– Я не спрашивал тебя о личном.
– Считайте, что спросили, – нетерпеливо повёл рукой Уле. – В двадцать! позже всех сверстников! А почему? учился как безумный. Надо мной смеялись: «Книгочей бесполый!» Они становились фазными, а я оставался просто человеком. Трудовая перегрузка и усиленная нервная активность тормозят и заглушают фазовые переходы. Догадываетесь, чем грозит нам усталость? Массовым бесплодием. А размножаться перестанут самые способные – цветы нации, носители лучшей наследственности. Кто будет рождать вместо них? мутанты и бездельники. И это при том, что мы утилизуем каждого восьмого малька и каждого десятого – стерилизуем. Угнетая биологию трудящихся, мы лишаем себя будущего. Ещё лет семьсот-восемьсот, и если ничто не изменится, вся экономика будет работать на прокорм инвалидов и льготников, а космические корабли мы переплавим на костыли и протезы... И не думайте, что это не коснётся вас. Может быть, наши цивилизации и не друзья, но я убедился – вы, как человек, готовы понять, что у нас немало общего, и нас тревожит одно. Помогите нам, и мы отдаримся.
– Положим, – не моргнув глазом, солгал Форт.
– Ты не ответил на мой вопрос. И сдаётся мне, твой ответ от моего не зависит. У вас принципы, а мне не хочется сидеть в вашей тюрьме из-за того, что мне продали плохой переводчик.
– Я должен посовещаться с руководством, – отступил Уле. – Я не могу один санкционировать такие... мероприятия.
– Вот и подождём, пока твоё руководство дозреет до решения. Надеюсь, у вас найдется время для раздумий.
Уле едва не заскрипел зубами. Последние корабли, арендованные «Вела Акин», готовились покинуть Иколу-2, а с ними вместе улетал секрет: установили на грузовиках «Филипсен» аппараты Лакут, или они летели не оснащенными? То есть сейчас на оставшихся судах наверняка уже стояло все, что должно стоять – но на сбитом грузовике?..
– Я потороплю их. Но обещайте мне не покидать убежище насовсем. Пожалуйста!
– Ты хочешь вовсе запретить мне выходить из храма?..
– Договоримся так – не дольше, чем на три часа.
– Подходит. Даю слово. Само собой, моё имя и то, откуда я, остаётся в секрете.
– Фольт, – глаза Уле остановились, не мигая, – неужели вы думаете, что я могу разоблачить вас, который меня...
– На твой счёт, душа моя, я ничего не думаю. Но за всех своих ты отвечать не можешь.
– Я сейчас же отведу их в молельню и возьму с них обет молчания. Это вас успокоит?
– Вполне, – кивнул Форт, подумав: «Пора звонить в „Вела Акин". Конечно, они поступили со мной по-свински, но... плоха та мышь, которая одну лазейку знает. Надо разведать, что это за штука – Лакут, и что она значила для нас с Марианом».
Блок 11
«Мэгги Грэхан» покинула Иколу-2 без помех, с часу на час заканчивалась погрузка балкеров «Ватер Хорс» и «Моранж». Судейская палата автономии Договорных Патрициев, где находилась Икола-2, вновь отклонила иски Единства и Главштаба; тормозил и правительский арбитраж – Луи Маколь улыбался, приветствуя ведомственные нестыковки. Затем он мрачнел – армейцы, пользуясь правом промежуточной посадки, опустили на Иколу-2 небольшое судно, доверху начинённое разведывательной аппаратурой, нагло инсценировали поломку и теперь неторопливо изучали на расстоянии терминал химических грузов, где заполнялись «Феланд-44» и «Гвардеро». На «Феланде-44» обвалом сыпались неполадки – то рвался рукав подачи гранулята, то обнаруживались дефекты в переборках засыпных отсеков или выходила из строя магистраль нагнетания газа-наполнителя; всё это вызывало нездоровый интерес технической инспекции и влекло за собой дополнительные траты – тому на лапу, этому на лапу. Нервничая, Маколь отрядил на Иколу-2 своего специалиста (тоже не бесплатно!), но технарь, облазив «Феланд», нашёл лишь то, что корабль стар и сильно нуждается в ремонте.
– Без тебя знаю! – отрезал Луи. – Лишь бы поднялся и до Атлара долетел, а там хоть тресни. Но рукав подачи – он-то наш, почему же лопнул?
– Его уже списали; мне не удалось его исследовать. Господин заместитель директора, у экипажа эйджи есть подозрения, что...
– Что?!
– Что на судне завелись гремлины.
– Кто-о?..
– Вид паранормальной фауны, разумный и зловредный. Это существа ростом около тридцати шести ногтей...
– Ты спятил?!
– Я справился в информотеке. Данных на гремлинов немного, но они есть. Гремлины ненавидят и портят технику. Обычные средства борьбы с корабельными паразитами против них неэффективны, рекомендуется провести над судном религиозный обряд...
– В мясорубку все обряды. Чем ты там надышался в отсеках? Выкинь из головы сказки и ищи вредителей.
– У них перепончатые лапы, – растерянно бормотал техник на том конце линии связи.
– Все перепончатые – из Единства. Я срежу с тебя половину жалованья, если не найдёшь, где они наследили своими лапами. Немедля садись и пиши заявление, чтобы сменили бригаду грузчиков. Да в темпе, в темпе!
– Их профсоюз...
– Ещё раз это слово мне произнесёшь – срежу три четверти. И пойдёшь на доклад к старшим ворам.
Техник встал так, чтобы никто не мог видеть смену цвета на его лице. Просторы Иколы-2 пугали его, бездна неба над головой заставляла опускать глаза долу; его раздражал солнечный свет и нервировали тени осенних облаков – рождённому в искусственном мире КонТуа чужды любые природные явления. Он боялся, что ушастый зверёк, прикормленный обслугой терминала, укусит его за щиколотку. Но угроза отправиться на отчёт к большим ворам была куда страшнее. Владельцы «Вела Акин» просто вычеркнут неугодного, и выметайся с уютной станции на какой-нибудь позорный объект, где по коридорам ходят в кислородных масках, а воздуха в каюту подают ровно столько, чтобы дышать через раз.
– Приложу все усилия, господин заместитель директора. Сделаю как надо. Не сомневайтесь во мне. Да, я видел здесь муунские ароматы местного производства, натуральные, в оригинальной упаковке...
– Привози, – от подношений Луи никогда не отказывался, и это был шанс его задобрить. – Сравним с той пакостью, что продают у нас.
Злосчастный техник вовремя напомнил Луи про оборот контрабанды. Партия агрегатов формата «фабрика-на-кухне», способных вырабатывать за сутки до двух унций суррогата женских соков, застряла на досмотре у кудлатых яунджи. Лохмачи не сумели понять, что это за приборы и для чего предназначены (где им, недоразвитым!), но отказались пропустить как «комбайны хозяйственные многоцелевые, 49 шт». Вымогатели!
– Кто нам мешает?
– Первый таможенный инспектор. Нужна его виза.
– Второй инспектор возьмёт впятеро меньше; знаю я этих псов. Отключите первого деньков на двадцать, чтобы вообще забыл, как визируют. Сотрясение мозга, воспаление печени, обморок – сами придумайте, что. Второй упрётся – его тоже. Но другим способом. Или намекните, что с ним будет то же самое. Про его детей поговорите – как здоровье, не опасно ли ходить из школы. Местные кадры для таких дел надёжны?
– Масонские отщепенцы. Говорят мало, бьют профессионально.
– Меня больше интересует, смогут ли они незаметно положить приправы в еду.
– Сумеют. Повара уговорят.
– Тогда действуйте. Я жду результатов, а не обещаний.
Производить фазовые суррогаты на КонТуа рискованно – у агентов ОЭС превосходные анализаторы, вмиг определят, что концентрация продукта в воздухе на порядок больше, чем число мункэ в помещении. Планетарные имперцы за работу на агрегатах заломят столько, что зашатаешься, опять же вывоз сложен. А наскоро обученные операторы-технологи из тех же эйджи и яунджи стоят какие-то тиоты, развозить же от них суррогаты по колониям просто и дёшево.
Фунты, фунты, целые бушели продукта! Прибыль безумнейшая! А за отравления и половое сумасшествие пусть отвечают те, чьи марки стоят на упаковках.
– «Моранж» и «Ватер Хорс» загружены, господин заместитель директора. Начата предстартовая подготовка.
– Чем скорей, тем лучше, Хъят. Отправляйте их живей, не мешкайте. Все задержки будешь обсуждать с бойцами Ухала, в роли тренировочного чучела.
– Понял, господин Маколь!
– Поторапливайся, душенька.
– Маколь, ты разобрался наконец с тем шофёром? – это Ухал, он тоже ничего не забывает. – Путёвка на зимнюю» сторону Атлара вакантна. Буран, бодрящий холодок, воздух во рту замерзает... Что-то работа у тебя не клеится, Маколь. Слушай, а ты в самом деле кончал университет? Или надул моих кадровиков? Это я шучу, милый. Можешь засмеяться.
– Ха-ха, – обозначил смех Луи. – Хотите, старший сын, я тоже вас повеселю?
– Попытайся, если сможешь.
– На одном из кораблей той партии завелись духи с перепончатыми лапами, ростом в сорок ногтей. Отгрызли рукав подачи и проели переборку. Мистика!
– Забавно, – промычал Ухал угрюмо. – Грузчиков сменил?
– Сразу же.
– Распорядись-ка, милый, подать в суд на профсоюз. Пусть и они похохочут. Организуй разбирательство о преднамеренной порче, самое меньшее – о нарушении технологических норм. И помни о шофёре, даже во сне и когда гадишь.
– Ни о чём другом я и не думаю.
Простившись с Ухалом, Луи некоторое время сидел в неподвижности, без мыслей. Баланс обычных производственных затрат и расходов на взятки, шантаж и физические акции отнимал массу нервной энергии. Хотелось утешиться чем-нибудь людским, обычным. Смочив в канцелярской подушечке наконечник гормонального счётчика, Луи приставил его к горлу под челюстью (так, снизу, некоторые стреляют себе в голову), выждал и взглянул на табло индикации. За сутки прирост составил всего 1/400. Превращение затягивается.
Гнусно было бы на взлёте фазы оказаться на Атларе и видеть вокруг лишь зверообразные рожи аларков, скруглённые клювы их носов, редкую шерсть полысевших за зиму черепов – и ни одного тонкокожего личика в зовущем узоре. Кермак молчит. Неужели попался?.. Нет, иначе Главштаб вёл бы себя по-другому.
– Баркутэ! – крикнул он со злостью.
Нидэ была чуть выше его и шире в кости, белым-бело затёртая до ровного оттенка бесчувственного просто человека – одни красные брови намекали на скрытое состояние. Она любила бесить планетарных обритой, как у монашествующего олха, головой, ньягонскими шортами, открытыми ногами и руками.
– Да, господин заместитель директора?
– Баркутэ, ты меня любишь?
– Нет, – нидэ приняла более удобную для стояния позу, скрестила руки на груди. Она вела себя равнодушно, будто он спросил о погоде. Впрочем, на КонТуа о погоде не спрашивают.
– Вот так всегда, – Луи начал искать пульт в ящике стола. Баркутэ следила за его рукой внимательно, но без волнения. Он сердит, конечно, но лишнего не сделает. Код беспроводного доступа к вживлённой в неё системе волокон и узлов-бусинок – его личный. Когда Луи Маколя убьют (ибо мало какой из замов по особым поручениям умер своей смертью), код перейдёт к его преемнику. Возможно, однажды код применит директор Ухал, приказав ей хлопнуть Маколя. Когда это произойдёт? через год? через минуту?
– Тебе не скучно у меня служить?
– Нет. Иногда, когда вам бывает тошно, вы заводите со мной беседы о всякой ерунде. Вас интересно слушать, вы красиво говорите. Может быть, вы самый образованный в семье.
– Спасибо. – Наблюдая за её глазами, Луи активировал пульт. Бусина под затылком ожила, генерируя сигналы, и голова Баркутэ непроизвольно дёрнулась.
– Всегда хотел знать – каково быть управляемым и выполнять то, чего не хочешь?
– Но ведь вами тоже командуют старшие сыновья.
– Мои отношения с ними – иные. Это вопрос воли и выбора. А когда выбора нет? Тогда подчинение должно быть желанным – или совсем наоборот. Всегда очень сложно определить, что испытывает подчинённый, чего от него ждать. Скажем, готов ли он пожертвовать собой для фирмы.
Наклон головы вправо. Влево. Пульт отметил противодействие мускулатуры Баркутэ. Даже в человеке, прошитом волокнами системы, нельзя быть уверенным. Что же говорить о людях без имплантированных структур?
– Потому и встаёт вопрос о любви. Любимому доверяются безрассудно, целиком. Вера, надежда и любовь, как говорят эйджи. Заметь, в эту триаду не включён разум. Но полагаю, что для подчинения хватит надежды с верой.
– Бывает так, что и они кончаются, – Баркутэ захрипела от спазма в горле, посланного Луи.
– Я ловлю одного инородца; по моим предположениям, он и верит, и надеется. Но вдруг, как ты верно заметила, чувства иссякнут? а он опасен. Здесь мне и понадобишься ты. Твои чувства и способности системы.
Механизм каскадного наращивания силы мог запускаться автоматически, на всплеск гормона агрессии, но Луи включил его вручную. Баркутэ задышала чаще, даже привстала на носках; под кожей выпуклыми контурами обозначились мышцы.
– Столик, – показал Луи. Белая фигура в шортах и жилете невесомо взметнулась и обрушила удар стопы на невинный столик; хрупкая мебель разлетелась на куски.
– Светильник.
Баркутэ взвилась винтом, вскинув ногу к потолку. Свет померк, посыпались осколки пластика.
– Стоимость оплатишь ты.
– Есть! – Встряхнув головой, Баркутэ в восторге ощерила зубы. Мышцы её, подрагивая, расслаблялись.
– Вот что такое любовь, – нравоучительно поднял пульт Луи. – Это когда позволено всё. И тот, кто позволяет – любимый. Чтобы насладиться так самой, надо впасть в ярость, встать рядом со смертью. А я дарю счастье нажатием пальца. Когда я делал это в прошлый раз?
– Давно. – Она никак не могла отдышаться; такой подъём не сразу отпускает. – Неделю назад.
– Могу и чаще. Если захочешь.
– Если вам будет угодно, – Баркутэ сузила глаза, скрывая их блеск.
Отложив пульт, Луи взял коробочку, где перекатывались пилюли.
– Но не всё зависит от меня. Кое-что и от тебя. – Он держал синий шарик двумя пальцами, как ювелир – жемчужину. – Настоящий продукт. Никакой синтетики, только природные компоненты. Сделано по индивидуальному заказу.
Маленькая синяя сфера отражалась в зеркалах её глаз.
– Иначе взмахи наших маятников разойдутся.
– А вы можете точно обещать, что будете чаще включать каскад?..
– Нет. Отвечаю так же, как ты мне вначале. Только вера и надежда.
Она было протянула руку, но он взглядом показал, что ждёт не этого. Тогда Баркутэ опустилась перед ним и потянулась губами к его пальцам. Луи сжал пальцы, заставляя её потрудиться. Наконец пилюля оказалась у неё во рту.
– Глотай здесь. Не вздумай унести из кабинета за щекой.
– Поверьте, я так не сделаю.
– Я никому не верю, Баркутэ. Такова моя работа.
Встав, она машинально очистила ладонями колени, хотя губчатый ковёр у ног Луи был безупречно вымыт. Взоры обоих были холодны, но подлинный холод царил в зрачках Луи. Игра потешила его, однако сейчас усталость возвращалась, подавляя гаснущий огонёк удовольствия. Ничтожная победа, гордиться нечем. Нечто сродни шутке Ухала. И думать не стоит, чтобы унизиться до встреч с наёмной охранницей, усиленной кибер-вставками в тело.
– Я надеюсь... – оглянулась Баркутэ на выходе, но тут прозвучал телефон, вызывая Луи.
– Слушаю.
– Говорит Кермак. Я нахожусь в городе Сабауда на Хатис. Вы готовы со мной встретиться?
Белые называют такое – «приманил Судьбу». Ещё один, верующий в небылицы подобно Баркутэ, и опять акт слепой веры связан с шаром – с той разницей, что его надо не принять, а вручить в подтверждение своей преданности. Вручить – и испытать крушение надежд. Лаконичная и ясная финальная комбинация. Луи с клавиатуры задал телеметристам уточнить местоположение Кермака по цепи ретрансляции и одновременно ответил:
– Да.
– Завтра у нас 8 бинна, день йо. 9-го числа в 05.00 я буду ждать вас в доме свиданий Вешний Сад, в Файтау. Спросите комнату Возчика Нии, представитесь как господин Желанный Гуэ.
– Со своей половиной, – поневоле восхищаясь тем, как быстро Кермак освоился в чужих местах, Луи жестом остановил Баркутэ. Где базируется сей блуждающий пилот?.. Сабауда и Файтау не так уж близко друг от друга. Не иначе, эйджи кочует по приютам, путая следы. Так его не выследишь и врасплох не захватишь – но он сам идёт навстречу Судьбе, словно манаа-воитель. Ближе, ближе, душенька; я – твоя Судьба...
– Значит, имя вашей половины будет...
– ...Скромница Нути.
– Согласен.
– Итак, мы обо всём условились. До свидания, Кермак.
– Опоздание на час я буду считать отказом от контакта.
Вновь загорелась злоба. Будь Луи имплантом вроде Баркутэ, его дыхание показало бы готовность убить. Ах ты, проломись Небо! никак этот полуробот, композит из протезов и мозгов, смеет диктовать ему условия!.. Стоп. Отыграть на нём то, что пришлось из-за него пережить, можно будет потом, когда заполучим самописец.
– Мы придём вовремя.
– Надеюсь. Конец связи.
– Откуда шёл разговор? – незамедлительно обратился Луи к наблюдателям.
– Сабауда, автономия Гани, западная окраина, район вещевого рынка.
– Половиной буду я? – спросила Баркутэ. Луи кивнул.
– Вымойся, подбери одежду по имперской моде, парик и косметику, как у дорогих умви.
«Всё в мире, – подумалось Луи, – вращается вокруг любовной страсти, и всё – обманчиво. Свидание со смертником в доме продажной ласки, мункэ-убийца в наряде потаскухи. Любовь – маска смерти. Вместо первого вдоха малька – последний выдох умирающего. Наверное, высокородный сочинил бы об этом стихи, а я... я ограничусь рапортом Ухалу».
Все полтора дня, отделявших его от встречи с людьми «Вела Акин», Форт готовился к этой ответственной церемонии. Обратился в «почту багажа» с квитанцией, а затем, снова заставив Лье сердиться, часа два выспрашивал Сихо про обычаи и порядки в домах свиданий. В её лице он нашёл самого сведущего консультанта. В уплату за рассказ Сихо истерзала его расспросами – зачем ему такое знать? не хочет ли он стать вышибалой в нескромном доме?
– Только с белыми не откровенничай, – предостерегла она. – Они против индустрии для взрослых. Меня приняли за то, что пострадала, а вышибале, глядишь, убежища не дали бы!
– Ты тоже помалкивай, о чём мы беседовали, – велел Возчик.
Клик из его руки она цапнула как должное, но, зная приличия, поцеловала ему тыл ладони там, где кисть переходит в пальцы. Костяшки – как железные.
Юристы Уле всё мудрили, всё с кем-то совещались. Верные клятве, они не сообщали наверх главного, а посему дело продвигалось туго, короткими рывками.
Когда же Возчик в очередной раз отправился «погулять, узнать о том, о сём», причём с рюкзаком, за ним беззвучной тенью упорхнул Лье – сгорбившись, напялив штаны цвета глины, плащик и замотав голову платком – один нос и глаза видно. Пусть себе Книгочей якшается с кем ни попадя, но телохранитель по должности обязан проверить связи этого неожиданно возникшего приятеля. Час-другой безопасность Книгочея обеспечит храмовая милиция; Лье убедился, что охрана здесь налажена образцово.
Возчик зачем-то побывал на вокзале, а затем – смех, и только – занырнул в дом бесстыдства. Вот уж бесполезное место для неплода! На Лье охранники взглянули неласково:
– Тебе чего надо?
– Эт' я, – залебезил Лье, изображая уличного шалопая, – дружку чего принёс, он дома чего забыл. Вот, бегу-бегу, а он сюда! Возчиком звать.
– А тебя? – едва повёл на него глазом распорядитель.
– Шнурок я, Шнурком зовут. Шнурок Улун.
– Что, Шнурочек, показать, где солнце ночует?
«Не пустят. Пароль не назвал, – профессионально смекнул Лье, отступая от охранюги. – Э, с Возчиком дельце запутано; зря ли Книгочей ему подмогу обеспечивает?..»
– А я не без денег, вот, – подкинул он на ладони диск в пол-ота. – Малясь имею. Чего купить хочу.
– Два квартала на восток и вниз, к речке. Там обслужат.
Покинув негостеприимный дом, Лье осмотрел соседние здания. Как бы пристроиться, чтоб незаметно подглядывать?.. Дома свиданий строятся по-крепостному, ниоткуда не просматриваются; шляющихся окрест охрана выслеживает телекамерами, Примелькаешься, тотчас покажут, где ночует солнышко.
«Вон там, – выбрал Лье. – На крыше залягу. Сзади залезу...»
Размытых цветов плащ, невзрачные брючки и обмотка на голове помогли забраться незамеченным, а не шуметь Лье умел, этому он учился специально.
– Он искусственный, – Баркутэ, ныне Скромница Нути, выслушала последние инструкции хозяина. – Слабые места?
– Перебить бедро. На каскаде ты сумеешь.
Она легонько улыбнулась под гримом шлюхи. Удар её ноги весил десять бушелей, а в каскадном упоении – все двадцать.
– Лишить подвижности, – наставлял Луи.
Замдиректора подготовил всё. в том числе процедуру вывоза Кермака из Вешнего Сада. Были предусмотрены любые варианты развития событий. Операция вышла довольно затратной, пришлось перебросить на планету целую команду поддержки, но при удаче затея окупалась с лихвой – попади шар в когти вояк, расплачиваться придётся сполна.
– Господин Желанный Гуэ? – подобострастно пропел распорядитель.
– И госпожа Скромница Нути.
Охранники за их спинами перебросились взглядами, полными насмешливого понимания. Мужчина в поре выискал нидскую красотку. А урод, явившийся раньше, должно быть, покровитель Скромницы, проверял, благополучно ли в заведении.
– Комната ждёт вас. Благоволите пройти.
Баркутэ увидела эйджи-мууна в простенькой, подходящей неплоду раскраске. Она немало повидала эйджи на КонТуа и нипочём не ошиблась бы с опознанием. Отсталые имперцы на планете могли принять его за нидэ-выродка, но она – никогда. Врагов надо знать в лицо, а планетарные закупорились, словно, кроме них, в Галактике никого нет. Вырядился белым святошей... но стать под олоктой не скроешь. Может, он и протезный, зато сколочен крепко. Рядом с ложем – рюкзак с чем-то объемистым внутри. «Его вещи следует забрать все до единой», – велел Луи.
Форт быстро и подробно просканировал вошедших. Оружия нет, хотя мелкие предметы в карманах могут оказаться чем угодно, скажем, однозарядным пистолетом в виде авторучки. Мункэ ярко накрашена, а пятна под штукатуркой полыхают жаром – похоже, отравление, как у Эну или Сихо. В режиме тепловидения, совместив его с дистанционным проникающим сканированием, он чётко увидел тонкие нити под кожей мункэ, симметрично расходящиеся от ушей на лицо... А вот второй субъект с серыми волосами, тот, что вёл переговоры с орбиты – во внефазке; муунство его – нарисованное. С чемоданчиком. Что в нём? хм, корпус экранирован.
– Счастлив вас видеть, Кермак. Нашему челноку нельзя долго находиться на планете, и если вас ничто не удерживает, надо отъезжать прямо сейчас, – Луи присел, включая чемоданчик командой с перстня. – Вы принесли самописец?
– Лакут, – ответил эйджи. – Объясните мне это слово. В переводе оно означает «нижнее свойство», но каков его смысл?
«Откуда он узнал о Лакут? – уколола Луи тревожная мысль. – Из телепередач? да, мог. Он владеет языком – уже! слишком быстро. Или знал раньше?.. »
– Это вид оперативной связи для космических кораблей. Но вы не ответили...
– Второй вопрос, – размеренно проговорил пилот. – Была ли эта связь на «Холтон Дрейге»?
– Кермак, сегодня мы должны до восхода решить дело с вашей эвакуацией. Нам некогда обсуждать частности.
– До восхода почти половина суток. Мы успеем обговорить многое.
– Я не компетентен в том, что касается Лакут. Побеседуйте с космотехниками, если вам это интересно.
– Кое-что я разузнал здесь. Есть версия, что мой корабль был сбит, не получив оповещения о стрельбах, потому что «Вела Акин» поскупилась установить Лакут на кораблях «Филипсен».
– Мне эти тонкости неизвестны. Спросите у осведомлённых лиц. Кермак, чтобы решить юридический конфликт в вашу пользу, нужен самописец. Он с вами?
– Мой напарник погиб.
– Мы весьма сожалеем. Его семья получит компенсацию.
– Сколько?
– Пять тысяч. В отах.
– Всего-то?!..
– Возможно, сумма будет пересмотрена в сторону увеличения.
– У нас за гибель космена по вине компании платят куда больше.
– То у вас. А вы, извините, не туанцы. К тому же ваш бортинженер был застрахован...
– Короче, вы его списали. А сколько вы отвалите мне?
– Тридцать тысяч, – Луи поднял планку, желая прельстить пилота. – Плюс особая надбавка за сотрудничество.
– То есть за самописец?
– Можете сами назвать цену в разумных пределах.
– А за штрейкбрехерство? По вашей милости я стал скэбом, сам того не зная. Согласен, в ценовой шкале ТуаТоу я понимаю мало, но, по-моему, предательство везде ценится одинаково. По максимуму. Как я буду смотреть в глаза людям?
– Кермак, вам-то какое дело до наших забастовщиков? – поразился Луи. – Вы здесь временно, побыли – и прощайте.
Сведения такого рода непросто выловить из ежедневной лавины новостей, их не печатают крупным шрифтом на первых страницах. Как-то уж очень глубоко внедрился пилот в чужом мире, если сумел разнюхать подробности связанного с ним скандала.
– Скажите сумму. Я буду ходатайствовать, чтобы вам оплатили и моральные издержки, раз это вас так беспокоит.
– Другими словами, вы признаёте, что меня – да и все экипажи «Филипсен» – выставили в виде подонков перед туанскими пилотами, а заодно, похоже, выпустили в космос вслепую и вглухую, под прицел сквозных орудий.
– Мы приехали сюда не распутывать тонкости ваших чувств. Кермак, – Луи стал понемногу раздражаться. – Вы разглагольствуете впустую, тратя драгоценное время. Вам заплатят; если пожелаете, вычистят вашу фамилию из ведомостей фирмы, чтобы вы не страдали ложным стыдом – и вы отправитесь в свою Федерацию. Этот пакет услуг мы меняем на самописец. Где он?
– Я отвечу, когда сяду на корабль, уходящий с КонТуа, имея в рюкзаке достаточно налички, чтобы забыть вашу планету. Не раньше. С билетом, стоя по ту сторону шлюзовой двери.
– Жаль, – сокрушённо понурился Луи, перстнем запуская механизм в чемоданчике на полную мощность. – Я искренне надеялся на ваше понимание.
Токсиколог обещал, что газ свалит эйджи за пару минут. Сначала он потеряет ориентацию, будет возбуждён, затем команды от мозга к искусственным мышцам ослабнут, и наступит сон. Можно будет выносить тело.
– Что это у вас там шипит? – полюбопытствовал Кермак. – В портфеле.
Немыслимо. Газ выходит бесшумно. Луи специально велел установить насадку, гасящую звуки.
Придётся действовать по-другому. Замдиректора отвёл глаз и дрогнул веком, а левой рукой коснулся пульта под одеждой. Баркутэ прямо из застывшей позы перешла в неуловимо стремительное движение – словно взлетела; из-под раскрывшегося парашютом платья ноги нанесли двойной удар, подобный разряду молнии...
...в пустоту. За миг до касания Кермака сдуло, как пушинку – резким порывом сквозняка. Баркутэ, приземлившись, немедленно сделала ещё один бросок, но вскрикнула по-птичьи и покатилась кубарем, в полёте наскочив на молниеносный жёсткий контрудар.
Другая рука Кермака держала лайтинг, наведённый в лоб Луи.
– Руки в стороны, и так замри! Еще движение – и ты покойник.
– Баркутэ, отставить! – выдавил Луи. Дуло с шорохом сверкнуло, луч промелькнул близко от уха Маколя; нос уловил запах жжёных волос.
– Голову отстригу. Так и покатится.
– Баркутэ, ко мне... ползком, не спеши...
– На месте! не шевелиться! – рыкнул пилот.
Форту стало предельно ясно, что с «Вела Акин» суп не сваришь. Воры. Уле был прав. Подлость, помноженная на подлость, ни слова честного. Остаётся рассчитывать на Единство, ибо больше не на кого. Но сперва надо отсечь от себя этих бизнесменов, у которых и смерть Мариана, и его, Форта, безвыходное положение удобно укладываются в графу «издержки» и измеряются в отах. Нет, даже в тиотах.
– Вы – оба – медленно уходите к чёртовой матери. Мы больше не увидимся.
Луи кое-чего не понял. У владыки зла и его слуг нет матерей.
– Кермак, я могу предложить вам работу. Десять тысяч в год и премиальные. Я укрою вас от любых преследований имперцев. Вы показали, на что способны, и я доволен. Мне нужен такой... человек. Баркутэ – мой охранник, но вы лучше её. Можете её прикончить. До зари мы будем на КонТуа. Я отрекомендую вас старшим сыновьям, вас примут в штат. Говорю совершенно серьезно.
Лье, изготовившийся лежать на крыше хоть два часа, услышал позади слабое шуршание. Обернуться он не успел – рот ему зажала ладонь в шероховатой перчатке, в бок упёрлось дуло. Да, этот предмет ни с чем не спутаешь!
– Тихо, муун. Не поднимаясь, отползаем к заднему фасаду.
В закатных сумерках фигуры троих, загадочным образом оказавшихся вместе с ним на крыше, расплывались и таяли. Маски – даже без глаз. Оружие покрыто той же рассеивающей краской, что и камуфляж. Лье не был слабаком, но по тому, как быстро и уверенно передавали его из рук в руки, сообразил, что не стоит вырываться и тем более показывать бойцовские приёмы. Радовало одно – то, что он имел дело с людьми Правителя. Почерк спецназа читается сразу.
– Да здравствует державная армия, – вежливо шепнул он безглазому призраку, набросившему на него наручники.
Тут ему залепили и рот. Однако властной жёсткости в движениях солдат-привидений слегка поубавилось. Обыскав его, лазутчик бросил старшине группы жетон «Убежище храма Лазурная Ограда». Тот, поглядев, кивнул: