– Я не об этом, сынок, – директор положил подбородок на «замок» из ладоней. – Ты еще не заглядывал в Сеть? Там появились интересные картинки… – он повернул настольный экран лицом к Дорану. Рисунок изображал сидящего на облаках Иисуса-Кришну-Будду с трэком, который говорил: «Хай, Доран! передай этому парню, что я его услышал. Я люблю тебя, Доран; валяй дальше, я постоянно у экрана».
– Это во всех сетях. А вечером это будет во всех газетах. Но тебя они не перекроют… Надо же так ляпнуть – «Господь услышал вас»!!.. Уже звонил секретарь вселенского архиепископа; они организуют демонстрации протеста у телецентра. Канал Вселенской Церкви собирает против нас пресс-конференцию из мирян, клириков и умников.
– Сколько шороха из-за трех слов! – дернул плечами Доран. – Да, надо признать – это была находка.
– Находка! А известно тебе, какое слово чаще всего звучит по нашим контактным линиям? КОЩУНСТВО! Сатана, что ли, дернул тебя за язык?! И это еще не все, милый мой. Еще военные! Ты помнишь дословно, что сказал про основной инстинкт и алтарь Отечества? Нет? А я помню. И ожидаю официального протеста Минобороны; неофициальных уже пришло великое множество. Затем – варлокеры! То, что Эмбер там сказала про них и их Пророка Энрика, – это было в сценарии?
– Нет, это импровизация.
– Погром, который нам могут устроить варлокеры, тоже будет импровизацией. Да, я забыл сказать о таких пустяках, как профессиональная компетенция и ответственность журналиста. Ты кого обещал публике? Хиллари Хармона. А кого подсунул?.. Доран, я вынужден тебя предупредить – еще одна такая подстава, и ты будешь искать другой канал.
На пути от директора Дорана перехватил менеджер Сайлас:
– Хорошие новости! За передачу в 12.00 нас выдвинули на «Золотую калошу» в номинации «Лучший ляп недели». Угадай – на каком мы месте в списке?
– Всегда первый, – вздохнул Доран, преисполненный гордости за себя.
Остаток дня неутомимый Доран бегал, организовывал и согласовывал; «NOW» – слишком большая затея, чтобы с ней мог справиться один Сайлас. На этот день никаких приглашений не было, и он решил заночевать на студии, в гостинице для полуночников, но поспать ему удалось не больше пяти часов – в 03.40 его разбудил Сайлас с трэком в руке.
– Доран, тут для тебя есть нечто. Сугубо личный разговор. Обещают невероятную информацию…
– О, это кстати! – сев в кровати, Доран моментально обрел свою обычную живость. – Алло, Доран слушает!
– Хай, Доран, – голос был очень молодой, почти детский. – Извини, что я так рано, но иначе к тебе не прозвониться. Я кое-что знаю про Хиллари Хармона и его проект. Но это только под запись для «NOW» и чтоб рядом был ты.
«Тщеславная крошка, – с нежностью мелькнуло у Дорана. – В кадре с Дораном – это жутко престижно, как в одной ванне с Энриком… Интересно, что знает эта пигалица? А! Может, Хармон ее выгнал из проекта?! Или она сама ушла от его домогательств!.. О боже, пусть она даст мне компромат на Хармона, самый грязный компромат!..»
– А поконкретней – что именно? Я должен знать, какие сведения мне предлагают, верно?
– Ну, я знаю, что НА САМОМ ДЕЛЕ случилось в «Фанк Амара», и как Хиллари приложил к этому лапу. И вообще – ты не снимал еще на камеру таких, как я, – я ведь из Банш, я киборг без хозяина.
– И ты сумеешь это доказать?.. – от острого, мгновенного и возбуждающего ощущения сенсации Дорану явилось видение – кучи, прямо груды денег, и вместо «Золотой калоши» ему вручают «Глаз-алмаз».
– Запросто. Ну, мы договорились? Только никакой кибер-полиции! Иначе фиг ты интервью получишь.
– Что ты, что ты!.. – Доран прижал трэк к груди и торопливо прошептал Сайласу: – Поднимай выездную бригаду!.. Я готов ехать немедленно. Где встретимся?..
Маске еще не приходилось в одиночку проворачивать такие акции, но она постаралась. Место с несколькими путями отхода. Наблюдательный пункт, откуда, оставаясь незамеченной, можно проследить за приездом Дорана. И, главное, время встречи – до 06.00 люди в основном спят, так что случайных свидетелей можно не опасаться. Потом – стереть грим и ехать за вторым чеком от Снежка.
Бригада, высадившись из флаера с яркой надписью «NOW – Doran» на бортах, двинулась к назначенному месту по-военному – камеры, осветители и микрофоны на изготовку, никаких лишних слов и звуков, впереди – ведущий. От остова сгоревшего газетного ларька – во двор налево, затем направо в сводчатый проход между дворами; здесь – пустырь. Бодрящий утренний холодок расширяет ноздри, выпитый на бегу тоник с кофеином обострил зрение и слух. На пустыре еще темно – Стелла еле-еле осветила край горизонта.
– Я здесь, – Маска появилась позади озирающейся бригады.
– Камера, – тихо и восторженно сказал Доран. – Здравствуй. Как тебя зовут?
– Маска. Я свободный киборг из Банш. Я хочу рассказать людям правду про нас…
– Маска, кое-какие слова надо подтверждать фактами; нас видят миллионы телезрителей – и все они должны удостовериться, что ты именно такая, как сказала о себе.
– Ясно, я поняла, – Маска замешкалась, расстегивая плащ.
Раздеваться при людях она не любила, но случай был такой, что свои комплексы лучше подавить.
– Ближе камеру; крупный план, – велел Доран, когда Маска распахнула рубашку на груди и взялась за клапан порта. – Открой.
Гнездо порта, словно маленький рот зубами, сверкнуло рядами контактных пластин.
– Уважаемые телезрители, вы все можете поискать у себя слева под ключицей такую штуку – и не найдете ее. Но я и сам своим глазам не верю! Маска, чем еще ты можешь доказать…
– Что, мало тебе? – Маска запахнулась. – Эй, кто курит – дайте зажигалку! И всем покажите – настоящая она или какая.
В карманах бригады нашлась зажигалка, нашлась и бумага – старая квитанция штрафа за парковку в неположенном месте. Как и следует, бумажка запылала, когда ее подожгли.
– Гляди, – Маска, закатав рукав выше локтя, другой рукой снизу подвела зажигалку к обнаженному предплечью. Первый оператор присел перед Маской на корточки, чтобы все видели огонь, лижущий кожу; второй держал в кадре и первого, и Маску. Лицо странной девчонки в дерзком гриме оставалось равнодушным. Все молчали, лишь Доран вполголоса отсчитывал секунды:
– Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три… сто двадцать девять, сто тридцать, сто тридцать один… – Маска и не думала отводить огонь, а потемневшая кожа начала будто плавиться, превращаясь в плоский влажный пузырь.
– Хватит, Маска; спасибо. Что тебе известно о происшествии в «Фанк Амара»?
– Все, что говорили об этом по ящику всякие официальные лица, – вранье от первого до последнего слова! Люди, они вам врут в глаза! В театр пришли не из налоговой полиции, а из проекта «Антикибер». Это сам Хиллари Хармон послал туда киберов-убийц!..
– Уважаемые телезрители, теперь мы знаем истину! Я обещал, что проведу журналистское расследование – и вот первые ошеломляющие результаты. Шеф налоговой службы Леон Карцбеккер в своем интервью был близок к истине – но и он лукавил, покрывая комиссара кибер-полиции Райнера Дерека, а оба вместе они покрывали Хиллари Хармона, заявляя, что в театре не было киборгов, кроме посланного мафией!.. Маска, а с какой целью Хармон направил киборгов в театр?
– А чтоб схватить директора театра, Фанка. Он, Фанк, – тоже киборг и баншер. Это правда, честно – я давно его знаю.
– Не-ве-ро-ят-но!! Киборг заведовал театром и выступал на сцене как человек! А как ты это можешь доказать?
– А это ты сам докажи. Спроси в театре – он ел когда-нибудь с кем вместе? а кто видел, чтоб он вспотел или чихнул? Или чтоб он устал? А может, у него и женщина была, а?.. А какие-то налоговые проверки – это они для отвода глаз придумали.
– Огастус Альбин из проекта «Антикибер» вчера заявил, что баншеры опасны для цивилизации…
– Ага, я слышала, – порывисто кивнула Маска.
– …и вдруг мы узнаем, что баншер работает в сфере индустрии развлечений. Это заставляет задуматься… Как ты полагаешь, мог бы кто-нибудь из вас нанести ущерб гражданам и государству?
– Да никогда! – Маска взмахнула сжатым кулачком. – Этот Огастус тоже врет! Мы… вы ничего про нас не знаете! Они там, в «Антикибере», за то, что убивают нас, зарплату получают – ну и конечно, что угодно наговорят, чтобы оправдать свою поганую работу! А ведь мы не убили никого, мы даже пальцем никого не тронули!.. Чем Хиллари платить – ловили бы маньяков на те деньги! Вы чего – не знаете, куда деньги девать?! Или не соображаете?! Нет бы отнять у проекта и дать на защиту подростков!..
– Ты очень интересно мыслишь, – замурлыкал Доран, – и кой-кому в конгрессе не мешало бы прислушаться… Ну а ты – как ты понимаешь смысл Банш? Мнение Огастуса Альвина мы выслушали – но надо выслушать и другую сторону, не так ли? Истина рождается в сопоставлении мнений.
– А я скажу, – Маска сделала жест, будто поманила оператора с камерой к себе. – Люди, вы не бойтесь нас! Мы – не преступники; не верьте, если кто так скажет! Мы хотим, чтоб вы жили лучше, чтоб насилия не было, чтоб не голодал никто. Нас мало, но мы стараемся что-нибудь делать для вас. Мы наркоманов уговариваем, чтоб они лечились, а если на кого-то нападут – мы защищаем. Это потому, что у нас Первый священный Закон – помогать людям. А Хиллари хочет нас перестрелять за это. Раньше мы прятались от его убийц – но теперь все будет по-другому! Мы решили объявить войну киборгам Хиллари, потому что нам тоже больно, когда убивают наших близких. Вот, вы все знаете – три дня назад у тоннеля в Старых Руинах они убили Дымку, мою сестру. Она была безоружная, а они сожгли ее импульсами. И после этого мы решили – хватит плакать, надо защищаться! Хиллари хочет войны – он ее получит! Вот что я хотела вам сказать. Я вас очень люблю.
– Мне трудно комментировать это заявление, – Доран прикинулся озадаченным. – Я принципиально против насилия, но здесь мы столкнулись с особой формой мышления. Нам трудно требовать от этой кибер-девочки, чтобы она повторяла НАШИ истины и мыслила НАШИМИ категориями… Давайте постараемся понять ее по-человечески; если она воспринимает других баншеров как своих близких, есть только два выхода – простить или мстить. Месть направлена не на нас с вами – это действительно война киборгов, как я говорил – нам бояться нечего, но… Если искусственный интеллект способен на такие выводы, то он может принять и идею прощения – и я просто обязан обратиться к ней с просьбой… Маска, пойми сама и передай другим, что месть – это не выход!
– А вы нам не оставили другого выхода, – резко ответила Маска. – Почему вам не жить с нами мирно, по-хорошему? Честное слово, тогда б мы не стали воевать… Мы, между прочим, тоже разумные существа!..
– Итак, претензии киборгов к людям названы. И теперь мы должны разобраться во всем… Спасибо, Маска. Ты сделала большое и нужное для всех нас дело, – Доран подал знак «стоп камера» и подошел к Маске почти вплотную. – По-моему, у нас прошла великолепная запись! Это пойдет в новости в девять утра… Маска, а что ты скажешь насчет большого, на полчаса, эксклюзивного интервью?
– Не знаю, – Маска оглянулась – пора уходить. – После таких новостей вам сядут на хвост и Дерек, и проект…
– Без паники! – хохотнул Доран. – Мы – четвертая власть, с нами не так-то легко справиться!.. а своих информаторов я не выдаю. Знаешь, ты очень интересный… ммм… собеседник, а Банш сейчас – хитовая тема; мы могли бы сделать даже не одно, а два, три горячих интервью. Скажем, с Фанком. Ты можешь мне устроить встречу с ним?
– Если он согласится, – вздохнула Маска. – Я попытаюсь, но не обещаю. Как мне с тобой связаться?
– Как сегодня, – только ты сразу вызываешь Сайласа – это мой менеджер – и говоришь ему пароль… Ну, хотя бы – «Раскрашенная кукла».
– Нет, мне не нравится, – помрачнела Маска. – Это поганый намек. Я не кукла, я – разумная. Куклы – это у Хиллари.
– Ладно, тогда – «Мальчик с собакой».
Расстались они довольными, и радость у них была одна – насолить Хиллари Хармону. Маска ликовала от мысли, как теперь на Хиллари набросится Доран – он всегда так накидывается, что достает до кишок, – и рассчитывала насчет своей внешности – после 09.00 разрисовку на лице носить будет опасно, плащ надо сменить на запасной, а волосы привести в порядок, хоть и не нравилось ей причесываться под аккуратную умную школьницу.
Доран взглянул на часы – 05.08. Время еще есть.
– Теперь – в театр. Вызывайте сюда флаер! Мы везде и всегда должны быть первыми!..
* * *
Лильен видела гала-концерты и шоу-парады – Эмбер любила пышность зрелищ и охотно в них участвовала. Триумф, упоение и радость на грани истерики. В файлах, добытых Косичкой, Лильен увидела другой Город, ту сторону его реальной жизни, которой СМИ старались не касаться.
Каньон, чьи стены – небоскребы, запружен кипящей, вопящей толпой; над толпой цветной пеной колышутся плакаты. Лица ниже глаз у многих завязаны платками. По толпе бичами бьют струи воды, сшибают с ног, катят людей, будто кегли; описывая пухлыми хвостами дуги в воздухе, летят и падают газовые гранаты; по лужам, по изломанным плакатам надвигается, сомкнув щиты, строй круглоголовых. Между щитов выглядывают острия шокеров – кто-то упал, согнувшись в судороге, его подхватывают и оттаскивают. Из толпы бегом выскакивают и, размахнувшись, что-то швыряют – строй щитов колеблется, но на замену упавшим из заднего ряда встают новые щитоносцы.
– Я – репортер! – в кадре разбитое, текущее кровью лицо, заплывающее с одной стороны багровым отеком. – Я представляю канал VIII, программа «Все права защищены». Вот мой бэйдж. Я безоружен. На меня напали полицейские, вы видели! Будьте свидетелями!.. Их номера – ВТ2406, ВТ2418, ВТ1920… Централы, они топтали не меня, а ваши права!
Из бурления сливающихся громких голосов гейзером взлетает рев испуга и негодования – из-за угла выворачивает колесная бронемашина, ощетинившись растопыренными с бортов толстыми короткими стволами.
Кадр меняется – в поле зрения некто в маске, голос скрипучий, искусственный, в руках небольшая труба с боковыми отростками:
– Для таких ситуаций рекомендую – ракетомет RMG-35. Портативен, легок, удобен и прост в обращении. Все электронные примочки RMG экранированы. Показываю способ заряжания… Готово, теперь наводка. И – пуск!
Тонкая летучая струя касается бронемашины – и снопами огня вырывается из всех щелей, срывает люки.
– …можете считать, что этот день вы прожили не зря. Ваша задача-минимум – дожить до завтра.
– Реагент «дымный кляп». Состав – чистящее средство «Акварель», жидкость для мытья унитазов «Bronti», пищевая сода, поделочный пластилин «Recycler». Забивает фильтры противогазов типа DZ и Aria насмерть… Полюбуйтесь.
Дергаясь, словно кашляя, кто-то срывает шлем.
– Рецепты прилагаются – пользуйтесь с удовольствием.
Напалм, взрывчатка, лакриматоры, термитные воспламенители, скользящие покрытия, вещества, вызывающие рвоту, – оказалось, все это можно сделать на кухне, имея посуду, терпение и запас бытовых химикатов! По тому, как уверенно советовал человек в маске, технологии были испытаны не раз.
И кадры показывали, как это было.
Разлаписто и проворно топая ножищами, идет дистант, огибая перевернутые, горящие автомобили; сбоку к нему, виляя, подъезжает игрушечный грузовичок; дистант направляет вниз взгляд одной из голов, но поздно – вспышка взрыва, и дистант валится как подкошенный; к нему сломя голову несутся трое подростков с сумками и инструментами – снимать запчасти и вооружение.
– Киборгов тяжелых моделей противник применяет редко, обычно для разведки и задержания. Распознать их сложно, убить – тоже. Если вы не снайпер и не киборг – не надейтесь на поражение силовых кабелей пулей! Киборги живучи, и будут боеспособны, даже если им отключить обе ноги и голову. Они «холодные» в инфракрасном диапазоне. Средства выбора – гранатомет, ракетомет, бластер, плазменно-импульсное оружие; область поражения – туловище.
Лильен тщательно запоминала. Вместе с обучением она проникалась знанием того, что Город – не единая территория; по Городу проходит незримый рубеж, и по одну его сторону – огромная пестрая масса недовольных людей, а по другую – Власть. И мира между ними нет.
* * *
Скандал с исчезновением директора не сказался ни на фасаде, ни на репертуаре «Фанк Амара» – рядовой театр среди десятков ему подобных, не чета чему-нибудь главному вроде Президент-Холла, – но внимательный завсегдатай сразу бы заметил, что актеры выглядят понуро, хоть и стараются это скрыть; что-то такое читалось в глазах – тревожное ожидание, неуверенность, затаенное раздражение. Особенно ярко гнетущая хандра царила за кулисами, то и дело прорываясь вспышками напрасной злости, гневными выкриками и ссорами по ничтожному поводу. Хац метался между сценой, гримерными и кабинетом, пытаясь все уладить, всех успокоить и сохранить театр в рабочем состоянии, – но попробуйте держать все под контролем и всех – в узде, когда за вами серым призраком ходит неотвязный кибер-связист и два раза в день вас то вызывают в полицию, то являются поговорить прямо сюда. Документы изъяты, банковский счет арестован. Отвернуться не успеешь – уже склоку затеяли и даже с видовым подтекстом.
– Хац, почему Мика два номера играет, а мне один оставили?! – напирает Франческа, и намек самый прозрачный – «Своих выдвигаешь, ящер лысый?!» Остроухие ньягонцы ополчились на бинджу Коэрана и уже угрожающе щебечут: «Мы не на ЛаБинде, тут все равны!», а он им: «Полегче, мелочь!» Эйджи тоже – вспомнили, что они тут видовое большинство, заговорили о правах и пропорциональном представительстве на сцене. И все это с рефреном: «Фанк бы мигом разобрался!» Хац начал угрожать и рявкать – это помогло, но ненадолго, а обиды тем временем накапливались и множились, и по театру ползали с виду очень правдоподобные, но по сути лживые сплетни – что Фанк не просто убежал, но утащил всю кассу, что театр купила ровертаунская мафия, и будет глобальная чистка кадров, и на днях предложат выбирать – или соглашайся выступать в суперпохабном шоу за четверть ставки, или под зад коленом. Последний слух особенно влиял на нервы – Фанк, хоть он и был уличен всеми программами новостей в связях с мафией, не допускал на сцене непристойностей, и это держало театрик заметно выше даже шикарных аттракционов с девочками и вывеской «Зайди и вздернись!», и все уже привыкли, что работают в приличном заведении – и вот! Коэран шумно, по-лошадиному фыркал и божился, что скорей уйдет в хэйранские наемники, чем будет без штанов увеселять гогочущих эйджи; Мика, Кайгусь и Киута хором шипели, что на Аркадии такого непотребства не было в помине; ньягонцы тайно предлагали Хацу перейти под покровительство своего мафиозного клана, а эйджи (Хацу любезно донесли об этом) тихо-тихо подыскивали новые рабочие места. Их можно было понять – кому охота из артиста сделаться позорищем?
В театре, еще таком оживленном и веселом, явственно запахло тухлятиной. Хац висел на волоске над ямой, где облизывались монстры – Полиция и Суд, Тюрьма и Депортация, но прежде, чем они растерзают тебя, придется наяву увидеть, как рушится уютный артистический мирок, как злобный ветер сносит крышу и стены, и ты остаешься один-одинешенек… Господи, сделай так, чтобы время пошло задним ходом! Пусть опять в кабинете появится Фанк, который умеет мирить разные виды разумных существ!..
Ночные представления – с 24.00 до 05.00 – по двойному тарифу. Вместо чтоб спать – поешь, танцуешь, делаешь акробатические трюки, и все это должно быть ловко и непринужденно. Счастье, что Фанк ввел жесткий посменный режим, и в «Фанк Амара» артисты не путали день с ночью и не выматывались до упада ради брикета пластмяса. Плюс технические перерывы – зрителей вежливо в шею, пылесосы к бою, артисты к столу. Этот обычай за два дня не рухнул, и Хац опять ради сохранения близости с коллегами жевал размоченный в эрзац-молоке карбонгидрат вместо квашеной белковой массы. Речь шла о наболевшем.
– Фанк никогда не закусывал с нами, – рокотал Коэран. – Ээээто я понимаю – ксе-но-фо-би-я. Ооон был немножечко расист. Но ооон был хороший хозяин в театре. Черт не знает, куда мы пойдем теперь. А, будем играть, пока не выгонят!..
– На День Благословения, – возразила Кайгусь, – мы всегда ему преподносили блюдечко нуккихи, и он ел чуть-чуть.
– Ему надо было сразу заявлять в полицию про мафию, – Наито, ньягонский жонглер ножами и прочими опасными предметами, счел, что без него беседа – не беседа. – Я вас прошу согласиться, что мафия эйджи не знает ни чести, ни приличий. Очень огорчает, что он подпал под эту мафию!
– Хааац, – Коэран скосил на тихого ихэна сливово-лиловый глаз, – мы тебе третий день все намекаем, что надо объясниться. Ты умный, он тебя назначил – но разве Фанк ничего не сказал тебе? Я кидал гири в трех театрах, но только здесь мне начали платить нормально. Что-то не верится, чтоб Фанк так долго притворялся добрым, а потом всех кинул. Скажи, Франческа, так? Или ты, Бенита…
– Зря не скажу, – жестко ответила Франческа, – Фанк был нормальным мужиком. Но и нормальных иногда заносит по кривой. Наверное, всем ясно, что у Фанка не все было чисто?..
Серый связист на сей раз не торчал рядом – иногда, повинуясь не то голосам по радио, не то вложенной программе, он прикипал к своей портативной станции или пускался бродить по театру («Клад ищет», – шептали за спиной танцовщицы). Хац издал протяжный вздох, похожий на стон, и печально потрогал языком молочную кашу.
– Я ничего не знаю про его левые дела. Он сказал одно – «Работайте как обычно». Я знаю, что вы говорите по углам – что Хац подставной, что гребет под себя и для своих, – он обвел глазами всех сидящих. – Давайте начистоту – если я кого-то обделил, пусть скажет мне в глаза. Ничего нет хуже, когда на языке одно, а в голове совсем другое.
И едва языкастая Франческа приоткрыла рот, как к скромному застолью подбежал ньягончик Донти, сын Наито:
– Мотаси Хац, там с телевизора приехали, их много.
– Технический перерыв до семь ноль-ноль, – огрызнулся Хац, готовый к претензиям Франчески, но не к визиту этого хамского племени.
– Это опять Доран! – Донти от возбуждения подпрыгивал на месте.
– Пожрать спокойно не дадут, – Хац облизнулся, поднимаясь. Шагнуть в сторону вестибюля он не успел – Доран, напористо прорвав заслон у входа, шел по пятам Донти, и операторы ломились за ним следом, держа камеры, как импульсные ружья.
– Доброе-доброе-доброе утро! Приятного аппетита! Как жизнь? – на что был верток Донти, а не увернулся от потрепыванья по ушам. – Леди, джентльмены, уважаемые гости планеты – всем мои наилучшие пожелания!.. Итак, мы снова в «Фанк Амара», – повернулся он к камерам, – мы застали артистов за завтраком… А чем питаются те, кто дарит нам веселье?
– Присоединяйтесь, – Коэран протянул Дорану миску, куда Хац макал свой длинный бархатный язык. – Это вкусно.
– Именно то, что все врачи рекомендуют людям творческих профессий, – легкая сытная пища, не обременяющая желудок. Кстати, и мой завтрак – брикет мякиша с сырным соусом, я мало чем отличаюсь от большинства централов. О, господин Хац! Всем приятно будет вновь услышать ваш голос… Как вы можете прокомментировать заявление баншера Маски о том, что ваш директор – тайно живущий среди людей киборг?
– Ннннн… это факт не факт, – растерявшись, Хац тем не менее решил все отрицать. – Не факт! Ничего такое нет. Маска – не знай, никто не знай.
– Предположим, предположим! – Доран юлой пошел вокруг стола, подсовываясь с микрофоном ко всем по очереди. – А скажите – вы! Вот вы.
– Бенита. Это мое сценическое имя.
– Бенита! Вы видели, как директор Фанк ел?
Бенита огляделась, отыскивая, кто бы поддержал ее или взял ответ на себя, но на всех при Доране словно оторопь напала. Фанк – киборг? Дико, нелепо, но… какое-то заявление… как это все понять?
– Я видела! – вскочила Кайгусь, но Доран проигнорировал ее порыв; он один знал чистую правду и должен был найти здесь подтверждение своей уверенности.
– А женщины? Как он относился к женщинам?
– Очень скромно. Ни к кому не приставал, – в лице спокойной и уравновешенной Бениты Доран явно нашел не то, что искал, и он зарыскал глазами по сторонам – ну, у кого в зрачках чертики пляшут? Кто готов сорваться на сочный, смачный, многословный треп?.. Вот! Эта пылкая брюнетка!
– Вы! Что вы скажете…
– Франческа, – та приняла телегеничную позу и сразу похорошела, даже не думая об этом, а как-то инстинктивно.
– Он даже не смотрел на женщин? никаких знаков внимания?
– Нет! Знаете, он был чистый нейтро – ни девочки, ни мальчики его не беспокоили.
– А что – надо обязательно бросаться на кого-то? – вырвалось у Кайгусь, и Бенита с приязнью взглянула на ихэнку, но акустика камер была нацелена на Франческу и слышала только ее, а микрофон Дорана принципиально не замечал ничего дальше чем в метре от себя.
– Я давно здесь работаю, – продолжала Франческа, радуясь маленькому успеху и стараясь подольше быть в кадре, – и должна вам сказать, что Фанк всегда был немножко странный. У него на уме была одна работа. Где работа кончалась – там Фанк исчезал, словно прятался. На вечеринке его не увидишь – пока все отдыхают, он в одиночку репетирует… Некомпанейский человек! Или вы говорите – киборг? Может быть! Я знаю театры – чтобы директор не присмотрел себе актрису, такого не бывает!..
– Спасибо, Франческа, спасибо, вы очень помогли нам!.. Значит – полный нейтрал и стопроцентный трудоголик!.. Как интересно! И ел одну ихэнскую пищу, – камеры развернулись вместе с Дораном. – Щепотку нуккихи на День Благословения, не так ли? Я спрашиваю вас – так?
– Так, – машинально кивнула Кайгусь; она не боялась полного зала и слепящего света рампы, но нажим репортера ее пугал.
– Так! Никаких интимных связей! Раз в год кусочек фарша с пряностями! И последнее – он скрылся, сбежал от киборгов Хиллари Хармона!.. – Доран излучал в камеру энергию торжества. – И ни плевков, ни насморка – железное, вернее – кремнеуглеродное здоровье!.. Ни пота, ни усталости – никакой физиологии! Есть возражения? Не слышу возражений!.. Прямо какой-то абсолютный человек! И заметьте – никто, НИКТО, кроме него, не покинул театр перед появлением роботов из проекта «Антикибер»! Что ж, нам остается лишь признать правоту Маски – и посочувствовать артистам «Фанк Амара», которые из-за ломового усердия кибер-солдат лишились столь великолепного директора. Как жаль, что, если Хиллари его поймает, все его богатейшие навыки будут уничтожены на стенде каким-нибудь оператором-недоучкой… На этом мы прощаемся с театром и переходим к другим новостям.
Когда осветители погасли, комнату будто залило тьмой. Коэран первым нарушил темное молчание:
– Аммм… Доран, я спрошу – что это ты говорил о заявлении? какая это Маска?
– В девять часов увидите, – обернулся от двери Доран. – Сегодня в девять утра, для всего Города!.. Но для вас я добавлю два слова – мне действительно жаль, что Фанк больше не директор. Формально он теперь никто, он вещь. Если Хиллари выставит его на продажу с армейского аукциона бесхозного имущества, я куплю его – но увы, прежним Фанком он уже не будет. А для такого кибера я бы создал отдельное шоу.
Доран и бригада с топотом удалились, на ходу обмениваясь какими-то восторженными репликами. Еда сиротливо лежала в тарелках и блюдцах, напитки стыли в стаканах; все чувствовали себя так, будто их обокрали, и говорить не хотелось. Донти, помявшись, потянулся было за куском (дети – всегда голодные, они растут), но Наито стремительно шлепнул его по ладони; Донти с обидой забрался на колени к Бените, и та обняла его – может быть, даже крепче, чем можно обнимать инопланетного детеныша.
– Мотагэ Бенита, – осторожно спросил он на ухо, – а что, мотаси Фанк не придет больше?..
Стол, еда, помрачневшие лица – все стало мокро расплываться перед взглядом Бениты, и она спрятала глаза, прижав лицо к плечу ньягончика.
– Кан дильварги, саарт! – выругался Коэран, и посуда подпрыгнула от удара по столу громадным кулаком. – А ведь это был лучший директор!..
– Может, потому и был, – прошептала Кайгусь.
* * *
– Просыпайся, Хил, – голос доносился сквозь легкое забытье, предшествующее пробуждению. – Просыпайся.
Хиллари вздохнул и попытался разомкнуть веки. Тело еще было невесомо и бесчувственно, как это бывает после глубокого сна, а перед глазами – за туманной дымкой – плыли куда-то голубые облака. Хиллари покачал головой, стремясь разогнать видение, и вдруг увидел, как туман разрывается, и в образовавшемся пространстве четко выступает здание проекта в Баканаре с темно-синей зеркальной тонировкой стекол, молчаливое и загадочное.
– Сейчас, мы подлетим поближе, – пробормотал Хиллари, поворачиваясь с боку на бок.
– Просыпайся, – голос был мягок, но настойчив. Хиллари ощутил, как покачнулось его тело; кто-то сел рядом, положил руку ему на плечо. – Вставай. Начался новый день.
Хиллари приподнял голову, с усилием раскрыл глаза и наконец-то вынырнул из оцепенившего его сна. Он сел, отбросил одеяло – и опять задремал с открытыми глазами. Он по-прежнему видел корпус, как если бы он подлетал к нему на флаере, только теперь мираж стоял строго вертикально. Синий глубокий цвет, разделенный на ровные плиточки серебряными линиями. Но зрение уже включилось, и Хиллари также видел комнату, гладь пола, откидной столик, экран монитора, подвешенного на белом кронштейне, стопки кассет на столе, на полу, на мониторе. Два изображения, мнимое и реальное, наслаивались друг на друга, создавая два объема, два мира – один перед глазами, так сказать, объективная реальность, а другой возникший в глубинах мозга – порождение сна. Зрение постепенно прояснялось, реальный мир становился ярче, четче и, наконец, восторжествовал.
«Я дома, дома», – подумал Хиллари, прислушиваясь к гулким ударам собственного сердца и борясь с искушением вновь упасть на теплое, нагретое ложе и спать, спать, спать…
– Ну что, очнулся? – со спокойной улыбкой спросил его Кэннан. Это именно он сидел на кровати. – Хил, ты опять вчера накурился этих форских трав. В следующий раз, чтобы разбудить, я буду бить тебя по щекам.