Жизнь замечательных людей (№255) - Спиноза
ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Беленький Моисей Соломонович / Спиноза - Чтение
(стр. 10)
Автор:
|
Беленький Моисей Соломонович |
Жанр:
|
Биографии и мемуары |
Серия:
|
Жизнь замечательных людей
|
-
Читать книгу полностью
(421 Кб)
- Скачать в формате fb2
(188 Кб)
- Скачать в формате doc
(173 Кб)
- Скачать в формате txt
(166 Кб)
- Скачать в формате html
(191 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14
|
|
— Итак, утверждение, — добавил Спиноза, — будто Моисей — автор Пятикнижия, необоснованно и совершенно противоречит разуму. Наоборот, из всего этого ясно как божий день, что Пятикнижие было написано не Моисеем, а кем-то другим, кто жил много веков спустя после Моисея.
— Теперь, — сказал Спиноза, — пора исследовать и остальные книги. Возьмем, к примеру, книгу «Иисус Навин». На тех же основаниях я докажу, что она не есть автограф[37]. Тот, кто свидетельствует, что слава об Иисусе была по всей земле (глава 6, стих 27), что он ничего не опустил из предписанного Моисеем (главы 8, 11), состарился, испустил дух, очевидно, другое лицо.
Некоторые события в книге относятся к тому времени, когда Иисуса уже не было в живых (глава 16, стих 10; глава 22, стих 10). Отсюда приходим к выводу, что и эта книга была написана много веков после смерти Иисуса Навина. Если же мы обратим внимание на связь и содержание Пятикнижия и книги Иисуса Навина, то легко заключим, что все они были составлены одним и тем же историком, желавшим написать об иудейских древностях.
— Кем же, по-вашему, они были написаны? — спросил Куфелер.
— Я в трактате докажу, — ответил Спиноза, — что они были составлены книжником Ездрой, который жил в пятом веке до нашей эры. Обратите внимание, я говорю составил, а не написал, то есть Ездра собрал разные древние списки, хроники, летописи и положил их в основу Пятикнижия и книги Иисуса Навина.
— А пророческие книги Исайи, Иезекииля, Иеремии. Они достоверны, надо полагать? — сказал Куфелер.
— Нет, — возразил философ. — Всякий раз, как я вникаю в них, я вижу, что пророчества, содержащиеся в них, были собраны из других книг. Вот, скажем, книга Иеремии. Излагаемые здесь пророчества извлечены из разных летописей, ибо, помимо того, что они скомпонованы беспорядочно, без всякой последовательности, в них одна и та же история вдобавок повторяется различным образом.
Все, что я пишу в трактате об истории Библии, — подчеркнул Спиноза, — есть плод давних и зрелых размышлений. И хотя с детства я был преисполнен обычных богословских взглядов на Писание, я не мог в конце концов не прийти к этим выводам. Устранение теологических предрассудков и составляет задачу моего труда. Опасаюсь, однако, не слишком ли поздно приступаю я к этой попытке? Дело ведь дошло почти до того, что люди не допускают исправлений в этом отношении, но упорно защищают то, что приняли под видом религии, что только у весьма немногих все же осталось, по-видимому, некоторое место для разума. Предрассудки эти глубоко укоренились в человеческом уме. Всеми силами я постараюсь сделать опыт и доведу его до конца, так как нет оснований считать это дело совершенно безнадежным.
Опыт удался. Спиноза пришел к важному и верному выводу о том, что священные книги были написаны не одним-единственным человеком и не для народа одной эпохи, но многими мужами различного таланта и жившими в разные века. Если бы мы пожелали сосчитать время, охваченное Писанием, то получилось бы две тысячи лет, а может быть и гораздо больше.
Обобщая свой анализ Библии, философ отмечает, что она содержит «не возвышенные умозрения и не философские вопросы, но вещи только самые простые, которые могут быть восприняты даже любым тупицею».
Спиноза по праву считается основоположником научной критики Библии. Появившиеся в более позднее время лучшие труды по этому вопросу только развивали его положения. «Но если, — по справедливому замечанию советского историка А. Б. Рановича, — в период расцвета капитализма, когда буржуазия была заинтересована в развитии техники, которому мешало библейское мировоззрение, критика Библии заходила в своих выводах довольно далеко, то по мере загнивания капитализма буржуазные ученые стараются „спасти“ побольше и вновь утвердиться на давно потерянных позициях». Современная буржуазная критика Библии в своей реакционно-поповской основе отступила на столетие назад по сравнению со Спинозой.
Гонения на трактат
В 1668 году Спиноза закончил «Богословско-политический трактат». Ян Риувертс взял на себя хлопоты по изданию нового произведения друга и учителя.
В предисловии Спиноза писал, что на его долю выпало редкое счастье жить в государстве, где каждому предоставлена свобода суждения и каждому разрешается поклоняться богу по своему разумению. А посему он заявил: «Думаю, что сделаю приятное и небесполезное дело, если покажу, что эта свобода не только может быть допущена без вреда для благочестия и спокойствия государства, но что скорее ее уничтожение означало бы уничтожение самого спокойствия государства и благочестия».
Однако Спиноза хорошо понимал, что обосновать право на свободу мысли и реальная возможность воспользоваться этой свободой вещи далеко не тождественные. По совету Риувертса было решено издать трактат анонимно. Первое издание печаталось в Амстердаме у Христофора Конрада в 1670 году. На обложке было указано, что книга опубликована в Гамбурге в типографии вымышленного Генриха Кюнрата.
Трактат вызвал небывалый для того времени интерес; Риувертс издал его во второй раз под видом хирургического справочника доктора Франциска Карто, в третий — под названием «Медицинская книга» Франциска Бессильвиуса, в четвертый — в качестве исторического сборника Даниила Хейнфлюсса.
Совет Риувертса вполне соответствовал фактической «свободе» совести и мысли, которая имела место в буржуазной Голландии. Если трактат был бы издан от имени тех, кто его действительно написал и напечатал, то они оказались бы в тюрьме и жизнь их находилась бы в опасности. Враги науки и философии, оранжисты и кальвинисты, уничтожили бы и автора, и издателя, и самую книгу. Не успел «Богословско-политический трактат» появиться в свет, как они ополчились против него. Амстердамский церковный совет стал зачинщиком целой серии гонений на величественное творение Спинозы. 30 июня 1670 года церковники написали жалобу в окружной синод, обратив внимание на безудержное печатание «вредных книг», особенно на «Богословско-политический трактат». В протоколе заседания синода Южной Голландии от 15—25 июля 1670 года значится: «В отношении статьи 13, говорящей о безудержном печатании и продаже всевозможных дурных, кощунственных писаний, кои издаются время от времени в очень большом числе и в различных видах, как снова сообщает достопочтенному синоду господин депутат Гольбек о книге, называющейся „Богословско-политический трактат“, столь дурной и богохульной, какой, по нашим сведениям, свет не видал, — достопочтенный синод признал за благо принять против этого самые серьезные меры, и в этом отношении достопочтенный синод признал весьма необходимым и целесообразным, чтобы братья-проповедники каждый в своем городе обратились к своим магистратам и настаивали на том, чтобы такие книги, особенно зловредная и богохульная книга „Богословско-политический трактат“, были изъяты и запрещены и чтобы братья в сельских местностях сделали, если понадобится, представление Государственному совету и чтобы депутаты Государственного совета также приняли меры против этого».
«Братья-проповедники», ненавистники вольнодумства, науки и атеизма, не оказались столь сильными, чтобы воспрепятствовать распространению идей спинозовского трактата. Правда спинозизма увлекала многих и многих людей. А посему «братья» 16 апреля 1671 года обратились «к благородным и высокомощным господам» из Государственного совета с покорнейшей просьбой, чтобы те соблаговолили «в своей высокой мудрости» конфисковать исключительно богохульную книгу и издали бы указ, которым запрещалось бы и впредь печатание таких «душегубительных книг».
«Братья» писали: «Мы того мнения, чтобы вы, благородные и высокомощные господа, дабы отвести от себя упреки за печатание, распространение и продажу здесь таких книг, запретили специальным указом печатание, ввоз, распространение и продажу указанных душегубительных книг[38], установив при этом большую кару, и чтобы власти соответствующих городов издали приказы о розыске авторов и лиц, печатающих, ввозящих и распространяющих эти книги, и, обнаружив их, обошлись с ними без всякого снисхождения, как того будет требовать содержание названного указа и как будет признано подобающим».
Кальвинисты неистовствовали, требовали принятия «подобающих мер». Приверженцы «женевского папы» мечтали о том, как бы живьем сжарить на костре автора и распространителей «душегубительного трактата».
Ко времени выхода «Богословско-политического трактата» Спиноза перебрался в Гаагу и еще теснее сблизился с Яном де Виттом. По заверению последователя и старейшего биографа нашего философа Максимилиана Лукаса, «Спиноза бывал в доме великого пенсионария и президент часто держал с ним совет по важнейшим делам государства». Разумеется, Ян де Витт, покровитель трактата и друг его автора, прошения «братьев» о немедленном искоренении «душегубительной книги» клал под сукно.
Глава Государственного совета был ненавистен дворянству и духовенству. Попы часто произносили проповеди против него. Порой доходило до настоящего науськивания бедняков на богатых купцов, судовладельцев и президента.
За год до окончания «Богословско-политического трактата» Голландия все еще находилась в состоянии войны с Англией. Франция, воспользовавшись тяжелыми потерями Нидерландов, вторглась в 1667 году в пределы страны. Генеральные штаты вынуждены были пойти на перемирие с Англией и заключить союз со Швецией. Коалиция трех держав против Людовика XIV приостановила продвижение французской армии.
Однако в 1670 году королю Франции удалось расторгнуть «договор трех» и привлечь на свою сторону Англию. В 1672 году Людовик XIV вновь объявил войну Голландии, и его войска, руководимые принцем Конде, заняли Утрехт.
Народные массы Голландии, охваченные ужасом военного поражения и подстрекаемые партией оранжистов, всю вину за неудачи возложили на президента, руководителя внешней политики. Де Витт был свергнут и объявлен изменником республики. Толпа, подстрекаемая Оранской партией, 29 июня 1672 года растерзала «великого пенсионария» вместе с его братом Корнелием. Монархисты и духовенство праздновали победу. Организаторы дикой расправы получили от Вильгельма III высокие должности и пенсии.
Спиноза был потрясен убийством де Витта и воцарившимся разгулом мракобесия. Он составил прокламацию, озаглавленную «О злейшие из варваров!». Когда философ решил собственными руками расклеить свой плакат на улицах Гааги, хозяин дома, в котором он снимал комнату, умолял его не делать этого во имя мира. Спиноза вскипел. Призывая к народному восстанию, мыслитель и борец воскликнул: «Неужели вы станете называть миром рабство, варварство и пустоту, царящие в тираническом государстве? Нельзя вообразить ничего более позорного, чем подобный мир».
Через два года после гибели «великого пенсионария» Вильгельм Генрих, «божьей милостью» принц Оранский и Нассауский, опубликовал указ, в котором говорилось: «Так как до нашего сведения дошло, что с некоторого времени появились в печати вредные сочинения, что они ежедневно распространяются и продаются, каковые книги суть „Левиафан“, „Богословско-политический трактат“, и так как мы по рассмотрении содержания их находим, что они не только ниспровергают учение истинной христианской реформированной религии, но и изобилуют всяческими хулами против бога, его свойств и его достойного поклонения триединства, против божественности Иисуса Христа, что они стремятся умалить авторитет священного писания и ввергнуть в сомнение слабые, недостаточно устойчивые умы, чтобы пресечь вредный яд и по возможности помешать тому, чтоб кто-либо мог быть таким образом введен в соблазн, признали долгом осудить указанные книги, объявить их богохульными и душегубительными книгами, полными безосновательных и опасных взглядов и ужасов и вредными для религии и веры. Сообразно с этим мы сим запрещаем всем и каждому печатать их и им подобные, распространять или продавать на аукционах и в других местах, под угрозой наказания... Вместе с тем приказываем, чтобы всякий, кого это касается, сообразовался с нашим указом, а указ чтобы был обнародован и распубликован всюду, где это полагается в подобных случаях. Дано за приложением печати юстиции 19 июля 1674 года».
Возврат к власти клерикалов, господство мрачного суеверия огорчали, но не поколебали Спинозу. В глубине души он сознавал, что им совершено великое дело, направленное на освобождение человечества от пут религии, слепых авторитетов, темного царства церкви.
Pro и contra
Ни одна книга до того времени не была таким прямым и непосредственным оружием политической и духовной борьбы, как «Богословско-политический трактат». В течение двух лет он выдержал четыре издания. Его переводили с языка ученых (с латинского) на живые языки широких народных масс. Сен-Глен перевел его на французский, Глаземакер — на голландский.
Спинозе трудно было мириться с конфискацией своего труда. Его огорчали гонения и преследования. Разгул реакции вызывал тревогу за судьбу передовой мысли и философии.
Узнав о намерении кого-то издать трактат на голландском языке, Спиноза писал Яриху Иеллесу: «Дорогой друг! Посетивший меня профессор NN[39] рассказал мне, между прочим, что он слышал, будто мой «Богословско-политический трактат» переведен на голландский язык и что кто-то — кто именно, он не знает — собирается сдать его в печать. Ввиду этого убедительно прошу разузнать об этом деле и, если будет возможно, воспрепятствовать этому изданию. Просьба эта не только моя, ко и многих моих хороших знакомых, которым было бы весьма неприятно видеть эту книгу запрещенною, что без сомнения произойдет, если она будет издана на голландском языке. Я твердо рассчитываю на то, что Вы окажете мне и нашему делу эту услугу».
Ярих Иеллес «эту услугу» оказал. Голландский перевод трактата под благочестивым названием «Правоверный теолог» появился в свет лишь в 1693 году. Однако, как мы уже знаем, и латинский текст не спас трактата от запрещений и преследований. Мракобесы не унимались. Они готовы были физически уничтожить борцов за свободу мысли, исследователей единства материи и духа, проповедников гармонии природы и человека. Сколько горя принес указ Вильгельма Генриха Спинозе, можно судить по вышеприведенному письму Яриху Иеллесу.
Трактат распространяли далеко за пределами Голландии. Петер Серрариус, часто ездивший в Лондон, доставил в Англию несколько экземпляров новой книги Спинозы, а Генрих Ольденбург раздавал их своим друзьям и знакомым. Амстердамский врач Шуллер[40], восторженный почитатель Спинозы, был родом из Германии и дружил с немецкими философами и учеными: Лейбницем[41], Чирнгаусом[42] и другими. Он принял на себя приятную обязанность познакомить со спинозовской критикой Библии своих соплеменников. И Париж увлекся трактатом. Там он, по сообщению того же Шуллера, «многими высоко ценится, так что часто приходится слышать вопрос о том, не напечатаны ли еще какие-нибудь сочинения того же автора».
Устами Бенедикта Спинозы говорил дух времени, страницы его трактата воплотили животрепещущие политические события эпохи, насущные научные потребности века. «В нем, как в фокусе, — писал один из последователей философа, — Спиноза собрал и отразил все отдельные попытки и стремления человеческой мысли к самостоятельности».
Идеи «Богословско-политического трактата» стали предметом большой и острой дискуссии. А дискуссия стала ареной борьбы между прогрессивными и реакционными силами во всеевропейском масштабе. Pro или Contra трактата означали «за» или «против» науки и прогресса.
Подлинные творцы подлинной философии радовались дерзновенному подвигу Спинозы. Не имея возможности открыто выступить в защиту его грандиозного труда, они приняли на вооружение основные принципы «Богословско-политического трактата».
Против спинозовской критики бога и священного писания ополчились профессора официальной науки. Иоанн Гревиус, профессор университета Лейдена и Утрехта, 12 апреля 1671 года писал Лейбницу о том, что «в прошлом году вышла книга, озаглавленная „Богословско-политический трактат“, которая устанавливает нечестивейшее естественное право и, потрясши авторитет священных книг, открывает широко двери безбожию. Автор этой книги, говорят, еврей, по имени Спиноза, который давно отлучен от синагоги за чудовищные взгляды, а его книга по той же причине осуждена властями». Гревиус призывал к травле трактата и его автора.
Иенский профессор Иоганн Музеус охотно поддержал коллегу. В своем сочинении «Богословско-политический трактат» на весах истины», опубликованном в 1674 году, он писал: «Дьявол совратил великое множество людей, находящихся на службе у него и направляющих свои старания к тому, чтобы ниспровергнуть все, что есть в мире святого. Но, право, в пору сомневаться, чтобы кто-либо из них работал над разрешением всякого божественного и человеческого права с такой силою, как этот лжеучитель, рожденный на погибель религии и государства».
От «ученых мужей» не отстал и знакомый нам торговец хлебом Блейенберг; в 1674 году он выпустил длиннейшее и скучнейшее «Опровержение богохульной книги, названной „Богословско-политическим трактатом“.
Были и такие рьяные защитники религии, которые призывали к жестокой расправе. Так, французский епископ Гюэ[43] говорил: «Если бы я встретил его[44], я бы не пощадил этого безумного и нечестивого человека, который заслуживает быть закованным в кандалы и высеченным розгами». Епископский вариант кинжала мистика Рефоэла! Более широкая техника удушения мысли и уничтожения прогрессивной науки.
Свое отношение ко всем этим писаниям Спиноза остроумно и спокойно выразил в письме от 2 июня 1674 года Я. Иеллесу: «Книгу, написанную против меня утрехтским профессором[45] и появившуюся в свет после его смерти, я видел выставленную в окне одного книгопродавца, и из того немногого, что успел прочесть в ней, убедился, что она не заслуживает даже прочтения, а тем более ответа. Поэтому я оставил в покое как книгу, так и ее автора, подумав с усмешкой о том, что люди наиболее невежественные обыкновенно обнаруживают наибольшую смелость и наибольшую готовность к писанию книг. Невольно приходит в голову, что ***[46] выставляют свой товар как лавочники, которые имеют обыкновение показывать сначала то, что похуже. Они говорят о лукавстве дьявола, а мне так кажется, что эти люди в лукавстве далеко превосходят дьявола».
С годами мужал характер Спинозы, закалялась воля. Никакой уступки мракобесию! Твердая и решительная научно-атеистическая позиция. Спокойствие духа и дерзновенная защита материализма.
Усилия проповедников христианства и философского идеализма оказались тщетными. Спинозизм не только не был уничтожен, но, наоборот, продолжал оказывать прогрессивное влияние на последующие поколения великих мыслителей, двигающих вперед науку и философию. Французские материалисты XVIII века высоко оценили и правильно поняли сущность учения Спинозы. Дидро в «Энциклопедии» писал о нем: «Из его безвестного убежища появился сперва труд, озаглавленный: „Богословско-политический трактат“, в котором рассматривается религия сама по себе... Так как в основе религии лежит вера в откровение, то первые усилия Спинозы направлены против пророков... Он не верит в действие чудес, о которых так часто рассказывает Писание... Первый его труд был только пробой сил. Во втором труде он пошел гораздо дальше. Это была его „Этика“, где он дает волю своим философским размышлениям и погружает читателя в пучину атеизма». Мировоззрение Спинозы полностью разделяли друзья Дидро, философы-материалисты Гольбах, Гельвеции и другие. Успех спинозизма во Франции XVIII столетия вызвал негодование религиозных писателей, которые возобновили поход против него. «Это, — пишет Вормс, автор книги „Мораль Спинозы“, — заставляло все благочестивые души проклинать Спинозу, но распространяло его имя и обеспечивало ему успех в атеистическом веке».
Оригинально сложилась борьба «за» и «против» спинозизма в Германии XVIII века. Философские и художественные принципы немецких просветителей были почерпнуты из учения Бенедикта Спинозы. Под его влиянием находились Лессинг, Гердер, Гёте. «Шекспир и Спиноза, — писал Гёте, — оказали на меня самое сильное действие».
Яростным противником Спинозы был Якоби, которому «иногда оказывают честь, называя его среди немецких философов. Это был, — писал Гейне, — всего-навсего сварливый проныра, который втерся в среду философов, прикрываясь плащом философии; сперва он долго ныл им о своей любви и мягкосердечии, а кончил поношением разума... Этот крот не видел, что разум подобен вечному солнцу, которое, уверенно обращаясь в небесах, освещает себе путь своим собственным светом. Ничто не может сравниться с благочестивой, благодушной ненавистью Якоби к великому Спинозе».
В передовой материалистической философии XIX века спинозизм нашел свое дальнейшее развитие. Фейербах говорил: «Спиноза есть Моисей для современных вольнодумцев и материалистов».
Почитателями Спинозы были русские революционные демократы. Герцен считал, что Спиноза «дал основу, из которой могла развиться германская философия». «Высота Спинозы, — писал он, — поразительна».
Учение амстердамского мыслителя заняло прочные позиции в истории материализма. Обаяние личности и мировоззрения Спинозы так сильно увлекали, что философы-идеалисты, не покладая рук продолжавшие борьбу против материализма, не могли пройти мимо нашего философа. Но если в XVII—XVIII веках реакционные философы и богословы обрушивались на спинозизм и всячески поносили его, то идеалисты XIX и XX веков, искажая образ и идеи Спинозы, пытались взять спинозизм на свое вооружение. Гегель писал: «Быть спинозистом — это существенное начало всякого философствования». При этом Гегель утверждал, будто субстанция Спинозы — это философски загримированный иудейский бог Яхве, а спинозизм в целом — философско-перевоплощенный иудейский монотеизм.
«Богословско-теологический трактат» подвергался особой обработке. Буржуазные историки общественной мысли стали доказывать, что в нем Спиноза очищает Библию от искажений и исправляет ее в духе средневековой еврейской теологии. Робинсон в книге «Метафизика Спинозы», опубликованной в 1913 году, отрицает политическую направленность трактата на том основании, что это, мол, «плохо вяжется с духовным обликом» мыслителя, стремившегося рассматривать вещи с точки зрения вечности («Sub specie aetertuitatis»), «дела людские понимать, а не по поводу их смеяться или негодовать».
Робинсон, извращая характер учения и личности Спинозы, заявляет, что «Богословско-политический трактат» излагает «естественные догматы истинно католической религии», а потому «не еретическим, тем более атеистическим, но ортодоксальным, католическим должно быть признано и собственное учение Спинозы».
Позорная церемония превращения Спинозы в апологета религии имела место в Гааге в 1932 году в связи с 300-летним юбилеем мужественного глашатая правды научного атеизма и материализма. Католические профессора Сассен и Вервейн объявили Спинозу создателем «естественной религии», провозвестником католичества и «Вечного Рима». А рядом с профессорами из Ватикана стоял немецкий исследователь Спинозы Карл Гебхардт и говорил о том, что Спиноза является «революционером (!) религии» и защитником мистицизма. В унисон с ними американский философ Джордж Сантаяна толковал о том, что надо искать «не бога-истину, а бога-благо» и что по этому пути будто бы шел Спиноза.
Среди современных ватиканских и буржуазных реакционных философов Робинсон и Сассен, Гебхардт и Сантаяна приобрели немало приверженцев. Французский философ Анри Сэруя отождествляет Спинозу с Иисусом Христом, еврейский публицист X. Житловский полагает, что «Спиноза продолжает религиозную линию Ильи-пророка», американский философ Г. Вольфсон, сопоставляя в своей двухтомной монографии «Философия Спинозы» отдельные положения «Богословско-политического трактата» и «Этики» с поучениями средневековой еврейской философии, стремится убедить читателя в том, что спинозизм — это шедевр иудаизма, его резюме и слава. И в появившейся в 1955 году книге американца Дж. Даннера «Барух Спиноза и западная демократия» проводится мысль о том, что Спиноза обосновал и защитил «религию разума».
Идеологи буржуазии в свое время резко критиковали средневековую схоластику, провозглашали философский материализм, способствовавший развитию науки и техники. Среди борцов за прогресс науки и философии XVII века Спинозе принадлежит первое место. Потому защитники умирающего феодализма тогда преследовали великого амстердамца.
С тех пор прошло много времени. В эпоху империализма буржуазия стала отживающим классом. Она мобилизовала своих идеологов на борьбу против марксизма, и теология стала ее идейным знаменем. И нет ничего удивительного в том, что она фальсифицирует прогрессивных мыслителей прошлого.
Идейным наследником всего лучшего, что создано в прошлом, является рабочий класс. И только он, вооруженный передовой теорией марксизма-ленинизма, может верно оценить и критически освоить учение Спинозы. Борьба за его идейное наследие — составная часть великой битвы коммунизма против деградирующего капиталистического общества.
Глава пятая
Итог жизни
Думать о жизни
В Ворбурге Спиноза часто болел: лихорадка по вечерам, кашель... Он никогда и никому не жаловался. Но и без того было ясно, что философ унаследовал тяжелый недуг матери — туберкулез легких.
Здесь, в этой деревне, без медицинского присмотра он погибнет. В Гаагу бы его! Под разными предлогами друзьям удалось убедить Спинозу в необходимости покинуть Ворбург. В 1670 году он поселился в столице Голландии,
Комнату с полным пансионом он вначале снял на улице Веркадо у мадам де Верпе. Но вскоре философ обнаружил, что хозяйка весьма расточительна и предъявляемые ею счета ему явно не по карману. В мае 1671 года Спиноза переехал на Павильонсграхт к художнику Гендрику ван де Спику. Здесь в его распоряжении был мезонин, где разместились его небольшая мастерская для шлифовки стекол, кабинет с библиотекой и спальня.
Лукас, который хорошо знал гаагский период жизни Спинозы, рассказывает: «Трудно поверить, как скромно и бережливо он жил. И не потому, что был беден. Наоборот, денег ему сулили много. Врожденное чувство стыдливости, умение довольствоваться самым необходимым, нежелание есть чужой хлеб — таковы причины его скромности. Много говорят о его жизни счета, найденные среди его бумаг. Бывало так, что на весь день он себе заказывал молочный суп с маслом стоимостью в три пфеннига и кружку пива в полтора пфеннига». Вино он пил редко, а приглашений на дружеские обеды старался по возможности, избегать. Одевался скромно, но изящно. Лукас утверждает, что Спиноза однажды сказал: «Неопрятная одежда лишает нас права называться людьми науки. Сознательная небрежность — признак мелкой души, с мудростью она ничего общего не имеет».
Основную часть своего дохода Спиноза тратил на книги. Его личную библиотеку знатоки оценивали весьма высоко. Она состояла из множества томов по различным отраслям наук и искусств, соответственно широкому кругу интересов ее владельца.
В мезонине Спика Спиноза провел свои последние годы. Здесь он самозабвенно трудился, неделями не выходя из дому и никого не принимая. Он творил «Этику».
Когда работа не ладилась, Спиноза закуривал трубку, проводя долгие часы в глубоком раздумье.
На письменном его столе стояло зеркало. Иногда он в него пытливо вглядывался. Ему еще нет и сорока, но как он осунулся... Вспоминал мать. Он ее нежно любил. Смуглая, худощавая, тихая, добрая. Сколько ей было, когда умерла?.. Философ подумал о смерти. Впервые... Весьма возможно, что именно тогда Спиноза и записал 67-ю теорему четвертой части «Этики», в которой речь идет о том, что мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни...
Хозяйка дома, Маргарита Спик, маленькая шатенка лет двадцати восьми, обожала постояльца. Она всем соседкам раструбила, что в ее доме живет святой. Подумайте, человек неделями не выходит из дому, живет одиноко, без прислуги, без женской опеки. Чем не святой?
Спиноза доброжелательно относился к Маргарите, в минуты отдыха спускался вниз, в общую комнату и охотно слушал ее милую болтовню о пасторе, ценах на рынке, таланте ее мужа и т. п.
Полное согласие царило и во взаимоотношениях между хозяином и постояльцем. Спиноза и ван Спик вели беседы о живописи или играли в шахматы. Однажды Спик обратился к Спинозе с вопросом: «Почему, когда я проигрываю, я волнуюсь, а вы нет, разве вы так равнодушны к игре?» — «Нисколько, — ответил Спиноза, — но кто бы из нас ни проиграл, один из королей получает мат, и это радует мое республиканское сердце».
Спиноза аккуратно рассчитывался со Спиками и любил обсуждать с ними свои финансовые дела. Он по-детски радовался, когда расходы не превышали доходов, если, как он выражался, его бюджет, «подобно змейке, держа хвост во рту, образует круг».
Однажды хозяева, рассказав ему содержание прослушанной ими проповеди, в которой пастор, бичуя пороки, призывал к аскетизму, спросили его, что он думает об этом. «Та вера хороша, — отвечал им Спиноза, — которая взывает к мирной жизни, спокойной, мудрой и радостной». Он им говорил о том, что печаль и скорбь — признаки слабости и бессилия. Веселое настроение необходимо всем, необходимо для собственного самоусовершенствования. «Смех и веселье, — подчеркивал Спиноза, — здоровая основа подлинно человеческой жизни».
Спики понимали, что Спиноза восстает против запрета, наложенного Кальвином на радостное восприятие жизни, восстает против смирения и безропотного подчинения судьбе. Но, будучи от природы людьми добрыми и веселыми, они радовались тому, что их постоялец, столь суровый по отношению к себе, наставляет их на широкий жизненный путь, озаренный светлой улыбкой разума и счастья.
Спиноза относился с большим участием к людям, в минуты горя и несчастья приходил им на помощь всем своим скромным достатком и ласковым, сердечным словом.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14
|
|