«Поль? это девяносто седьмой, дай агрегатную рубку».

«Соединяю».

«Поль, дай инженера моторной части».

«Сейчас».

«Докладывает девяносто седьмой – топливо двенадцать, воспламенитель сорок, масло семьдесят два, пресная вода девять».

«Девяносто седьмой, что ты врёшь? не может быть девять!.. Иди, проверь ещё раз. Должно быть двадцать три!»

Бегом, по скобам, вновь бегом. Где ближайший исправный телефон?

«Точно девять».

«Постучи по трубке справа. Справа всегда заедает».

«Не меняется».

«Ты мне утверждаешь, что вода на девять?! Ты мне хочешь сказать, что я не вижу, сколько у нас воды? Сходи ещё раз, девяносто седьмой».

Бегом, бегом, бегом. Споткнулся у телефона.

«Поль, дай станцию водозабора. Алло! Водяные, вы шланг в реку бросали? Так… А насос работал?.. сколько кубов? ничего не понимаю. Девять!»

«Девяносто седьмой, выговор с занесением в карточку. За дезинформацию комсостава».

«Повторяю – девять».

«Повторяю – строгий выговор!»

«Я могу спуститься в цистерну и промерить уровень».

«Почему ты сразу этого не сделал? Полезай сейчас же!»

В склепе цистерны дрожит море полночной тьмы. Линии уровней стёрты.

«Девять! Алло!.. алло! Поль, где инженер?»

«Он отключился. Обеденный перерыв».

Выбираясь из цистерны, Форт отметил, что вахта давно закончилась, сменщик где-то на другом конце Вселенной начал пробежку по датчикам, выговор записан. Он перевёл свои затраты энергии в килокалории. 9170 ккал. Какая-то работа насмерть, трудовая казнь во имя спущенного с неба Производственного Задания. Невозможно ни съесть, ни усвоить еду с таким числом калорий. Кериленовые цилиндры в его батарее с нагрузкой справлялись – а люди? живые люди?.. да здесь только киборг может выжить!

Он воспроизвёл в памяти лица с проступившими сквозь кожу костями черепа, слипшиеся медные волосы, задубевшие от пота робы с белым соляным рисунком, стоны во сне, пробуждение и безысходно-тоскливую ругань вместо «С добрым утром», замедленно-спящие движения рук и челюстей, богохульный мат из-за трясущейся двери туалета – всем свело и завязало узлом кишечник. Нечистая вода с плёнкой неизвестной маслянистой примеси. Это не может продолжаться вечно.

Завтрак. В светлой и просторной столовой комсостава стол застелен белоснежной (льняной!) скатертью, и опрятные стюарды в вычищенной униформе разливали по тарелкам янтарно-прозрачный бульон с игривыми веточками зелени, аккуратными горошинами и морковными полумесяцами. Золотисто-зелёные драпировки изящными складками прикрывали ложные окна; в простенках красовались скромные трёхмерные панно, изображающие гилей в цвету; здесь всё создавало иллюзию трапезы на природе, под щебет калькариток и охлаждающее веяние кондиционера. Во главе стола, как принято, сидел свежий, тонко и едва заметно пахнущий духами упитанный капитан, чьи тёмно-каштановые волосы были искусно причёсаны и напомажены. Оправив на груди салфетку, он что-то шептал старпому, со сдержанной весёлостью поблёскивая лукавыми, почти чёрными глазами. Кровь средиземноморца в его венах была солона, как его тонкие шутки. Посмотрите, как главный инженер-бинджи глядит в бульон. Смешно! а сейчас ему навалят гору силоса. Травоядный обезьян. Его отрыжка пахнет коровьим хлевом. Чтобы вычистить ему зубы, нужна швабра и полведра зубной пасты. А их женщины… тссс, я скажу вам на ушко… хо-хо-хо!

Главному инженеру-бинджи было неудобно; чтобы уравнять сидящих за столом, ему выделили коротконогий стульчик вроде пуфика, и инженер торчал над скатертью, как великан, по пояс врытый в землю. Он опустил плечи, прижал локти к туловищу и тем не менее ощущал себя неуклюжим, слишком большим и грузным, чужим в обществе низеньких эйджи. Бинджи опасался, что стульчик под ним хрустнет и развалится. Посуда, столовые принадлежности – всё было приспособлено для землян, и он тоже был принуждён к ним приспосабливаться, говорить только на их языке и ограничивать силу голоса. Он чувствовал себя свободно, лишь уединившись в каюте.

Вахтенный офицер № 47 поспешно подошёл и прошептал нечто на ухо капитану; у того вздёрнулись брови.

– Бунт?

Все перестали жевать и хлебать.

– Немыслимо. – Капитан смял и отбросил салфетку; стюард тихо подобрал её и приготовил новую. – Господа, мне только что сообщили, что команда взбунтовалась. Признаться, это кажется вздором. Ну-ка, дружок, доложи всем.

Номер 47 откашлялся.

– Лесоповальный, печной, моторный и резервуарный сегменты выдвигают какие-то странные претензии. Они требуют жвачки, денег и танцев. – Номеру 47 было неловко оглашать подобные нелепости, но капитан велел. – Они говорят, что прекратят обслуживать механизмы и системы.

– Жвачки?.. – От возросшего внутреннего напряжения на лице главного инженера желваками проступили сжавшиеся мышцы.

– Так точно.

– Господин капитан, это серьёзная проблема, – обеспокоенно сказал главный инженер. – Возможно, у нас возникли сложности с питанием.

– Какие сложности? склад пищеблока полон! я лично проверял.

– Дело не в количестве консервов. Жвачка – некорректный термин; здесь ошибка в переводе. Им нужна травяная… растительная пища, много овощей…

Тот, кого команда готова была оглушить ключом и сжечь, заговорил твёрдо и быстро, заметно громче, чем требовали приличия:

– Биндэйю надо много овощной еды, клетчатки. Иначе возникают трудности с пищеварением. Разумеется, рацион команды не входит в пределы моей компетенции, но я полагаю, что их питание…

– Господин главный инженер, – отчеканил капитан, лёгкой гримасой обозначив, что он недоволен повышенным тоном бинджи, – я попрошу вас не выходить за пределы компетенции. Мы вас выслушали; достаточно. М-м, овощи!.. Теперь я верю, что это – бунт. Бунтуют как раз по ничтожным причинам. Господин главбух, после завтрака рассчитайте выплату наличными за… за неделю в размере тридцати процентов заработка. Оформите как аванс. Пусть докармливаются за свой счёт; судовая касса не для того, чтобы потакать прихотям работяг. Танцы им устраивай!.. каково?! Разрешите рабочим покупать овощи у зверобоев. Никаких отдельных рейсов служебного катера! Откройте выход 4-3. И ещё… – доверительно склонился он к начальнику охраны, понизив голос, – выясните, кто начал бунт. Премия доносчику – двести экю. В конце рейса мы решим, как расплатиться со смутьянами. А вы, – добавил он громче, обращаясь к офицеру связи, – огласите моё распоряжение по общей сети. Разумеется, никакого выходного дня – мы предприятие непрерывного цикла, производственное задание для нас важнее всего. Пусть развлекаются посменно, согласно распорядку вахт. Агрегат должен двигаться без остановок.

Затем и существуют капитаны на судах, чтобы единолично решать проблемы любой сложности. Столовая повеселела и вернулась к прерванному завтраку. Голоса стали светлей и тише.

– Как вам понравилось выступление жвачной обезьяны? – промолвил шеф охраны, склонившись к тарелке.

– А вы хорошо проверили его досье? – ответил вопросом капитан, тем самым перехватив инициативу. – Вы уверены, что он не имел ничего общего с какими-нибудь радикалами?.. на ЛаБинде масса радикальных группировок.

– Консульство предоставило его послужной список и биографию, – пошёл на попятную шеф-охранник, стремясь перевалить ответственность со своих плеч.

– Автобиографию, вы хотели сказать? О себе любой напишет наилучшую характеристику. Задумайтесь-ка, почему именно его отрядили на агрегат. За примерное поведение с ЛаБинды не ссылают…

Приговорённый командой, главный инженер за лишние слова окончательно стал изгоем и среди комсостава. Так-то! в другой раз не разевай рот в защиту отребья, нанявшегося на сжигатель. Он замкнулся и потупил взгляд, чтобы никто не заметил огня бессильной ярости в его глазах.

Услышав обращение правительства Буш-2 к народу, команда восторженно заголосила – победа! открыт выход 4-3! деньги дадут! Случается, что и мечты сбываются.

Зная высоту агрегата и высоту гилея, Форт и не надеялся увидеть с крыши горизонт. Но зрелище, открывшееся наверху, было потрясающим. С обеих сторон мимо ползли лесные стены; впереди деревья однообразно рушились с шумом, покорно ложась и втягиваясь в невидимую пасть, а сзади… за кормой агрегата шла прямая просека, дымящаяся, засыпанная пеплом. Раскидистые ветви-веера, выступавшие в прогрызенный коридор, качались и роняли на крышу увесистые клубки рваных и спутанных эпифитов с их ядовитыми дряблыми яблоками, сочащимися липким нектаром; под ногами, звонко щёлкая, угрожающе подпрыгивая и треща, пугливо метались насекомые обитатели лесного полога – обжигающе-жёлтые, чёрно-лиловые, опушённые жгучими иглами, испускающие из брюшка струйки нервно-паралитического газа, иные величиной с кошку, с десятками ног-крючьев. Унылые безглазые комья миксомицетов ползали, как убежавшие от кулинара порции желе – розоватые, прозрачно-серые, малиновые, переливающиеся изнутри опаловыми созвездиями вакуолей, – привычно растворяя листву и сваливаясь с неогороженных краёв. В колодце выхода 4-3 орал дежурный вентсистемы, обзывая уродами всех, кто раньше времени открывал шлюз и впускал в корабль внешний воздух. Гулко дымили трубы выброса, вскидывая выхлопной газ сизыми султанами выше леса.

Сзади к белёсому курению золы примешивался ползучий чёрный дым пожара. Гилей, высушенный солнцем термидора, загорался и пылал. Солнечный свет, прорвавшийся из просеки в подлесок, буквально на глазах поджаривал сочные, полупрозрачные растения, и они, сморщившись, занимались ползучим огнём. Со звуками петард взрывались спорангии, полные невесомой сухой пыли. Вспугнутые крылатки водоворотами кружились в воздухе с жалобными криками.

«Впереди нас – рай…» – вспомнив слова Руны, Форт с каким-то болезненным чувством сравнил беспомощный лесной заслон перед червём смерти и след червя – прах, дым, пожарище, ничто.

Пилотам было легко найти агрегат сверху. С северо-запада заходил на посадку трёхфюзеляжник с подвесными контейнерами, пара флаеров отстаивалась на крыше кормы. Все, чьи вахты кончились, повалили по мосткам, пихаясь и выкрикивая безобразные слова и лозунги, более приличные в локерии. Стало заметно, что умственный уровень команды рухнул до ноля и ниже, остановившись на последних трёх желаниях – пожрать, напиться и уснуть.

– В складчину, – командовал Джифаренге, – парни, по стольнику! Я поговорю с летунами. Часов пять, и у нас всё будет. И музыка!.. ну-ка, вы – разгребайте танцплощадку!

Форт изучал антенное и радарное хозяйство Буш-2. Вот радар системы позиционирования, вот трэковая связь, вот навигационные устройства. Он не зря пригрел в кубрике Поля – в благодарность парень разболтал всё, что знал об информационной структуре корабля. Пока самые послушные спихивали растительный сор с бортов: «Эй, не поскользнись! навернёшься – поминай как звали!», он проводил время с пользой.

Его заинтересовал небольшой, но, похоже, скоростной флаер ньягонской постройки – лягушачьей расцветки, с непонятными буквами на борту. Похаживая по четвёртому сегменту и любуясь природой, Форт обратил внимание, что экипаж на флаерке – хэйранский, там снуёт пять-шесть красных человечков. А если взглянуть пристальней?.. некоторые лица подозрительно знакомы; надо рассмотреть поближе.

– Трава – три экю килограмм! – чирикал Бисайюге. – Деньги раньше, трава после! Никак иначе! Час, два – и трава. Деньги раньше!

Узнать его Форту позволил цифровой анализ внешности. Бисайюге заметно преобразился – волосища расчёсаны тремя проборами, пряди перевиты лентами, убраны назад и прижаты сеткой, а голова – как бы в узде из плоских эластичных тяжей с выпуклыми бляшками и узкими пластинами цвета камня, сложным рельефным узором выступавшими на лбу, на темени и на висках. Второй муж Лучезарной был в огненно-красных штанишках до колен и в несуразно полосатой безрукавке типа болеро – тинисто-зелёный, оранжевый и бледно-голубой цвета; прочие гривастые не обузданы, а наряд их ограничен парой ожерелий, пластиковыми тапками на завязках и трусиками с передником. Эти прочие, жирно блестя солнцезащитным гелем, слушали и, хлопали глазами, сидя рядком на корточках и не вмешиваясь в торг.

– Земноводный, – проникновенно, с укором говорил Джифаренге, волею народа ставший глашатаем и ходатаем, – ты цену ломишь, а чего ты продаёшь? подножный корм! Два экю за кило.

– Три! Ты биндэйю о четверых ногах. Жена к вам снисходительна, берёт малую плату. Она у жрицы консультируется. Опасайся! Прекрасная Оййоте скажет – нельзя, неэтично кормить врагов, – и ни листочка не получите. Три экю. Свежая, вкусная травка! Листва! Плоды! Хочешь даром – лезь по стенке вниз и рви руками.

Биндэйю махали лапами, громко высказывались в духе оголтелого расизма, но соблюдали святость частной собственности и на флаер не лезли.

– Мораль нашего народа не пострадает, – выбралась из кабины Цанцукэ в такой же узде, короткой жилетке и юбчатых штанах. – Жрица великодушно позволила.

– Два экю семьдесят пять центов! последняя цена, – объявил Бисайюге. – Кто не соглашается, тот жрёт жирную противную тушёнку.

Многие завыли. Тушёнка с крупой давно стояли пробкой у всех в кишках.

– Два пятьдесят!

– Жена моя, мы улетаем?

– Если не согласятся – сейчас летим.

– Два семьдесят пять, и целуем богов! – отчаялся Джифаренге. – Покупаем пять центнеров.

– Кто купит шесть, – вкрадчиво пропела Цанцукэ, садясь на плоскость по-турецки, – получит бонус – десять литров локи…

– Шесть!.. бери шесть! – народ бушевал.

– …и музыкальный центр с большими, сильными динамиками.

– Уууу!!!

– Целуй богов, краснобрюхая! целуй, что будет без подвоха! Листья – без веток, лока – не разбавленная, музыка – наша, настоящая.

Цанцукэ извлекла из-за пояса резную статуэтку и почтительно облизала её.

– Половину вперёд. И ты, потная тряпка, целуй тоже.

Это было унизительно. Чтобы биндэйю, вдобавок десантник, клялся целованием на божке лайгито… но животы так подвело, что пришлось идти к врагам на поклон и соглашаться с их условиями.

– И я внесу, – порылся Форт в кармане, где лежали деньги. – Держи сотню от меня.

– Нет! – вдруг возопила лайгитская женщина – Не сметь!!

– То есть как это?.. – Форт задержал руку с купюрой.

Выглянул и Кайчеке, у которого голова тоже была обтянута лентами, усеянными россыпью полосок и кружков, похожих на каменные.

– Ты не платишь, – кратко молвил он. – С родичей мы платы не берём. Сколько тебе надо зелени, свояк?

Их обмен репликами стал центром внимания примолкшей своры пропотевших, злых и усталых биндэйю. На Форта смотрели кто хмуро и презрительно, кто уважительно, но все – с невольным изумлением. Ничего себе эйджи! Он – родня хэйранцев?.. неслыханное дело!

– Центнер. – Не постигая вполне суть сцены, Форт решил не мелочиться, а хапнуть крупно.

«Мёртвый, а прожорливый!» – подивился Кайчеке, но кивнул; этот знак согласия он выучил и применял правильно.

– Будет центнер. Через ваш час.

– Чума и лихорадка! как вы с ними породнились? – увивался Джифаренге возле хозяина. – Когда успели? я валяюсь! Капитан, вы меня убили!

– Ничего особенного, – уворачивался Форт, поскольку сам не мог ответить толком, но кое о чём начал догадываться… – После Полнолуния они ко мне подобрели, только и всего.

– О, не скажите! Не всем выпадает иметь с лайго свойские отношения! Ооочень редко наёмники в Джифаре с ними корешились, и если так случалось, то это был выигрыш. На Унте, в Джифаре скажете: «Я свояк Цанцукэ», или другой важной бабы – ни в чём отказа не будет. Если взяться с умом, их на любое дело запрячь можно. А если соврать. «Я свояк», и лжа всплывёт – за обман прирежут, не задумываясь…

Что-то мне это не нравится, – глухо заговорил он, поразмыслив молча. – Неспроста они здесь появились.

– Охотятся, наверное.

– Может оно и так, но… Эта мадам Мёртвая Голова без детей путешествует; вот что меня заботит. На работу по найму жабы всем семейством отправляются, чтоб денег побольше получить, а эти – нет. Боевые мужья, рабочие мужья – при ней, а дети где? Она жаба рожавшая – после жрицы заяву в полицию подписывала, всем известно; значит, не бездетная! И не простая, а царских кровей жаба, у такой обязательно есть дочка-царевна. Должна ездить с матерью, учиться мужиками править – а её нету! Припрятана! спросите, почему? я скажу – мать не хочет её риску подвергать, чтобы, если сама погибнет, меньшая сразу наследовала титул, обойму мужей и богатство. Выходит, что у них какое-то опасное задание. И эти сенсорные маски… – лицо Джифаренге задумчиво перекосилось.

– Да, я спросить хотел – что за национальные украшения у них на головах?

– Это, капитан, не украшения, а устрашения. Они их с наших сенсоров для инвалидов под себя скопировали. Наружные нервные контакты, съём команд с мозга.

– Связь с компьютером?

– И друг с другом! с чем угодно, с пушкой, с бластером, с навигацией… Обмен мыслями. В масках жабы мыслят вместе через сервер, как одно целое. Полная координация в бою. Вы думаете, мы их зря боялись?