КОБА — ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР

Весной 1901 года тифлисские социал-демократы вновь готовилось к празднованию 1 Мая. Охранка — политическая полиция царской России на этот раз была более бдительна. Уже 21 марта был арестован Курнатовский, добрались и до Джугашвили. Разыскивая авторов листовки, — призывавшей к демонстрации, полиция провела обыск на его квартире в обсерватории. Через неделю после этого молодой социал-демократ оставил место своей работы и перешел на нелегальное положение. В течение 16 лет он жил под различными фамилиями, скрываясь от полиции. Джугашвили стал профессиональным революционером, солдатом подпольной организации, боровшейся за власть.

Демонстрация в честь 1 Мая все-таки была проведена, но не так, как год назад. На этот раз на одной из центральных площадей Тифлиса собралось около двух тысяч демонстрантов. В колонну демонстрантов стреляли солдаты, имелись раненые, многих участников шествия арестовали. Эту значительную для Кавказа манифестацию отметила «Искра», выходившая за рубежом. После проведения демонстрации Джугашвили уехал в Гори.

Летом 1901 года Ладо Кецховели организовал в Баку подпольную типографию, о которой спустя десятилетия будут много говорить старые члены партий. Об этой типографии на основе воспоминаний кавказских социал-демократов так много смогут узнать пребывавшие дотоле в неведении читатели 30-х годов. В соответствии с новым подходом, утвердившимся в 30-е годы, авторы многих воспоминаний основные заслуги в создании типографии приписывали Сталину. Некоторые из них трактовали события так, что кавказская организация РСДРП и эта типография были прямо-таки вторым руководящим центром партии, во главе которого стоял, естественно, молодой Сталин. Это утверждение было только одним среди многих других фальсификаций истории партии, распространявшихся в те годы.

В сентябре 1901 года из бакинской типографии вышел первый номер нелегальной газеты тифлисской социал-демократической организации «Брдзола» («Борьба»). Газета вышла три раза. Второй и третий сдвоенный номер в декабре 1901 года, а затем в декабре 1902 года последний, четвертый номер. О выходе «Брдзолы» сообщала и «Искра». В первом номере газеты появилась неподписанная статья под названием «От редакции». В декабрьском номере 1901 года появилась вторая статья без подписи «Российская социал-демократическая партия и ее ближайшие задачи». Обе эти статьи можно прочитать в Собрании сочинений Сталина.

Некоторые авторы воспоминаний из числа кавказских социал-демократов, в большинстве своем меньшевики, проявляли скептицизм по поводу того, являлся ли действительно Джугашвили автором этих статей. Один из таких социал-демократов, Арсенидзе, писал, что это утверждение даже в пресловутой книге Л. П. Берии[4], содержавшей перлы фальсификаций, в ее первом издании на грузинском языке не фигурировало. По мнению Арсенидзе, эти статьи позднее стали приписывать Сталину. Как бы там ни было, стиль этих статей отличается от работ Джугашвили более позднего периода.

Джугашвили, который среди профессиональных революционеров был известен под партийными кличками Коба, Иванович, Василий, с самого начала относился к типу социал-демократов организаторов — людей практики. В нем не чувствовалась одухотворенная решительность интеллигента, хотя с 1901 года он регулярно работал в партийной печати. Его образованность напоминала скорее образованность самоучки. Его произведения не несли следов работы над литературой, выходившей за рамки прочитанного в семинарии. Как в то время, так и позднее он скорее писал для сравнительно необразованных людей.

Во всех его работах и выступлениях до конца жизни чувствуется склонность к дидактике. Он с большим удовольствием использовал форму вопросов и ответов. Ход его мысли был прост и прямолинеен. Эти особенности стиля можно объяснить как внутренним движением его души, так и влиянием обучения в духовной семинарии. Строй предложений был немного тяжеловат, а различные словосочетания и обороты, казавшиеся образными, он в основном брал из церковного или военного лексикона. Для его статей не было характерно теоретизирование, поэтому они, несомненно, были общедоступны и понятны. В условиях начала XX века эта особенность имела первостепенное значение для революционера-пропагандиста,

Вслед за выходом первого номера газеты, в ноябре 1901 года Джугашвили становится членом Тифлисского комитета Российской социал-демократической рабочей партии. Вскоре После своего избрания он отправляется в Батуми. По некоторым данным, целью поездки было выполнение партийного задания, по другим — ему пришлось уехать из Тифлиса из-за личного конфликта с товарищами. Попутно заметим, что в мемуарной меньшевистской литературе утверждается, что Сталина вообще не избирали в то время в Тифлисский комитет РСДРП.

О партийной работе Сталина в первый период его революционной деятельности имеется не слишком много достоверных данных. Однако мы знаем, причем не только из меньшевистских источников, что в Батуми у него обострились отношения с членами местного партийного комитета. Многие товарищи были недовольны его грубостью и манерой поведения. Именно здесь Джугашвили взял себе псевдоним, под которым он приобрел известность в партийной среде. Многие его знакомые и после революции продолжали так его называть — Коба. Выбор этого имени не был случайным. В отличие от распространенного мнения у этого простого грузинского имени нет особого значения. Один из любимых писателей молодого Джугашвили, известный грузинский писатель-романтик Александр Казбеги, в своем романе «Отцеубийца», вышедшем в 1882 году, так назвал главного героя. Согласно более поздней официальной советской литературной критике, Коба является подлинным представителем народных героев. Он неподкупен, крепок духом, неустрашим.

В последние дни 1901 года Коба присутствовал на совещании представителей батумских социал-демократических кружков. Тогда была избрана местная руководящая группа, которая позднее стала практически Батумским комитетом РСДРП. До весны 1902 года она действовала в этом черноморском порту, где тогда начала развиваться промышленность. Удалось провести несколько выступлений рабочих. Забастовки свидетельствовали об успехах агитации социал-демократов. Была создана и типография. 9 марта состоялась крупная демонстрация, многие участники которой были расстреляны солдатами; 25 убитых осталось лежать на улице. Коба в знак протеста против расправы с демонстрантами сочинил прокламацию, в которой призывал рабочих к новым акциям протеста. 5 апреля 1902 года полиция совершила налет во время заседания Батумского комитета. Коба был арестован. Впервые он провел год в батумской тюрьме, затем был доставлен в Кутаиси. Осенью 1903 года его отправили по этапу в ссылку в Восточную Сибирь. 27 ноября он прибыл в Иркутскую губернию в село Новая Уда.

В период с 1902 по 1913 год Коба шесть раз подвергался арестам. Столько же раз его ссылали, и четыре раза ему удавалось бежать.

Уже в январе 1904 года он покинул Сибирь, впервые бежав из ссылки. В конце месяца он прибыл в Батуми, а потом в Тифлис.

Местные социал-демократические круги обсуждали последствия раскола, происшедшего на II съезде РСДРП. Разделение на большевиков и меньшевиков создало новую обстановку в партии. Чувствовалась определенная растерянность, которая проявлялась и в том, что, например, авторитетный революционер Л. Б. Красин, выступавший в Лондоне на стороне большевиков, выпустил из-под контроля бакинскую типографию партии, которая перешла в руки меньшевиков. И хотя в конце 1903 года в Тифлисе находился большевистский организатор Л. Б. Каменев, входивший в ближайшее окружение Ленина, да и три делегата Закавказской организации, вернувшиеся со II съезда, вели агитационную работу в пользу большевиков, все же сторонники Ленина не занимали ключевых позиций. Вернувшийся в город Коба поначалу занял выжидательную позицию в борьбе фракций. Согласно имеющимся документам, с конца 1904 года он уже выступал на основе большевистских принципов. В начале нового, 1905 года им была опубликована статья «Класс пролетариев и партия пролетариев» в газете «Пролетариатис брдзола» («Борьба пролетариата»), которая издавалась нелегально на грузинском языке. Эта статья, как следует из ее подзаголовка, разъясняла первый пункт Устава партии. Она была четким выражением позиции в дискуссии между большевиками и меньшевиками. Автор однозначно высказывался за большевистское течение, полностью раскрывая позиции большевиков, отстаивая их принципы организации партии. По его мнению, организационное единство партии должно опираться исключительно на полное совпадение взглядов. Он отмечал, что если «рушится единство взглядов — рушится и партия», что «наша партия является не скоплением одиночек-болтунов, а организацией руководителей», что партия «уподобилась крепости, двери которой открываются лишь для достойных», что «местные партийные организации составляют одну большую централизованную организацию»[5].

Большевистские принципы построения партии полностью соответствовали характеру Кобы. Он относился к тому типу профессиональных революционеров партийных работников, для которых ленинское понимание построения партии имело решающее значение. Однако в годы подполья стало явным и расхождение взглядов В. И. Ленина и Кобы. По мнению Ленина, партия, будучи закрытой организацией, в то же время является авангардом масс. Свои силы она черпает в массах и поэтому должна поддерживать живые связи с движением масс. Коба же определенным образом абсолютизировал организацию. Он склонялся к тому, что закрытая организация испытанных борцов стоит больше, чем стихийное движение масс.

Осенью 1904 года Коба вновь появляется в Батуми. Он встретился и с уже упоминавшимся меньшевиком Арсенидзе, который оставил воспоминания об этом периоде. Его характеристика Кобы отличается определенной тенденциозностью. Конечно, можно задать вопрос, не являются ли некоторые его оценки реконструированными позднее? Но все-таки наблюдения автора представляются поучительными. Он отмечал у Кобы полное отсутствие человеческих мотивов революционера. Отсюда, видимо, и вытекало его отношение к людям как к вещам, а к вещам он подходил исключительно на основе чистой целесообразности. Не чувствовался в нем характерный для революционера внутренний огонь, не было видно душевной теплоты. Выражался он грубо, а в речи чувствовались сила и настойчивость.

В течение 1904 года в Тифлисе вновь появляется Лев Каменев с целью организации региональной конференции социал-демократов Закавказья. Коба не участвовал в работе этой конференции. Узнав о стачке бакинских нефтяников, он поспешил в этот город, однако опоздал. Стачка закончилась подписанием первого в России коллективного договора.

Накануне первой русской революции, 8 января 1905 года была напечатана первая листовка, написанная Кобой: «Рабочие Кавказа, пора отомстить!» В этой листовке автор предсказывал быстрый крах царизма и призывал пролетариат: «…сплотимся вокруг партийных комитетов… только партийные комитеты могут достойным образом руководить нами, только они осветят нам путь в „обетованную землю“, называемую социалистическим миром! Партия, которая открыла нам глаза и указала на врагов, которая организовала нас в грозную армию и повела на борьбу с врагами, которая в радости и горе не покидала нас и шла всегда впереди нас, — это Российская социал-демократическая рабочая партия!»[6]

Царское правительство пыталось задушить революционные выступления, в Закавказье, постоянно раздувая национальные противоречия и направляя социальное недовольство главным образом против армян. Коба написал целый ряд листовок в защиту интернационализма. Хорошее знание сложных национальных отношений в Закавказье способствовало тому, что позднее он стал известным специалистом по национальному вопросу. Коба неизменно выражал большевистские взгляды в Грузии, которая в то время считалась меньшевистской крепостью. По некоторым данным, М. М. Литвинов, ставший впоследствии наркомом по иностранным делам, информировал об этом Ленина, находившегося в эмиграции, позитивно оценив деятельность молодого ленинца, его склонность к полемике, острые дискуссионные выступления. В июле 1905 года Н. К. Крупская попросила Кавказский союзный комитет РСДРП прислать ей брошюру Кобы. Это был первый, хотя и косвенный контакт между Лениным и Сталиным.

В конце ноября Коба присутствовал на IV большевистской конференции Кавказского союза РСДРП. Здесь наряду с другими товарищами он был избран делегатом на I конференцию РСДРП. Он принимал участие в заседаниях конференции, состоявшейся в декабре 1905 года в финском городе Таммерфорсе, под партийной кличкой Иванович. Здесь он в первый раз встретился с Лениным. Спустя много лет, говоря о своих впечатлениях, он писал, что был поражен: «Я надеялся увидеть горного орла нашей партии, великого человека, великого не только политически, но, если угодно, и физически, ибо Ленин рисовался в моем воображении в виде великана, статного и представительного. Каково же было мое разочарование, когда я увидел самого обыкновенного человека, ниже среднего роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных…

Принято, что «великий человек» обычно должен запаздывать на собрания, с тем чтобы члены собрания с замиранием сердца ждали его появления, причем перед появлением «великого человека» члены собрания предупреждают: «Тсс… тише… он идет». Эта обрядность казалась мне нелишней, ибо она импонирует, внушает уважение. Каково же было мое разочарование, когда я узнал, что Ленин явился на собрание раньше делегатов и, забившись где-то в углу, по-простецки ведет беседу, самую обыкновенную беседу с самыми обыкновенными делегатами конференции. Не скрою, что это показалось мне тогда некоторым нарушением некоторых необходимых правил»[7].

На конференции Коба, в отличие от Ленина, голосовал за бойкот Думы, созданного тогда «полупарламента». Его позиция, очевидно, сложилась под влиянием свежих личных впечатлений от революционизировавшейся России. Он верил в стихийный подъем народного движения. Негативное отношение партийных работников, прибывших из России, к парламентским формам вынудило Ленина изменить свою позицию. Он сам пересмотрел свои представления. Этот конфликт не приобрел особого значения. Вопрос о применении легальных и нелегальных форм борьбы только после поражения первой русской революции сыграл значительную роль в дискуссиях среди большевиков. Во всяком случае, этот конфликт указывал на наличие подспудно существующих противоречий между партийными работниками, находившимися в стране, и профессиональными революционерами, жившими в эмиграции. Подлинный психологический разрыв между теми, кто работал дома, и эмигрантами в полном масштабе проявился только много лет спустя. Крупская так писала о тех, кто работал в России, о членах комитетов, так называемых «комитетчиках»: «Комитетчик был обычно человеком довольно самоуверенным: он видел, какое громадное влияние на массы имеет работа комитета; комитетчик, как правило, никакого внутрипартийного демократизма не признавал: провалы одни от этого демократизма только получаются, с движением мы и так-де связаны, говорили комитетчики; комитетчик всегда внутренне презирал немного заграницу, которая-де с жиру бесится и склоки устраивает: „посадить бы их в русские условия“.

Коба, будучи типичным представителем российских комитетчиков, обходился без непосредственных связей с международным, европейским рабочим движением, с самыми активными слоями европейской культуры. Его опыт формировался в обстановке царского самодержавия, в удушающей атмосфере того времени. Однако он это компенсировал тесными связями с практикой классовой борьбы в России. Это воспитывало в нем сочувствие к кадрам, работавшим внутри страны, вызывало симпатию к образу мышления практических организаторов, в то же время порождало недоверие к эмигрантам.

После конференции Коба вернулся в Тифлис. В начале 1906 года в статье «Две схватки» он анализирует опыт революции 1905 года. По его мнению, декабрьское восстание потерпело поражение потому, что не удалось поддержать его наступательный дух, кроме того, сказалось отсутствие единого руководства.

Единство попытались восстановить на IV съезде РСДРП. На этом съезде, проведенном в апреле 1906 года в Стокгольме, были представлены все течения российской социал-демократии. Коба (Иванович) неоднократно брал слово, выступал в поддержку Ленина, однако по вопросу, стоявшему в центре дискуссии, — вопросу о земле — выразил особое мнение. Он подчеркивал необходимость раздела земли. Коба отверг предложения меньшевиков о муниципализации земли, то есть передаче ее в общественное пользование, а также и предложение большевиков о национализации земли, о передаче ее в государственную собственность. В этом случае он руководствовался весьма практическими соображениями. По личному опыту он знал, что крестьяне мечтают получить землю.

На съезде партии в Стокгольме вновь обсуждался вопрос о боевых отрядах партии. Была принята резолюция с осуждением террористических акций, которые в тот период все меньше носили политический характер. Объектами экспроприаций, или «эксов», как их называли, являлись банки, почтовые вагоны, перевозка денег. Эти акции служили укреплению материальной базы партии, увеличению ее денежных средств. Резолюция съезда давала разрешение на проведение налетов только на склады оружия. Ленин, исходя из того, что наступление революции будет продолжаться, возражал против негативного по своему духу решения. Вопреки резолюции съезда летом 1906 года такого рода акции продолжались. Кобу даже хотели судить партийным судом за нарушение этой резолюции. Общеизвестны были его хорошие связи с двумя самыми дерзкими участниками «эксов» — Камо и Цинцадзе. Собственно говоря, Коба руководил проведением экспроприаций на Кавказе.

На V съезде РСДРП в Лондоне в мае 1007 года была вновь принята резолюция с запрещением такого рода партизанских акций. Ленин голосовал против этой резолюции.

В феврале 1907 года Коба написал предисловие к грузинскому изданию брошюры К. Каутского «Движущие силы и перспективы русской революции». Хотя у него не было особых теоретических наклонностей и способностей, он дал точную картину перспектив русской революции и основных принципов стратегии и тактики большевиков. Его главные тезисы совпадали с решениями большевиков на съезде в Лондоне. Он представлял, что в России буржуазия, учитывая ее незначительную политическую силу, не может играть революционную роль. Именно поэтому он, в отличие от меньшевиков, выступал за союз с крестьянством. Он понял, что различие исторических структур не способствует вызреванию в России буржуазной революции в традиционном западноевропейском смысле. В то время как А. С. Мартынов, один из теоретиков меньшевиков, исходил из того, что гегемония пролетариата в демократической революции — это вредная утопия, большевики же, как говорил Коба, заявляют: «…правда, наша революция является буржуазной, но это вовсе не означает, что она является повторением французской революции… У нас же пролетариат представляет собой сравнительно более сознательную и организованную силу, вследствие чего он уже не довольствуется ролью придатка буржуазии и как наиболее революционный класс становится во главе современного движения». Коба удачно использовал слова Каутского: «Русский либерализм совершенно иного рода, чем либерализм Западной Европы, и уже в силу одного этого чрезвычайно ошибочно брать Великую французскую революцию прямо за образец теперешней русской»[8].

В качестве делегата с совещательным голосом Коба присутствовал на съезде партии в Лондоне. Для него этот съезд представлял в личном плане особый интерес, потому что там он впервые встретился со своим будущим главным соперником — Л. Д. Троцким.

Вернувшись на Кавказ, Коба в ходе агитационной поездки делился впечатлениями о съезде. Затем он опубликовал статью о съезде в Лондоне с подзаголовком «Записки делегата» в газете «Бакинский пролетарий», издававшейся на русском языке. По его оценке, съезд в Лондоне разделился на две фракции: на большевиков, которые представляют прогрессивный промышленный пролетариат России, и на меньшевиков, которые имеют поддержку главным образом в отсталых губерниях, например, на Кавказе. Автор проанализировал национальный состав делегатов съезда, обратил внимание на то, что среди меньшевиков большинство составляют делегаты еврейской национальности, в то время как большевики — русские. В этой связи он замечает шутя, что «не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром»[9]. Коба, отвергавший расовую дискриминацию, естественно, не был антисемитом, но грубые шутки такого рода характерны для него. Главным результатом съезда он считал победу партии над оппортунистическим Центральным Комитетом, поражение «интеллигентских шатаний», недостойных пролетариата. В статье он выразил убеждение, что стоящий вне фракций Троцкий является «красивой ненужностью».

Комментируя шутки Кобы, вряд ли можно согласиться с Троцким, который десятилетиями позднее, уже находясь в ссылке, писал о Сталине: «По своим взглядам Коба стал интернационалистом. Стал ли он им по своим чувствам? Великоросс Ленин органически не выносил шуток и анекдотов, способных задеть чувства угнетенной нации».

Летом 1907 года Коба был занят организацией стачечного движения, а осенью — избирательной кампанией в III Государственную думу. После того как бакинская рабочая курия избрала большевистского депутата, Коба сформулировал для него депутатский наказ. Между 1907 и 1910 годами, не считая 15 месяцев, проведенных в тюрьме и ссылке, Коба работал в качестве профсоюзного руководителя в Баку. Позднее он так вспоминал об этом периоде своей жизни: «Три года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня как практического борца и одного из практических местных руководителей. В общении с такими передовыми рабочими Баку, как Вацек, Саратовец, Фиолетов и др., с одной стороны, и в буре глубочайших конфликтов между рабочими и нефтепромышленниками — с другой стороны, я впервые узнал, что значит руководить большими массами рабочих. Там, в Баку, я получил, таким образом, второе свое боевое революционное крещение. Там я стал подмастерьем от революции»[10].

В ходе его революционной работы произошло важное событие. 25 октября на общегородской большевистской конференции Коба был избран членом Бакинского комитета РСДРП. После почти полугода работы в составе комитета 25 марта 1908 года он был арестован и до 9 ноября находился в Баиловской тюрьме в Баку, Где среди политических заключенных организовал кружок по изучению марксистской литературы.

В постоянной дискуссии с меньшевиками и эсерами он отстаивал большевистские принципы. 9 ноября был объявлен приговор об отправке его в ссылку. В январе 1909 года состав со ссыльными прибыл в Вологду — губернский город, находившийся в 600 километрах от Петербурга. Местом пребывания ссыльного Кобы был определен город Сольвычегодск. Перенеся возвратный тиф, он добрался до февраля до этого города и оставался там до своего побега в июне.

Ленин обратил внимание на кавказского большевика, находившегося в ссылке. Дело в том, что в ходе дискуссий в годы эмиграций от него постепенно отрывались ближайшие соратники, и поэтому он обращал особое внимание на рост кадров внутри страны. Знакомству с Кобой способствовало то, что тот в это время писал свои статьи уже не на грузинском, а на русском языке. Однако неутомимый революционер-организатор Коба с нарастающим раздражением наблюдал за различными теоретическими дискуссиями, которые становились характерными для жизни партии. Он не делал исключения и для полемики Ленина со своими оппонентами в годы эмиграции. Коба вскоре просто выразил свое отношение к философской дискуссии В. И. Ленина с А. А. Богдановым, назвав ее «бурей в стакане воды».

О Кобе, который позднее стал Сталиным, часто говорят, что теория не была его сильной стороной. По нашему мнению, это означает прежде всего, что в любой обстановке, в любой ситуации он считал для себя вполне достаточным тот объем теоретических знаний, который был им усвоен к данному моменту. Для мышления Сталина в молодые годы был характерен своеобразный эмпиризм. Когда он познакомился с марксизмом, то его, несомненно, привлекла ориентированность на практику, то, что практика была в центре учения. Под практикой он прежде всего понимал политическую практику. Он совершенно не чувствовал тонкого соотношения теории и практики, его не занимали вопросы внутреннего развития теории. Однако особое значение для него приобрела другая сторона марксизма.

Марксизм был для Сталина единым учением, которое дает веру в ликвидацию социального неравенства и указывает практике путь, ведущий к этому. Понятие «практика» (это можно подтвердить ссылками на документы) с точки зрения Кобы растворялось в понятии «партия», а с ней он связывал веру в ликвидацию эксплуататорских порядков. Все это носило общий декларативный характер.

Сталин-Коба по-своему воспринимал главное в марксистском учении — теорию классовой борьбы. То есть он, что было характерно для многих революционеров той эпохи, упрощал общественные проблемы и сводил их к вопросам классовой борьбы. В политической практике он использовал выстроенную им строгую дуалистическую конструкцию, рассматривавшую противоборствующие в классовой борьбе силы как взаимоисключающие друг друга.

Уже тогда у него прослеживалась тенденция спрямлять путь между теорией и практикой. Он не принимал во внимание их сложную взаимозависимость, переходы между ними.

24 июня 1909 года Коба бежал из ссылки. В начале июля он провел несколько дней в Петербурге, а затем в середине месяца прибыл в Баку. Он сразу же предпринял шаги для того, чтобы восстановить издание газеты «Бакинский пролетарий». Очередной номер газеты вышел 1 августа, в нем была напечатана новая статья энергичного организатора под названием «Партийный кризис и наши задачи». Причину кризиса в партии автор видел в том, что она оторвалась от широких масс, ее организации действуют изолированно друг от друга. Решение этой проблемы Коба видел в сплочении фабрично-заводских комитетов и руководимых передовыми рабочими организаций посредством общерусской газеты. Она будет их направлять, но издавать ее надо в России, а не за границей. Газета должна находиться в центре партийной работы. Газета, по его мнению, могла бы сплотить партию вокруг Центрального Комитета, ведь руководство партийной работой-это обязанность ЦК, но «она плохо исполняется в настоящее время»[11]. Основная мысль статьи — не высказанная прямо, но явная критика в адрес заграничного партийного руководства, заграничных органов, стоящих «вдали от русской действительности»[12].

Следующий номер газеты, вышедший 27 августа, опубликовал резолюцию Бакинского комитета по поводу обстановки, сложившейся в расширенной редакции «Пролетария». Резолюция, автором которой был Коба, выражала согласие с критикой богостроителей типа Богданова — Луначарского, однако осуждала организационную политику большинства редакции и возражала против любых попыток исключить сторонников меньшинства редакции из партийных рядов. Резолюция признавала необходимой и возможной совместную работу обеих частей редакции.

В ноябре — декабре 1909 года Коба написал серию статей под заголовком «Письма с Кавказа» для газеты «Социал-демократ», издававшейся в эмиграции. Он с ленинских позиций анализировал экономическую и политическую обстановку в Баку и Тифлисе, не стесняясь в выражениях, резко критиковал меньшевиков. В некоторых исследованиях утверждается, что Ленин с удовлетворением отмечал отчеты своего сторонника с Кавказа. Затем, после того как резолюция Бакинского комитета от 22 января 1910 года уже не только призвала к изданию общерусской газеты в России, но и высказалась за перенесение практического центра руководства партийной работой в страну, Ленин задумался о возможности осуществления такой организационной перегруппировки.

23 марта, на другой день после заседания Бакинского комитета Джугашвили, действовавший тогда под фамилией Меликянц, был арестован. Он снова попал в Баиловскую тюрьму, а в сентябре был опять выслан в Сольвычегодск. Уже после ареста вышла из печати его статья, посвященная Августу Бебелю. Затем в течение двух лет У него не было возможности публиковать свои работы.