Хиллари раньше видел Джомара Дагласа лишь издали, а сегодня наконец-то смог подержать его за руку. Джомар Даглас, полумифическая личность, создатель принципиально нового направления в кибер-науке и практике, испытавший безвестность и славу, суд и шельмование, тюрьму и присуждение национальных премий двух цивилизаций, оказался энергичным сухощавым мужчиной среднего роста, с черными глазами навыкате и с шапкой густых вьющихся волос, смуглым и быстрым, как ртуть. Он согласился поговорить с Хиллари из чистого любопытства - узнать, как же выглядит тот, о ком так много говорят, но не показывают. Хиллари держался ровно и уверенно, как равноправный партнер, а не как руководитель гиблого проекта, и, как истинный искуситель, соблазнил Джомара, обещав живые деньги чистоганом. Речь шла о том, чтобы задействовать мощности Дагласа на копирование защитных программ "Антикибера". "Как монополисты, реагирующие на ажиотажный спрос, мы можем взвинтить цены. Прибыль пополам..." Джомар, возглавляющий куда более мощный, но полностью сидящий на субсидиях и грантах проект "Сефард", и не имеющий права истратить ни басса, предварительно не записав его в три отчетные ведомости, пал в руки Хиллари, как переспелое яблоко. Пришел он в себя уже после того, как соглашение состоялось, и множительные машины Дагласа начали выдавать вместо уникальных разработок "Сефарда" поточный ширпотреб "Антикибера". Джомар потирал руки, хохотал и, качая головой, довольно повторял: "Теперь я понимаю, что такое хватка настоящего централа!... И правда, есть в этом парне что-то от Принца Мрака. Любого другого я бы в шею прогнал с таким предложением!..."
      Но Хиллари этого не услышал. Он был рад, что свалил с плеч такую гору - к 17.00 "Роботех" получил заявленное число копий противоугонных программ с припиской, что завтра поступит вдвое больше - и по какой цене, о чем тут же был поставлен в известность коммерческий директор, уже примирившийся с мыслью, что "Антикибер" провалит все продажи, и готовивший замену; ну а если клиенты будут настаивать на своем - вот он, контракт на тиражирование программ в BIC. Хармону оставалось только подписать капитуляцию. Все было решено в воскресенье на закрытом совещании директоров BIC и "Роботеха". В воскресенье очередь росла и росла, в понедельник коммерческий директор позвонил Анталю Т. К. Дарвашу и премило с ним побеседовал об уикенде (номера трэка Хармона у него не было); оставалось ждать означенно - го в договоре времени, чтоб влепить "Антикиберу" предупреждение о срыве поставок и та-а-акую неустойку... как вдруг буквально за час до срока пришло сообщение, что обязательства выполнены полностью, копии поступили, причем отменного качества. Директор выругался как последнее манхло и распорядился отобрать несколько экземпляров для экспертизы - а ведь на совещании звучало, что у Хармона всего три свободных машины, что он физически не сможет написать на них 20 000 копий за 36 часов!...
      Хиллари не зря боялся шпионов из Brain International Company. Глава ее отдела промышленной разведки, как показал военный совет глав двух корпораций, знал даже, куда выходят чьи окна в проекте, и очень досадовал, что Хиллари Р. Хармон разместил свой кабинет где-то в недрах здания и окон у него нет. "Воистину Принц Мрака! только искусственное освещение...". "А подключаться через сеть не пробовали?" "Там автономный внутренний контур, гробовым голосом сообщил главный шпион, - и, по-моему, не один...". Директора переглянулись, и все почувствовали неприязнь к Хармону. Чем это он там занимается, сидя вдали от белого света, в автономном контуре? не иначе как изучает тайны BIC; нет, чтобы открытые методички читать, а он по мозгам киборгов шарит! зачем шарит, чего шарит, что-то он нащупает?...
      ... Флаер заходил на посадку уже в сплошной тьме и под проливным дождем. Хотя к нему проворно и услужливо подбежал парень с огромным прозрачным зонтом, Хиллари прошел по мокрому покрытию площадки, покрытому тонкой пленкой воды; туфли сразу намокли, а настроение испортилось. Как истый централ, к тому же проводивший жизнь в закрытых помещениях с искусственным климатом, Хиллари не любил атмосферных явлений. Вдобавок он был чистоплотен, как кошка, и мокрые следы, которые тянулись за ним по полу холла, вызывали у него раздражение. Портье приветствовал его - "Лифт уже ждет". На 32-м этаже престижного небоскреба "Маяли Монт" была только одна квартира - четы Хармонов.
      Хиллари внятно назвал себя, не глядя набрал шифр и приложил ладонь к пластине папиллографа. Родной дом опознал его - в стене, доселе ровной, появилась дверь и отъехала вбок - вход свободен.
      Он вошел в коридор; дверь сзади слилась со стеной. Его не ждали - из арки, соединяющей коридор с гостиной, доносились жуткие вопли, и проем ежесекундно озарялся разноцветными сполохами. "Вечеринка, что ли?... пронеслось в голове Хиллари, пока он крался по коридору, чтобы внезапно появиться на пороге гостиной, где его встретил мощный рев музыки. Ударник бешено отбивал ритм, а мелодия состояла из синтезаторного воя, непрерывно изменяющего частоту.
      - Та-а-ак, - протянул Хиллари, разглядывая помещение. Можно было подумать, что он вышел на крышу высотки, где нет ограждения. Перед ним неслись белые перистые облака, то заволакивая небо полностью, то распадаясь на полосы. Купаясь в облаках, неистово танцевал, вскидывая ноги выше ушей, миниатюрный, но резкий парень; его Хиллари узнал сразу: виртуальный плясун Bezz, порождение компьютерной графики - босиком, в красных брюках и в переливах затейливых татуировок; кордебалет ему составляли четыре женщины-кошки, которые извивались как змеи, обмахиваясь хвостами. Кругом летали стаи фиолетовых бабочек величиной с газетный лист. Танцоры прыгали по щиколотку в воде, разбрызгивая ее при каждом па. Волны, как и облака, привольно гуляли по полу. Хиллари посмотрел под ноги - прозрачные воды уходили в бездну этажа на три, и в синих струях двигались зловещие силуэты хищных рыб...
      - Визуализированная паранойя, - констатировал
      Хиллари и, закрыв глаза, чтобы не мешали, смело шагнул в аквариум. Легко ориентируясь вслепую, Хиллари прошел с детства знакомую гостиную, нащупал штекер на комби-центре и вырвал его из порта. После чего открыл глаза. Вой оборвался. Голографический проектор на потолке погас; гостиная приняла свой обычный облик - широкой светлой комнаты, соединенной арками с двумя соседними, и с лестницей, ведущей вверх. У стены колыхалась квадратная гидрокровать, на которой, лежа на спине, сучил ногами и руками, словно запутавшись в проводах, человек в видеомаске, скрывавшей лицо, - он еще пару раз дрыгнул ногами в воздухе, затем сел и стал отстегивать намордник. Из одежды на нем были только трусы и майка в жуках и бабочках. Хиллари встал перед кроватью и скрестил руки на груди. Человек наконец-то открыл лицо - скуластое, с прямым носом, тонкими губами и веселыми глазами, чем-то неуловимо похожее на лицо самого Хиллари, только более мужественное и энергичное.
      - Хиллари! Сынок! - приглядевшись и узнав, воскликнул отец, снимая с себя контакты, приклеенные к телу там и сям. - Привет!
      - Здравствуй, Хармон-старший. - Голос Хиллари был жестяным, с плохо скрытой неприязнью. - Что здесь происходит? Кто тебе позволил включать крайч-музыку?
      - На прошлой неделе я завершил профилактику, и врач...
      - Какой?
      - Наш личный врач...
      - Ты видишь в моих руках трэк? Я набираю номер...
      - Я сменил врача.
      - Я набираю номер. На счет "три" будет коннект. Раз, два...
      - Он берет двадцать бассов за звонок с консультацией.
      - Для родного отца мне ничего не жалко.
      - Вот как! Тогда давай двадцатку мне, и я скажу тебе правду. Деньги должны оставаться в семье. Никто мне не разрешал, я решил отдохнуть.
      Отец поснимал все наклейки и сидел, скрестив мускулистые ноги; сухожилия натянулись, а на голенях и тыле стоп росли черные волоски, контрастируя с матовой бело-розовой кожей.
      - От крайч-музыки наступает разжижение мозгов, - менторским тоном начал отчитывать отца Хиллари. - Даже у молодых неоднократно отмечались спазмы сосудов сердца и мозга, влекущие за собой инфаркты, инсульты и скоропостижную смерть; а ты-то что принялся за старое?
      - Может быть, я хочу, чтобы меня парализовало и ты бы подтирал мне зад, - парировал отец развлекаясь.
      - Тут и без меня найдется кому это делать, - Хиллари улыбнулся подошедшей к нему симпатичной девушке. - Как дела, Силико?
      - Здравствуй, Хиллари, - засияла она радостной улыбкой. - Тебе что-нибудь нужно?
      - Чашку кофе наверх, переодеться и сухую обувь, милочка.
      - Ну почему, почему, Хиллари, ты говоришь со мной как андроид, а с андроидами - как человек? - развел руками отец.
      - Все уже предопределено, Хармон-старший. Таким я родился. А где мать?
      - Не выдержала осады и уехала на месяц на Пасифиду.
      - Хм-м...
      - Ты должен был догадаться, Хиллари, что после того, как ты стал знаменит, нас буквально засыпали предложениями телестервятники и газетные хищники. Просят рассказать о твоем зачатии и прочих таких же интимных деталях. Мать сбежала, а я отключил всю внешнюю связь, взял большой заказ и как раз попробовал отдохнуть, чтобы решить эту проблему.
      - Разом? Вот так?
      - Мозг, Хиллари, работает даже во сне. Задействуя полисенсорные каналы, я открываю подсознательные, и тут наступает интуитивный пробой. Когда слишком много и упорно думаешь над чем-нибудь, в конце концов упираешься в мертвый узел - тогда надо полностью переключиться, отсоединить ставшее тормозом сознание, и мозг, предоставленный сам себе, где-то в глубине автоматически решит задачу - и все, готово...
      - Что за проблема?
      - В одной фирме сделали модернизацию, поставили новейшее железо от TRC. Команда наладки выполнила свою работу и ушла, после чего все стало сыпаться, а треть сотрудников сошла с ума. Как приходят наладчики - все работает, как уйдут - все вновь разваливается; люди болеют, фирма несет убытки... Надо в неделю все это выправить - так, плевая работа, чистая потеха.
      - А это по силам тебе и трем твоим сообщникам, для смеха называющим себя "Спасителями"?
      - Да только мы и можем что-то сделать в этой ситуации. Любой инженер из группы наладки будет предлагать только те решения, которые указаны в концепции фирмы и вбиты ему в голову. Лишь незацикленный и свежий человек может найти выход из тупика; тут не надо много людей, надо уметь нестандартно думать.
      - Никогда не размышлял над этим. Просто мне интересно, как ты еще не прогорел. - Хиллари говорил подчеркнуто неприязненным тоном. Но было видно - это часть игры, маска, к которой он давно привык и которую надевал с тайным удовольствием. Отец же был просто и искренне рад и не обращал на тон Хиллари никакого внимания.
      - Когда твой проект закроют, приходи ко мне. Я возьму тебя младшим стажером, и ты, работая пять месяцев в году, будешь получать втрое больше, чем сейчас. Все остальное время ты можешь посвятить играм в куклы.
      - Джомар Даглас тоже меня приглашает...
      - Не советую. Он уже заложил базис теории, ты будешь одним из многих, кто перенесет его идеи в практику. Надо самому стоять у истоков - тогда зазвучит твое соло. Соло твоего имени. А если нет - то лучше перенести упор на бизнес. Надо уметь с выгодой продавать то, что нам дано. А нам дан особый, неотъемлемый дар - интеллект, ум в действии. Да и пора тебе позаботиться о семейном достатке, - отец хитро подмигнул. - Говорят, у тебя девушка есть?
      - Да.
      - А зачем скрывать, что у вас серьезные отношения? Привел бы в дом, познакомил...
      - Боюсь. При твоей обаятельности и напористости, Хармон-старший, тебе ничего не стоит отбить у меня подругу. А что буду делать я? Коротать время с матерью?...
      - Правильно делаешь. Я времени даром не теряю. Я уже сходил на вернисаж - по сети, разумеется - и купил картину "Цветы и бабочки". Плотоядные гуанские цветочки превращаются в бабочек-людоедов и вторгаются в сознание. Написана мнемоническими фосфоресцирующими красками, меняет цвет в зависимости от погоды и настроения и светится в темноте. Воплощенный онейроид с парашизоидным смещением. Чудо! Блеск! Мечта крайчера!...
      Хиллари, уже собравшийся уходить, развернулся вполоборота и, держась неестественно прямо, полюбопытствовал:
      - А откуда тебе известно имя моей девушки?
      - Ты можешь скрывать что угодно от отца, но от Дорана тебе скрыть ничего не удастся. Сегодня в "NOW" он все рассказал почтеннейшей публике. Но, Хиллари, ты не устаешь меня поражать! Я думал, что я знаю тебя как облупленного, а оказалось, что я ничего не знаю о тебе!...
      "Значит, Доран все-таки побывал на вернисаже и растрепал о моих личных делах на весь Город! Я это предчувствовал - но почему отец в таком бешеном восторге? Что-то еще произошло? - Хиллари вновь надел непроницаемую маску и направился к лестнице. Отец протянул ему вслед руки и голосом, в котором звучал еле сдерживаемый смех, продолжил:
      - Хиллари, куда же ты? Не уходи, сынок! Ты, дипломированный психолог, объясни мне, дураку, как ты решил связаться с нимфоманкой, наркоманкой и жить в коммунальной семье? Ты, который в юности извел меня, отказываясь прикоснуться к папиллографу, потому что он "грязный"! Ты, с твоим комплексом чистоты и брезгливости! Ты, который даже с людьми не здоровался, боясь какой-то мифической заразы! И вдруг - тройной брак! А как же зараза? как же гепатит и всякие срамные язвы? А туанская гниль из салона "Ри-Ко-Тан"?...
      Последние слова отец выкрикивал, корчась на кровати от хохота и махая ногами, будто он продолжал слушать крайч-музыку. Хиллари, вне себя от ярости, взлетел наверх, прыгая через три ступеньки.
      Он отдышался и успокоился уже у себя. Странно приходить в эти комнаты, где ты провел бОльшую (пока еще бОльшую) часть своей жизни, в гости, брать в руки книги, диски - как в библиотеке, с каким-то тягостным и горьким ощущением, что вещи, составлявшие твою жизнь, твое окружение, часть самого тебя - больше тебе не принадлежат, и уже не волнуют тебя, не интересуют. Все, что ты взял здесь, ты должен положить обратно. Словно ты вырос из этого мира, как раньше вырастал из штанов и ботинок, но ты еще не доиграл, не надышался вволю этим ароматом - и так хочется вернуться назад, в ту пору, когда время казалось бесконечным, а мир - частью твоего сна.
      Хиллари коснулся полировки стола, посидел в своем рабочем кресле было удобно и мягко. Он гордился тем, что может открыть гардероб и надеть любой костюм двадцатилетней давности - он ничуть не изменился с тех пор тот же рост, та же фигура. Вот только чуть тесновато в плечах и жмет под мышками. Да он и не наденет ничего - все это вещи подростка, а он вырос ментально - другой возраст, другое лицо, другой взгляд. Не энергично-вызывающий, а спокойно-сосредоточенный, несущий силу зрелого человека. Он смешно будет выглядеть, надев вещи подростка. Другие времена, другие песни... А кто сказал, что любимое прошлое должно умереть? Слушает же отец крайч-рок - музыку своей молодости... То, что мы любили в юности, мы пронесем в душе через всю жизнь - это самая сильная и светлая любовь, навсегда.
      Хиллари подошел ближе к стене, на которой был наклеен большой постер: Хлип и два его киборга, Санни и Файри. Hleep - "торчок", "висяк" - тощий, жилистый, с темными, близко посаженными глазками на узком крысином лице. Взгляд его выражал ненависть и отчаяние. Он попытался противостоять всему Городу, а Город - это мир. Он открыто высказывал ему обвинения в бездушии, угнетении, в человеконенавистничестве. Он не забыл, откуда он родом. Он один встал на войну с серыми стенами. Он погиб, сражаясь, но погиб непобежденным. Он не разожрался, не утонул в роскоши, не перепел свои песни, не обозвал их ошибкой юности. Он никого не предал. Он умер. Но умер бунтарем. Его нельзя ни изменить, ни зачеркнуть, ни переписать. Он красил волосы в зеленый цвет, как андроид, и кричал, что все запрограммированы. Его близкими друзьями были киборги, люди его не понимали, люди хотели от него только песен и денег. Санни - "Солнечный" - мягкий, томный, с копной золотистых волос, в ярко-желтом костюме, и Файри - "Огненный" - упрямый, рыжий, в оранжевых брюках, присел в полной растяжке. На самом деле он шатен, со взглядом, в котором сквозят страх и горечь, в помятой невзрачной одежде. "И я его не узнал. Как же далеки бывают грезы от действительности. Как же тяжела бывает жизнь, что устают даже киборги...". Хиллари сел в кресло, включил музыкальный центр и выбрал кассету Хлипа "320x320".
      - На улице ночь, город крепко спит, Ему не до тех, кто не с ним Только двое идут - это я и дождь, Оба с неба и оба на землю
      Его воспоминания прервал Вальс, кибер-камердинер:
      - Ужин готов, молодой господин.
      - Можешь звать меня просто Хиллари.
      - У меня есть свои принципы, которые я не хочу менять.
      - Это обращение двусмысленно. Если есть господин, то есть и раб.
      - Я и есть раб.
      - Ерунда. Ты просто начитался книг по Древней истории и Эридану.
      - Меня такое положение вполне устраивает. Я не собираюсь ни воевать, ни бунтовать.
      - Смотришь телевизор?
      - Иногда, но все же достаточно часто, чтобы знать, что есть недорогие, но надежные защитные программы "Антикибера"...
      - Мелкий льстец. У тебя же есть что-то от "Роботеха"?
      - Боюсь, оно ненадежно. Я не хочу быть угнанным и выполнять приказы неизвестных мне людей.
      - Держи, вот.
      - Спасибо, молодой господин.
      - Я не хочу, чтобы ты меня так называл.
      - Не беспокойтесь, мне комфортно. Раб - это предпочтительнее, чем зомби или механизм. Раб - это существо подчиненное, но не лишенное воли, им управляют, но не программируют.
      - Ты становишься философом.
      - Я просто начал вникать в смысл слов. Быть рабом тяжело, тебя могут купить, продать; быть зомби - страшно, тебя могут угнать, перепрограммировать, вложить в голову мысли, которых ты не хочешь.
      - Они считают, что они становятся людьми.
      - Они знают, что никогда ими не станут. Ужин готов. Вас ждет отец.
      Отец действительно ждал его, не приступая к еде. Он переоделся. Глубокий синий ровный тон домашнего свободного костюма очень ему шел. Хиллари сел рядом. Ни единого намека на произошедшую рокировку не было. Ясно, что это была особая игра, с давних пор установившаяся между отцом и сыном. Теперь они разговаривали не в пример дружелюбнее.
      - Ешь, - говорил отец, с аппетитом принимаясь за еду, - натуральное мясо, натуральное пиво.
      - Предпочитаю трезвый ум и полуголодный желудок. Чего-нибудь полегче нет?
      - Вальс, посмотри в холодильнике, там мать запасла каких-то каракатиц - и быстро на стол. Постоянно надо приказывать, никакой инициативы. А телевизор сутками смотреть и книги из шкафа таскать - это он и без приказа справляется.
      - Это хорошо. У него потребность в информации. Он развивается, переходит на новый уровень.
      - Спасибо за консультацию. Еще одно скажу особо, если ты мне посоветуешь хорошую развивающую программу. Ты меня знаешь, я считаю, что, если машина отлажена на первичной сборке, незачем ее без конца перенастраивать - только хуже будет. Если делать вливание - то однократно.
      - Таких программ нет.
      - А мне предлагали.
      - Это реклама.
      - Вот тебе и простор для бизнеса. Напиши, если нет.
      - Времени у меня нет. Я завяз в текущей оперативной работе.
      - Я уж вижу, опять кожа побелела. Устаешь очень?
      - Не то слово. Работаю даже во сне. Молчание. Тихое звяканье вилок. Хиллари что-то о чертит на тарелке, опустив глаза.
      - Есть проблема. Более философского плана... Ты бы мог поделиться наблюдениями?
      - Ни с кем и никогда. Идеи носятся в воздухе. У интеллектуалов теперь страшная конкуренция, не успеешь договорить, а слово уже запатентовано. Но с тобой - другое дело. В чем проблема?
      - В тебе. Я уже неоднократно задавался вопросом - как вы вчетвером противостоите этим громадинам с их группами наладки? В чем причина вашего успеха? Все это напоминает наше противостояние с Банш. Решив эту проблему, я бы решил проблему Банш.
      Отец негромко, но довольно рассмеялся.
      - Разгадка в том, что мы спецы-универсалы; мы очень талантливые люди, Хиллари, объединенные общим делом.
      - Да, и у вас прекрасное обеспечение. Но у "отцов" Банш нет ни оборудования, ни машин...
      - Э-э!... тут сложнее. Мы мастеровые - и я тоже, а уж инженеры BIC те вообще работают только на продажу. Вот тут-то и разница. Они работают только в часы, отведенные для работы, они наемные рабочие умственного труда. Раб, даже за хорошие деньги - всегда раб, без собственной воли и инициативы. А баншеры - фанатики, подлинные ученые; они работают годами, круглые сутки за идею. А если человек бьется, он обязательно добьется. Даже если говорить вслух полный бред, можно сложить гениальную строку. Из хаоса, из полного хаоса создаются идеи, а не из расчерченной схемы. Надо все сломать, чтобы начать сначала. Таков путь любой идеи. Осмысленная речь родилась из воя и бессвязных криков дикарей.
      Попробуй это сломать,
      Попробуй это разбить,
      Попробуй мир изменить,
      Решай же, кем тебе быть,
      вспомнил Хиллари строки Хлипа. - Но они же одиночки? что может сделать одиночка?
      - Все. Запомни, Хиллари, - идеи рождаются только в одной голове; не в коллективе, не в команде - они нужны для разработки. Только в отдельно взятой голове. В основе любой науки всегда стоял один человек. Фанатик идеи! Он и закладывал основы развития в дровяном сарае - один, вооруженный только ручкой и блокнотом.
      - Но ведь это может далеко не всякий.
      - Разумеется! Талант для этого нужен, талант. Или ты думаешь, что его выдают на выходе из универа? Там выдают бумагу, что Имярек усвоил знания, необходимые для работы, и только. А талант - это способность творить, генерировать новое, принципиально новое. Это в крови. Кровь, Хиллари, все решает кровь. Породу создает не стадо, а производитель, родоначальник, непредсказуемое сочетание особо удачных генов. Идея, записанная в генах и вырванная Природой из хаоса небытия. Аналогии, Хиллари, ищи аналогии. Природа одна для всех, ее информационные конструкции едины и дополняют друг друга.
      - Спасибо, Хармон-старший. Кажется, я что-то нащупал.
      - А помолвка-то когда? - Отец так резко сменил тему разговора, что вилка Хиллари зависла в воздухе.
      - Я еще не думал...
      - Подумай, пожалуйста, а то следующим, кому Эрла Шварц смажет сумочкой по физиономии, будешь ты!
      Глава 7
      Семья покинула дом ранним утром, когда алкаши тс и наркоманы уже расползлись по квартирам, работяги еще не очнулись, а любовники только что заснули. Риск наткнуться на кого-нибудь на лестнице ничтожный, а если и доведется - то жители здесь равнодушные к переселениям. Въехали - здрасьте, уезжаете - без вас хуже не станет. Вчера семейка девок под командованием бабы втаскивала вещи в дом, нынче выносят - ну мало ли! может, они торгуют, может - воруют; это их дела.
      Главарь шайки, отвечавший за порядок в доме, зевая, принял у Чары ключи и пробормотал что-то вроде: "Мало пожили, а у нас хорошо". Двое дежурных на вахте, одуревшие за ночь от курева, кофе и игры в карты, вяло косились на снующих по подъезду взад-вперед девчат и парней с вещами, обернутыми то в мебельную мешковину, то в черный пластик, перехваченный сверху скотчем.
      Дождь, ливший всю ночь, закончился под утро, оставив лужи с мусорной каймой, стихающее клокотанье ливневой канализации, влажный блеск улиц и потеки на стенах. Звон вел фургон на восток, в самую гущу манхлистого Басстауна, петляя по темным проулкам "зеленых" кварталов; напрямик до Вышки было километров сорок, но Звон боялся наскочить на злых с утра дорожных полицейских.
      Компанию ему в кабине составляли Фосфор и приснувший к плечу Фосфора Рыбак, сейчас больше чем когда-либо похожий на покойника. Первое время в кабине царило мрачное молчание, затем Фосфор сухим голосом стал спрашивать о Вышке - что за объект? хорошо ли разведан?
      - Недостройка, этажей семьдесят, - сквозь зубы ответил Звон. - Рыбак ее знает - они, сталкеры, хозяйничали там... а кое-кто и разбился. Эту Вышку раз десять перепродавали, и никто не взялся ни достроить, ни снести. А она ржавеет и гниет. Там ничего нет - ни окон, ни дверей, ни проводки... Даже манхло там жить не может. В общем поглядишь.
      Пока они добирались, снова разгружали инвентарь и перетаскивали в первый этаж Вышки, небо просветлело, но осталось низким, облачным и тускло-серым. Город загудел, засуетился, улицы наполнились машинами, а воздух - ротопланами и флаерами всех мастей. Среди летающих машин две, скользившие парой на север Синего Города, примерно в направлении осиротевшего театра Фанк Амара, несли эмблему "NOW - Doran", и в первом флаере сидела бригада, а в другом, маленьком - сам ведущий, потирая в руках трэк. Волк Негели посматривал на шефа с беспокойством - уж слишком Доран нервничает. И не говорит, куда и для чего летим. Как будто сомневается в своей затее.
      - Скажи им, чтоб летели дальше и где-нибудь на площадке отстоялись; мы их догоним. А наш водила пусть садится здесь. Мне надо... кое с кем поговорить.
      07.14. Дорана мучили сомнения - звонить? не звонить?... Если ОНИ все же прослушивали его разговор с Маской - то уже вылетели на захват... А что сделают с ним за умолчание? фффу, как сердце бьется... ОНИ могли сидеть на линии, ОНИ все могут - был же этот звонок от Принца Мрака!., или не был? Что, если все это приснилось? Даже Орменд не знает, что творится в мозгу после пытки инфразвуком и лечебных процедур. Просоночное состояние - вот как это называется, промежуток между сном и бодрствованием. В про-совках являются черные люди, гигантские кошки, страшные лица заглядывают в окна... почему бы не приглючиться звонку?... Ведь с узла сообщили, что реально никто не звонил!...
      - Будете что-нибудь заказывать? - Девица-андроид склонилась к Дорану, сидящему за пустым столиком в безлюдном кафе у флаерной стоянки. Доран чуть отодвинулся ежась - и тут они! они всюду, проклятые куклы. Я хочу быть уверен, что они безопасны, они подчиняются - а они объявляют войну и людей похищают! этого не должно быть. А чего хочу я - того хотят зрители, верно? и миллионы их подключатся на канал V, когда я скажу - "Трое баншеров ТОЛЬКО ЧТО взяты живьем! Прямой репортаж ДОРАНА с места событий! "NOW" избавит вас от страха перед киборгами! Их еще много бегает на воле, сенсационных сцен на наш век хватит - поседеть успеешь, пока Хиллари всех кукол выловит... Решено - сегодня они будут драться ради моих гонораров. Мы же объявили о войне киборгов - пора бы ей начаться, наконец!... Он уверенно набрал на трэке ненавистный номер.
      - Абонент Оранжевый Карандаш, - назвал Доран пароль. - Соедините с абонентом Маникюрный Набор.
      - Вас понял; соединяю.
      - Слушаю вас, Карандаш, - все голоса синтетические, нелюдские, мерзкие. До чего мы докатились - человек работает осведомителем у киборгов! и какой человек!..
      Убивайте друг друга! Пусть мой слоган станет явью!!
      - Сегодня, в 08.00, улица Энбэйк, магазин в доме 217, на втором этаже, в подсобном помещении за торговым залом, на двери которого красным цветом написано НЕ ВХОДИТЬ, будут находиться трое из Банш. Они будут входить в здание с улицы. - Доран поспешил отключиться, чтобы не ожили тяжелые воспоминания. Но выброс в кровь адреналина силой воли не удержишь - сердце забилось еще чаще, руки взмокли, во рту пересохло. Все! началось! теперь надо опередить охотников, занять удобную позицию и ждать... ждать, когда начнется представление. Лишь бы охотнички явились вовремя, без опозданий, а то нам в 09.00 уже надо выйти в эфир!..
      * * *
      Девочки преобразились; все вчерашние раздоры канули в небытие, это вновь была дружная и единодушная команда. Рыбак, возясь над своей аппаратурой, уже не дивился, до чего у них работа спорится. Как по волшебству, на лестнице появилась надпись "ЗДЕСЬ МИНЫ!", а Гильза, держа в зубах пяток петард, ставила их на ступени снизу; в шахте лифта повис трос от стоящей наверху лебедки, и Фосфор в сбруе съехал вниз не хуже альпиниста, пристегнутый за карабин на поясе, тоже в перчатках и стянувший, как девчата, волосы на затылке.
      - А там удобно, - одобрил он гнездо Рыбака, вчерне обставленное вчера днем. - Полезем?
      Без плаща, в перекрещивающихся лямках переноски и верхолазного снаряжения, он был совсем хорош - рослый, мускулистый, стройный; Звон, оставшийся на улице, здорово проигрывал ему по внешности. Рыбак, навьючив рюкзак, кое-как вскарабкался в седло у него за спиной.
      Слепая, темная труба шла ввысь, как тот тоннель, по которому души летят к богу, - так показалось Рыбаку; Фосфор с поддержкой троса лез легко, по-паучьи перебирая скобы углубленной в стену аварийной лестницы - кроме середины шахты, где это армопластовое украшение сорвала Косичка.
      - Когда начнешь, наденешь маску акваланга, - повторял он инструкции Чары, пока Рыбак присоединял к комбайну недостающие блоки, - чтоб газом не усыпили.
      - Не усыпят, - сощурился Рыбак, - побоятся. Я много чего заготовил для них, не только что девчонки внизу ставят. Им будет страх как интересно. Сходил бы ты радар проверил, а?.. фосфор кивнул, шагнул в шахту - и ноги его уплыли вверх.
      На крыше Вышки - если открытый этаж считать крышей - были сложены стройматериалы, оказавшиеся не под силу сталкерам, и торчали два немного поржавевших башенных крана. Скинув сбрую, Фосфор взобрался по башне, миновал кабину крановщика, осмотрел радар - не больше суповой тарелки.
      - Рыбак, прием. Пошевели радаром. Вверх-вниз. Вправо-влево. Ок, порядок.
      Ему захотелось пройти по стреле, вытянутой над бездной семидесяти этажей; легкомысленно балансируя руками, он пошел и остановился, когда носки ботинок пересекли грань между металлом стрелы и ветром. Сырой, прозрачный ветер дул ласкающими, шаловливыми порывами, и стрела слегка покачивалась под ногами, намекая - "Сброшу". Фосфор заглянул вниз - далеко под толщей воздуха стоит фургон, и Звон похаживает мелким пятнышком, волнуется; Фосфор выпрямился, снял с волос резинку, сложил руки на груди ветер плеснул его волосами, растрепал, развеял их - простор, свобода, и Город у ног!... Ни в подземном храме, ни на квартире, ни на улице ты не поймешь, что человек рожден летать, - лишь здесь, на краю. Раскинуть руки, зажмурить глаза - и чувствовать, как тебя обтекает ветер... Это восхитительно.