Pax было отключился, но его стали ворочать, чтобы добраться до пряжек сбруи, и он, открыв глаза, увидел совсем рядом пальцы Тими, выглядывающие из сандалий-босоножек. Пальцы нетерпеливо шевелились от беспокойства, поблёскивая розовым лаком ноготков. Этот педикюр, а в придачу выразительность живых пальцев прямо-таки ушибли Раха, и он опять испытал приступ удушья, но не от ужаса бездны, а от счастья лицезреть красивые ноги Тими.

«Ухты!..» – только и мелькнуло у него ослепительное солнечное чувство, и тут он взаправду потерял сознание. С подростками это случается.

Медеро заучивала очень нудный раздел природоведения – о светилах. Её класс ещё не вывозили на поверхность для знакомства с солнцем и луной. Чтобы экскурсии прошли как следует, надо дождаться безоблачного утра и ясной ночи, а пока знакомься со светилами по книжкам и видео.

– Восход Юады в равноденствие происходит точно в десять часов, – твердила она полушёпотом, стараясь запомнить урок, как песню. – С восходом наступает светлый и жаркий период суток...

Она забралась с учебником на самую верхнюю койку, чтобы никто не мешал. Как трудно жить в многодетной семье! если бы папке с мамкой не доплачивали за лишних ребёнков, неизвестно, что было бы.

«Ишь сколько мамаша Родон нарожала, – слышали чуткие ушки Медеро на улице. – Как троглодитка! Ну трое; ну четверо – а зачем пятого?..» «Раньше бы нечётного по древней правде – в кладезь, вместо мляки, – шипел другой голос. – Слишком много нас слишком глубоко роем – бездну тревожим. Откупаться надо, а чем?..»

От таких разговоров Медеро вздрагивала, но не находила, чем возразить. Школьная карта глыбей с упорно ползущими вниз конусами погружения была нарисована красочно и гордо, но куда опускались конусы, разжижая камень растворителем? где предел, ниже которого нельзя? даже подумать страшно.

Тарья, как истинный младший, тетёшкался с Буном, одновременно пытаясь смотреть по экрану кино про солдат и слушать музыку через наушники. Олес – девушки имеют право погулять! – упорхнула в гарнизонный клуб на танцы, помахать хвостиком перед военными. Бакра тоже вовсю наслаждался выходным, и где его носит – угадай.

Один лемурид сочувствовал Медеро! каково девчонке изнывать в норе над уроками, когда подружки бесятся по коридорам?

И жители облаков услышали её немой стон и послали ей развлечение.

В дом вошёл знакомый рослый наоси, без жилета и кортика, зато с двумя сумками – большой и маленькой.

– Добро пожаловать, страж, – радушно, хоть и без особого восторга, встретил его папка.

– Привет, хозяин. Я у вас обоснуюсь на пару ночей.

– Что ж, место найдётся. Смонтируем койку поперёк на втором ярусе – устроит?

– Койка не нужна. Еда тоже. Мне требуется база, чтобы складывать инструменты, а то в казармы Унгела далеко ездить.

– Оставляйте, всё будет цело.

– А лемурид? – с подозрением скосился наоси на ручного зверька.

– Здравствуйте! – отложив учебник, с радостью свесилась вниз Медеро. – Вы будете с нами жить? а Мура не бойтесь, он ничего не испортит. Он не может открывать застёжки и замки.

– Тогда – малыш. – Наоси перевёл взгляд на Буна.

– Ой, да он ещё как лемурид!

– Дети – стихийная и разрушительная сила. Я знаю случаи, когда они своими слабыми пальчиками разносили ценную аппаратуру на отдельные детали. А самые важные части – проглатывали.

– Да, – покивал отец семейства, – и я всем говорю, что новые модели бытовых приборов надо на сутки отдавать в детский питомник. Если прибор уцелеет – можно пускать в продажу.

Пока наоси, достав из меньшей сумки клановый жилет и кортик с ремнями, одевался и опоясывался, Бун бойко подбежал на четвереньках к другой сумке, без затруднений открыл сложные замки и стал лапать лежащее внутри трубообразное устройство.

– Пупука, – вздохнул он, не сумев ничего отломать.

– Это плазменная пушка? – У Тарьи от волнения аж уши раскраснелись.

– Вы уже нашли кого-нибудь? – спросила Медеро.

– Ищем. – Приладив к прибору ремень, наоси повесил его на плечо, взялся за рукоять внизу – из ствола выдвинулся телескопический тубус, откуда вырвался толстый и бледный зеленоватый луч. Пробежав по краям коек, луч упёрся в лемурида, тотчас враждебно сощурившего глаза.

ПРЕДМЕТ – ЖИВОТНОЕ. ВИД – ЛЕМУРИД. ОБЗОР ТЕЛА НЕПОЛНЫЙ. КАТЕГОРИЯ – ЖИВОЕ. КРИТЕРИИ СОСТОЯНИЯ... – побежал курсор по экранчику, рождая алые на чёрном строки. «Вроде бы работает, – отметил Форт. – Осталось проверить на дохлых животных и останках». Криминалисты, вручившие ему детектор биологических объектов, утверждали, что при установке на автоматических вездеходах прибор распознаёт характер и давность наступления смерти в пределах тридцати суток. Правда, высоким интеллектом прибор не обладал и мог давать путаные ответы со множеством вариантов.

– Кой, – обратился Форт к Тарье, – где я могу найти ребят, знающих все закоулки в радиусе полутора вёрст? Причём меня интересуют те места, куда золотари не заглядывают.

– Я! – Тарья вскочил, роняя и экран, и наушники. – Это я могу! я знаю! Пап, отпусти меня с наоси!

– Если он тебя затребует... – неуверенно буркнул отец Родон.

– Да, я возьму его. – Как ни сумбурна помощь ребятни, никто другой все щели в округе не исследует – только эти неугомонные, шальные существа.

– Ой-е!! Меде, теперь ты стереги Буна! – Тарья едва и пляс не пустился от счастья. Ура, выходной день!

Бакра, брат Тарьи, и с ним ещё пяток парнишек и девчат обступили парочку пещерных выходцев. Казалось бы, такая компания сытых и сильных подростков из градского корня должна одним своим видом запугать юных троглодитов – но те держались независимо и даже вызывающе. Эти браток с сеструхой (имена у них пещерные, с дурными прозвищами – Удюк Лишай и Мухарма Псица) говорили как взрослые и ругались как пьяные. Их манеры вынуждали уважать выходцев из карстовых пустот, потому что так себя вести градские осмеливались годов с семи, и то постепенно. То, что Псица и Лишай ноющими голосами пели жалобные песни про пещерное житьё-бытьё, дела не меняло – то был промысел, а по жизни развязная Мухарма такие словечки загибала, что даже девушкам восьми годов неловко становилось. А Удюк запросто мог ударить любого самым подлым способом; вдобавок он носил в коробке под хламидой папиросы и другие завлекательные вещи – а может, там же прятался и ножик.

Те, кто брезговал с ними общаться, к пещерной парочке не приходили. Но кое-кого к ним влекло. От сеструхи и братка веяло дикой вольностью, нахальной удалью и той свободой, о которой грезят тинэйджеры – делать что хочешь, уходить из дома без спроса, вытворять всё, что на ум взбредёт.

Водиться с троглодитами считалось зазорным, но те выказывали до того бесшабашную смелость нравов, до того взрослую житейскую опытность, что притягивали, как край бездны, заглянуть в которую и упоительно, и страшно. Они словно вышли оттуда, чтобы зазывать градских в страну, где всё дозволено.

Наконец, Удюк мог продать запрещённое – книжечки, карманные журнальчики, кассеты с записями. Как раз о продаже и шла речь.

– Не продам, – вывернул губы Удюк. – Нету с собой ни хренища. У вас ходить склизко стало, всякие с кортиками блындают.

– Да хватит цену набивать, выкладывай, – раздражённо бросил кто-то, озираясь. – Но больше восьми крин не проси.

– Удюк, у них камешек мало, – хихикнула Мухарма, толкнув братка бедром. – А девчонки симпатяшные, пора бы знать, как зарабатывать на бижутерию с подмазкой. Даром играются одни дурёхи. Смекайте – и сладко, и денежка будет. Я-то своё враз беру, не мешкаю.

Девчата застеснялись, но никто не посмел послать Псицу вдаль по коридору. К её сальностям стали привыкать, а паренькам пещерное бесстыдство даже нравилось, и девчонки, чтобы их не сочли наивными, ответили недружными смешками.

– Они порошок на шесть морд разобьют, полижут – и рады. Градским щепотки довольно, чтоб по кисточки в бездну влететь.

– Куда им, до колен едва ли, – засомневался Удюк. – По-настоящему ввалиться духу не хватит.

– Ну, ты с собой-то не равняй.

– Меня с гриба не крутит, что там плесень. Так, зажевать после обеда.

Гриба градские побаивались, потому беседа вновь зашла о порошке из плесени. Но престиж Удюка после этих слов возрос.

– Давай – пакет за шесть крин.

– Сказал – нету. Я сюда больше не ношу, баста. Книжонки есть новые – эти продам по шесть агал. Картинки для двоих, по крине пачка.

– Чего ты трусишь-то, Лишай? как ходила стража, так и ходит, ни реже, ни чаще.

– Слыхать, у вас рослый объявился, – криво взглянул Удюк. – Голова – как наших две. Нюхает чего-то, ходит. Нам с рослыми не в масть пересекаться. Видали его? с какого нао приполз?

Бакра, уловив несколько быстрых молчаливых взглядов, устыдился так, будто мамка поймала его над запретным журналом. Надо было показать храбрость, пока тебя не продали, и он небрежно заявил:

– Из Унгела. Какой-то большой спец...

– Во как! из Унгела?.. – Удюк почесал за ухом. – А для чего ради он тут шарит?

– Он... – начал Бакра, но дружок опередил, показав в конец коридора:

– Вон тот рослый, у него и спросишь.

– Ооояяя... – протянула девчонка, пятясь. – Он с пушкой!

Удюк с Мухармой мгновенно переглянулись и, чуть сгорбившись, стали отступать к повороту. Ничего подобного тому, что нёс в руках рослый, они раньше не видели. Над широкой дырой дула мигал огонёк, при каждой вспышке охватывая коридор еле заметным зеленоватым свечением, ложившимся на лица, руки, одежду, как опаловая пыль.

Рослый приближался великанским шагом; на жилете ясно виднелись узоры Унгела. Удюк почуял, что леденеет, и ноги пристыли к полу. Рослый! офицер Унгела! да ведь это... сам Дух Бесследный, выкормыш Золотого Луча! От него надо драпать – как можно скорей, без оглядки!

Из-за офицера выскочил, взмахивая руками, незнакомый троглодитам паренёк.

– Бакра, это я! Не бойся, наоси по делу! надо помочь!..

– Нннн, – процедил Удюк, поплотней запахивая свои обноски, – какие у тебя знакомые... Плохо ты пахнешь, Бакра. Я больше с тобой не играю.

– Пся, запродался нао служить, – сплюнула Мухарма с ядовитым презрением.

– Да я... – Растерянный Бакра тоже стал широко водить руками, не зная, как ещё показать размеры своей честности, но рослый уже подошёл к компании вплотную.

«А ведь я вас где-то видел, – подумал он, изучая две сжавшиеся фигурки в поношенных хламидах и портках. – В „Кабарете"; вы там пели».

Кто здесь старше, кто моложе, Форт не различал – ему пока не удавалось сопоставить рост и сложение младших ньягонцев с их календарным возрастом. На взгляд все присутствующие выглядели сверстниками, но особы нежного пола смотрелись не по-детски зрелыми.

– Наоси, мы маленькие. – Пригнув и вывернув голову, Удюк заискивающе и настороженно поглядывал на гиганта.

– Мы болезные. – Мухарма выпростала дрожащую руку, уродливо скрючив пальцы.

– Нас нельзя забирать.

– Мы тут ничего не делали.

Компания, застигнутая с троглодитами, шумно дышала носами, стараясь смотреть куда угодно, только не на стража с устрашающим оружием. Не меньше как лучемёт!

– Нам нужен Бакра. – Тарья поспешил выдернуть брата из неловкого положения за руку. – А другие не нужны.

Форт проанализировал возможные правонарушения, которые могли здесь происходить. Нищеброды не просят его защиты, хотя могли бы – стражи должны помогать всем в пределах града. Значит, подростки этих двоих не обижают.

К чему тогда прозвучало «нельзя забирать»?.. ведь разговор об аресте и не заходил.

Зелёный глазок детектора пульсировал; экран показывал наличие восьми живых предметов вида «человек». НАЧАТЬ ИЗУЧЕНИЕ?

– Да. Остальных не надо.

Удаляясь, Форт отследил сканером, что сборище подростков разделилось на группы из двух и пяти человек. Обе двигались так, словно хотели побыстрее разойтись.

Утром девятого числа на похороны Зенона собралось совсем немного землян. Пока служители храма готовили зал для церемонии, пришедшие топтались в соседней комнате – судачили об убийстве и о том, кто оплатил расходы на дорогостоящее погребение в земле. Незаметно подслушивая, Форт убедился, что люди Лурдес умеют хранить тайну и не выдают анонимных жертвователей.

– ...а я говорю – кто-то из шкиперов постарался. Достаточно раз пройти с подносом по капитанскому клубу – вот вам и средства.

– На трассах его хорошо знали.

– Бетти не пришла, а ведь как за ним увивалась!

– Слушайте, кто это – тот, с ньягонской причёской?

– Какой-то деловой... по-моему, он появлялся в «Кабарете».

– Всё-таки я не пойму – кому понадобилось убивать Зенона? Явно не кредиторам. Им было выгоднее, чтоб он отыскал деньги и выплатил долг. С мёртвого ни крины не получишь!

«Действительно, – в который раз вернулся Форт к неразрешимому вопросу, – за что могли убить должника, у которого ни томпака за душой? О его делах с банком знали все, это не роковая тайна. Если бы он был должен столько, что не мог вернуть, – не шатался бы по кабакам в поисках гешефта, не ходил бы за мной хвостом, а ноги в руки – и бежать. Нет, причина не в судне и не в грузе. И не в женщинах, иначе бы все тут восклицали: „Ах, какой был донжуан, скольких обольстил!" Остаётся одно – ему стало известно то, чего не полагалось знать, и его убрали. И книжка от „Помилования". Ничего не разобрать!..»

– О-о, ты тоже здесь, – пыхтя, резво протолкался к нему Буфин. – Привет, привет. Постригся, да? тебе идёт. А Зенон-то, Зенон! Кошмар! Кому-то он перешёл дорогу... Ты ещё не сговорился ни с кем о люгере? верно, спешка во вред делу. Надо присмотреться, всё ощупать. А я тебя не забываю, я всё время помню.

Механически кивая со скорбным выражением лица, Форт мысленно вернулся ко вчерашнему походу с Тарьей и Бакрой. Парнишки и впрямь досконально знали все окрестные дворы и подворотни, куда не заглядывают мусорщики, все лазейки и затхлые коридоры. В дальних отстойниках водились пси – не особо крупные, но хитрые звери, совмещавшие обязанности хищников и всеядных падальщиков. При появлении группы людей пси, скуля и ворча, отступали в темень, потом шарахались от света фонаря и скопом кидались в какую-нибудь дыру, сильно отталкиваясь задними парами ног и брызгая чем-то липким и гадким из желёз на заду. Затем в действие вступал луч детектора, и экран сообщал: «ОСТАНКИ. ОСТАНКИ. ОСТАНКИ. ФРАГМЕНТЫ ТЕЛА», а Форт считывал сроки наступления и возможные причины смерти.

Пси оставляли для анализа немногое; результаты были смутные, расплывчатые. Выручал закон природы, ставший ньягонской поговоркой: « Пси псей не едят» – почему-то псям претило жрать сородичей. Их-то трупы и давали максимум информации.

Пси, свинки, кролы – каждый скелет Форт заносил в память. Затем перечень приступов – началось во второй половине лета (кто его видел, это лето?), с седьмой луны. 12-го и 17-го приступы охватили районы севернее и южнее Эрке, а позднее касались и града. Сопоставление дат приступов с давностью смерти псей. Раскладка находок по зонам и датам. Адова работа!

«Может, зря я надрываюсь за какие-то семьдесят штук Е?.. Итог по-прежнему не в нашу пользу. Чтобы составить надёжную карту приступов, надо облазить с тубусом не один городец...»

– Прошу войти в зал, – тихо пригласил служка-ньягонец. Форт заметил, как он смотрит на входящих в двери. Нет, не с благоговением – так люди глядят на статую героя, снизу вверх, в их глазах появляется нечто возвышенное, вроде желания вырасти до высоты памятника, стать вровень с ним.

«Мы – божества?.. Как бы вам, маленькие, не разочароваться в нас. Мы очень разные, далеко не всем такое звание по силам. Ладно, я продолжу тащить то, что взвалил на себя, – но чур потом меня не хаять. Бог строил мир не роди заработка, за одно „спасибо". Осуждать работу добровольца не положено. Что такое жалкие двенадцать с половиной тысяч бассов? если вы перестанете мереть от страха – то это меньше, чем „спасибо". И получается, что я работаю даром».

Зенон лежал в гробу чистый и спокойный. Загадка его смерти уходила вместе с ним.

«Разве я обязан её разгадывать? – слабо возмутился Форт про себя. – В граде есть полиция, это её работа. Мне своих дел хватает».

– Мы провожаем Зенона Освейского в последний путь... – начала мать Лурдес в богослужебном одеянии, а Буфин сбоку придвинулся к Форту и зашептал:

– Мать классно служит, люблю её слушать. Здорово, что за Зенона заплатили, а то бы... бр-р-р, как представишь, что из тебя делают кисель по-ньягонски, сразу не по себе становится. Лучше в грунт лечь, по-нашему. На поверхности есть участок, кладбище эйджи; посольства содержат его в складчину. Форт, ты не раздумал купить люгер? Можно спроворить и дешевле, миллиона за три. Невдалеке есть местечко... этакий вольный рынок... Аламбук, не приходилось слышать? Будут нужны рекомендации – я это устрою и сведу с кем надо. Так что помни – я всегда к услугам. Каждый день я в «Кабарете»...

– Может быть, – прохладно отозвался Форт. – Я возьму на заметку.

– ...мы возвращаем его тело земле. – Мать Лурдес закончила вступительную часть.

Мозг распределял обнаруженные тела псей по дням приступов и карте гибели свинок. 26-е, седьмая луна – неровная апельсиновая черта в лиловом ореоле. 3-е, восьмая луна – ломаная линия. 15-е той же луны – ещё линия. Теперь – сгладить неровности. Ну-с, просмотрим схемы приступов поодиночке...

Оранжевые рубцы с лиловыми краями стали ложиться один за другим, пересекая план града. Они напоминали следы бича, проступающие на коже, и складывались в кисть с растопыренными пальцами. Линии сходились где-то на северо-западе, за рамками имевшейся у Форта карты; угол между крайними лучами веера насчитывал 39 градусов.

Едва он оформил в уме единую картину приступов, как завибрировал карманный телефон.

– Алло?

– Фортунат, это Pax. Я хотел напомнить, что сегодня у нас посещение белковой колонки. Жду у проходной.

– Буду.

– Бизнес? – понимающе спросил Буфин.

– Да. Пытаюсь пополнить свой счёт путём мелких финансовых спекуляций.