Блок 13

– Он утверждает, что мне показалось, и с ним всё в порядке. Мол, медик допустил, и нечего придираться. Но, может быть, ты посмотришь, как он выглядит?.. – Старшим, он же первый пилот, вопросительно скосился на капитана. – Знаешь, когда летаешь с кем-нибудь месяц за месяцем, то перестаёшь цепляться к цвету лица и тому, как дёргаются глаза. В конце концов, допуск на пилотаж можешь отменить лишь ты; моё дело – доложить.

– Добро, я справлюсь у медика.

– Не хочу навязываться со своим мнением, но наглядней будет убедиться лично. По-моему, дело обстоит хуже, чем отмечено в медкарте.

– Ты полагаешь, он договорился с...

– Я этого не сказал, – поспешно возразил старпом. – А вот то, что человек готов отбыть вахту любой ценой, это факт. Кто угодно, купив дом в кредит, рвался бы налетать побольше часов на активной части траектории. Особенно на подходе к Экуне. Я похож на фантазёра?

– Нет, на инспектора страховой госкомпании, – недовольно бросил капитан.

– Я предупредил, а ты поступай как хочешь. Как-то не радует меня возможность вписаться во что-нибудь орбитальное. Вокруг Экуны целый рой вертится, знай уворачивайся.

– Не паникуй, Луган. Всё решаемо и будет решено. Иди спать. Ты сам выглядишь никак.

– Тем более есть смысл полюбоваться на того, кто имеет нулевой вид в начале вахты.

Они беседовали тише, чем вполголоса, чтобы разговор не долетел до третьего пилота – эйджи, навязанного компании по госразнарядке. Незачем делить с ним проблемы, касающиеся своих. Для чужака он вёл себя вполне терпимо, в друзья не набивался и не выставлял напоказ, как некоторые подлизы, свою восторженную любовь к великой ТуаТоу. Молчит и мастерит фигурки из отслуживших срок деталек – лучше и желать нечего. Он стал обычным для пилотского отсека, как общий стол или настенные часы – существо без неожиданных поступков.

– Я подожду, пока ты примешь решение. Уютнее спать без забот.

Поглядев вслед капитану, Луган сел напротив маленькой витрины с зеленью. Неподвижные, с мягкой подсветкой, растения давали отдых глазам. Надо ловить минуты рассеянного созерцания, чтобы сошло судорожное напряжение с мышц, регулирующих кривизну хрусталиков. Он не мог отделаться от цифровой ряби и изменчивых геометрических фигур, засоривших зрение за тринадцать часов вахты. Экранные знаки возникали на листьях, бежали по стеклу, потрескивали внутри черепа.

Не помешал бы четвёртый пилот. Но трое сменщиков – уже неплохо; эйджи заметно разгрузил напряжённость труда. Как не-гражданину, ему платили меньше, и на кошельке Лугана его участие почти не сказывалось. Должно быть, и в дирекции компании были довольны, принимая за полцены опытного сотрудника.

Нормативы. Ставки. Луган закрыл глаза; восьмислойные потоки цифр, искривляясь, поползли перед внутренним взором. «Хутла» густо наваривала оты на ближних перевозках, а тот, кто думал продать ей свои услуги, взвешивал в голове заработок и усталость. В госсекторе зарплаты пожиже, но твёрже гарантии. Хвала Небу, что воровской «Вела Акин» не удалось обвалить цену на пилотов!

– Как вахта? – спросил эйджи, не отрывая глаз от неторопливого мелкого монтажа.

– Прошла спокойно, – сдержанно отозвался Луган. – Но это Экуна, здесь легко не бывает.

Вместительный грузопассажирский сундук с прямо-таки библейским именем «Hoax», принадлежащий «Хутле», был занят на досветовых двухнедельных рейсах к Экуне, второй в системе; следующей была орбита ТуаТоу. Туанцы, как выяснил Форт по справочникам, упрямо осваивали ближайшую планету, стараясь посредством глобального плана «Атмосфера и вода» сделать её полностью пригодной для жизни. Начали этот труд ещё нидэ, и, несмотря на перерыв, связанный с Бурей, имперцы добились многого – население Экуны выросло до пятисот миллионов (после этого туа скрипят, что-де эйджи множатся как микробы!). Освоенный мир мог прокормить половину из них за счёт теплиц и синтезаторов, питавшихся солнечной энергией, – тепла от солнца Экуна получала чуть ли не вдвое больше метрополии. Но Экуна зависела от ТуаТоу, как плод, связанный пуповиной с матерью. Форт не встречал более ярых патриотов и имперских шовинистов, чем экунты. Наверное, случись кому-нибудь низложить Дом Гилаут и заявить о снижении расходов на главную колонию, весь флот Экуны очертя голову ринется на ТуаТоу восстанавливать династию кормильцев.

Форта успели утомить плакаты с ржаво-серыми пейзажами Экуны, огромным солнцем, запредельными просторами парников под надувным небом – и счастливый рекламный малёк в лёгком кислородном приборе, а рядом стишок: «Я маску с гордостью ношу, к экунтам я принадлежу!»

Пилотировать у Экуны было не проще, чем в кишащем станциями и кораблями пространстве близ ТуаТоу. То и дело пустота, изрезанная линиями маршрутов, взрывалась призрачным пламенем – сквозь пространственные бреши быстроходные суда достигали Экуны за минуты, но их водили особые импланты, чей мозг напрямую связан с управлением. Медлительный «Hoax» и иже с ним приходилось водить вручную, опираясь на помощь компьютеров.

Итог такого вождения сидел сейчас, слепо воззрившись на растения в прозрачном коробе вроде аквариума.

А что второй пилот?..

Вскоре капитан вернулся и вновь завёл приглушенный разговор с Луганом. Форт повысил чувствительность своей акустики. Неполные переборки делили узкую кают-компанию на подотсеки – столовую, она же зал, и сектор отдыха. Скрытые переборкой, старпом и капитан были уверены, что секретничают.

– Совсем никуда. Уверяет, что ничего не принимал. Велел ему готовиться к сдаче вахты, поведу сам.

– Поставь эйджи. У тебя перед посадкой дел будет невпроворот, а ты с вахты выйдешь измотанный.

– Он две подряд не выстоит. Или выстоит, но на второй пойдут ошибки. Мозг-то у него настоящий, значит – слабый. На последнем отрезке пилот обязан быть свеж, как только что раскрывшийся цветок.

Форт перешёл в подотсек отдыха, держа на ладони игрушечного робота, чем-то похожего на широко известного Келахота из мультфильмов.

– У нас всё благополучно?

– Да, Фольт.

– Я что-то услышал о втором пилоте...

– Он на вахте, работает.

– Не о работе – о здоровье.

– Не беспокойся.

– Возможно, это не предназначалось для моих ушей...

Луган и командир обменялись одноглазыми косыми взглядами.

– ...но я не хотел бы остаться в стороне, если могу помочь.

– Пока об этом речи нет.

– Я согласен взять вахту Нке в придачу к своей. Все доводы прозвучали – кроме моего.

– Это было бы уместно, Фольт, касайся дело перегонного участка, – капитан был тактичен, как принято в кают-компаниях. – Движение у Экуны плотное, мы должны выдержать график, а после двух смен внимание порой нарушается.

– То есть приказать вы не можете.

– И не прикажу.

– А разрешить?

«Вроде не рвач, – рассуждал гудящим умом Луган, – не автогонщик. Зачем так себя ломать? есть же приемлемый вариант...»

– Полноразмерные манёвры на внешней орбите, со включёнными гравиторами, – напомнил капитан. – И это после двадцати часов подхода.

– На Экуне сильная диспетчерская служба; они передают верную картину движения. Достаточно будет видеть её.

– Хорошо, – капитан разумно предположил, что эйджи будет класть аргумент за аргументом, пока не добьётся своего или не услышит: «Я не доверяю твоей квалификации и твоему мозгу, что питается кровезаменителем, а у нас полторы тысячи народа на борту». – Регулярно проверяй свою точность. Иди, смени Нке.

– Ты? – удивился Нке, вставая из кресла. – Я ожидал...

– Он изменил порядок, – вглядевшись, Форт согласился с Луганом. Нке осунулся, тепловой рисунок на лице был искажён и неровен. И ещё руки... Тремор можно скрыть в общении, жестикулируя или жёстко держась за что-нибудь, но от зрения в ином масштабе времени нервной дрожи не скроешь. – Поправляйся.

– Да... возможно, я в самом деле... думаю, скоро всё наладится, – Нке колебался между неприязнью к эйджи, отнявшему у него доходные часы, и страхом сорваться по-настоящему. – Он перевернул распорядок вахт?

– В точности не знаю. Сейчас моя очередь.

Под главным экраном все прикрепили свои картинки, что кому по душе. Капитан – свой дом среди клумб, Нке – чей-то профиль, похожий на египетскую фреску, Луган – дорогой художественный вензель из трав и тонких, ломких тел оливковых насекомых. Форт поставил с края планш-икону Мариана, которая теперь принадлежала ему. Лицо на открытке вызывало у туанцев внутренний протест – впрочем, они скрывали его, хотя вопросы вслух задавали. «Кто это?» «Оно единственное божество – или одно из многих?» «А почему на лице много волос?» Слово «бритьё» применительно к лицу им было неизвестно.

– Вахту принял пилот Фортунат Кермак.

– Гала, связь и телеметрия – вас понял.

– Маэкилиута, навигация – вас понял.

Туанское судовое управление не нравилось Форту. Оно основывалось на физиологии зрения и мозга создателей, и адаптировать его под чужаков туа не собирались. Выход данных в объёме экрана рисовался несколькими фазами бегущих числовых данных, часто несинхронных там, где решались перспективные задачи – скажем, предстоящие реакции гравиторов на смену линейного и углового ускорений. В идеале, когда корабль совершал манёвры, массивные штучные грузы в трюмах «Ноаха» даже не вздрагивали, а пассажиры не испытывали толчков, наблюдая смещение звёзд в окнах обзора. Но помимо цифр, сменяющихся на бегу, в экране шевелились трёхмерные фигуры-хамелеоны, чьи цвет, формы и фактура трансформировались со скоростью пульса. Пара дополнительных экранов (глазки врозь, пилот!) лишь ненамного облегчала слежение. Предполагалось, что унитарное управление судном призвано сосредоточить внимание пилота, но на деле превращалось в игру с расплывчатыми правилами. Форту приходилось слышать брань тех, кому выпало работать с неприспособленной туанской или ньягонской техникой: «Они нарочно поставляют это, чтобы нас ума лишить». Неправда. Туа и сами сдвигались умом, просиживая смены у экранов. Взять хотя бы Нке...

Наконец, Форт как машина был сделан для иного типа пилотирования, и переход к ручной схеме дался ему в своё время не легче хождения на руках. Счастье, что он был способным учеником, быстро схватывал и накрепко запоминал навыки.

Летать же на «Ноахе» – всё равно, что ходить по глине в ластах, вдобавок надетых задом наперёд.

Смена цифр – Гала и Маэкилиута вбросили в экран изменения, возникшие за минуту отсутствия Нке в кресле. Мерцающие строки понеслись слоистым светящимся бураном, в котором изгибались алые, голубые, серебряные жгуты и сгустки. Плотность сигналов много выше, чем на пассивных участках рейса. Форт приспособился к ним, поставив отдельное наблюдение на внешне постоянные слои 5 и 7.

Шнур вздулся, вспыхнул зеленью, и утолщение метнулось сквозь слои, как пуля, пущенная из экрана. Встречный корабль, дистанция допустимая. Трассы мигали, пробивая кипящую цифровую воду.

Сколько переменных может удержать мозг? до двухсот. Здесь больше. Действительно, в пилоты отбирают не по знатности. Сознание раскладывалось на уровни и эшелоны, время потеряло смысл и стало скоростью смены сигналов. Слаженная работа нескольких разнонаправленных гравиторов дезориентировала чувство тяготения; контроль сужен на зрение, а оно в наборе пилотских свойств Форта главным не было. Конструкторы делали ставку на непосредственное восприятие эволюций корабля с его датчиков, а без подключения к ним Форт терял до шести десятых необходимого объёма сведений. Зрением и разумом, зрением и разумом, немного руками.

Время двигалось снаружи, вне его, вне связи глаз с экраном, а пальцев – со средствами регулировки траектории. Нет, не усталость – постепенно нарастающее несоответствие возможностей глаз и требований системы. Он находил и открывал новые резервы для анализа и удержания. Скажем, ускорение индивидуально текущего времени. Обычное свойство киборгов... Пределы перегрузки были далеко впереди, но мало-помалу приближались. Какова паспортная скорость чтения у глаз? а у глаз туанцев?.. Со всем можно свыкнуться, кроме усталости и боли. Вспомним Лугана. Уже рухнул в сон, наверное. Два встречных на разных курсах.

– Фольт, Центральная Экуны принимает нас на дальнее наблюдение.

– Спасибо, Гала.

К вертящемуся в экране вареву импульсов прибавились круги, расходящиеся от белой точки. Жгуты траекторий переплелись еще гуще, их прорезали лучи планетарных корректировщиков.

– Центральная Экуны предупреждает о сближении с объектами 21038, 47415, 11891, 02746, 00228, их координаты...

– Принял, Гала.

– Центральная Экуны передает нас Полярной 1. Новый расчёт подхода.

– Что у них стряслось?

– Подходит вне расписания правительский скорый. Мы пройдём через выброс от его скачка.

Новый шнур сверкнул разрядом, взметнулись цифры ионизации. «Hoax», блистая бронёй корпуса, миновал облако частиц, извергнутых виртуальным порталом – в пустоте зазияла дыра запредельной тьмы и вмиг сомкнулась, оставив тающие лучи ледяного пламени.

Смещения цифр и фигур установились на границе возможностей восприятия. Компьютеры «Ноаха» старались во славу компании, предусматривая любые перемены в полёте. Скорость замедлялась, словно масса снующих кораблей пружинила под напором грузопассажирского гиганта. А ведь, собственно, это рядовой рейс, лишённый какого-либо элемента случайности. Точнее, случайности призван исключить пилот, единственный живой модуль в коконе техники. Он выбирает и направляет.

Форт испытал нечто вроде тошноты – и удивился. Забытое ощущение. Сбой мозга? нет, скорее сброс груды данных, засоривших память. Похоже, вскоре эти приступы станут чаще.

«МОГУ ТЕБЯ ДУБЛИРОВАТЬ, – яркой строкой предложил Луган. – Я ВЫСПАЛСЯ».

Надо же так потерять чувство реальности! Луган успел стряхнуть мёртвую тяжесть, накопленную за вахту, и опять готов.

«ВОЗМОЖНО, ПОЗЖЕ, – дробно отстучал Форт. – ПОКА РЕЙС ИДЁТ БЕЗ ПРОБЛЕМ».

«ТОГДА СКАЖЕШЬ».

– Без малого двадцать четыре часа ведёт, – отметил капитан.

– И ничего?

– Скоро войдёт в очередь на посадку.

Тошнотворные сбросы повторялись раз за разом. Форт отключил их регистрацию – не смертельно, значит, и внимания не стоит. Схема захода на Экуну рисовалась вполне ясно, но, кроме неё, в голове не было решительно ничего – одна-единственная целевая установка: «Занять место».

– Экватор Экуна, я «Hoax». Примите координаты...

– Раньше графика, «Hoax». Быстро летаете. У вас накладка с правительским скорым в час шестнадцать минут. Ожидайте это время. Ваша установка на внешней орбите – считывайте.

Цифры ступенчатыми скачками замедляли бег, превращаясь в стабильную картину, где моргали группы орбитального слежения и расчёта на тяготение планеты. Гравиторы бережно стабилизировали ход, подгоняя траекторию к установкам Экватора. На миг Форту показалось, что отказало зрение – так неестественна была остановка цифрового шторма. Он – уже произвольно – выполнил сброс, и вновь накатила тошнота, незнакомая киборгам. Секунду оси глаз колебались и плавали, прежде чем он смог перевести зрачки на капитана.

– Я сменю тебя, – просто сказал тот. Лишние шумы пролетали и гасли в ушах, постепенно слабея. Проверка моторных функций. Проверка равновесия. Здесь стабильно – значит, перегрузка касалась одной сенсорной сферы. Скверно всё-таки работать на чужой аппаратуре при ограниченных возможностях.

– Надеюсь, Нке стало лучше?

– Более-менее. Досрочное превращение согнёт кого угодно. Но с ним это не стоит обсуждать.

Форт вставал с осторожностью. Шаткости нет; тем не менее мозг местами слегка зависал. Преходяще, пережить можно. Несимметричная загрузка мощностей через узкий ненормативный доступ тоже гнёт – только держись.

– Ты неплохо заработал за две вахты, Фольт. Поздравляю. Я знаю, тебе нужны деньги.

Капитану – одному ему на борту – было по должности известно прошлое членов экипажа. Судя по отношению к Форту остальных, с ними кэп этими знаниями не делился.

– Если Нке случайно влетел в фазу, грех наживаться на чужой беде, – Форт подправил неустойчивое зрение. – Запишите, что в свою вахту вёл он, а я – в свою. Так будет честнее.

Капитан изучал картинки под экраном.

– Всегда хотел спросить – что написано на книге вашего божества?

– Цитата. «Придите ко Мне, все трудящиеся и обременённые, и Я дам вам покой», – прочитал Форт, возможно, впервые проникнувшись смыслом строки из Матфея.

– Заманчиво звучит, – вгляделся капитан в необычное лицо Бога эйджи. – Покой, да!.. как его не хватает порой...

– Значит, с вахтами мы разобрались. Каждому своя.

– С Нке тебе причитаются цветы. На Экуне они очень дороги; подождёшь до ТуаТоу?

– Не вопрос.

– Я напишу тебе рекомендацию о получении вида на жительство. С подачи граждан державы это решается без труда. Сможешь наниматься на туанские суда и после... срока.

– Попробую.

– А от себя прибавлю – нашим, летунам, – что ты звёздный.

– Как-то двусмысленно оно звучит, это слово.

– На планете – да, там оно ругательство. У нас – наоборот. Отдыхай, Фольт.

Форт подвигал головой, словно таким образом мог нормализовать работу глаз. Ещё раз подступила тошнота – забитый мозг рывком вытолкнул на стирание мусор ненужных цифр. Выплыла в поле зрения запечатлённая помимо желания фраза на иконе, которую мозг изучил сотни раз. раскодировал с поддержкой словаря и перевёл в полностью осмысленный текст: «Придите ко Мне, все трудящиеся...»

«...и Я дам вам покой».

Форт благодарно улыбнулся пронзительно-нежным и всесострадающим глазам Бога.

Покой. Блаженство, радостный сон, безмятежное счастье отдыха и умиротворения – все это обещал Бог-Спаситель. Спаситель от бед, горя и боли этого мира.

Вот о чём говорила его таинственная улыбка, вот что означал его призывный жест.

Вечный покой. Желанный покой.

По ту сторону бытия, в небесном чертоге Милосердного, Сияющего, Величественного Бога-Вседержителя.

Но тот, кто жив, кого несёт ураган житейских страстей, кто окунулся с головой в борение жизни – смеет ли он думать о покое?

Только мечтать!

Часть 2

Эскорт