АЛБЕРТ БЭЛ
      ВСЯ СИЛА В УСАХ
      На складе не было окон, не было там и пыли. Кругом коробки с приемниками, телевизорами. Дверь в торговый зал слегка приоткрыта, за ней мелькали покупатели, звучали голоса вперемежку с музыкой. Где-то в глубине магазина стучала пишущая машинка - будто игрушечный барабанщик бил в бумажный барабан. Удары сыпались быстро-быстро, но вдруг все умолкло, три-четыре неторопливых всплеска, и опять шальная дробь.
      В дверях показалось лицо Асариня. Он крикнул:
      - Жан! "Рубин"!
      Я вынес "Рубин", потом понадобились две "Сакты", и я изрядно попотел: чтобы подобраться к "Сактам", пришлось отодвигать ящики.
      По складу прошелся директор Ипол, этакий плюгавенький человечишка. Был он похож на иголку - холодный, остренький, проворный. На меня Ипол не обратил ни малейшего внимания, я работал здесь второй год, и директор привык: робот всегда на месте.
      - Жан! "Рубин"!
      "Рубины" сегодня нарасхват, не засидишься. Командует мною Асаринь, старший продавец из отдела телевизоров.
      По правде сказать, привлечь к себе внимание мне довольно трудно. У меня очень обыкновенное лицо и нескладная фигура. А кроме того, я робок по натуре, держусь скромно, чей-нибудь пристальный взгляд приводит меня в смущение. Для таких, как я, склад - самое подходящее место. Работой своей я доволен, зарплатой тоже. Пока живу один, вполне хватает.
      Дома у меня собрана неплохая библиотека. В свободное время читаю, изредка хожу в кино или театр.
      Кроме чтения, есть у меня еще одна страсть, о которой сейчас расскажу.
      Некоторые люди украшают стены картинами, старинным оружием, коврами, колчанами, масками, а стены моей комнаты завешаны кошельками и бумажниками. Я даже разделил их на группы. На первом месте - бумажники знаменитостей, на втором - бумажники искусной работы с орнаментом, а на третьем - серые, потертые, невзрачные кошельки, не представляющие особой ценности, зато старые. Самый древний изготовлен в 1860 году, и принадлежал он моему деду из гильдии маляров. В моей коллекции имеется бумажник депутата Верховного Совета Бартевица и кошелек киноактрисы Вилмы Ринеты с ее монограммой. Не подумайте обо мне плохого: кошельки и бумажники добыты честным путем. Из-за них я забываю свою робость, становлюсь красноречивым, как Цицерон. Кроме того, на мой день рождения друзья обязаны дарить мне по бумажнику.
      Так проходит время. Мне давно за тридцать, и потому живу тихо, мирно. "Если ты ничего не достиг до тридцати, не достигнешь и после". Не помню, кем сказаны эти слова, но я с ними вполне согласен.
      Наступило лето, время отпусков. Я взял напрокат палатку, уехал на Гаую, читал книги, загорал.
      Молоко и хлеб покупал на ближайшем хуторе.
      В то воскресенье мне не хотелось туда идти, потому что сын хозяина праздновал свадьбу. Собрался чуть ли не весь колхоз, над полями и перелесками звучала музыка. Однако у меня вышли все продукты, а до другого хутора было далеко.
      Я решил, купив что нужно, тут же уйти, но хозяйка силком затащила в комнату. Было неловко, кругом незнакомые лица, но, пропустив стаканчик-другой, я почувствовал себя свободней. Со странной грустью смотрел я на невесту, то есть теперь уже на жену. У нее были светлые волосы и румяное лицо. Помню, еще подумал: все хорошенькие девушки повыходили замуж, что же остается нам, холостякам?
      Опрокинул еще пару стаканчиков, чокнулся с кладовщиком, затем с двумя бригадирами, с садовником, с плотником, после снова с женихом, то есть теперь уже мужем.
      И только тут пришло в голову, что надо что-то подарить молодым. В темноте ринулся через поле к палатке за своим транзистором. Там глянул на себя в зеркало и ужаснулся, увидев выросшую за две недели щетину.
      Но, подумав, махнул рукой: сойдет.
      Торжественно преподнес новобрачным "Спидолу", все закричали "ура!", и это был счастливейший миг в моей жизни. Молодая воскликнула: "Ах, какой вы замечательный человек!" - и чмокнула меня в губы. Возможно, она собиралась поцеловать меня в щеку, да щека так заросла, что ничего другого ей не оставалось.
      Я был в восторге, даже забыл спросить, нет ли у них в доме старого бумажника.
      Утром проснулся в палатке, и первой мыслью, которая выплыла медленно, точно лодка из тумана, было:
      "Я влюбился". Необычный аромат щекотал ноздри. Усы сохранили запах прелестной женщины. Я долго лежал с открытыми глазами, вдыхая вчерашний день. Усы я оставил, они росли, топорщились, со временем запах, конечно, улетучился, но усы остались как талисман, оберегающий воспоминания.
      Когда вернулся в Ригу, соседка по квартире, увидев меня, всплеснула руками:
      - Боже мой, какой вы солидный! Ни дать ни взять министр торговли!
      Теперь я знал, как выглядит министр торговли.
      У него должно быть продолговатое загорелое лицо, гладкие волосы, пышные каштановые усы и жиденькая бородка. Но я хотел быть похожим сам на себя и потому сбрил бороду, оставил одни усы.
      В первый же день после отпуска директор Ипол, проходя по складу, заметил меня, остановился, даже крякнул.
      - Здравствуйте, товарищ директор! - сказал я.
      - Добрый день! - отозвался он и поспешно удалился.
      Я слышал, как он расспрашивал Асариня:
      - Кто этот человек на складе?
      - Какой человек? - удивился Асаринь.
      - Ну, с усами!
      - Так это Жанис.
      - Какой Жанис?
      Еще некоторое время они говорили, но так тихо, что я ничего не расслышал.
      Примерно час спустя меня пригласили в кабинет директора.
      - Вы не первый год у нас работаете, - сказал Ипол, - Асаринь отозвался о вас с похвалой. Нам нужен новый продавец, и я решил поставить вас за прилавок в отдел радиоламп.
      - Но я не разбираюсь в лампах, - попытался я возразить.
      - Дадим вам в помощь Симаниса, он окончил школу торгового ученичества. Еще вопросы есть?
      Мне показалось святотатством докучать директору вопросами, и потому я, потный и красный, выскочил в коридор.
      Так я очутился за прилавком рядом с Симанисом.
      Он был небольшого росточка, черты лица мелкие, волосы пепельного цвета, и потому казалось, что это он стоит рядом со мной, а не наоборот. Покупатели обращались только ко мне. Я покрывался холодным потом, двигался одеревенело, как робот.
      - Как вы сказали? Извините! Сожалею, нет!
      Так продолжалось с неделю. Время от времени прошмыгнет директор, кольнет меня своим острым взглядом и скроется. Постепенно я отработал этакую медлительную, скучающую манеру в обращении с покупателем, как и полагается настоящему продавцу.
      - Симанис! - говорил я. - У нас есть.., э... покажите товарищу.
      Симанис все знал, всегда был в курсе дела, хотя посторонним он казался мальчишкой на побегушках, которого я обучаю.
      Как-то директор сказал:
      - Ваше обучение закончилось, с завтрашнего дня будете работать один.
      Если бы вы знали, как я расстроился. Прощай покойная жизнь! Каждое утро являлся часа за два до работы, чтобы повозиться с лампами. И думать позабыл о своих бумажниках и беллетристике. Накупил кучу книг по радиотехнике. Корпел над схемами приемников.
      И добился заметных успехов. Когда явилась квалификационная комиссия, я без труда сдал все нормативы. Директор приказом объявил мне благодарность и назначил старшим продавцом.
      Время шло, воспоминание о том летнем поцелуе поблекло, и усы меня стали раздражать. Однажды мы обедали в столовой, и Асаринь сказал:
      - Послушай, старина, чего это официантки всполошились, завидев тебя? Так и бегают, так и бегают! Ты, случайно, не общественный инспектор?
      - Нет! - ответил я. - Сам удивляюсь!
      - Наверное, все дело в твоих солидных усах! - усмехнулся Асаринь. Он даже не понял, что этой фразой раскрыл мне причину моей неожиданной карьеры.
      С тех пор в меня вселился дух сомнения.
      "Ты ничтожество! - нашептывал он. - Только из-за усов тебя сделали старшим продавцом. Не будь их, так и потел бы на складе. Ты - нуль! Вся твоя сила в усах!
      Хи, хи, хи!"
      Казалось, даже бумажники смеются надо мной. Надо было что-то предпринять, пока не воспрянул комплекс неполноценности. Чаша терпения моего переполнилась. Я точил бритву, в душе злорадствуя. Что ж, бросим вызов судьбе!
      Смерть усам!
      На следующий день я предстал перед директором.
      Ипол превратил меня в шута горохового: ему, видите ли, захотелось поставить за прилавок респектабельного, солидной наружности продавца с усами. Посмотрим, какую он сделает мину, увидев невзрачного, ничем не примечательного работника склада!
      - Доброе утро! - бросил я сердито.
      - Доброе утро! - Директор глянул на меня приветливо.
      - Я сбрил усы!
      - Да? Ну и что же? - недоуменно произнес Ипол.
      "Прикидывается", - подумал я и сказал:
      - Опять переведете на склад?
      - Это почему? Вы ведь справляетесь с работой!
      - Да, но у меня нет больше усов!!!
      Директор был явно озадачен.
      - При чем тут усы?
      - В них вся сила!
      - Что?! - Директор оттолкнулся от стола вместе с креслом. - Послушайте, вы в своем уме?
      - В своем! Только мне показалось...
      - Что показалось?
      - Ничего. Разрешите идти?
      Потный и красный, выскочил я в коридор. У прилавка меня ждали покупатели. Звучали голоса вперемежку с музыкой. Где-то в глубине магазина стучала пишущая машинка. Теперь, казалось, там не игрушечный, а настоящий барабанщик бил тревогу в настоящий барабан.
      Произошло что-то невероятное. Впервые в жизни я отважился так резко разговаривать с начальством, притом не из-за бумажника - тут бы мое поведение еще можно было оправдать. Я сам превратился в бумажник.
      Усы были моей монограммой, и казалось, в них-то и кроется моя сила. Теперь же без усов мне, словно парашютисту, пришлось совершить прыжок без парашюта.
      Однако я приземлился, ничего.