— Нет, папа, нет. Не говори так, — голос Эбби был так тревожен, что Роберт Блисс приоткрыл глаза и взглянул на дочь. — Папа, ты должен поправиться. Ради меня, — прошептала Эбби, прогоняя непрошеные слезы.

Отец снова закрыл глаза, и ужас овладел девушкой. Роберт Блисс потрепал ее по руке и слегка улыбнулся.

— Ты хорошая дочь, Эбигэйл, — и, набрав воздуху, добавил: — Из тебя получится добрая жена для священника.

Если бы это вернуло ему жизнь и здоровье, думала Эбби, сидя у постели уснувшего отца, она бы, не колеблясь, вышла замуж за преподобного Харрисона. Если что-либо способно придать отцу сил, она поклянется и выполнит его желание. Она не может потерять единственного родного человека.

— Эбигэйл? — Декстер окликнул ее так тихо, что ей показалось, что это голос свыше.

Девушка запечатлела на лбу отца легкий поцелуй и устало поднялась на ноги. Освещенные слабым лунным светом, оба — Таннер и Декстер — дожидались ее на воздухе.

— Он заснул. Я думаю… нам лучше последовать его примеру.

Декстер помог ей соскочить на землю.

— Если хотите, я устроюсь здесь, внизу.

Девушка ответила ему благодарной улыбкой.

— Спасибо. Я знаю, что папа был бы вам очень признателен.

Долговязый священник покачал головой и настороженно взглянул на Таннера.

— Я отлучусь за своими постельными принадлежностями. Надеюсь, с вами ничего не случится? — обеспокоенно спросил он Эбби, беря ее за руку.

— Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь, — Ответил Таннер, прежде чем это смогла сделать Эбби.

Девушка высвободила свою руку из рук Декстера, но Таннера не взглянула.

— Со мной все будет в порядке, — уверила она священника. — Я очень ценю все, что вы сделали для папы.

Глаза Декстера сияли:

— Надеюсь, вы понимаете, я сделаю для вашего отца все, что смогу. И для вас, Эбигэйл.

Эбби молчала, не зная, что ответить. Она могла только мечтать о том, чтобы испытывать к Декстеру такое же нежное чувство, какое он питал к ней. Но того, что должно связывать мужчину и женщину, она вовсе не ощущала в себе. Вот так — и просто и вместе с тем сложно.

— Эбби, иди ко мне.

Неслышно приблизившийся к ней Таннер обнял Эбби за плечи.

— Иди ко мне, дорогая, ты едва не падаешь от усталости. Тело Таннера было крепким и теплым, и он предлагал ей то, в чем она действительно нуждалась. Он ничего не требовал от нее. Он не оказывал на нее никакого давления. Она могла просто склонить голову к его плечу, а он мог просто обнять ее.

Они долго стояли так — обнявшись, овеваемые легким прохладным ветерком, скрытые от посторонних глаз сгустившейся темнотой. Она могла бы простоять так вечность. Сердце Макнайта уверенно отбивало ритм жизни, сообщая ей волю и жизнеспособность.

Идиллию прервал кашель ее отца — хоть и не такой сильный, как раньше. Эбби с неохотой отстранилась. Таннер обнял ее снова, но чувство долга не позволяло ей наслаждаться телесными радостями.

— Я… я не могу, — прошептала девушка.

— Не можешь — чего, дорогая? Отдохнуть хотя бы минуту? Если ты не будешь отдыхать, ты и сама заболеешь. Что ты будешь делать тогда?

Эбби покачала головой и проглотила неожиданно появившиеся слезы.

— Не могу, — потерянно шептала она, не в силах объяснить ничего более.

Таннер глубоко вздохнул:

— Пойди, умойся перед сном. Я посижу с твоим отцом. Иди, — подтолкнул он ее.

Таннер вскарабкался в фургон, а Эбби занялась вечерним туалетом. Она сполоснула лицо, шею, плечи, потом отлучилась на несколько минут в высокие травы прерии. Неожиданно — всего на секунду — в фургоне вспыхнул свет. Может, Таннер зажег свечу или масляную лампу?

Вернувшись к повозке, Эбби еще раз сполоснула руки, осмотрела фургон и убедилась, что все готово ко сну. Таннер сидел у заднего борта повозки и курил.

— Вам лучше спать рядом с ним. Ночью ему может понадобиться ваша помощь.

Эбби кивнула. Дождавшись, когда он сползет вниз, она вскарабкалась наверх. Она была благодарна Таннеру за то, что он даже не прикоснулся к ней. Эбби тихо разделась: сняла ботинки, чулки, юбку и нижнюю юбку. Но, когда она набросила на голову ночную рубашку, она поняла, что лжет сама себе. Ей хотелось быть с Таннером. Она желала не плотской близости — по крайней мере не сегодня — ей хотелось лежать в его объятиях, быть обласканной им и при этом сохранить репутацию порядочной девушки.

Но решиться и спуститься вниз она не могла, хотя знала что, возможно, будет сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Таннер сделал последнюю затяжку, бросил окурок да еще и вдавил его каблуком в землю. Ну почему она? Ему хотелось выть на луну. Вместо этого он выпустил длинное замысловатое ругательство на том специфическом языке, с которым ознакомился и которым овладел в скверных местах со скверной компанией. Почему, черт возьми, это все-таки она? Но это была она. Эбби — внучка Вилларда Хогана. Когда она отправилась по своим вечерним делам, он долго сидел возле ее отца и смотрел на Библию. Он прекрасно знал, что, открыв ее, подтвердит или опровергнет свое предположение, но долго противился этой необходимости и не касался Священного писания.

В конце концов он все-таки решился. Таннер осторожно высвободил Библию из ослабевших пальцев мистера Моргана, а когда открыл ее, нашел все необходимые доказательства. Но вместо радости он испытал острое, ноющее чувство разочарования и такой жгучий стыд, которого не испытывал никогда раньше. Таннер вспомнил всех мужчин, которых ему удалось выследить, все низкие поступки, которые ему довелось совершить в жизни. Таким ничтожеством он не ощущал себя никогда.

На первой странице Библии были записаны важные события, касающиеся жизни членов семьи Блисс. Там были упомянуты Роберт Блисс и его жена Маргарет, в девичестве Хоган. Эбигэйл Морган на самом деле была Эбигэйл Блисс, внучка Вилларда Хогана и его единственная наследница.

Таннер стащил шляпу с головы и отер пот со лба рукавом рубахи. Ему придется выкрасть Эбигэйл, и в Чикаго она станет украшением высшего общества. Он на чем свет ругал себя за то, что взялся за эту работу.

Осторожно изменив позу, Таннер изрыгнул из себя очередное длинное ругательство. Черт, как болит колено! Заснуть ему вряд ли удастся, а ходить было мучением. Тем не менее Макнайт заковылял туда, где пасся общественный скот.

— Здесь нет места пешим, Макнайт! — шутливо поприветствовал его один из сторожей.

Таннер не ответил на приветствие. Он издал условный свист. Несколько лошадей подняли головы, а потом снова принялись щипать траву. Из темноты до него донеслось приветливое ржание. Таннер свистнул еще раз, и перед ним как из-под земли вырос Мак.

Макнайт потрепал животное по крутой шее, зажал в руке поводья и с огромным трудом вскарабкался на лошадь.

— Сукин сын, — бормотал он, борясь с приступом боли. Он даже не мог сказать, что болит сильнее, бок или колено. Но в седле Таннер почувствовал себя намного лучше. Люди встречаются и расходятся, но на коня мужчина может положиться всегда.

Конь был послушен любому приказу хозяина. Легкое движение колена, и Мак, отделившись от многочисленного стада коров, быков, лошадей, мулов, устремился вдаль. Если Макнайт решится похитить Эбби Морган, вернее, Эбигэйл Блисс и доставить ее дедушке, то ему потребуются две лошади, поэтому Таннер отправился взглянуть на Чину.

Виктор Левис колдовал при свете зажженного пучка пожухлой травы, исцеляя колено кобылки. Чина стояла, низко нагнув голову. Даже издалека было видно, что ей больно.

Таннер подъехал к Виктору сбоку.

— Ну как она?

Виктор приложил к ране новую лепешку из глины и обмотал сверху тряпкой.

— Ей больно переступать. Обычно я веду ее на поводу, стараясь идти по возможности медленнее. Но каждый шаг мучителен для нее. Да и теперь колено у нее болит.

— Как вы считаете, она поправится? — спросил Таннер, почесывая лошадь за ухом.

Кобылка подняла голову и ткнулась мордой в грудь хозяина. Чувствовала она себя неважно. Ошибиться было нельзя.

— Думаю, она выживет. Ей нужен хотя бы день отдыха. Больше всего ей досаждает постоянное движение. Но если бы она смогла отдохнуть денек-другой…

— Может, завтра я задержусь с ней на денек, — сказал Таннер. — Она, Мак и я сможем переждать, пока кобылка не почувствует себя лучше.

— Честно говоря, я полагал, что вы хотели испытать на себе способности Эбби к врачеванию, — сказал Виктор, искоса взглянув на молодого охотника.

Таннер даже не улыбнулся.

— У нее и без меня много дел. Ей надо ухаживать за отцом.

— Как бы там ни было, возможно, одного дня будет мало, чтобы нога зажила.

— Я задержусь ровно настолько, сколько будет необходимо, чтобы Чина могла передвигаться безболезненно.

Может, пока он ждет, когда поправится его лошадь, он, наконец, решит, что делать с Эбигэйл Блисс. По настоянию отца они оставили дом и пустились в тяжкое путешествие. Ясно, что это бегство от Хогана. Но Таннер подозревал, что сама Эбби находится в неведении о причинах происходящего. Таннер знал, что Роберт Блисс сделает все возможное, чтобы удержать Эбби рядом с собой. Но Таннер даже не мог предположить, как отреагирует девушка на новость о том, что в Чикаго у нее есть весьма состоятельный дедушка, который готов весь мир положить к ее ногам.

Таннер не сомневался, что именно на его несчастную долю наемника выпадет участь открыть ей глаза на происходящее.

Вернулся Таннер очень поздно. Эбби слышала его нетвердые шаги, то, как он застонал от боли, укладываясь на одеяле, которое она постелила ему под фургоном. Верный своему слову, Декстер расположился возле костра. Рядом с Эбби неспокойным, поверхностным сном забылся отец.

Ах, если бы им выдалась хотя бы недолгая передышка, мечтала Эбби. Изнуренная жарой, въедающейся в кожу пылью, змеями, она смертельно устала от этой дороги. Даже один день, проведенный на берегу чистой реки в тени плакучих ив, поднял бы настроение всем, даже животным. А Ини и Чина могли бы немного подлечиться. Но… никаких шансов па отдых. С каждым днем капитан Петерс увеличивал перегоны, заставляя их ехать быстрее. Кроме того, реку Платт вряд ли можно было считать чистой речушкой. По правде говоря, это была грязная, мелкая речка, затянутая ряской, с топкими берегами и черепашьим течением.

Эбби заворочалась на постели, стараясь устроиться поудобнее. Отец, Декстер и Таннер — все они разрывали ее на части, не щадя ее чувств, пренебрегая здравым смыслом. С гордой, мягкой мисс Эбигэйл было покончено, ее место заняла язвительная, суетливая особа, которая часто не знала что делать.

Отец ее был болен — впал в меланхолию. Более чем когда-либо он нуждался в ее поддержке. А она была так увлечена Таннером, человеком, который ей совершенно не подходил, что была слепа и глуха к просьбам отца. Папа был ее единственной родной душой на этом свете, а она позволила овладеть своим сознанием «Песне песней» Соломона и чувствам, воспетым в этих стихах.

Эбби протянула руку и потрогала лоб отца. Жара не было. Слава тебе, Господи! Девушка откинулась на подушку и уставилась в брезентовый навес.

Эбби принялась сочинять очередную историю про Тилли и Снича, хотя понимала, что сейчас ей требуется принять важное жизненное решение, а не прятаться в мир фантазий. Как бы поступила Тилли, если бы обнаружила, что ее врожденное чувство ответственности смято неожиданно нахлынувшими переживаниями?

Ах, Эбби, называй вещи своими именами. Ведь ты находишься в смятении не от чувств. Вожделение — это тебе не обычное чувство. Оно одно едва ли не перевешивает остальные шесть смертных грехов, с ним надо бороться всеми силами души.

Эбби прикрыла глаза и начала молиться. Господи! Помоги мне вновь стать покорной дочерью! Помоги мне принять ту жизнь, которую ты мне уготовил! Но даже молитва не захватила сердца Эбби целиком. Помощи у Небесного Отца нашего надо просить, а не требовать. Господь наделил людей свободной волей, чтобы они принимали самостоятельные решения. Она по своему усмотрению может стать на путь добра или зла.

Но страсть к Таннеру… это хорошее чувство или плохое? Если бы они были женаты и прошли через таинство венчания конечно, оно было бы хорошим. Отец не допустит ее отношений с мужчиной, кроме как в браке. Но Таннер вовсе не собирается жениться. Как она могла забыть об этом? Вначале он спас ее от нее самой, не запятнав ее репутации, затем он спас ее от змей, но вряд ли он захочет быть всю жизнь пришпиленным к ней.

И Эбби постаралась освободиться от навязчивых мыслей единственным знакомым ей способом: Однажды жила-была мышка, которую звали Тилли. Дом, где она обитала, был настолько большим, что в нем хватало места и пищи большому мышиному семейству. Еще больше мышей жило в амбаре. Но это были полевые мыши, и мыши домашние держались подальше от своих простецких сородичей…

Эбби проснулась от сильной головной боли и боли в спине. Когда она вышла из фургона, Таннер и Декстер были уже на ногах. Декстер разводил костерок, а Таннер паковал свои вещи в переметнуто суму.

— Куда вы? — Эбби охватила неожиданная паника. Таннер ответил не сразу, и затянувшееся молчание было прервано навязчивым приветствием Декстера:

— Доброе утро, Эбигэйл!

— Доброе утро! — выдавила из себя девушка, едва взглянув на священника, и снова обратилась к Таннеру: — Вы же знаете, что вам нужно лежать, иначе бок и колено будут плохо заживать.

— Ближайшие несколько дней я и собираюсь только отдыхать, — пробурчал Таннер, не глядя на нее.

— Что вы имеете в виду?

— Черт возьми! Прекратите нянчиться со мной. Я прекрасно могу позаботиться о себе сам.

Пораженная его грубостью, Эбби не нашлась сразу что ответить. Почему он так сердится на нее?

— Я вовсе не нянчусь с вами, — спокойно ответила Эбби, видя, что Декстер поднялся на ноги и с напряжением прислушивается к их беседе. — Я просто… я просто удручена. В конце концов, это из-за меня вы так пострадали,

От едкого дыма на глаза Эбби навернулись слезы. Но не один дым был этому причиной. Таннер правильно делает, что отдаляется от нее. Только вряд ли она сможет вынести это испытание.

— Пожалуйста, останьтесь, — прошептала Эбби так тихо, что слышать ее мог только Макнайт.

Они долго-долго смотрели друг другу в глаза. Его были настолько темными, что казались черными, а не синими…

Ее, как подозревала Эбби, сказали ему все, что хотела бы сказать она сама: она влюбилась в него. Но даже если он и поймет, вряд ли это удержит его.

— Мне нужно позаботиться о лошади. Через пару дней я нагоню вас.

У Эбби не хватило духу продолжить расспросы. Выпив кофе, Таннер приторочил переметные сумы к седлу и отправился восвояси.

Глядя на одинокую фигуру, растворяющуюся в слабых лучах рассвета, Эбби думала о том, что, уезжая, он забирает с собой частичку ее сердца.

Декстер положил руку на плечо девушке. Эбби решила, что он ее успокаивает.

— Это к лучшему, Эбби. Правда, к лучшему.

Может, и она будет так когда-нибудь думать, решила Эбби, протягивая руку к кофейнику. Но для этого должно пройти очень много времени.

Он сказал, что вернется через несколько дней. За это она могла уцепиться как за соломинку.

Начался самый долгий и самый несчастный день из всех дней ее жизни. Декстер правил, Эбби шагала рядом.

Отец весь день провел в постели, то просыпаясь, то вновь впадая в забытье. Эбби не уходила далеко от фургона: вдруг папе понадобится помощь, кроме того, ей хотелось побыть в своем несчастии одной.

И Эбби чувствовала себя несчастной. Таннера нигде не было видно. Она ломала себе голову над тем, с кем он может ехать, и не находила ответа. Во время полуденного привала девушка приготовила густой бобовый суп с пшеничной мукой, но есть не смогла. Отец тоже почти ничего не ел. Зато Декстер старался за троих.

Переселенцы едва успели отдохнуть, как с северо-запада надвинулись тучи. Дождь после долгой июньской жары мог бы хорошо освежить людей и животных. Но одновременно он превратит твердую почву в непроходимое глинистое болото. Это сильно усложнило бы передвижение, поэтому капитан Петерс принял решение преодолеть по возможности, большее расстояние, пока не разразилась гроза.

Сделав последний глоток, Эбби заторопилась перепаковывать вещи. Если польет дождь, она, наконец, вымоется, даже если придется занавеситься от постороннего взгляда двумя простынями, натянутыми между фургонами.

Но облака лишь подразнили их возможным дождем и расползлись по небу, и Эбби по-прежнему плелась рядом с фургоном, думая о Таннере.

К вечеру, когда переселенцы расположились на ночлег, и Эбби выставила ведра на случай дождя, ее окликнула Сара:

— Эбби! Ну, наконец-то! Я бы разыскала тебя раньше, но сегодня мне пришлось править. Я надеялась, что ты сама разыщешь меня. Неужели твой папа так болен? — с участием спросила она.

— Он сейчас спит, — отозвалась Эбби и отвела подругу чуть в сторону, чтобы не разбудить отца и чтобы никто не помешал их беседе.

— Ах, Сара, я просто не знаю, как мне быть. Папа болен, Декстер правит упряжкой. А Таннер… — она всплеснула руками. — Сегодня утром он уехал, и я не знаю куда. У него все еще болит нога и бок, и я очень беспокоюсь.

— Он остался со своей лошадкой, разве он не сказал тебе об этом?

— Да, но… — Эбби осеклась.

— Виктор остался с ним. Он говорит, что за два дня лошадь могла бы поправиться.

— Остался с ним? Что ты имеешь в виду?

Сара бросила на подругу насмешливый взгляд.

— Неужели он ничего не объяснил? Нет? Я вижу, ты ничего не знаешь. Слушай. Вчера вечером его кобылка едва могла передвигать ноги. Таннер решил сделать привал денька на два, чтобы подлечить лошадку. Потом он нагонит караван. Кроме того, он и сам подлечится.

Эбби кивнула. Он, действительно, нуждался в отдыхе, и его верность лошади вызывала уважение, но почему он не счел нужным ничего объяснить ей? Он вел себя так, будто был зол на нее. А если принять во внимание, что произошло между ними раньше…

Может, именно это всему виной? Это и ее мольбы. Пожалуйста, останься, просила она, а он ушел, оставив ее в мучительных раздумьях о том, почему он это сделал и где он теперь. И с кем. Ну что ж, решила она, если он хотел наказать ее, ему это удалось, и Эбби почувствовала укол злости. О Боже! Она становится такой же нехорошей, как и он. Но девушка была слишком взбешена, чтобы прислушиваться к голосу рассудка. Она напрасно провела весь день в беспокойстве о том, что он милуется с Мартой Маккедл — он был со своей четвероногой подружкой.

— Со стороны Виктора очень великодушно помочь Таннеру, — Эбби заставила себя говорить непринужденно. Неожиданно она поймала на себе любопытный взгляд Сары.

— Ты знаешь, Виктор прекрасно обращается с животными. Ему доставляет удовольствие лечить их. Вот увидишь, через пару дней Чина будет резвиться, как ни в чем не бывало.

Внезапно над караваном раздался раскат грома, и первые капли дождя забарабанили по брезентовому навесу. Обе женщины взглянули вверх.

— Кажется, сегодня мы все сможем помыться и постирать. Ну, я побегу. Эбби, если сможешь, приходи завтра ко мне. Тебе будет полезно пообщаться с женщиной, ведь тебя окружают одни мужчины.

— Хорошо, — согласилась Эбби.

До того как дождь превратился в ливень, Эбби успела сложить костер и укрыть его навесом, и поэтому, не обращая внимания на дождь, спокойно приготовить ужин — бобы и лепешки. Бобы. К тому времени, когда они доберутся до Орегона, съеденных бобов ей хватит на всю жизнь. Но даже ливень и приевшаяся пища не могли испортить ей настроения. Таннер выхаживал лошадку. Его тяжело было связать каким-то обещанием, но он был очень ответственным человеком. Этого не мог отрицать никто, даже ее отец. Конечно, она все еще сердилась на него. Он беспричинно заставил ее волноваться. Но Эбби успокаивала себя тем, что Таннер оставил ее не ради какой-нибудь юбки, не ради кого-то вроде Марты. Откуда в ней эта ревность?

Простыни готовы. Ведра, корыто, кастрюли — все, что у них было, наполнялось дождевой водой. Эбби сняла ботинки, чулки и нижнюю юбку и начала расплетать косу. Интересно, чем сейчас занят Таннер? Надежно ли он укрылся от дождя? Будет ли он мыться, как она?

— Эбигэйл, ты здесь, дочка?

— Я на воздухе, папа.

— Ты промокнешь, — встревожился мистер Блисс. — Поди ко мне. Давай вместе почитаем Библию.

— Я приду как только закончу мыться, — пообещала девушка.

Просьба отца висела над ней, и девушка торопливо готовилась принять душ.

Убедившись в том, что поблизости никого нет, Эбби внесла все сосуды с водой в импровизированную кабинку из простыней и сняла всю одежду, кроме сорочки. Намокнув под струями дождя, сорочка прилипла к телу, подчеркивая соблазнительное изящество линий женского тела,

Эбби на память пришла первая строка из «Песни песней» Соломона и потянула за собой нескромные мысли. Вода струйками стекала по ее телу, по груди и животу. Может, лучше снять сорочку и обмыть те места, которые начинают воспламеняться при первой же мысли о Таннере? Но это уж слишком. Это безнравственно. Эбби обрушила на себя ковш воды и принялась мыть голову. Она удовлетворилась результатом только тогда, когда чистые волосы начали скрипеть под руками.

Хорошо, что дурные мысли больше не навещают ее. Тем не менее, когда Эбби приподняла сорочку, чтобы быстренько ополоснуть срамные места, она вновь представила себе Таннера. Воображаемый Таннер мыл ее. Насколько другими были бы ее ощущения от мытья, если бы это его рука с намыленной тряпочкой водила по ее животу и спускалась вниз, по внутренней поверхности бедер.

Неожиданно тряпочка выпала у нее из рук, а Эбби так и осталась стоять с задранной рубашкой, дрожа под напором порочных чувств, овладевших ею.

Дождь усиливался. Эбби поежилась, но не от холода, а от жара, распространявшегося по всему телу. Жар этот исходил из точки, находящейся внизу живота.

Эбби ясно поняла, что, если бы Таннер нечаянно дотронулся до этого места, она бы не устояла. Она бы попала в полную зависимость от него, была бы покорна его воле и малейшему желанию, он мог бы пользоваться ею по своему усмотрению.

И снова Эбби уличила себя в грехе любострастия и вожделения. Опустив сорочку, она подняла лицо к темному плачущему небу.

Она была грешницей, великой грешницей, но, несмотря на то, что она презирала в себе чувственность, единственное, чего она действительно хотела, так это оказаться в объятиях Таннера, утомленной его ласками.

Но Таннера рядом не было. И у нее не было никакой причины полагать, что он появится, чтобы исполнить ее желание.

— Великий Боже, — прерывающимся шепотом произнесла Эбби.

— Мисс Морган?

При звуке мужского голоса Эбби резко обернулась: за тонкой простыней стоял Краскер О’Хара и, без сомнения, прекрасно видел ее.

— Прошу прощения, мадам, — произнес он. Глуповато-любопытствующая улыбка не сходила с его лица, и он не сделал даже попытки отвернуться или уйти. Глаза его жадно скользили по женскому телу, осматривая ее с головы до ног.

Наконец Эбби догадалась накинуть на себя приготовленное заранее полотенце.

— Если вы не возражаете, — пробормотала Эбби, смущенная и взбешенная одновременно.

Слащавая улыбка на лице Краскера сменилась злобно-хитрой гримаской, он развернулся и ушел.

Внутренний жар давно угас в Эбби. Дрожа от озноба, она закуталась в полотенце, а второе полотенце накинула себе на голову. Было глупо одеваться под дождем, но ей удалось кое-как вползти в старую блузку и юбку, поверх которых девушка набросила дождевик отца. Она была слишком унижена тем, что произошло, чтобы думать о красоте. Ей хотелось как можно скорее спрятаться в фургоне. Подставив ведра и кастрюльки под струи дождя, Эбби подобрала ботинки и грязную одежду и вскарабкалась в фургон. Слава Богу, Краскера нигде не было видно.

Отец лежал в фургоне, прижимая к груди Библию. Рядом стояла зажженная свеча. Подобную роскошь он редко позволял себе. Мистер Блисс услышал, как дочь вскарабкалась в фургон, и слабо улыбнулся ей.

— Дочка, ты замечательно выглядишь. Посиди рядышком со мной, пока причесываешься.

Обрадованная тем, что может сосредоточить свое внимание на ком-то, кроме себя, Эбби тыльной стороной ладони притронулась ко лбу отца. Слава Богу, температуры не было.

— Ну что, удалось мне пройти врачебный контроль? — шутливо спросил отец, убирая голову из-под ее руки.

— Удалось, удалось! — Эбби засмеялась и пошарила в корзиночке с туалетными принадлежностями в поисках расчески. — Но это вовсе не значит, что завтрашний день ты не должен полностью посвятить отдыху.

— Хм… Ты обращаешься со мной, как будто я твой ребенок, а не наоборот.

— Нет, это не так. Кроме того, я тоже больше не ребенок. — Эбби пристально посмотрела на отца. В фургоне было тепло и уютно. Ощущению домашнего комфорта способствовала темнота, опустившаяся на прерию, и дождик, бесстрастно барабанящий по брезентовой крыше. Если хорошенько прищурить глаза, можно вообразить, что они находятся в своем старом доме в Лебаноне и никуда не переселяются. И мама еще жива. Именно этого успокаивающего воспоминания ей так не хватало.

— Нет, ты, конечно, не ребенок, — посетовал мистер Блисс. Отец и дочь поняли друг друга, и он вздохнул.

Некоторое время он молча смотрел, как Эбби расчесывает волосы гребешком из слоновой кости, доставшимся ей после смерти матери.

— У тебя такие же волосы, как у Маргарет, — пробормотал Блисс, больше обращаясь к себе, чем к ней. — По вечерам, когда все дела были уже переделаны, я любил смотреть, как твоя мать расчесывает волосы. У нее были такие длинные волосы. Такие красивые.

Эбби улыбнулась.

— Помнишь, когда я была маленькой, она позволяла мне причесывать ее. Вечер был моим любимым временем суток. Мы были одни. Только она и я. Мы разговаривали. И смеялись. — Улыбка увяла на губах Эбби при этих горестно-сладостных воспоминаниях, и она вздохнула. — Ты ничего не хочешь мне сказать, папа?

Отец выгнул кустистые брови. Казалось, он так же растроган и погружен в воспоминания, как и Эбби.

— Расскажи мне, как ты познакомился с мамой. Ты уже рассказывал мне немного, но мне бы хотелось услышать все. Где вы жили, как ты сделал ей предложение…

Говоря так, Эбби расчесывала спутавшиеся кончики волос. А может, она просто побаивалась смотреть папе в лицо? Но, набравшись храбрости, она, наконец, подняла на него глаза и чуть не онемела. В его глазах блестели слезы. Он слегка отвернулся, но Эбби была уверена, что не ошиблась. Комок слез и печали подступил к ее горлу, и девушка положила ладонь поверх его руки и склонилась над отцом.

— Прости меня, папа, прости меня. Я знаю, что, говоря о маме, ты всегда расстраиваешься, но… мне претит вести себя так, будто ее вовсе не существовало. Мне необходимо вспоминать о ней, мне необходимо время от времени говорить о ней.

Отец повернул голову так медленно, как будто это требовало титанических усилий.

— Я знаю, Эбби, девочка. Я знаю, ты скучаешь по матери. Я скучаю… — он запнулся и погладил ее рукой по лицу. — Мы скоро поговорим. Но не сегодня. Сегодня я еще очень слаб.

Эбби кивнула. Папе так тяжело… но ведь и ей тяжело.

Тем не менее сегодня они немного продвинулись вперед. Наконец-то папа согласился поговорить о прошлом, от которого они бежали. А когда он заговорит, Эбби была уверена, отец обретет душевное спокойствие.

Девушка отложила гребень и, закинув еще влажные волосы за спину, спросила:

— Хочешь, я почитаю тебе немного?

Мистер Блисс благодарно улыбнулся дочери и протянул ей Библию.

— Выбери место сама. Что тебе больше нравится.

Эбби взяла в руки тяжелый том в тисненом кожаном переплете. Неважно, сколько времени они будут в пути, — пока эта книга с ними, с ними остается память о прошлом, о счастливых днях, проведенных в Лебаноне. Голос отца не умолкнет, пока он читает эту книгу. Он любил читать отрывки о праведниках и о каре Господней, обрушивающейся на головы грешников. Мама читала Библию мягко и нежно, иногда голос ее передавал нескрываемое удивление и восхищение. Мама любила притчи о любви и прощении.

Эбби перевернула первую страницу и взглянула туда, где аккуратным почерком отца были записаны памятные даты:

9 сентября 1833 года Роберт Тэтью Блисс сочетался браком с Маргарет Аделаидой Хоган. От этого брака 8 декабря 1834 года у них родилась дочь Эбигэйл Маргарет Блисс.

Конечно, здесь были и другие записи. Ее крещение, дата, когда ее папа стал дьяконом в церкви. Последней записью была запись о смерти и погребении мамы. При мысли о том, что она даже не знает, удастся ли ей когда-нибудь положить цветы на могилу матери, у Эбби защемило сердце. Дрожащими пальцами девушка принялась перелистывать страницы в поисках того места из Библии, которое она должна была прочитать ради своего и папиного душевного спокойствия.

— Господь, водитель наш… — начала она. Отец дышал все тише и спокойнее, а Эбби выговаривала знакомые слова наизусть. Она молила Господа о том, чтобы он вывел их обоих из темноты к свету, привел их в долину любви и счастья. А для себя она просила, чтобы в этой райской долине рядом с ней оказался Таннер Макнайт.

Утром следующего дня Роберт Блисс встал с постели, правда, слабость не позволила ему провести на ногах весь день. Он сидел на козлах, а Эбигэйл с Декстером шли рядом с повозкой. Хотя Эбби не хотелось давать священнику повод для ухаживания, она не могла отрицать, что его общество ей приятно.

Когда Эбби проснулась, Декстер уже сложил костер. Он постоянно следил за ней глазами, а когда она ловила его на этом, заливался румянцем. Эбби решила не замечать его влюбленности. Почему это она привлекает совершенно не подходящих ей мужчин? Декстер. Краскер. Припомнив вчерашний случай с подглядыванием, девушка брезгливо поморщилась.

По дороге Эбби и Декстер делились планами на жизнь. Они беседовали о школе и о церкви, которые следует основать в Орегоне.

— Когда вы впервые поняли, что это ваше призвание — проповедовать? — спросила Эбби, задыхаясь от подъема в гору, который они только что совершили.

— Я всегда знал, что в фермеры я не гожусь, в пастухи — тоже. — Декстер начал нервно теребить бороденку. — К счастью для моего отца, у него есть еще дети, которые могут взять на себя выполнение этих обязанностей.