из дневника сферы

Ниамири

…этого не могло произойти. Никак не могло! За что?.. После стольких лет каторжного труда, после унижений, рабства, после всего-всего, что только можно вообразить… Нечестно.

Как бы она просила… если бы было, у кого об этом попросить. У этих – бесполезно. Пройденный этап. Бесстрастные, холодные, равнодушные, как те звезды, на которые так любила смотреть маленькая Ниамири. Смотрела и мечтала… но совсем не о том, о чем обычно мечтают дети. Обычно дети думают – эх, полететь бы туда, и там будет хорошо, гораздо лучше, чем тут. Там, наверное, интересно, там друзья, там волшебство… Нет, она думала совсем не про это, маленькая тощая девочка из кварты Лесонух, города Вирбира, мира Ир-нома-тер. Ей хотелось только одного – чтобы звезды пришли сюда и помогли им. Ей и папе. Странная девочка, которую другие дети дразнили сизой крысой, которую в двенадцать лет изнасиловали всем двором… Девочка, боявшаяся ходить утром в школу, а вечером – домой, где ее встречал вечно накурившийся хацтера отец…

А когда звезды пришли, первое, что сделал папа – продал маленькую Ниамири тем, кто пришел со звезд. Ему нужно было много хацтера. Очень много…

Сначала она толком не осознала, что произошло, но после… Ниамири какое-то время звали Ярой – справиться с ней было неимоверно трудно, но учителя конклава Сат-онвэе знали свое дело. Ниамири постепенно теряла бессильную свою злость, вернее, не теряла, а училась преобразовывать во что-то иное. Угодное и ей, и конклаву. И преуспела в этом.

Как только она сумела выкупить себя, главной ее целью стала максимальная помощь Ир-нома-тер. Ниамири, уже штатный высокооплачиваемый эмпат, тратила почти все свои деньги на мир, в котором когда-то была несчастна.

Она гордилась – всем. И тем, что родилась тут, и тем, что сумела выкупить совсем уже дряхлого своего отца, и тем, что на ее деньги было открыто в родном городе то ли шесть, то ли семь школ и больница, и тем, что сумела, используя свои связи, поднять статус своего дома на максимально возможный уровень, что теперь он – полноправная часть большого и сильного Индиго-конклава…

Для Ир-нома-тер она была готова на всё.

Какой радостью для нее стали визиты домой!.. Как пышно ее там встречали, каким счастьем лучились глаза детишек из ее родного двора в кварте Лесонух города Вирбира, когда Ниамири раздавала подарки, а привозила она с собой горы подарков – всегда.

Она никогда не любила прощать, но в этом случае она сумела и простить, и в полной мере осознать свой поступок. Конечно, куда как проще было бы отомстить мучителям, но… в какой-то момент Керр поняла, что никогда не сумеет отмыть от мести свою душу, если речь идет об ее родном доме.

И она спрятала месть в самый дальний угол, завалила старьем и хламом и забыла о ней. Навсегда.

Безжалостная и беспощадная Керр дома превращалась едва ли не в святую. Она помогала – всем. Бывшие мучители детских лет шли на поклон – и получали всё то же прощение и раскаяние.

Странная штука – любовь. Безумно странная, но того не менее прекрасная.

Почти сто лет труда… Могила отца, на которую носит цветы не только она… Ее собственный дом, и маленькая комнатка, и визиты раз в два года, и протекция для всех, кто родом «из»…

…для чего?

Чтобы можно было проснуться утром и увидеть за окнами мозаичный свет сквозь листья, услышать во дворе детские крики, потянуться в узенькой своей кровати и подумать: «Я дома».

Просто понять – «Я дома».

У нее до сих пор хранилась дома связка бусин на нитке. Точнее, это были даже не бусины, а всякая чепуха на веревочке – комочки фольги, осколки стекла, деревянные палочки… Никогда и никому она ее не показывала. Да и кто бы мог поверить, что расчетливая стерва Керр хранит, как зеницу ока, всякий мусор? Если бы нашли случайно – чего доброго, подумали бы: откуда здесь эта грязь? Выбросить, а то еще наткнется, разъярится…

На самом деле – не просто бусины, воспоминания.

Светло-желтая стекляшка, прозрачная, с зелеными крапинками. Это был летний день в далеком-далеком, навсегда исчезнувшем детстве. Маленькая Ниа сидела в чахлом палисаднике, собирала разноцветные камешки и красивые осколки стекла, а потом заворачивала их в бумажку и зарывала под кустами, в укромном месте, чтобы никто не нашел. Через несколько дней можно было прибежать сюда снова, откопать бумажный кулек и полюбоваться на свою маленькую спрятанную тайну. Ей еще повезло – у них в кварте были палисадники, хоть убогие, но все же живые. В других городах, по слухам, и того не было.

Другой камешек – темно-зеленый, шершавый, блестящий. Однажды старшие девчонки разыскали где-то здоровенный кусок какой-то химической дряни – наверное, с ближайшего химзавода, впрочем, никто из девчонок про это не думал – голубой бриллиант, блестящий волшебный самородок. Ниа ужасно завидовала подружкам. Везучие! Она все лезла и лезла к ним, просилась посмотреть, хоть издалека полюбоваться на чудесный бриллиант, сверкавший на солнце. А однажды маленькая Ниа увязалась за их компанией – в этот раз ее почему-то не прогнали, хотя посмотрели брезгливо. Никто не хотел с нею водиться, больно уж она была страшненькой, как будто и не девочка вовсе, а коряжка на ножках. Противно смотреть. Подружки ушли в дом, а ей велели сидеть и ждать во дворе. Вот она и сидела, ждала, долго-долго, собирала травинки, которые росли из песка, рассматривала резные узоры на листьях, и все ждала, ну когда же, когда же подружки вернутся, ведь они обещали… И только когда начало темнеть – поняла, что о ней просто забыли, и побрела домой, сжимая в пальцах темно-зеленый маленький камешек, который нашла в песке. Надо же, столько десятилетий прошло, а этот камешек абсолютно как раньше, красуется в связке рядом с катышком из серебристой фольги. Дырка в нем проткнута толстой иглой, расползается… Шарик из фольги маленький, твердый и колючий.

Весной у домов, в маленьких палисадниках, бежали ручьи. Снег стаивал, обнажая черную землю, а по бокам от ручейков он превращался в ажурную корочку льда. Она садилась в мокрый снег на колени и склонялась над ручейком, пуская по нему щепки. Если найти щепку побольше и приделать к ней палочку, а на палочку нанизать обрывок бумаги, парус – то получался кораблик. Правда, ее кораблики очень быстро тонули, это было ужасно обидно. Ноги всегда промокали и мерзли, да и вообще было холодно, но Ниа все равно не уходила, она могла так сидеть часами, ей везло – не простужалась…

А про мечты о небе, про голубые камешки, и про черные с искрами – их она уже потом разыскала и вставила в связку, в ее детстве таких камней просто не было – она вообще никому не говорила. Почти никому. Сболтнула один раз старшей девчонке, за которой Ниа бегала, как хвостик…

Как потом они все смеялись! Ну, зачем, зачем они позвали парней? Такие огромные, здоровенные, взрослые, они казались маленькой Ниа невыносимо сильными, не отобьешься, не убежишь, она даже не понимала, что с ней делают, зачем это все – стыдно, больно, незнакомо, и все вокруг старались показать, как они брезгуют такой уродкой, как им противно до нее дотрагиваться, но уродку нужно учить реальной жизни, а то так и вырастет, слабоумная, со своими дурацкими звездами. Сидит дома, рисует… Как-то кто-то подсмотрел, а потом весь двор смеялся над рисунком маленькой Ниа. И обзывали ее не иначе, как «летучей дурой». А она так любила эту свою картинку – девочка, которая летит среди разноцветных звезд.

…Они не боялись – знали, что папаша за нее уже не заступится, плевать ему на дочку, ему уже на все плевать, кроме хатцера. А потом – ушли, бросили ее одну у входа в подвал заброшенного дома. Она несколько часов пролежала носом в землю, только тихонько скулила, потому что было очень больно, а потом кое-как поковыляла обратно, и хотя ей было тогда всего двенадцать лет, она уже знала, что жизнь ее кончена…

А потом пришли звезды. Конклав – точнее, один из его миров – искал на экспансированных планетах детей со способностями эмпатов. Так нашли и ее. Но тогда она ничего не поняла. Пришли какие-то люди, странные, с необычной внешностью, говорившие на чужом языке, и увезли ее с собой. У нее теперь не было весенних ручьев и тайных кладов под кустами… только учеба, учеба, учеба круглые сутки – дня и ночи там не было – и даже во сне в ее голову вгоняли знания. Правда, ржущих подружек там не было тоже. И скоро она стала летать среди звезд. И никто не посмел бы смеяться над нею.

Но все же она оставалась уродиной. Это было больно, ведь она так хотела быть красивой…

Несколько лет спустя, получив доступ к технологиям конклава и право на взрослую жизнь, Керр принялась яростно перекраивать свое тело. Эти грубые черты лица, маленькие глазки без ресниц и бровей, бесформенный рот… фигура убогая, ребра торчат, ноги кривым колесом…

Ее новое тело было самим совершенством. Обнаженная, она оглядела себя на экране-проекции – и торжествующе расхохоталась. Где они, насмешники детства? Сидят в своих жалких норах. Зато она – воплощенная Сила и Власть!

Но…

Прощение.

Вначале это тоже было своеобразной местью. А потом – когда вокруг нее вновь завертелся прежний мирок, оказавшийся теперь таким маленьким и пестрым! – она просто забыла о мести. Помогать искренне было так хорошо, так приятно, а детство… Что прошло, то растворилось.

Теперь – все это потеряно. Сиур перестроен, ушел в Маджента-сеть, ей не добраться до дома… Уплывает из рук власть влиять на десятки миров… Да черт с ней, в конце концов, с властью, с карьерой! Но потерять дом и родину… Не войти никогда в свою комнатку, где на стенах висят все те же рисунки и лежит пыль, потому что в квартире никто не живет. Не увидеть чахлых кустов, где прятались клады. Не запустить кораблик из щепки, кораблик с бумажным парусом, кораблик, который теперь доплывет хоть на край света, ведомый ее волей…

«Господи, нет! Я же так не смогу! Это же – как не дышать! Ну почему я не взяла с собой хотя бы эту несчастную нитку? Было бы легче, все же – кусочек дома…» Керр начинала чувствовать, что память расползается под пальцами, как будто порвалась нитка, и все бусинки разбежались по углам, закатились в щели. Не собрать.

сфера

«Теперь…

Что теперь?..

Будь проклято это всё!

Будь вы прокляты, Блэки, если я встречу вас в этой жизни – я буду убивать вас, всегда буду убивать вас.

Будь вы прокляты, Сэфес, с вашей расчетливой математической жадностью и способностью просчитать в секунду то, что у других отнимает месяцы и годы!..

Будь проклято – всё…

Кто же знал…

Боги мои, кто же знал…

Я ненавижу вас.

Я буду убивать вас, пока ноги носят меня, и пока небо слушает мое дыхание.

Вы не слышите меня, но это не имеет значения.

Пока не слышите.

Но скоро…»

– Нам нечего ей инкриминировать, – вздохнул Пятый. – Пойми, на самом деле нечего.

Этот разговор тянулся уже второй час. Рауль с Клео и дварх-капитан поначалу недоуменно взирали на Сэфес, потом принялись пытаться убедить, уговорить, пристыдить. Тщетно.

– Вы понимаете, что она совершила страшнейшее преступление против всего живого? Она же убийца! – увещевал капитан. – Почему, ну скажите, почему вы не хотите помочь разобраться с ней? Это же не женщина, а чудовище какое-то!

– Про то, что она сотворила на Эвене, я пока промолчу, – тихонько заметил Клео. – Но это тоже перешло все разумные пределы.

– Мы имеем право вмешиваться только тогда, когда дело касается зонирования. – Лин стряхнул пепел с сигареты и мрачно посмотрел на дварх-капитана. – Если бы мы вмешивались в дела отдельных миров или в поступки отдельных личностей – кто бы мы были после этого? Это, прости, негуманно, в конце концов…

– Негуманно?! – взорвался дварх-капитан. – А то, как она поступила – это гуманно?!

– Повторяю – мы не вмешиваемся в такие процессы. Мы не судьи бандитам и не наемные убийцы, – раздраженно сказал Пятый. – Ситуация сейчас завершилась благополучно, к нашему обоюдному удовлетворению. Правительство Эвена будет восстановлено, доброе имя Аарн – тоже, все живы и здоровы. Что вы еще от нас хотите?

– Керр нужно найти… – начал было Рауль, но Пятый его перебил:

– Для чего? Чтобы не натворила новых дел? Кем вы нас мните, господа? Неубиваемыми келавриками, которых можно использовать для любой грязной работы? Вы соображаете, о чем просите? Найти и покарать… Она не сделала в Маджента-зоне ничего предосудительного. В Сети – тоже. И карать ее не за что.

– Как это не за что? – несказанно удивился Рауль. – Или не она, простите, спровоцировала то, что случилось с детьми? Рей едва не погиб, и…

– …и Орин получил еще одного Встречающего. Вернее, пару, – закончил невозмутимый Лин. – За это ее, увы, можно только поблагодарить. Тем более, что ситуация с Реем начала с полгода назад выходить из-под контроля. Теперь всё решилось – опять же к обоюдному согласию.

Рауль промолчал. Ему было муторно. Сэфес, судя по всему, чувствовали себя не лучше – Пятый постоянно курил, Лин периодически накручивал на палец прядки волос – и отрывал. «Он скоро станет похожим на дикобраза, – подумал Рауль. – Вот почему у него все волосы разной длины. Это он, значит, выдирает их, когда нервничает…».

– Она не вмешивалась в контроль, – повторил Пятый. – Не трогала зон. Если бы вмешивалась – мы имели бы право ответить. А так – нет. Речь идет не о наших личных интересах, Рауль…

Он сидел, сгорбившись, опустив глаза. Они не понимают, о чем просят. Воздействие. Одна из самых страшных для Сэфес вещей. «Как же потом будет плохо, если им удастся нас уговорить, – подумал он. – Ой, как плохо… Не передать. И как же я этого не хочу». Лин коротко посмотрел на друга, тоже опустил глаза. Не поймут. Для них, особенно для Аарн, покарать зло – значит, совершить что-то хорошее. Для Сэфес… Несоизмеримо. Просто несоизмеримо. Не тот уровень. С точки зрения Пятого карать за что-то Керр – это еще хуже, чем шлепать ребенка топором. Гораздо хуже. По крайней мере, пока она действовала, как обычный человек, а не как часть системы контроля. Сейчас они играли на равных – до этого разговора. Керр делала какие-то шаги, они предпринимали ответные. И всё. Не более чем. Сейчас… нет, оба прекрасно понимали, что эта просьба рано или поздно последует, но очень хотелось думать, что не так скоро. Знали бы просящие, чем кончаются события после таких просьб…

– Мы не хотим этого делать, – с отчаянием сказал Лин. – У нас отпуск, Рауль. Мы очень устали. Оставьте нас в покое.

– Но разве так можно? – дварх-капитан едва не срывался на крик. – Просто взять ее и отпустить?!

– Да, – ответил Пятый. – Отпустить. И только в том случае…

– Если она сделает что-то, что может повлиять на Сеть – мы ответим, – пообещал Лин. – Но только в том случае. И никак иначе.

– Нет, вы не сволочи, – прошептал дварх-капитан. – Вы гораздо хуже…

– Пусть так, – согласился Пятый. – Не спорю. Но убивать кого бы то ни было ради торжества справедливости я не намерен. Вам вернули возлюбленную? Вернули. Орден не пострадал? Не пострадал. Только новых братьев получил, и технологию, которой у вас раньше не было. Нет, вам этого мало.

– С точки зрения Маджента ей можно инкриминировать только провокацию, в результате которой могли пострадать дети, – справедливо заметил Лин. – И всё. С позиции Индиго – да, ею совершен ряд преступлений. С позиции Сети – она не сделала ничего. По крайней мере – пока.

– Но она не остановится, – заметил Рауль.

– Не остановится, – согласился Пятый. – Это я и сам понимаю. И с удовольствием исправлю то, что она сделает. Или помешаю сделать. Но убивать…

– Как соседей – за громкую музыку, – не совсем понятно сказал Лин. – Если за всё убивать…

– Но она же… Тану… – начал было дварх-капитан, но тут Лин прямо-таки взвился:

– Твою Тану надо было выдрать ремнем за глупость! Какого черта она полезла туда, где было опасно?! Она отлично подставилась, и Керр, ясное дело, просто воспользовалась этим. Как будто ты, находясь на ее месте, не поймал бы подставившегося снаффера, к примеру! Я не оправдываю Керр, но если уж говорить о войне, то…

– Кто говорит о войне? – спросил Клео.

– Мы, – ответил Пятый. – Только учтите, в этой войне на нас не особо рассчитывайте. Dixi[2].

– Тьфу, – капитан поморщился. – Противно слушать.

– Противно делать, – возразил Пятый. – Это у вас – психощиты, у нас, прости, принято всё сквозь себя пропускать.

– Ничего не мешает воспользоваться…

– Мешает, – отрезал Пятый. – Мы так не делаем. Потому что за всё, что совершаешь, надо получать сполна. Очень отрезвляет от справедливости, знаете ли.

– Щиты от психов, – невесело усмехнулся Лин. – Попрет на тебя псих, а ты его щитом по кумполу…

Пятый снова закурил, с тоской поглядел на Рауля.

Как же они страшно устали!.. Хотелось одного – лечь и проспать несколько суток кряду, потом встать, съесть чего-нибудь, и снова уснуть. И так – месяц, а то и полтора. Лучше всего – на яхте, в открытом море, где нет вообще никого. Именно так они отсыпались после того, как вышли из рейса после атаки Блэки. Как же было хорошо!.. А сейчас? Ну не объяснишь же этой братии, что скоро – снова в рейс, что потенциала практически нет, что надо, кровь из носа, как-то восстанавливаться, а не прыгать из мира в мир за сумасшедшей идиоткой. Пусть даже идиотка и действовала от их имени, и, конечно, натворила дел… Что Сеть всё же важнее, чем все эти мелкие дрязги, с которыми можно разобраться потом, что… Что, в конце-то концов, есть те же официалы Орина, и можно было…

Угораздило же их в прошлый раз влезть в ситуацию с Теокт-Эорном, а в этот – пойти на поводу у Тон, Рауля и Аарн!.. Одни проблемы, черт бы их подрал!

Хорошо хоть Анжи не стала перечить, и на раздачу детекторов и формирование дубль-пространства Эорна ушло всего два часа. Судя по всему, она расстроилась, что так и не повидала Нарелина, но, к счастью, выполнила всё четко и правильно.

И к официалам Сэфес не пошли – как же, друзьям надо помочь… самостоятельно. Помогли, блин. Официалы, по крайней мере, обратились бы к руководству Сат-онвэе, и оно приструнило бы зарвавшуюся бабу. Особенно в свете существующего нынче сотрудничества Индиго и Маджента… Да, была бы небольшая политическая дрязга – и всё. Стоило оно того?..

А спать всё равно хочется. Очень. Выпить – и завалиться. Не таскать по «Водопадам» компанию ошалевших от впечатлений блондей, и не сидеть на Эорне в окружении ничего не понимающих искателей справедливости – а просто спать.

– Может, кофе выпьем? – робко предложил Лин. – У меня глаза не открываются.

– Почему бы и нет? – Клео встал, поправил тунику. – Здесь или в катере?

– В катере, – твердо сказал Пятый. – Или, что еще лучше, вы нас хотя бы до утра оставите в покое. Можно?

– Можно, – кивнул Рауль. – Тем более, что я хотел навестить кое-кого из старых знакомых.

– Простите, уважаемый, как мне найти Таэни Френо? – спросил Рауль у первого встречного эльфа. – Говорят, она хранительница библиотеки…

– На площади, у бывшей ратуши, – охотно ответил эльф.

Далиар за это время сильно изменился. Эльфы, получив город в собственное распоряжение, за прошедшие пять лет перестроили его весьма основательно. Старых домов они, к их чести сказать, не снесли, но облик их изменили. И сильно. Теперь город напоминал сказочный пряничный домик – обильно украшенный, праздничный, нарядный.

Площадь у ратуши почти не изменилась. Рауль остановился, оглядываясь с любопытством. Кое-что эльфы переделали, но три таверны остались в целости и сохранности. «В “Хомяках” жуткая дрянь, – вспомнил Рауль. – Интересно, как там теперь кормят?»

Дом, который занимала Таэни, располагался за ратушей. Раньше, судя по всему, там помещалось одно из отделений Охранительного ведомства, теперь ведомство было упразднено – за ненадобностью. «Хороший дом», – отметил про себя Рауль. Каменный, богато украшенный, с отлично вымощенной улицей перед высоким крыльцом.

Таэни, как он и рассчитывал, оказалась у себя. Рауль не был на Эорне полгода, а за эти полгода изменилось очень многое. Даже слишком многое.

Эльфийка приняла его с прохладцей, перекинулась парой слов – и велела ждать ее в гостиной, где Рауль, уже тихо недоумевая, провел почти полчаса.

Странно. Раньше она едва на шею не бросалась своему спасителю, а теперь…Что же произошло?

Рауль ждал ее и вспоминал.

Тогда, три года назад, после разделения двойного мира Теокт-Эорн – Таэни все-таки приняла приглашение Рауля – и отправилась к нему в гости.

Она пугалась прозрачных лифтов, пугалась дроидов, пугалась аэрокаров. Цеплялась за Рауля, и он ощущал, как дрожат ее руки. Но вскоре она освоилась, попривыкла и уже смело глядела вниз с одной из открытых площадок сада в верхнем ярусе главной городской башни. Таори был мрачен и хмур, а Таэни доверчиво льнула к Раулю, и рядом с ним ее страх проходил совершенно: она уже знала, что Рауль – хозяин этого странного мира. А по небу, совсем-совсем рядом, летели облака, рваные и темные, и садился вдали красный шар закатного солнца.

Это было в первый вечер.