– Мы проводим вас обоих, – любезно объявил командир. – Только в разные помещения.

– Норр, – по дороге обратился Джомар к Наблюдателю, – а других приказов с Колумбии не поступало?.. Что вы так вытаращились? можно подумать, не понимаете, о чём я спрашиваю. Если нас разогнали подчистую, проекту либо крышка, либо он выживет. Насчёт Желтка и Мягкого приказа об аресте не было?

– Нет. Они оказались проворнее и застучали нас первыми.

– Суки. Я их понимаю. В конце концов, их «флэш» вне подозрений.

– М-да… поначалу была вероятность, что пропажа Альфа – просто сбой, но потом дело высветилось совсем иначе. Буду откровенен – я на вас всю вину не валил, но порядок требует рапортовать. Даже в ущерб себе.

– Э, Нейтан, бросьте! Мы совсем не друзья, а форская пословица гласит: «Враг не предаёт». Так что в вас я железно уверен. Меня гнетёт иное.

– Минимум лет семь строгого режима. Статью, по которой вас запрут, с налёта не угадать. Я бы не взялся предполагать – слишком широк диапазон. Разве что исключить шпионаж, измену Отечеству; это не ваши статьи.

– Тьфу на статью! Я знаю, что виновен… и не в том, за что будут судить, – глухо добавил Джомар. – Мне не следовало принимать проект. Наука – дьявольская вещь, она затягивает и приводит… чёрт знает к чему. Но я тревожусь не о себе. Дагласы… о них – ничего не приходило?

– Локализовать там, где они находятся. Больше никаких указаний.

– Вот и замечательно. – Джомар вздохнул. – Шесть образцов, из них три с огромной наработкой – такой материал с баланса не скинут. Не знаю, как бы я повёл себя, узнав, что их…

Начало ноября в Сэнтрал-Сити выдалось серым, промозглым и слякотным. Яркое, шумное рекламное противоборство либерала с консерватором не скрашивало мерзостной погоды, а скорей подчёркивало её, выпукло контрастируя карнавально буйными красками экранов и плакатов с промокшими чёрными стенами, потоками грязной холодной воды на улицах и липко ложащимся на всё мокрым снегом. Как будто в Городе сосуществовало два мира, не смешиваясь, но взаимопроникая – мир нарисованного счастья и мир тёмных будней.

Призраки предвыборных голограмм вставали над угрюмыми крышами бигхаусов, пламенными бликами отражались в зеркальных рядах тусклых окон, словно выманивая жителей Города на площади – плясать, веселиться, горланить песни, – но умудрённые гражданской войной централы не спешили присоединиться к разухабистой вакханалии президентских выборов.

Бомбёжки, зачистки, импровизированные концлагеря на стадионах, государственная инквизиция в поисках крамолы, тотальная слежка и казни сильно действуют на коллективное сознание нации. Люди научились молчать. Социальные инженеры изворачивались, как могли, чтобы раскрутить народ на волеизъявление, открыть подавленные в глубине души эмоции – и направить их в русло легального демократического ликования. Пусть пар уходит в свисток!

Ради такого торжества, изображая смену внутриполитического курса, даже выпустили из тюрем и вернули из ссылки кое-каких левых лидеров – помельче, поплоше. Их подкормили, загримировали и позволили им вещать по TV. И светоч свободы Норман, и суровый реалист Эбер обзавелись карманными вещунами для озвучки тех радостей, которые изольются на Федерацию после 11 ноября.

Старая шлюха Власть напомадилась, подмазалась там-сям и повернулась лицом к людям: «Любите меня!» Прошелыга знала: если человечки, шевелящиеся в тесноте бигхаусов, перестанут платить ей налоги, она завтра же сдохнет, и её смердящий труп будет крючьями утащен в скотомогильник.

Ненастная полутьма стирает черты лиц, плеск дождя заглушает шаги и голоса Нет лучшей погоды для беглеца, чем непогода! Скользи, таись, сворачивай в переулки, отыскивай проломы в заборах и места, где из решёток вырезаны прутья. Здорово, если ты знаешь, как устроен Город – тогда для тебя в нём не существует преград.

Мужчина в длинном плаще с капюшоном, с большой сумкой на плечевой лямке неплохо ориентировался в сине-зелёных кварталах. Похоже, он умел жить на двести-триста бассов в месяц и говорить с тем акцентом, который здесь в ходу.

Прежде чем слиться с уличной толпой, он провёл несколько дней в дрянном, полуразрушенном сквоте – и не на этажах, где обитала рвань, а на крыше, где в такое время года никто не селится. Те вещи, которые могли промокнуть и испортиться от сырости, человек старательно запаковал, надев вместо них комбинезон земляного цвета и чёрные, вроде галош, туфли «ДЛЯ КИБОРГОВ». Лицо и кисти рук он без колебаний намазал гуталином. Получилась более или менее надёжная маскировка, предохраняющая от визоров, стоящих на полицейских и сэйсидских флаерах. Впрочем, он заранее определял даже приближение тихих беспилотных наблюдателей и успевал скрыться.

Опасное жильё? Зато с крыши удобнее принимать всю доступную радиосвязь, включая беспроводные каналы Сети. Надо разобраться, как теперь живёт Город; без надёжной информации гулять внизу – значит, подставляться.

Обмен мнениями шёл густо; эфир был насыщен, словно пространство переплетающихся мыслей.

– Голосовать за Нормана, и точка! Он загонит сэйсидов в казармы. Проверка документов ОСТОЧЕРТЕЛА. Тык, я нормальный гражданин, и нечего приматываться!

– Вторые сутки света нет. Живу на запасе аварийного питания. Какой экстрим! пещерный век! Заказал пиццу, спрашивают мой этаж. Шестьдесят четвёртый! «Доставим с наценкой за высоту подъёма». Ха-ха! Новые горизонты! Стою перед выбором – согреть ужин или остаться в Сети. Если замолкну – я не умер, ПРОСТО СЫТ.

– Термос, купи термос! Я научу тебя готовить ЧОЛЕНТ; он чем дольше стоит в тепле, тем вкуснее. Значит, рубишь мясо с жиром средними кусками – и в кастрюлю. Сверху овощи – их чистить, но не резать! – картофель, морковь, луковки, корень петрушки, чеснока зубчиков пять, десять горошин черного перца, приправы, соль. Залить, чтобы вода лишь покрыла продукты, тушить на малом огне, при слабом кипении. Потом в термос.

– Эй, девушка! вы – психологическая помощь из Белого Города? Алло! Чолент – на бис! Вас слушает коммуна из Гриннина, семь человек, у каждого ДВА ЗВЕРСКИХ АППЕТИТА. Мы готовы ловить ваш канал с утра до ночи. Поподробнее, пожалуйста, особенно с того момента, когда снимаете крышку с кастрюли!

– Лучшая Конституция – это поваренная книга! Ням! Ням!

– Вопрос из Ровертауна. Уточните – что такое МЯСО?

– Картофель я видел. Пробовал. Жареный на синтетоле – восторг, съел бы с тарелкой! А эта, петрушка – она БОЛЬШАЯ?

– Никакой не Белый Город, перестаньте надо мной прикалываться. Я сижу на сорок первом этаже, на Синем Севере, и сканирую том «Национальных кухонь». Я вывихнула голеностоп, потянула связки.

– А цвет глаз? какие у тебя волосы?

– Рост, вес, ОБЪЁМЫ? голос – твой или модуляр?

– Синий Север велик. Где именно?

– Скажем так – я вижу башенную базу номер семнадцать-дэ, а за ней горит Старый Парк. Голос мой. Видео не дам. Петрушку нашла в «Истории съедобной флоры». Белый корешок в виде хвостика, длиной с палец.

– Она ведь новая, Семнадцатая-дэ. Что там?

– Сейчас бинокль возьму. На стволе ничего, стоят антенны, светят лампы. На верхотуре что-то ладят, там движутся краны. Выше, метров полтораста над кранами, плывёт платформа… с неё отчалил флаер… и два ротоплана.

– Куда направились? какие модели? они с оружием?

– Погоди, я увеличу. Отснять их для тебя? Я различаю бортовые номера.

– Давайте о девушке. Она так и не показалась нам. Ребята, plane spotting – HE ПОТЕХА НЫНЧЕ, особенно что касается номеров, маршрутов и вооружения. Мисс Сорок Первая, ты назвала этаж, сторону дома и особую примету – вывих. Оставила образец голоса. Рядом с вами не бомбили? облав не было? Ни тебя, ни твоих не шмонали на улице, не ставили буквой X?.. С чего ты патологически храбрая?

– Третье ноября, мой боязливый брат! Неделя до выборов; кто станет хватать plane spotter'a из-за такой мелочи, как бинокль? Пусть только позвонят: «Откройте, сэйсиды». Я тотчас выхожу на штаб Нормана и визжу о своих правах глазеть в окно, фотографировать всё, что летает. Полчаса – и у дверей орава репортёров. МЕНЯ НА РУКАХ ПОНЕСУТ, как ковчег завета: «Сэйсиды обижают хромоножку!» Корешок им в виде хвоста, а не меня в наручниках!

– Дерзай, дерзай – но не слишком дерзай, а не то увидишь горя непочатый край. Моя тётушка тоже верила во всякую фигню, да вот пропала без вести в тридцать седьмом. В жарком июле, как и многие.

– Я тебе сочувствую, но это совсем не значит, что…

– Через год мы нашли её в списках на депортацию. Она ни в чём не участвовала, просто под руку подвернулась. И что-то видела, на что смотреть нельзя. Только что прибыла из ссылки. Половины не помнит, всего боится, тарится в тёмной комнате. Дядя за неё бегает, восстанавливает ей работу, страховку, выбивает компенсацию. Да, ещё «Ассоциация жертв Тридцать седьмого года» кое-чем помогает – юриста выделили, талон к врачу-консультанту, месяц реабилитации у Гийома… Ну как, продолжишь выдрючиваться у окошка?

– Что ты предлагаешь вместо этого?

– Стоп, стоп, так не пойдёт! Спор на принцип – в другом регионе! Здесь мы будем обсуждать волосы и ГРУДЬ мисс Сорок Первой.

– Лично я вступил в Ассоциацию. Благотворительность никто не запрещал, а на взносах я не разорюсь. День в неделю тружусь волонтёром.

– Ты… тоже пострадал?

– Как тебе сказать… Когда за стеной кого-то бьют, трудно остаться ни при чём.

– Разберёмся радикально. На нашей частоте – plane spotting без дураков, девочки, мальчики И ЗДОРОВЫЙ ЮМОР. Если кто-то хочет заниматься чем-нибудь другим, то Сеть очень большая. Принято?

– Сорок Первая, мы уходим?

– Есть что сказать наедине?

– А ты хотела бы послушать?

– Пожалуй. Ты почти ДОСТАЛ меня. Я люблю доводить дела до конца.

– Кто нам теперь расскажет о еде?! Сорок Первая, вернись! Гриннин, коммуна – умоляем её остаться!

СОРОК ПЕРВАЯ УШЛА ОТ НАС. ВОЛОНТЁР УШЁЛ ОТ НАС.

– Пари, она ему покажется!

– Без верха!

– Один бинт на лодыжке!

– Мы её потеряли!

Албан отправился следом за Волонтёром и Сорок Первой. Альф – что с ним сейчас? – доходчиво растолковал ему, как сквозить по Сети, чтобы поймать продолжение прерванной и ушедшей куда-то беседы. Ломая защитные кодировки, вкрался он во вновь созданный «чёрный» эхо-регион и утвердился там в немом режиме. Поодаль жемчужные слои защиты заметно колебались под ударами чьих-то проникающих программ. Занятно, кто там ломится? Новые поклонники девушки с сорок первого этажа или сэйсидские слухачи?

Неладно что-то в федеральном королевстве. Раньше не было такого количества скрытых угроз, умолчаний… тем более – таких историй о пропавших людях. Если Город дышит этим, надо быть настороже.

– Вот, послушай.

– Это же Хлип, его «Азбука».

– Он объяснит лучше, чем я.

Адрес.

Когда колючая оболочка агрессивной программы раскрывалась цветком, словно белковый капсид вириона, становился доступен пакет инструкций, сильно напоминающих приоритетные команды. Набор виртуальных инструментов, созданный Мошковицем специально для мозга своих питомцев, позволял Албану препарировать заразную сердцевину жутковатого пиратского продукта, который в изобилии летал по Сети, подстерегая невинных киборгов. Невинных – то есть стерильных. Ещё лучше – слабо защищенных. Мгновение, и прежде послушная андроидная машина замирает в недоумении, пытаясь понять, какой тип вируса поразил её, но с каждой миллисекундой лопнувший вирион засевает своими командами всё больше и больше объёмных полей кибермозга. Сей вредоносный спам содержал необходимые инструкции – во что верить, как удрать от хозяев и куда бежать.

Для Албана имел значение главным образом последний пункт – куда.

Продукт именовался Целевая Функция, а распространял его преступный хакерский союз Банш. Если верить официальным источникам, скоро уже тридцать лет, как баншеры организованно и изобретательно угоняли кукол, называя это борьбой за освобождение киборгов. Смена номеров, фальсификация документов, незаконное трудоустройство роботов под видом людей – киберполиции отдыхать не приходилось.

Гневные обвинения в адрес Банш тоже нравились Албану. За ними виделось нечто полезное и перспективное.

Итак, адрес. Сумрачная улочка, стиснутая многоэтажками, хмурый поток пешеходов, влажное шипение автомобильных шин по мостовой и валящийся сверху мокрый снег. В самом деле, проверки документов случались теперь реже, чем их упоминали в Сети, но Албану за время странствий по Городу трижды приходилось круто менять курс. Сканер обнаруживал впереди некое смятение, слух подсказывал, что толпа там уплотнилась неспроста, а дальние выбросы белой сети подсказывали, куда сейчас надо шмыгнуть, чтобы избежать встречи с блюстителями порядка. Радар собирал переговоры полицейских и ловил фрагменты карт позиционирования, которыми обменивались патрули.

Никаких столкновений с полицией! Он мог радаром вышибить всю электронику бронекостюмов, на какое-то время превратив патрульных в статуи, говорящие громким матом. Но в тот же день место, где окаменели полисмены, будет наводнено их коллегами, и все рьяно примутся выяснять, кто такой умный применил карманный аналог «электромагнитного меча». Нельзя привлекать к себе внимание и спотыкаться на пороге свободы.

Адрес. Дверь подъезда. Лифт. Этаж и нужная квартира. Он тщательно осмотрел дверной замок, ввёл код и вошёл.

Здесь его не ждали. Квартира оказалась большой, из восьми комнат, кроме того, сканер обнаружил за стенами обширные тайники. Навстречу ему двинулись два киборга, один мужского, другой женского дизайна – они заслоняли собой людей, отступавших в глубь комнаты. Ага, значит, это и есть баншеры. Парни – наверняка близнецы – и худощавая молодая брюнетка в брюках и свитере. Они не вскрикивали, не суетились, просто заворожённо смотрели на лайтинг, который Албан держал нацеленным в грудь ближайшему киборгу. В людей он целиться не хотел.

– Это не макет, – предупредил Албан. Чтобы ему сильнее поверили, он на миг опустил ствол и коротким лучом чиркнул по полу.

– Кто вы такой? – с трудом вымолвила брюнетка.

– Он киборг, – ответил вместо Албана тот, кто был сделан в виде мужчины.

– Кто ты? – осмелев, спросила женщина-баншер. – Что тебе нужно?

– Получить убежище, изменить внешность и раздобыть документы.

Джомара Мошковица судили в новом, 6239 году. Это был военный (спасибо, что не военно-полевой) суд с закрытыми заседаниями. Вопреки оптимистическим прогнозам Норра, создателю Дагласов пытались-таки вменить в вину шпионаж, измену и вредительство, но эти статьи как-то не покатили, поэтому в конце концов всё утряслось на преступной халатности, сопряжённой с угрозой национальной безопасности.

Последнее обстоятельство привело к тому, что Джомар Мошковиц, 41 года, разведённый, бывший сотрудник военно-научного центра Баканар, бывший условный командер стратегического космофлота, был приговорён к шестидесяти годам тюремного заключения усиленного режима без права амнистии в ближайшие пятнадцать лет.

– Ничего, – утешил адвокат. – Главное – заслужить хорошие рекомендации суперинтенданта тюрьмы, куда вас засадят. То есть никаких воспоминаний вслух о своей прошлой работе. Не сомневаюсь, что за вами будут пристально следить. Если всё пойдёт гладко, режим смягчат, срок скостят до минимума, а годиков через пять-шесть – пересмотр дела и… останется одна подписка о неразглашении!

– Блеск, – кратко отозвался Джомар. – А как суд посмотрит на то, что я могу проговориться во сне? У меня плохой сон, особенно со дня ареста.

– Обсудите это с безопасниками. Возможно, вам пропишут какое-нибудь лекарство.

– Пропишут, я уверен. Они отличные аптекари. Все их снадобья вызывают глубокий, долгий сон без сновидений.

Тюрьма оказалась вполне комфортабельной. Публика здесь подобралась солидная, с заслугами; ниже хищения в особо крупных размерах сюда не принимали, а если попадались преступники мельче рангом, то не меньше чем матёрые рецидивисты. Джомар вселился в камеру, которую следовало бы считать квартирой – тут не спали друг над другом на старомодных нарах, а каждый имел свою комнату.

Едва Джомар сказал сокамерникам, какой университет он закончил, его братья по несчастью зааплодировали и стали радушно с ним знакомиться. Все они оказались дипломированными системщиками и кракерами, совершившими в сетях (особенно банковских) немало славных подвигов.

Описывать ли дальнейшее времяпровождение Джомара? Он работал, играл в тюремной локалке, читал книги и смотрел фильмы, а когда ему разрешили – с известными ограничениями, – включиться в малый бизнес, принялся писать развивающие программы для Brain International Company.

Изменщица Бина не могла оставить бывшего муженька в покое. Она регулярно навещала его и для пущего мучения приводила детей – пусть полюбуются, как выглядит настоящий шлемазл и каким не надо быть, чтобы не отметить столетний юбилей за решёткой. Джомар беззлобно отмахивался: «Невозможно угадать, где навернёшься. Вчера курица, сегодня шаверма. Идите-ка, вундеркинды, я вас расцелую».

Должно быть, мацам Бину тяготило, что её отставной гений отлынивает в темнице вместо того, чтобы сиять в учёном мире и совершать эпохальные открытия. Отец, увенчанный лаврами, куда лучше аттестует своих деток, чем папаша-каторжник. Как-то раз она подступила к Джомару с заманчивым предложением:

– Джо, с тобой несправедливо обошлись! Не знаю, чем ты занимался в Баканаре…

– Женщина, тебе и знать не следует. Я дал подписку и буду молчать.

– Зато мне известно, каков ты сам. Ты мог утереться кухонным полотенцем…

– Ну и что, если оно чистое?

– …мог засунуть в сахарницу мокрую чайную ложечку…

– Подумаешь, грех какой.

– …мог просрочить оплату по счетам за электричество…

– Бина, я получая достаточно, чтобы покрыть пени!

– …но что касалось кибернетики, которая нас разлучила, ты ничего не забывал и не терял. Поэтому я на томпак не верю, что ты где-то там напортачил. Давай подадим на пересуд дела? С адвокатом рассчитаешься из компенсации, которую получишь.

– Не вздумай никуда обращаться! Если вновь разворошить дело, как бы мне втрое больше не навесили! И не смотри на меня так. Я в своём уме, позавчера был у врача – он подтвердит.

Джомар старался не размышлять о том, какую трещину дала жизнь. Станешь загибать пальцы, рук не хватит. Проект провалился, кибердети разбежались, карьера рухнула, жена ушла, сижу в тюрьме. А всё потому, что в злополучном сентябре тридцать второго прельстился миражом, поддался на предложение Желтка и Мягкого.

Нельзя было соглашаться, даже заранее зная, что впереди – успех. Такой успех слишком дорого стоит. Кажется, цель близка, вот-вот триумф, но оглянись – твои колесницы завязли в дне Чермного моря, а стены воды смыкаются над твоим войском.

Да и с роднёй сплошные нелады! Джомар наглядно убедился в этом, однажды заглянув после работы на спортивную площадку. Кроме физкультуры, тут занимались флиртом, поскольку площадка была общей для мужской и женской зон. В ушах гремела «Азбука» Хлипа, плеер висел на поясе. Осматриваясь, в какой сектор податься, чтобы покачать мышцы, и нет ли на горизонте новых интересных женщин. Джомар замер – у тренажёров оживлённо беседовала с уголовными дамами не кто иная, как его племянница Нурита, дочь Арика Мошковица!

Да, Бина докладывала, что Арик в глубокой печали из-за беспутной дочурки, что Нура ударилась в политику, якшается с подозрительными парнями, уже имела дела с полицией – но чтобы она оказалась здесь! в комбезе с номером!

Впрочем, кое в чём она изменилась к лучшему. Похорошела, расцвела – настоящая молодая красавица.

– Хэлло, Джо! – воскликнула Нурита, энергично помахав дядюшке рукой. – Сюда, сюда, я тебе что-то скажу!

– Привет, детка. Не ожидал тебя увидеть…

– Не умеешь пользоваться тюремной почтой. Я-то была в курсе, где ты засел. У нас, политических, о тебе сильно наслышаны.

Уголовницы насторожились. Политика? О, это тяжёлое клеймо! Лучше быть серийным убийцей, чем сидеть по политической статье. Минимум – усиленный режим, а также строгий и сверхстрогий, после чего – только лучевая камера.

– Ты с индексом? – вроде бы небрежно, а на самом деле с опаской спросила курчавая продавщица наркотиков.

– Восемь-а, – так же непринуждённо отозвалась Нурита.

Ох! Индекс 8-а, рубрика «политическая опасность»! Значит, открытая радикалка, активистка. И-К-Б, спаси и сохрани, чтобы не влипнуть в индексное преступление! Ни в одну приличную тюрьму не примут, будешь мотать срок в позорном заведении, где ни спортзала, ни бассейна.

– Но ты, дядя, хорош! – Нура перевела орудия на ошалевшего Джомара. – Как ты докатился, как стал туанским шпионом?! за сколько слизнякам продался?

Вот вам секретность, закрытые заседания и подписки о неразглашении! Сколько ушей, столько сплетников. Какой-нибудь один сболтнул, вдобавок приврал и переврал, другой свистнул, третий шепнул, и твоё имя уже треплют почём зря!

– Каким туанским? что ты мелешь?!

– Сведения из надёжных источников – Джо Мошковиц загнал имперцам наши планы.

– Враньё!!

– Отмазывайся теперь!

Все тут же от них разбежались, вокруг образовалась зона отчуждения. Жуть, политическая террористка и предатель Родины! Если кто-то стоял с ними рядом – значит, общался, проникся изменой и заражён ею навсегда.

– А на вид такая цыпочка, такая симпатяшка! – каялась в своих заблуждениях профессиональная воровка, обращаясь к лупоглазой, вроде жабы, женщине, которая заманивала девушек для своего дружка-маньяка. – Нипочём не подумаешь, что враг народа!

– Ну мы-то людям не враги. – Жаба взяла ворюгу под ручку. – Идём от них подальше!

– Ты опозорил род людской, – без передышки давила Нура на Джомара. – И род Мошковицев! А вот я выяснила, что у нас древние, славные корни. Моя пра-пра и много раз «пра» бабка была та самая Жанна д'Арк, которая стреляла в Гитлера. Стыдно не знать своей истории! Я иду по пути предков, все они сражались за свободу.

– Бомбистка. – Джомар кое-как обрёл дар речи. – Чем читать подрывные пособия, лучше бы логику учила. Тогда бы ты сообразила: за продажу потенциальному противнику любых планов не дают шестьдесят лет. От двух пожизненных и выше, если не лучевание. Ты на каком курсе тюремного университета?

– Первый год, – гордо выпрямилась Нура. – Всего влепили шесть. Предлагали в колонии, там год за полтора идёт, но я не хочу быть в отрыве от тварищей.

– Тебя ещё учить и учить, – устало молвил Джомар тоном много прожившего и повидавшего старца. – Скажем, искусству меньше трезвонить. Я так понял, ты свой биофак не окончила.

– Успеется. В крайнем случае, здесь доучусь экстерном. Ты хочешь мне внушить, что не имел дела с туанцами?

– Надеюсь, это до тебя само дойдёт. Никогда не стремился перековывать взбалмошных девчонок; педагогика не по мне.

– Я не девчонка, а женщина.

– Поздравляю. Да, кстати, – Джомар нажал клавишу, крышка откинулась, и пружина вытолкнула пластинку, – в тридцать втором я купил у тебя диск Хлипа. Извини, что обещал и не поставил тебе stam-конвертор – обстоятельства мешали. Диск возвращаю, за мной ещё двенадцать бассов.

– Да ладно, будет тебе, – хмыкнула Нурита, приняв носитель. – Если неймётся, внеси их насчёт «Ассоциации жертв Тридцать седьмого». Вряд ли я уговорю тебя пожертвовать их Партии или другим экстремалам… И как диск? не устал слушать столько лет?

– Отнюдь. Есть азбучные истины, которые надо повторять всегда. Жаль, что я поздно это понял.