– Знакомо. Слишком хорошо. Жанна, я хотел сказать… Понимаешь, мы все эти годы дрались за жизнь, дрались отчаянно, удерживали друг друга от смерти… а потом, когда всё кончилось, мы вдруг поняли, что драться-то было не из-за чего. Нас просто не осталось. Совсем. Тебе некого любить, Жанна. Нет, правда! Того Лина, которого любила ты, больше нет. Я – не он. Я…
      – Хватит, Лин. Подойди ко мне, дай тебя обнять. Напоследок.
      Лин покорно встал и подошёл к ней. Жанна поднялась к нему навстречу, протянула руку и погладила его по волосам. Несмело, словно стесняясь, робко. Он опустил голову, а затем, совершенно неожиданно для себя, взял Жанну за плечи и притянул к себе. Обнял. Крепко-крепко. Она тоже обняла его за шею и с минуту они стояли неподвижно. Затем Жанна, как когда-то давным-давно, потрепала его по голове. Лин уткнулся лицом в её плечо. Ему вдруг показалось, что открой он сейчас глаза, он увидит солнечный полдень, море и скалы… а потом к ним подойдёт Пятый…нет, не Пятый вовсе, а Дзеди, друг Дзеди, и скажет:
      – Катер здесь… эй, влюблённые! Вы будете тут так вечно стоять? Пошли!
      И они пойдут, а затем полетят куда-нибудь… туда, где всем хорошо и где вечное лето… И солнечный день никогда не оставит их. Никогда…
      Лин открыл глаза. За окном стояла ночь. Колючие звёзды не могли ничего поделать с темнотой, заполнившей собой всё.
      – Прости меня, – прошептал Лин. – Прости, если сможешь…
      – Я отпускаю тебя, – прошептала она в ответ. – И прощаю. Иди.
      Лин отвернулся от неё и с размаху бросился в стену. Он выскочил в своей комнате, но Пятого там уже не было. На столе лежала записка, обычный клочок невесть откуда взявшейся в Доме бумаги. “Лин, я в эллинге. Жду до шести утра. Если ты не придёшь, я не обижусь. Тебя на этом свете хоть кто-то любит, а это надо ценить. Решай сам”.
      – Решай… – усмехнулся Лин. – Да что тут решать?…
      Он снова вошёл в стену. Выйдя, сразу увидел друга. Пятый стоял возле их катера, прислонившись к нему спиной, и курил. Спокойно, отрешённо. Свои очки (а с очками он последнее время не расставался) он положил на выступ в стене эллинга, там же лежала и сигаретная пачка.
      – Пришёл, – констатировал он. – Я тебя не ждал, честно говоря.
      – Ты думал, она меня удержит? – спросил Лин. Пятый кивнул. – Меня – того – она бы удержала. Меня – этого – не удержит ничто. И никто. Пойдём, Пятый.
      – Пойдём, – согласился тот. – Я ещё хочу досмотреть восход.
      …Катер они отправили обратно домой – он только мешал. Площадка, их любимая восточная площадка, была пока ещё совсем тёмной – до рассвета было ещё минут двадцать. Закурили. Сели. Помолчали.
      – Лин, а ты помнишь?… – вдруг начал Пятый. – Помнишь, как ты рассказывал о том, что вы решили устроить помолвку? Мы ещё летали на море?
      – Помню, – отозвался Лин.
      – Я после этого пришёл сюда. Просто посидеть. Тоже ждал восхода. Но не досмотрел. Тогда… я хотел спать, Лин. У меня не хватило терпения.
      – Жаль… ты решил исправить ошибку?
      – Если позволишь.
      – А давай поделим этот восход, – предложил Лин. – Мы же всё делили. Раньше… помнишь?
      Пятый кивнул. За морем занималась заря. Поначалу несмелая, неуверенная, она с каждой минутой разгоралась всё ярче, лучи восходящей звезды окрашивали всё, до чего могли дотянуться, в сочные и восторженные утренние тона, небо, казалось, отодвинулось куда-то в бесконечность, звёзды меркли… скальная площадка, на которой они сидели, стала по сравнению с окружающим миром совсем крошечной. Казалось, что воздух вокруг них звенит, словно в нём вдруг родились тысячи колокольчиков, славящий новый день…
      Пятый щелчком отбросил сигарету и поднялся. Лин встал следом за ним.
      – Я первый, Лин, – сказал Пятый.
      – Вместе, – попросил тот.
      – Хорошо.
      Они стояли на самом краю скального уступа, и им показалось вдруг, что этот мир ждёт, когда они, сделав совсем маленький шаг, сольются с ним навечно…
      – Эй, ребят! – позвал вдруг их откуда-то весёлый голос. – По-моему, вам лучше сюда, чем туда!
      Лин приоткрыл глаза и увидел, что прямо перед ними, в утреннем холодном воздухе, висит катер. Не четвёрка. Отнюдь. Это был здоровенный и очень красивый катер Сефес Энриас. А на нём (не в нём, а именно на нём, просто сверху, как на скамейке) сидели двое Сефес и…
      – Арти… – потрясённо вымолвил Пятый.
       Ты забери меня с собой
       Я этого хочу,
       Я не противлюсь, нет.
       Но угасает свет,
       Я слышу голоса,
       Зовущие вперед.
       Я подготовлюсь,
       дальний путь
       и я пойду с тобой,
       пусть Бог меня простит.
       Ты только подожди,
       Но ты уж далеко,
       Как точка на снегу,
       Виднеешься едва.
       Мне нашептали голоса
       Странные слова
       О жизни и любви,
       Но я уже в пути.
       Ты только подожди,
       Хоть ты уж далеко,
       Я догоню тебя.
       Идти ведь нелегко,
       Дорога дальняя…
      Пятый
 
       Москва, 1976—1985г.