Ян Боуместер в сочинении, помещенном на заглазном листе "Основ философии Декарта", выразил восторг последователей спинозизма в следующих стихах:
      К книге
      Сочтем ли мы тебя рожденной высшим духом,
      Иль из источника Декарта ты исходишь,
      Того, что ты вещаешь, ты одна достойна,
      И слава образца тебя не озаряет.
      Смотрю ли я на гений твой иль на ученье,
      Я должен твоего творца вознесть до неба.
      Ты не имеешь образца до сей поры,
      И образец тебе не нужен, дивный труд;
      И сколь Декарт Спинозе одному обязан,
      Спиноза тем обязан самому себе.
      Мы знаем, что Спиноза охотно согласился печатать "Основы", хотя в них почти отсутствовали его собственные воззрения. Что побудило его решиться на издание такой книги? "Быть может, - отвечает Спиноза, - при этом случае найдутся какие-нибудь люди из занимающих первые места в моем отечестве, которые пожелают познакомиться с другими моими работами, содержащими мои собственные взгляды, и которые позаботятся о том, чтобы я мог опубликовать их, не подвергаясь никаким неприятностям" (то есть преследованиям со стороны теологов и мракобесов), Однако надежды Спинозы оказались тщетными: в Голландии не нашлось людей, занимающих "первые места", которые заинтересовались бы его трудами. При жизни философа "Основы" были единственным произведением, опубликованным под его именем. И Спиноза решил обращаться не к тем, кто правит, а к тем, кто мыслит.
      Из Рейнсбурга Спиноза начал переписываться с искренними друзьями и крупными учеными своего времени. Наряду с его произведениями письма эти составляют важнейшую часть его философского наследия. Они дают не только биографический материал, проливающий яркий свет на неповторимую личность мыслителя, на широкий интерес к многогранной и кипучей жизни его страны, на отношение к современникам, к достижениям науки, письма Спинозы сыграли громадную роль в развитии его системы. Заключенные в них высказывания на научные и философские темы дают прекрасное представление о взглядах их автора. Содержание этих писем убедительно показывает, что учение Спинозы сложилось не в узких переулках амстердамского гетто, а на столбовой дороге истории человечества. Поэтому оно и является, по определению Ленина, важнейшей ступенью "в процессе развития человеческого познания природы и материи" 1.
      1 В И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 148.
      МАСШТАБОМ ВСЕЛЕННОЙ
      Все совершается согласно порядку и законам природы. К такому выводу пришел автор "Трактата об усовершенствовании разума".
      Природа! Она совершенна и вечно творит новое. Она неиссякаемый источник всего живого и реального. Всё в ней, она полнота бытия. Она всесильна и могуча, постоянно сокрушает и непрерывно создает. Все вещи в ней, и она во всем, и все одна и та же. Она вечная и бесконечная, питающая "дух одной только радостью".
      Единство всех вещей побуждает к поиску единства всех отраслей знания. "Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей". Учение, претендующее на истину, должно, следовательно, выразить гармоничную целостность вселенной.
      В "Трактате об усовершенствовании разума" оно сводится к моральной философии и науке о воспитании детей, к медицине "в целом" и механике. Спиноза свел воедино всю сумму знаний века. В его время под медициной подразумевались анатомия и физиология человека и животных, сведения по биологии и химии. В письме от 24 февраля 1663 года Симон де Врис сообщает Спинозе: "Я прохожу теперь курс анатомии, дошел уже до половины: окончив его, примусь за химию и, таким образом, пройду по Вашему совету всю медицину".
      Под механикой тогда понимали и астрономию, и физику, и "открытие и усовершенствование математических методов", обслуживающих научное естествознание.
      "Надо заметить, - писал Герцен, - что в начале XVII века интерес естествоведательного мышления был вообще поглощен астрономией и механикой: величайшие открытия совершались тогда в обеих отраслях, это механическое воззрение, которое началось с Галилея и достигло полноты своей в Ньютоне".
      Спиноза стоял на уровне знаний века. Плененный механикой и математикой, он свою философию изложил "в геометрическом порядке". Механицизм стал прокрустовым ложем его учения. Светлая идея спинозизма о материальном единстве всего сущего потускнела от математических форм ее выражения.
      Характерен мотив Спинозы о необходимости включения механики в достоверное, всеохватывающее учение о вселенной. "Так как искусство, пишет он, - делает легким многое, что является трудным, и благодаря ему мы можем выиграть много времени и удобства в жизни, то никак не должно пренебрегать механикой".
      Спиноза стремился создать учение, которое должно экономить время и принести "удобства в жизни", Зависимость принципов спинозизма от социальных условий сказывается здесь наиболее ярко. Механицизм был тогда теоретической основой для развития производительных сил и идейным оружием революционной буржуазии. Используя достижения механики, голландская буржуазия строила фабрики и заводы, вела широкую торговлю, увеличивала капиталы, обрела "удобства в жизни". Спиноза жил в самой гуще интересов своего времени и принимал живое участие в социальной борьбе, словом и пером стоял на стороне прогрессивного тогда класса.
      Спиноза не только блестяще знал естествознание и математику, но и внимательно следил за новейшими научными открытиями. Однако, не считая себя специалистом в этих областях, он был увлечен другой научной задачей. Она была связана с достижением высшей обобщающей мысли о природе и человеке. Ей он посвятил свою "моральную философию". И хотя она была ограничена научными достижениями эпохи, Спиноза защитил в ней право на пытливое исследование природы в целом, на пристальное внимание к единству ее свершений и процессов. В его учении масштабом выводов и положений стала сама вселенная, ее закономерности и правила, ее объективная сущность и реальное самосуществование. "Нужно признать величайшей заслугой тогдашней философии, - подчеркивает Энгельс, - что, несмотря на ограниченность современных ей естественнонаучных знаний, она не сбилась с толку, что она, начиная от Спинозы и кончая великими французскими материалистами, настойчиво пыталась объяснить мир из него самого, предоставив детальное оправдание этого естествознанию будущего" 1.
      1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20, стр. 350
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      В расцвете творческих сил
      В ВОРБУРГЕ
      20 апреля 1663 года в письме к Мейеру Спиноза сообщает: "Время моего переезда быстро приближается". В июле того же года он уже жил в небольшом селении Ворбург, расположенном в нескольких километрах от Гааги. Позади три года огромного напряжения сил - и ничего не завершено: "Трактат об усовершенствовании разума" оборван на полуслове, "Этика" приобретает только некоторые очертания, "Основы философии Декарта" еще не изданы. Однако имя Спинозы уже приобрело громкую славу не только на родине, в Нидерландах, но и во всей Европе. Прогрессивные люди в начале 60-х годов XVII столетия с именем Спинозы связывали мятежный дух, весну разума, пытливое исследование путей человеческого совершенствования. Ненавистники вольнодумия, свободы и света видели в лице Спинозы "исчадие ада".
      В Ворбурге Спиноза снял комнату на Церковной улице у художника-коллегианта Даниила Тидемана. Свободомыслящий живописец принимал активное участие в распрях, возникших по поводу замещения должности священника. Тидеман и его единомышленники отклонили кандидатуру реакционного пастора, которая исходила из консистории города Дельфа.
      Ортодоксы ополчились против Спинозы. За подписью пятидесяти трех местных граждан они писали Дельфтскому магистрату: "Богопротивное прошение это составил жилец Тидемана, некий Спиноза, еврей по рождению, атеист и хулитель религии по образу мыслей и вредный для общества субъект".
      Но злобные нападки мракобесов только увеличивали интерес как передовых, так и простых людей из народа к Спинозе. В Ворбурге его посетили ученый Христиан Гюйгенс, оптик и математик Иоанн Гудде, крупный политический деятель Голландии Ян де Витт и другие.
      Спинозу навещали разные люди, интересовались его планами, настоятельно рекомендовали ему обнародовать свои взгляды на жизнь природы и общества. Посещали его даже военные, мы имеем в виду фельдмаршала Шарля де Времана и полковника Габриэля Сен-Глена. В конце 50-х годов XVII века они покинули Францию и поселились в Гааге. Со Спинозой их связывала общность политических взглядов.
      Шарль де Времан оставил нам трогательную характеристику Спинозы. "Его ученость, - писал он, - искренность и скромность являются причиной того, что все люди духа, которые жили в Гааге, считали себя обязанными бывать у него, чтобы выразить свой восторг и восхищение".
      Габриэль Сен-Глен стал преданнейшим другом Спинозы. Несколько лет подряд он издавал журнал под названием "Газета Амстердама", отражая на его страницах политические взгляды Спинозы и передовых умов республиканской Голландии. Имея в виду "Газету Амстердама", французский посланник в Нидерландах доносил своему королю: "Здесь не существует даже наказаний для тех, кто печатает оскорбительные для правительства вещи". В другом донесении было сказано: "В Нидерландах свобода слова и печати не преследуется, здесь могут обойтись без чего угодно, но только не без газеты, которая служит предметом разговора даже для извозчиков и матросов".
      Сен-Глен много раз навещал Спинозу. Он глубоко изучал произведения философа и первый перевел их на французский язык.
      Друзья-амстердамцы окружили философа теплотой и сердечностью. У них сложилась традиция паломничества в скромный одноэтажный домик в Вор-бурге для встречи с любимым учителем и наставником. "По возвращении в село, в котором я теперь живу, - писал Спиноза, - я почти не принадлежу самому себе вследствие посещений, которыми меня удостаивают мои друзья".
      И в Ворбурге Спиноза оборудовал мастерскую и зарабатывал хлеб насущный шлифовкой оптических стекол. В свободное от физической работы время, вечером и ночью, он занимался "Этикой". Труд успешно подвигался вперед. В июне 1665 года Спиноза писал Боуместеру: "Что касается третьей части нашей философии 1, то я вскоре пришлю некоторую часть ее либо Вам, если Вы хотите быть ее переводчиком, либо другу де Врису. Хотя я раньше принял решение ничего не пересылать Вам, пока не кончу этой третьей части, но ввиду того, что она выходит длиннее, чем я рассчитывал, не хочу Вас слишком долго задерживать. Я пришлю Вам приблизительно вплоть до 80-й теоремы".
      Согласно первоначальному замыслу "Этика" должна была состоять из трех частей 2. Очевидно, что в середине 1665 года Спиноза был очень близок к завершению первого варианта своего главного труда.
      1 Спиноза имеет в виду "Этику".
      2 В окончательном виде "Этика" состоит из пяти частей, третья - имеет всего 59 теорем.
      ЧТО ЯВЛЯЕТСЯ ПРОБНЫМ КАМНЕМ ИСТИНЫ?
      Зимой 1664/65 года Спиноза гостил у сестры Симона Иостена де Вриса в Южной Голландии, неподалеку от города Схидама, в селе "Де Лонге Богарт" ("Длинный фруктовый сад").
      И здесь Спиноза не мог жить уединенно, в декабре 1664 года он получил письмо из Додрехта, которое послужило началом любопытной полемики, вызванной появлением в свет "Основ философии Декарта". Автором письма оказался Виллем ван Блейенберг, торговец хлебом, который не прочь был поупражняться в философическом сочинительстве. В 1663 году он выпустил книжку под названием "Защита теологии против взглядов атеистов", о чем он пока что умалчивал представляясь "Славнейшему мужу Б. Д. С.".
      В своем письме Блейенберг сообщает Спинозе о своем знакомстве с его "Основами" и "о том наслаждении", которое они ему доставили. Однако торговец хлебом обеспокоен тем, что автор "Основ", как ему кажется, умаляет значение бога и священного писания. В конце своего обращения Блейенберг клянется. "Верьте, дорогой господин, что в вопросах моих мною руководит одно только бескорыстное стремление к истине: я свободен, не завишу ни от какой профессии, получаю средства к существованию от честной торговли, а остающееся от дел время посвящаю философии".
      Это "поборник истины", тщательно скрывший от Спинозы, что он в своих писаниях третирует свободомыслие и подлинные поиски правды, что он раб религиозных предрассудков и ничего общего с философией не имеет. Знай об этом Спиноза, он, разумеется безоговорочно отклонил бы предложенное содружество "в поисках истины". Автор "Основ" поверил в искренность торговца хлебом и принял его протянутую руку. "Так как, - ответил ему Спиноза, - и мои стремления направлены к постижению истины, то я чувствую себя обязанным не только исполнить Вашу просьбу, то есть отвечать по мере сил моего интеллекта на те вопросы, которые Вы мне прислали и в дальнейшем собираетесь присылать, но и сделать со своей стороны все, что только может способствовать нашему более близкому знакомству и установлению искренней дружбы между нами".
      Блейенберг хвастался "свободой", обеспеченной торговлей. Спиноза же говорил своему новому корреспонденту, что из всех благ он выше всего ценит дружбу с людьми, искренне любящими истину, "ибо, - писал он, - я думаю, что в мире, стоящем вне нашей власти, нет ничего, что мы могли бы любить столь безмятежно, как такого рода людей. Разорвать подобную любовь, основанную на любви и познании истины, так же невозможно, как невозможно отказать в признании какой-нибудь истины, раз она усмотрена нами. Кроме того, такая любовь есть самое высокое и самое приятное из всего, что стоит вне нашей собственной власти, ибо ничто, кроме истины, не может соединить такой глубокой связью различные чувства и умы различных людей".
      Оговорив, таким образом, принципиальные основы дружбы, чтобы хорошенько выровнять дорогу и устранить все возможные недоразумения, Спиноза переходит к ответам на вопрос. Во-первых, священное писание написано людьми, и все в нем приспособлено для понимания простого народа. Во-вторых, библейские пророки говорят от имени бога, которого они изобразили в виде царя и законодателя. "И все свои слова и выражения они сообразовали скорее с этой притчей, чем с истиной. Сам бог постоянно изображается наподобие человека - то гневным, то сжалившимся, то желающим чего-нибудь в будущем, то охваченным ревностью и подозрением, наконец, даже обманутым дьяволом". Так что философы и вообще разумные люди не могут считать Библию боговдохновенной и "не должны смущаться" ее содержанием. В-третьих, человек - неотъемлемая часть природы. Все поступки и действия человека, его страсти и аффекты, стремления и желания должны находить естественное объяснение. Поэтому следует отклонить такие понятия, как грех, праведник, нечестивец, и прочие богословские выдумки, о которых Блейенберг распространяется в первом своем письме. "И я не только говорю, - пишет ему Спиноза, - что грехи не являются чем-то положительным, но утверждаю, что, только выражаясь свойственным людям образом (humano more), мы можем говорить о наших прегрешениях перед богом и оскорблениях, которые мы ему причиняем".
      Блейенберг в ответном письме сбрасывает с себя маску правдоискателя и открыто заявляет "Славнейшему мужу Б. Д. С.": "Считаю, нужным предварить Вас, что я имею два общих правила, которых стараюсь постоянно придерживаться в моих философских занятиях. Первое правило - это ясное и отчетливое понятие моего интеллекта, второе - божественное слово откровения или воля божия. Следуя первому правилу, я стараюсь быть любителем истины, следуя же и тому и другому вместе, я стараюсь быть христианским философом". Блейенберг уточняет: "Если после долгого исследования оказалось бы, что мое естественное познание противоречит откровению или вообще не вполне согласуется с ним, то слово божие имеет в моих глазах такое авторитетное значение, что я скорее заподозрю мои понятия и представления, сколь ясными они бы ни казались мне, чем поставлю их выше и против той истины, которую я считаю предписанной мне в священном писании",
      Спинозе все стало ясно. В своем ответе он писал; "Когда я читал первое Ваше письмо, мне казалось, что мы почти согласны в наших воззрениях. Но из второго письма... я увидел, что дело обстоит далека не так и что мы расходимся не только в том, что составляет более отдаленные выводы из первых принципов, но и в самих этих первых принципах... Я вижу, что никакое доказательство, как бы прочно оно ни было установлено согласно законам доказательства, не имеет для Вас никакого значения, раз оно не согласуется с тем толкованием, которое Вы сами или знакомые Вам теологи придают священному писанию".
      Расхождения принципиальные. "Христианский философ" Блейенберг теолог. Он вне науки и философии. Мыслить не его удел. "Слово божие" - его идол. Не сметь возвыситься над священным писанием! В нем вся мудрость мира! Окрик, знакомый Спинозе с детства. И все же философ проявил великую терпимость учителя. Пробный камень истины не теология, а разум. Разум суеверен. Он вне зависимости от "божественных слов". Разум не знает границ, он свободен, он всесилен. "Поймите же, Блейенберг, - пишет Спиноза, - что возвышенные умозрения весьма мало касаются священного писания. Признаюсь, я не приписываю священному писанию того рода истины, которые оно должно заключать в себе согласно Вашей вере. Я более чем кто-либо остерегаюсь присочинять ему какие-нибудь ребяческие и нелепые мнения, а это доступно только тому, кто хорошо понимает философию. Поэтому, - заключает Спиноза, меня весьма мало трогают те толкования, которые даются священному писанию вульгарными теологами, в особенности если это толкования такого рода, которые понимают писание согласно букве и внешнему смыслу".
      Уже в амстердамском обществе коллегиантов, в доме Корнелиуса Мормана Спиноза подверг рационалистической критике отдельные поучения и догматы Библии. Мысль его часто возвращалась к так называемому священному писанию. Ведь именем Библии преследовали науку и философию, стремление человеческого духа к свободному, научному познанию законов объективного мира. Полемика с Блейенбергом лишний раз убедила философа, что свободный путь к истине будет открыт только после того, как история Библии, смысл проповедей и характер ее поучений получат научное освещение.
      В конце 1664 или в начале 1665 года Спиноза уже собирает материал, необходимый для всестороннего исследования содержания библейских книг. Работа сложная. Надо будет окунуться в древнюю историю, рассмотреть народные мифы и легенды, сказания и притчи, религиозные поучения и благочестивые проповеди. Библия перед судом интеллекта! Теологи (одни ли теологи!) ополчатся, поднимут крик. Но Спинозе не уйти от ее разрешения.
      Немедленно приступить к ней, однако, он не смог, не хотел. Ум был занят другим. Он шлифовал, как казалось тогда Спинозе, последние положения "Этики". Оторваться от этого было невозможно. Но политическая жизнь страны внесла свои коррективы в его планы.
      ФИЛОСОФИЯ И ПОЛИТИКА
      В том же письме (июнь 1665 года), в котором Спиноза обещал Боуместеру скоро прислать третью часть "Этики", он писал: "Об английских делах слышу много всяческих толков, но ничего достоверного. Народ продолжает подозревать все дурное. Никто не может понять, почему не распускает паруса наш флот. И действительно, положение дела все еще не представляется достаточно упрочившимся. Боюсь, что наши желают быть слишком мудрыми и осторожными".
      Забота о жизни страны вытекала из учения о разумном познании природы и рациональной организации человеческого общества. Спиноза не был кабинетным, академичным ученым. Жизнь, общественная практика и политика занимали его в такой же степени, как теоремы и доказательства к ним в "Этике".
      О какой "слишком мудрой и осторожной политике" говорит Спиноза? Обстановка в стране была сложная.
      Покончив с испанским владычеством, Нидерланды опасались двух серьезных противников: конкурирующей морской державы Англии и стремящегося к экспансии королевства Франции. Голландская буржуазия систематически расширяла свой торговый флот. К середине XVII века он насчитывал 15 тысяч кораблей и стал играть первостепенную роль в развитии международной торговли. Как отмечают историки, "голландские купцы и судовладельцы морские извозчики Европы, как их тогда называли, - сочетали перевозку чужих товаров с посредническими операциями. К середине XVII столетия они сосредоточили в своих руках почти всю торговлю между северными и южными странами Европы". Ежегодные обороты торговых фирм превышали в конце XVII века 100- 120 миллионов гульденов.
      Защищая интересы английских судовладельцев, Кромвель в 1651 году обнародовал знаменитый "Навигационный акт", согласно которому иностранным купцам запрещалось ввозить на Британские острова товары на судах той страны, где эти товары не были произведены.
      Принятие "Навигационного акта" в Англии совпало с крупными политическими событиями в Голландии. Верховная власть в республике принадлежала генеральным штатам. Доступ в них имела крупная буржуазия. Она же ведала вопросами войны и мира, финансами и вооруженными силами. Но наряду с генеральными штатами сохранился "такой осколок феодальной монархии", как штатгальтеры, которым доверялось командование армией. Штатгальтеры в большинстве своем принадлежали к Оранскому дому, выражавшему классовые интересы землевладельцев. С первых же дней существования республики возникла борьба за власть между оранжистами и купеческой олигархией.
      18 января 1651 года по инициативе генеральных штатов было созвано в Гааге "великое собрание" представителей всех провинций Нидерландов, которое открыто высказалось против должности штатгальтера. Решение собрания укрепило политическое господство буржуазии. Власть полностью была захвачена партией Яна де Витта, которого объявили "великим пенсионарием" Голландской республики, то есть президентом страны и руководителем ее внешней политики.
      "Навигационный акт" нанес сильный удар по Голландии, и де Витт через год после вступления в должность президента объявил войну Кромвелю, длившуюся два года (1652-1654). Голландия потерпела поражение. В 1665 году она вновь объявила войну Англии. В конце мая 1665 года нидерландский военный флот вышел из гавани, но держался возле голландских берегов. Вот это бездействие флота и вызывало беспокойство голландцев, которое разделял и Спиноза.
      В конце концов близ Ловестофта (восточное побережье Англии) произошла морская битва, окончившаяся поражением голландского флота. Классовая борьба в Нидерландах в связи с этими событиями сильно обострилась. "У нас есть, говорили в народе, - огромный торговый флот, который дает средства к жизни 112 тысячам людей, для ловли рыбы у нас существует свыше 10 тысяч лодок, а когда нужно содержать армию для охраны границ республики, рыболовы и торговцы кричат о больших расходах, уничтожают штатгальтерскую власть и тайком убивают представителей славного Оранского дома". Попы осуждали с церковного амвона богатство и пышность, объявляли свободомыслие и атеизм злейшими врагами республики и, взывая к отпрыскам Оранской династии, требовали жестоких мер против нарушителей предписаний Кальвина. Завязалась острая борьба между партией де Витта и партией Оранской династии. "Между этими двумя партиями, - говорил Луначарский, - и должен был выбрать Спиноза. Замкнутый аристократизм и дух наживы буржуазной верхушки были ему несимпатичны. Но более всего были ему ненавистны попы, угнетение научной мысли и перспективы монархии. Никакой республиканско-демократической партии в то время не было".
      Спиноза был другом политического деятеля крупной буржуазии. "Великий пенсионарий" высоко ценил огромный ум и необычайный талант философа. Он часто совещался со Спинозой, прислушивался к его советам и обещал ему свое покровительство.
      Чтобы отбить охоту у церковников вмешиваться в политику, де Витт предпринимал меры, направленные на подчинение церкви государству. Он лично финансировал издание нескольких работ, в которых доказывалось, что государство является высшим органом человеческого общежития, что оно должно стать единственным авторитетом как в делах житейских, так и в делах религиозных. Де Витт способствовал изданию книги Лодевейка Мейера "Философия - истолковательница книг священного писания", в которой автор доказывал, что борьба между государством и церковью ведется постоянно в любом обществе, что высшим авторитетом обладает государство и что "божественное слово" должно толковаться не теологией, то есть "философией церкви", а философией, то есть "наукой государства". Характерно и то, что по прямому указанию де Витта была переведена на голландский язык знаменитая работа английского философа-материалиста Гоббса "Левиафан", рассматривающая государство как человеческое установление, обладающее суверенными правами в обществе.
      Появление упомянутых работ вызвало озлобление оранжистов и богословов. Они наводнили страну пасквилями, анонимными сочинениями, полными инсинуаций против де Витта и его единомышленников. Для укрепления своих позиций де Витту необходимо было дать решительный отпор всем поборникам монархизма и церкви. Кто смог бы глубже и убедительнее выполнить эту задачу, чем Спиноза?
      В конце лета 1665 года глава нидерландского правительства нанес визит философу в Ворбурге.
      В дружеской беседе де Витт стремился отвлечь Спинозу от "Этики" и побудить его ринуться в незамедлительный бой с церковниками.
      Зная историю борьбы Спинозы с фанатизмом и предрассудками, президент республики опросил философа о роли государства в освободительной борьбе против религиозного дурмана.
      - Цель государства, - ответил Спиноза, - не в том, чтобы превращать людей из разумных существ в животных или послушные его воле механизмы, но, напротив, в том, чтобы их душа и тело отправляли свои функции, не подвергаясь опасности, а сами они пользовались свободным разумом и не соперничали друг с другом в ненависти, гневе или хитрости и не враждовали друг с другом. Следовательно, цель государства в действительности есть свобода.
      Де Витт согласился со Спинозой. Цель государства - свобода. Разумеется! "Но, - подумал президент, - свобода для философов, мыслителей, промышленников, судовладельцев, купцов... Только не для толпы. Чернь всегда остается одинаково жалкой".
      - Жизнь общества, - произнес вслух де Витт, - бьет ключом. Она своеобразный театр бушующих страстей, на подмостках которого разыгрываются великие трагедии и жалкие фарсы. Война всех против всех. Противоположные интересы обостряются в связи с тем, что церковь посеяла вражду и ненависть между людьми и народами.
      - Я слышу, - сказал Спиноза, - нескончаемые споры о верованиях и убеждениях. Я вижу, что магометанин презирает язычника, еврей отворачивается от магометанина, христианин превозносит себя над всеми ими вместе. Но в то же время я замечаю, что разница между ними не велика. Эта разница состоит лишь в том, что один из них носит чалму и феску, другой носит шляпу, один клянется Магометом, другой клянется Моисеем. Жизнь же всех их одинакова. Меня особенно удивляет, что люди, которые хвалятся исповеданием христианской религии, то есть религии мира, любви, воздержания и верности, на деле проявляют столько взаимной ненависти, что их гораздо легче узнать по отсутствию перечисленных добродетелей, чем по их наличию.
      - Мрачная картина, нарисованная вами, очень верна, - подтвердил де Витт. - Какой же выход? Религиозная добродетель, к которой все взывают?
      - Она, - ответил Спиноза, - сказывается очень поздно. На смертном одре, когда смерть победила все страсти, не мудрено стать добродетельным и богоугодным. Вы спрашиваете, какой выход? Отвечу: в разумном устройстве государства. Государство должно обеспечить людям безопасность.
      - Вы правы, - сказал де Витт. - Государство, равно как и общество, это объединение людей, добровольное, согласное. Оно охраняет нормальную жизнь человеческую от возврата к животному состоянию, к той поре, к которой восходит религия. Вам не приходилось видеть офорт Рембрандта "Адам и Ева"? На нем с необычайной выразительностью показана первобытная суть наших прародителей. Великий живописец как бы напоминает нам, потомкам библейских зачинателей рода человеческого, нашу причастность к диким зверям...
      - К счастью, - сказал Спиноза, - картины Рембрандта на библейские темы не предназначены для украшения храмов. Человек внутренней свободы, Рембрандт проявляет полное равнодушие к официальному культу. Библейские сюжеты он берет в их человеческой, а не сверхъестественной сущности. Их содержание насыщено реальной жизнью, ее борениями и страстями. Я горжусь тем, что являюсь его современником. Меня Библия заинтересовала несколько по-иному, но и я буду искать в ней земной, человеческий смысл. Утверждения теологов о греховности человека по меньшей мере смешны. В самом деле, если согласиться с библейской версией, выходит, что первозданные люди, наделенные свободой выбора, поспешили вкусить плод древа познания добра и зла, потому и стали ненавистны богу! Чудовищно, не правда ли? Ведь если во власти первого человека было как устоять, так и пасть и если при полном обладании своим духом он по природе был не испорчен, то кто мог добиться того, чтобы он все же пал? "Он был обманут дьяволом", - отвечают богословы. Но кто же был обманувший самого дьявола? Кто, спрашиваю я, сделал его самого столь безумным, что захотел стать выше бога?.. С вашим замечанием, господин президент, что религия коренится в естественном состоянии людей, не могу согласиться. Мне мыслится это так называемое естественное состояние, как существующее до религии, без религии. Заметьте, не только по отношению к незнанию, но и по отношению к свободе, в которой все родятся.
      - Все? - переспросил де Витт.
      - Да, все, - ответил Спиноза. - Если бы религия, - оттенил Спиноза, была бы от века обязана божественному праву или если бы божественное право было правом природным, то излишне было бы богу заключать договор с людьми и связывать их обязательством и клятвой.
      Де Витт залился громким смехом.
      Спиноза улыбнулся и сказал:
      - Некоторые люди уподобляют себя богам и полагают, что любое слово, ими произнесенное, непреложный закон.