лунный полумесяц и яркие, крупные украинские звезды. Из сада сквозь расшитые крупными цветами занавески прорывался ласкающий ветерок. Набегавшись за день, дети спали глубоким сном. Мендель тихо и беззаботно посапывал, а Люсенька, видимо, еще не совсем избавилась от дневных впечатлений и временами ворочалась, тихо произносила невнятные слова.
      К полуночи постепенно затихал свадебный шум. Засидевшиеся, уставшие гости пели тихие, спокойные песни.
      Нiч яка мiсячна, ясная, зоряна,
      Видно, хоч голки збирай;
      Выйди коханая, працею зморена,
      Хоч на хвилиночку в гай...
      Ты не лякайся, що своi нiженьки
      Вмочиш в холодну росу;
      Я ж тебе вiрная, аж до хатиночкы
      Сам на руках донесу...
      Песня уносила в далекую юность. Она удивительно просто, задушевно рассказывала о нежной любви. Аба знал эту песню с детства. Но никогда раньше он не чувствовал так глубоко ее красоту и мелодичность. Пусть на несколько минут, но она отвлекла его от той злобы, ненависти, унижения, которые ему пришлось испытать сегодня. Он долго не мог избавиться от залитых брагой бесцветных глаз Павла, от угрожающей, опасной тупости на лице пьяного Ивана.
      "Слава Богу, эта мразь в явном меньшинстве", - подумал Аба, вспомнив улыбающиеся, приветливые лица за свадебным столом.
      Аба вспомнил свою с Этл свадьбу. Это было как будто вчера и вместе с тем очень давно. Тогда звучали песни еврейские. Тоже веселые и печальные, хватающие за сердце.
      Совершенно неожиданно возникло желание помолиться. Не сказать, чтобы Аба и Этл были по-настоящему верующие. Но иногда, когда после трудовой пятидневки выходной совпадал с субботой, или выпадал на Песах или какой-нибудь другой еврейский праздник, Суккот или Пурим, Этл зажигала праздничные свечи, а Аба надевал кипу, талес и читал молитву.
      Недельное пребывание в Верховне не прошло даром. Дети окрепли и перестали кашлять.
      "Этл будет рада", - подумал Аба.
      Выехали они в назначенный день после обеда. Подъезжали они к Ружину уже в полной темноте. От усталости все молчали.
      - Смотрите, смотрите, в Ружине большой пожар! - закричал вдруг Мендель.
      Люсенька вздрогнула и прижалась к отцу. В испуге все стали смотреть вперед. Сначала Аба вместе со всеми забеспокоился, потом вдруг стал радостно смеяться.
      - Девочки и мальчики, - говорил он все громче и громче, подняв высоко к небу руки, - а также все люди, живущие в местечке Ружин! Я вас горячо поздравляю с большущей радостью! Отныне у Вас будет свет в домах и на улицах тоже! Как в Киеве, Нью-Йорке, Париже! Шутите? Да, да! Именно так! Ну-ка, молодежь, громкое "ура" за светлое будущее нашего родного Ружина!
      Некоторое время Менделе и Люся смотрели на отца, не понимая, чему папа радуется. А когда поняли, в чем дело, долго кричали "ура", так что отец с трудом их остановил.
      Улицы Ружина выглядели совершенно необычно. Первый электрический фонарь они увидели на перекрестке недалеко от плотины, а когда поравнялись с ним и посмотрели налево в сторону мельницы и электростанции, восторгов было хоть отбавляй: длинная дамба, мост и площадь на въезде в Баламутовку (заречный район местечка) были залиты ярким светом.
      - Папа, папа! - кричала возбужденная Люсенька. - Мне Менделе сказал, что вода проходит через электростанцию и получается свет. Он обманывает меня, правда? Вода ведь гасит огонь и свет.
      Но главное диво было в другом. Почти все окна домов светились так ярко, что казалось, будто внутри каждого дома ясный солнечный день, и это в то самое время, когда на улице ночь.
      Когда они подъехали к своему дому, Аба и дети поблагодарили Эвелину Матвеевну и попрощались с ней.
      Никогда раньше ужин, выставленный на стол, не выглядел так сочно и аппетитно, как в тот первый в их жизни сказочно светлый вечер, подаривший им чудо века - электричество.
      На площади перед школой выстроились ученики по группам. В стороне стояли родители. Этл и Лиза стояли рядом и время от времени поглядывали на своих детей. Первый день нового учебного года.
      - Для меня это большая удача, что наши дети крепко подружились, говорила Лиза усталым спокойным голосом человека, которому выпала счастливая минута расслабиться от своего личного горя. - Аллочка первое время приходила со школы вся в слезах. Ведь она никогда не слышала ни одного украинского слова. Спасибо твоей Люсеньке, да и Голде тоже.
      - Знаешь, тут не без взаимной пользы. Моим нужно знать русский. В школе требуют. И вообще, хорошо знать этот язык. Еще лучше было бы, если бы дети знали еще и наш родной, еврейский, да вот... Только Голда пишет и читает на еврейском. Кончила четыре класса. А потом закрыли еврейскую школу. А Мендель и Люся даже алфавита не знают.
      - Добрый день, дети! - На площади раздался сильный мужской голос. - Я поздравляю вас с началом очередного учебного года. Надеюсь, вы хорошо отдохнули и сможете успешно продолжать учебу.
      На крыльце, которое служило трибуной, речь держал высокий, стройный человек военной выправки, лет сорока - директор школы. Кроме него, там стояли наиболее уважаемые учителя и представитель партийного руководства района.