— Что случилось? — спросила она, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

— Еще одно ночное нападение, — ответил Таннер. Но его саркастическое замечание не соответствовало глубокому беспокойству за ее жизнь, которое она прочитала в глазах своего верного телохранителя. Теперь Эбби была уверена, что, если понадобится, он будет защищать ее до последней капли крови. И будет делать это вовсе не за деньги.

Ах, если бы им удалось выбраться из этого места!

— Ну, Эбигэйл, дорогая моя! — голос Патрика резко оборвал ее мечты. Твердо положив руку на плечо Эбби, Патрик повернул ее спиной к Таннеру и осторожно вывел из комнаты. Эбби попыталась высвободиться, но Патрик крепко держал ее.

— Ваш дедушка попросил меня привести вас к нему, — произнес Патрик таким тоном, будто он выслушал не просьбу Вилларда Хогана, а глас Господень, которому вынужден покориться. Невзирая на сопротивление Эбби, он провел ее через анфиладу комнат и мимо любопытных глаз и остановился возле дверей библиотеки. Наконец-то молодой женщине удалось вырваться из цепких пальцев Патрика. Но, обретя свободу, она остановилась, как громом пораженная.

Виллард Хоган, всегда собранный и подтянутый, был в явном смятении. Волосы его торчали в разные стороны, рубашка и жилет были расстегнуты, а галстук болтался, как веревка. Но именно теперь, застигнутый врасплох, дед показался ей куда более настоящим, чем раньше. Эбби поняла, что в один прекрасный момент сердце ее преисполнится любовью к деду.

— Патрик, ты свободен! — гаркнул Виллард Хоган. — А ты, Эбигэйл, девочка, подойди поближе, мне надо кое-что обсудить с тобой.

Эбби слышала, как за Патриком закрылась дверь. В наступившей тишине комнаты, заставленной книгами, которые, казалось, никто ни разу не открыл, Эбби подошла к деду. Ее смутила странная решимость дедушки.

— Я принял решение, — начал Виллард Хоган, едва Эбби осторожно присела на край кожаного кресла, как раз напротив старика. — Пока мы не уничтожим эту мерзкую крысу, которая, чтобы досадить мне, пытается убить тебя, тебе нельзя оставаться в Чикаго. Это небезопасно.

— Но…

— Выслушай меня, — перебил он внучку. — Патрик сделал замечательное предложение. То, что он предложил, соответствует моим ближайшим планам и отсроченным финансовым проектам.

Сердце у Эбби заныло. Дедушка говорил так же, как ее папа. Различие заключалось лишь в том, что Роберт Блисс для придания своим решениям веса всегда ссылался на Библию, а Виллард Хоган прибегал к терминологии финансового дела,

— О каких отсроченных проектах вы говорите? — осмелилась поинтересоваться Эбби.

— О твоем наследстве, конечно. Кто будет распоряжаться деньгами, когда я умру?

— Пожалуйста, не говорите об этом, — взмолилась женщина, пораженная искренностью своей просьбы. — В моей жизни было так много смертей. Так много потерь.

Когда Эбби подняла голову, она увидела деда совсем другими глазами. Она заметила, что нос у старика в точности такой же формы, как был у ее мамы. Глаза его меняли цвет, как ее собственные.

— Пожалуйста, не говорите со мной так, будто вы собираетесь умирать. Мы едва успели узнать друг друга.

И тогда… на лице его появилась теплая улыбка, улыбка дедушки. Эбби бросилась в объятия Вилларда Хогана.

— Ах, Эбби, девочка! Я счастлив, что нашел тебя! У меня появился шанс. Но я не могу сидеть, сложа руки, пока некто хочет лишить меня самого дорогого в жизни. Нет, не могу!

Эбби стала перед стариком на колени, а он продолжал, гладя ее по головке:

— Патрику пришла потрясающая мысль. Мне следовало бы додуматься до этого самому. Он предлагает тебе выйти за него замуж, после чего вы отправитесь в длительное путешествие по Европе.

Эбби смотрела на старика, не в силах вымолвить ни слова. Она не могла поверить, что события могут развиваться с такой скоростью. Патрик хочет жениться на ней? Но этот вопрос она даже обсуждать не желала. Эбби начала было протестовать, но дедушка поднял руку, как бы лишая ее права голоса:

— Разве ты не понимаешь? В Европе, рядом с Патриком, ты будешь в полной безопасности. А пока тебя не будет, я разузнаю, кто это плетет сети заговора. Кроме того, Патрик будет продолжать вести мои дела. Разве ты не находишь, что это решение превосходно во всех отношениях?

— Ну нет! — Эбби швырнула парадное платье на пол гостиной, как будто это была половая тряпка. — Ему не удастся купить меня ни за бриллианты, ни за наряды! Ни за поездки по Европе!

Миссис Стрикланд выгнула тонкую бровь и сделала знак служанке, застывшей с широко раскрытыми глазами чтобы та подняла дорогой наряд и аккуратно повесила его,

— Мистер Хоган желает вашей безопасности.

— Но не счастья! — вскипела Эбби.

— Ах, девочка, конечно, он хочет, чтобы вы были счастливы.

— Тогда почему он предлагает мне заключить этот союз?

Экономка повела плечами:

— Многие были бы счастливы выйти замуж за Патрика Брэди.

Эбби даже не обратила внимания на это замечание, хотя оно, очевидно, было справедливым. Патрик был привлекателен, Хорошо воспитан. У него было блестящее будущее. Но он не был создан для нее. Все очень просто.

Эбби выдвинула ящик комода и достала оттуда простые кожаные, без каблука ботинки и простенькое платье.

— Я не готова к замужеству, — постановила она, повторяя слова, уже сказанные дедушке.

В ответ экономка сощурилась и сжала губки:

— Полагаю, что так же вы относитесь к любой кандидатуре, даже к мистеру Макнайту.

Эбби вскинула голову.

— Да, я не готова к браку. С кем бы то ни было, — настойчиво повторила она. — У меня другие планы,

— Неужели?

Но посвящать прислугу в свои планы Эбби не собиралась. Миссис Стрикланд управляла домом так, как считала нужным, но она всегда блюла интересы старого Хогана и была ему предана.

Молодая женщина скользнула в розовато-лиловое платье, прибегнув к помощи служанки, отыскала светлую шаль и соломенную шляпку. Взглянув на экономку, которая всем своим видом выражала неодобрение ее поведению, Эбби спросила:

— Не будете ли вы любезны удостовериться, что экипаж подан?

Спускаясь по лестнице в вестибюль, Эбби заметила, что Таннер уже ждет ее внизу. Ночи напролет она тосковала и беспокоилась о нем, о ранах, скрываемых под бинтами. Сердце ее перестало болеть, только когда она убедилась, что с ним все в порядке и он снова готов выполнять свою работу. Заметив, что Макнайт бледнее обычного, женщина поспешила вниз.

— Вы не сделаете ни шагу из этого дома, — твердо заявил Таннер.

Эбби с изумлением остановилась. Если он опять начал командовать, значит, он здоров.

— Вы не можете заставить меня сидеть дома, как в тюрьме.

— Могу. И ваш дедушка меня в этом поддержит.

— Ах, Господи! Почему мужчины такие бестолковые? Как вы можете с уверенностью говорить, что стреляли именно в меня? Может быть, бандиты хотели убить дедушку. Или вас.

— Ну что ж… я не исключаю этого. — Таннер взял женщину за руку и увел ее прочь от парадной двери.

— И что же, по-вашему, я должна делать целый день напролет? — капризничала Эбби, пока Таннер сопровождал ее в маленькую гостиную, выходящую окнами на восток.

— Сочиняйте сказки для детей, пишите свои мышиные истории.

— Это я и собираюсь делать. Но для вдохновения мне нужна публика, — сказала Эбби, когда Таннер, наконец, отпустил ее руку.

— Я бы хотела посетить сиротский приют, — произнесла Эбби. — Таннер, по призванию я учитель. Эти истории — плод сердечных трудов. Я люблю учить детей и быть среди них, я скучаю по школе. Что же в этом ужасного? Неужели вам трудно понять, что я снова чувствую необходимость быть окруженной детьми?

Эбби почудилось, что он вздохнул, и, обернувшись, она увидела, как Таннер слегка потирает раненое предплечье. Ему нельзя было вставать, но он сделал это. Ради нее.

— Сядьте, — приказала Эбби. — Не бойтесь, я не сбегу. — Она села на позолоченный стул. — Посмотрите, я тоже сижу.

Таннер присел на маленькую позолоченную скамеечку, и несоответствие мощного тела хрупкому сиденью заставило Эбби улыбнуться.

— Ну вот, — продолжала она. — Я бы снова хотела начать учительствовать, и я думаю, что сиротский дом подходящее место для этого. Разве не так?

Таннер кивнул, но строгое выражение неводило с его лица.

— Ваши намерения, Эбби, похвальны, но пока мы не найдем человека, который организовал все покушения, я не могу позволить вам выйти из дома. Не волнуйтесь, с сиротским приютом ничего не случится!

— Но я схожу с ума от безделья! — Эбби поднялась и принялась ходить по комнате. — У дедушки большой дом, но он совершенно лишен жизни. Дедушка кричит на всех.

— На всех, кроме вас.

Эбби замедлила шаги. Что он хочет этим сказать? Неужели он уже знает о предложении, которое сделал Патрик?

— Что вы имеете в виду? — спросила Эбби, хотя ей страстно хотелось задать совсем другой вопрос, касающийся их двоих.

— Я имею в виду, что вы отказались… — он осекся и отвел глаза. — Я имею в виду, что вы отказываетесь прислушаться к голосу разума. Вы ведете себя неосмотрительно, как всегда.

— Неосмотрительно? Да если бы я действительно вела себя неосмотрительно, я бы сбежала отсюда, а потом… пусть разбираются.

— Разбираются с последствиями вашего брака?

Неужели Таннер ревнует? У Эбби перехватило дыхание. Надо ли ей быть с ним откровенной и сознаться, что она отказала Патрику, или ей следует поводить его за нос, давая понять, что в конце концов она, может быть, примет предложение Патрика. Господи! Как она ненавидит неопределенность. Почету Таннер такой непонятливый?

— Если бы я была уверена, что он такой же хороший любовник, как… — Эбби оборвала фразу.

— Такие разговоры могут только повредить вашей репутации, — отчеканил Таннер.

— Неужели? А вот миссис Гэдздон была еще более откровенна и не боялась, что эта откровенность повредит ей.

— Она замужем…

— И что… это обстоятельство извиняет ее? Означает ли это, что вам, например, было бы безразлично, если бы ваша жена стала искать… — Эбби замолчала, подыскивая подходящее слово, — стала искать общество других мужчин?

Таннер поднялся. Его высокая фигура внушала ощущение сдерживаемой силы. На этот раз вид у Макнайта был такой, словно он был готов задушить ее.

— Брак это священный союз, — твердо произнес Таннер глухим низким голосом.

— Священный? — Эбби была счастлива, что его мнение полностью совпадает с ее. Она собралась развить эту тему, но собеседник оборвал ее.

— Если вы не собираетесь принимать предложение Брэди, то вам придется задуматься над тем, чем занять свое время здесь, в этом доме,

Эбби мечтала лишь об одном способе времяпрепровождения, но она не нашла в себе достаточно дерзости, чтобы упомянуть о нем.

— Полагаю, ездить верхом я не могу,

— И ходить по магазинам тоже.

Эбби бросила на Таннера взгляд, полный ярости.

— Значит, мне придется договариваться, чтобы торговцы приносили свои товары прямо сюда, — фыркнула она, хотя хождение по магазинам было ненавистным занятием для неё.

И вдруг Эбби осенило. Магазины не занимали ее никогда. Чего ей хотелось по-настоящему сильно, так это учить детей и рассказывать им свои истории. Если она не может пойти в сиротский приют сама, почему бы не привести детишек сюда?

— Ах, Таннер, — Эбби подошла к нему и бессознательно положила руку на плечо Макнайта. — Но ведь детей-сирот можно привести сюда. В доме так много комнат! Вокруг такая территория! В одной из комнат можно устроить класс и можно каждый день кормить детей вкусным обедом!

К удивлению Эбби, Таннер сдался без сопротивления. Эбби уже давно пришла к выводу, что существуют два Таннера Макнайта. Один выслеживал людей за деньги. Он был суровым и беспощадным, мог убить без всякого сожаления. Был и другой Таннер, Он давал своим лошадям забавные клички и никогда не смеялся над ее страстью к сочинительству. Этот второй Таннер вытащил молоденькую, глупенькую девушку из грязи, спас ее от змей и бандитов. Эбби подозревала, что он с состраданием относится к детям.

— Спасибо вам, Таннер, — прошептала Эбби.

— Я сказал только, что не буду возражать. Договариваться с Хоганом вам придется самой.

— Куча детей? Здесь? — кричал Виллард Хоган из-за массивного стола в своем кабинете. Трое секретарей не сводили глаз с Эбби, наблюдая, как она себя поведет.

— Вам не следует кричать, — спокойно заметила Эбби, скрестив руки на груди.

Хоган поперхнулся, откашлялся и беспомощно оглянулся по сторонам.

— Вон отсюда! — прорычал он в сторону секретарей. Как только они выскользнули за дверь, старик посмотрел на Эбби. — Если ты хочешь, чтобы я сделал пожертвование в пользу сиротского приюта, я согласен.

— Ах, Господи! Какая великолепная мысль, дедушка! — Эбби обворожительно улыбнулась, но ее решительности не убавилось ни на йоту. — Если вы сделаете пожертвование, а я буду их учить, то можно считать, что этим детишкам просто повезло. — И, не давая старику вставить слово, девушка добавила: — Знаете, мама всегда говорила, что душа человека формируется в детстве. Если дать ребенку любовь, надежду и образование, то в жизни он сможет совершить невероятно много.

До сих пор они избегали говорить о Маргарет. Эбби полагала, что это происходит из-за того, что дедушка рассматривал разрыв с дочерью как одну из самых серьезных неудач в своей жизни. Со стороны Эбби было крайне рискованно упомянуть мамино имя в таком серьезном разговоре. По подергиванию кадыка на шее дедушки Эбби поняла, что на сей раз она попала в самую точку.

— Нет никакой гарантии, что кто-нибудь из них скажет тебе спасибо.

Эбби задумалась, уловив горечь в словах старика. Ей показалось, что пришло время поговорить о прошлом, а не о настоящем.

— Мама любила папу так сильно… — у Эбби перехватило дыхание. Только сейчас она действительно поняла, как сильно ее мама любила Роберта Блисса. Настолько сильно, что бросила обеспеченную семью и отказалась от блестящего будущего. Теперь Эбби осознала это особенно остро, потому что ради Таннера готова была сделать то же самое. Разница заключалась в том, что Роберт Блисс желал, чтобы Маргарет ушла из семьи. Он очень мало ценил деньги и блага, которые можно на них купить. Он ждал, что она все бросит и пойдет за ним. Таннер Макнайт хотел строить свою жизнь сам, и это не позволяло ему принять наследство Эбби. Но, хотя Эбби с радостью пожертвовала бы своим богатством, лишь бы Таннер любил ее, Макнайт и слышать об этом не хотел.

Дедушка повернулся на своем кожаном кабинетном стуле спиной к столу, и взору его открылись зеленые, хорошо ухоженные газоны и лужайки.

— К сожалению, твоя мать любила его так сильно, что ни одного закуточка в ее сердце не осталось для меня.

Даже брошенный мальчик-сирота не смог бы вызвать в женщине больше сострадания, чем убитый горем дед.

— Неужели вы никогда не смогли бы смириться с тем, что мой папа является мужем вашей дочери?

Виллард Хоган напрягся.

— Если бы он не был таким прямолинейным и жестким, я бы, наверное, смирился, но он… он… — старик совсем сник под пристальным взглядом Эбби.

— Вы и мой папа так похожи.

— Черта с два?

— Так похожи, что я хорошо понимаю, почему мою маму тянуло к нему.

Упрямый старик едва не заскрипел зубами.

— Моя мама всю жизнь была предметом любви. Сначала ее любил отец, потом муж. Она была хорошо образованна, она была самым добрым и жизнерадостным человеком из всех, кого я знаю. Полагаю, это единственное основание, по которому все блага, которые должны были принадлежать ей, перешли ко мне. Именно поэтому я хочу привести сюда сирот. И у вас нет причин мне отказать.

— Ну, тогда объясни мне одну вещь. Скажи, почему за долгие годы она ни разу не написала мне? Скажи, почему она даже не рассказала тебе о моем существовании?

Эбби и сама раздумывала над этими вопросами.

— Папа… он был человеком строгих взглядов.

— Ты хочешь сказать — неколебимым?

— Да, пожалуй. Он был таким, как вы. Мама никогда открыто не возражала ему. Я думаю, она всеми силами старалась сохранить мир в семье. А еще она, наверное, думала, что ничего не зная о ней, вы не сможете больше вмешаться в ее жизнь. — Эбби нервно покусала губы. — Неужели она ошибалась?

Положив массивную голову на подголовник, старик погрузился в изучение потолка. Резной, расписанный сценами из жизни богов потолок отвечал самому высокому художественному вкусу. Не многие особы королевской крови жили в такой аристократической роскоши, как Виллард Хоган. Но Эбби знала, что никакое богатство не сможет заменить любви и тепла, которые дарит человеку семья.

— Я сказал ей… — старик откашлялся, — Когда я в последний раз видел ее, я сказал… что, если она выйдет замуж за Блисса… я перестану считать ее своей дочерью.

Эбби тяжело дышала. Так вот оно что! Слова, сказанные в гневе, разлучили их на долгие годы. Навсегда. Мама должна была понять, что когда-нибудь ее отец пожалеет об этом, написать ему. Но, очевидно, Роберт Блисс запретил ей это. Господи, сокрушалась Эбби, какая польза от этой глупой ложной гордости?!

Подталкиваемая состраданием, она обошла вокруг стола и опустилась перед дедушкой на колени. Взяв его руки в свои, молодая женщина заглянула в глаза старика и увидела боль и сожаление, которые таились в них.

— Дедушка, давай не будем повторять ошибок прошлого.

Виллард Хоган крепко сжал ладошки внучки.

— Давай не будем. — Он постарался улыбнуться. — Полагаю, что я должен оставить всякую надежду на то, что ты согласишься выйти замуж за Патрика?

Эбби кивнула. Старик поерзал на стуле, однако рук внучки из своих не выпустил. — Ну, хорошо. Но тебе придется смириться с моим желанием и ни на шаг не удаляться от поместья, пока мы не обнаружим, кто покушался на твою жизнь.

— А детишки из сиротского приюта? Могу я привести их сюда?

С некоторым раздражением старик ответил:

— Если ты хочешь, чтобы эти голодранцы целыми днями бегали по дому, ну что ж… будь по-твоему. — Улыбка его угасла, и каждый из шестидесяти с лишним лет отразился в лице и фигуре. — Эбби, я так рад, что ты вернулась домой.

Мисс Блисс улыбнулась ему в ответ. Впервые и она испытала истинную радость оттого, что вернулась домой.

«…Снич с удивлением оглядел место, куда он попал, отправившись за любопытной Тилли. Сверху свешивались засохшие корешки и комки грязи, и он недоумевал, пробираясь по узкому туннелю, кому это понадобилось жить под землей». — Эбби сделала передышку и посмотрела на любопытные лица ребятишек, полукругом сидящих возле нее в одной из гостиных. — Может ли кто-нибудь из вас сказать, почему суслики строят свои дома, вернее, целые города под землей?

— Я знаю! Я знаю!

— Чтобы прятаться от волков, койотов и лис!

— Потому что в прерии нет деревьев, чтобы спрятаться повыше.

Честно говоря, урок проходил не очень дисциплинированно. Но, глядя на своих юных подопечных, Эбби не могла сдержать улыбки. Время от времени в комнате устанавливалась строгая атмосфера настоящего урока. Но изучать географию с помощью мышей-путешественниц было намного эффективнее, чем традиционным, «книжным» способом. Малыши проявляли живой интерес к уроку, который раньше казался им скучным.

Жизнь в доме изменилась коренным образом. Эбби была занята весь день, начиная с того момента, когда рано поутру открывала глаза, и кончая поздним вечером, когда она без сил падала в постель. Ей надо было приготовить помещение к приходу детей, договориться о том, чтобы их привезли с удобствами, составить детское меню и подготовиться к урокам. Ежедневными занятия были только для самых маленьких школьников; у детишек постарше с утра были уроки в приютской школе, а их дневные часы были заняты выполнением необходимых хозяйственных дел.

Уроки Эбби посещало четырнадцать ребятишек. Большинство из них ни разу в жизни не видели ни книжки, ни грифельной доски. Эти несчастные существа с всклоченными волосами и обкусанными ногтями не имели представления о том, как следует себя вести, и едва могли вставить в речь «спасибо» и «пожалуйста». Рассказы о Тилли могли научить детей не только географии, но и всему необходимому в жизни, в том числе и умению себя вести.

Дважды в день к ним в комнату заглядывал Таннер, и четырнадцать пар глаз устремлялись на дверь. Дисциплина сразу нарушалась. Появления Таннера приводили Эбби в неменьшее возбуждение, чем детей. А может, малыши просто чувствовали ее смущение. Так или иначе, Эбби изо всех сил старалась взять себя в руки, но дрожащие пальцы выдавали ее смятение, когда она смотрела на Таннера. Их взгляды встречались лишь на мгновение, но этими мгновениями женщина дорожила едва ли не больше, чем всем прожитым днем.

Основательный и крепкий, Таннер возвышался над детьми. Как всегда, одет он был очень просто; темные брюки, белая рубашка без отложного воротничка, черная кожаная жилетка. Если Эбби была для детей рассказчицей, которая погружает их в мир приключений, населенный причудливыми созданиями, то Таннер был для них одним из загадочных героев, которые превращают сказку в реальность. Из него получился бы превосходный отец, не в первый раз подумала Эбби.

Дети собрались идти гулять с Таннером.

— А вы, мисс Эбигэйл, разве не пойдете с нами?

Эбби взглянула на Дороти, застывшую в дверном проеме. Это маленькое хрупкое создание обладало сильной волей. Каждый ребенок по-разному переносил свое сиротское существование. Дороги с пугающей решимостью сразу же накрепко привязалась к Эбби. Малышка, не выходя за порог, одной рукой держала за руку Таннера, а вторую протягивала Эбби.

— Пойдемте, мы ждем вас.

Эбби медленно устремилась к ним. Она не знала, как ей вести себя с Таннером. Она не понимала, почему каждый день он заходит к ним в класс. Конечно, ей очень хотелось, чтобы его посещения были вызваны желанием лишний раз увидеться с ней. Однако Эбби догадывалась, что он заходит, главным образом, чтобы побыть среди малышей. Он никогда не признался бы в этом, но Эбби-то знала, что он наслаждается их обществом. Из того немногого, что она знала о его детстве, женщина уяснила, что Таннер с младенчества был лишен семьи. Отца у него не было. Мама умерла, когда он был еще ребенком.

Пока вся компания спускалась по лестнице на лужайку и Дороти крепко держала за руку Эбби и Таннера, молодая женщина решила, что она должна просто наслаждаться присутствием Таннера и не желать большего. Кроме того, у нее появилась новая идея, для реализации которой требовалось его одобрение.

— Я буду сусликом! — крикнул крепкий мальчуган по имени Альфред. Он взглянул на Дороти. — Пошли, Дотти, ты тоже будешь сусликом.

— Я хочу быть Тилли, — отозвалась девочка.

— Нет, я хочу быть Тилли, — запротестовала Розмари.

— А я Снич! — объявил Клифф, подпрыгивая на одном месте.

— Ты можешь быть девочкой-сусликом, — уговаривала Эбби Дороти.

Довольная Дороти бросилась к Альфреду. Какие они славные, думала Эбби. Если бы и другие люди увидели этих детишек с лучшей стороны, то не было бы проблем с устройством их в семьи. В этом и заключалась ее идея. Но сначала она должна получить одобрение Таннера.

Эбби повернулась к своему телохранителю с намерением убедить его. Все, что она скажет, Эбби продумала еще прошлой ночью: это совершенно безопасное дело, кроме того он сможет принять любые меры предосторожности. Но слова замерли у нее на губах, когда она взглянула на Таннера. Он был смущен, повержен, сбит с толку.

— Что случилось? — удивленно прошептала Эбби. Выражение лица Макнайта мгновенно изменилось.

— У вас что-то… что-то в волосах. — Он слегка провел пальцами по ее голове. Легчайшее прикосновение, Эбби была потрясена. Она отвела взгляд.

— У меня… у меня появилась мысль. Это очень важно для меня. И для детей, — добавила она, сорвав с какого-то растения лист.

— Будьте осторожны, а то нарушите симметрию, — предупредил ее Таннер.

— Если я это сделаю, уверена, что дедушка просто-напросто прикажет купить другое дерево и посадить его на нужном месте, — ответила Эбби, принимая тон собеседника. Ироничным быть легче, чем искренним. И риска меньше. — Ему нравится тратить деньги…

— А вам — нет?

Эбби повернулась лицом к Таннеру.

— В жизни есть много более важных трат. Например, на этих детей.

— Ради вас он согласился бы построить новый приют. Вам надо только попросить его об этом.

— Даже самый лучший приют не сможет заменить ребенку дом.

Таннер внимательно посмотрел на женщину, вздохнул и бросил взгляд на детей.

— Да, полагаю, вы правы.

— У меня появилась мысль, как можно было бы попытаться устроить их жизнь.

— Эбби, не тешьте себя надеждами. Большинство людей не задумывается о судьбах брошенных ребятишек. Они — отбросы общества. Когда им исполнится двенадцать лет, их могут взять в дом, где они будут работать. Но эти еще малы.

Таннер медленно покачал головой, очевидно, вспоминая свое прошлое. Эбби захотелось обнять его, поцеловать, прогнать его боль. Вместо этого она сделала шаг назад, боясь искушения, и продолжала:

— А что, если я устрою дневной прием — под любым предлогом — а детишки представят нечто вроде концерта? Они могли бы спеть. Или разыграть пьеску. Мы их чисто и красиво оденем, причешем. Мы могли бы не только пригласить сливки здешнего общества, но и позвать торговцев, врачей, служащих… всех. Особенно тех, у кого нет своих детей.

Таннер недоверчиво нахмурился, и улыбка сбежала с лица Эбби.

— Неужели в то время, когда кто-то готовит покушение на вас, вы собираетесь пригласить в дом половину Чикаго? Это невозможно!

— Но ведь нельзя быть уверенным в том, что охотятся именно за мной, — слабо запротестовала женщина. — Вы преследовали людей, и, вероятнее всего, бандиты покушались на вашу жизнь. Думаю, из мести за что-то, совершенное вами в прошлом. Меня убивать никому нет смысла.

— Может быть. Но пока мы не будем в этом уверены, нельзя пускать сюда так много людей.

— Ну, хорошо, — согласилась Эбби. — А что, если мы устроим несколько таких приемов, с меньшим количеством приглашенных? Я смогла бы попросить дедушку, — придумала Эбби, — пригласить к нам своих акционеров с женами.

Вдруг до их слуха донесся громкий плач. В дальнем конце лужайки, возле беседки, наполовину обвитой плющом, сгрудились детишки. На траве корчился ребенок.

Когда Эбби и Таннер подбежали к детям, Розмари, а это была она, уже смогла сесть. Девочка прижимала обе ручки к глазу, причитая, что Клифф ударил ее прутиком. Эбби присела рядом с Дороти, которая утешала Розмари. На глазах Дороти блестели слезы сострадания.

— Розочка чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы рядом с ней была ее мама.

Розмари тотчас же ухватилась за соломинку жалости:

— Я хочу к маме! Я хочу к своей маме!

Эбби прижала к себе девчушку, уверенная в том, что физическая травма была ничтожной. Девочка страдала от недостатка любви, как и все дети, сгрудившиеся вокруг нее. Эбби вспомнила о той безусловной и безвозмездной любви, в которой купалась она в своем детстве. Как же несчастны были эти дети! Слезы повисли на ресницах молодой женщины, но она мужественно прогнала их. Однако, найдя глазами Таннера, она опять чуть не расплакалась. Трое маленьких сорванцов повисли на нем, и он в шутку боролся с ними.

Розмари своим плачем выразила то, что чувствовали все дети: им были нужны родители, семья, которая будет их любить. Они льнули к любому взрослому, который готов был их приласкать. Эбби наблюдала за тем, как Таннер поглаживал Клиффа по хрупким плечикам. Глаза его стали голубыми-голубыми, и, прежде чем он вымолвил слово, она уже знала, что он скажет:

— Ну, хорошо, — как бы нехотя процедил Макнайт. — Ладно. Мы устроим мини-приемы. Но только в том случае, если вы будете следовать всем моим наставлениям.

Эбби была готова расцеловать Таннера на глазах у дюжины малышей, но на коленях у женщины устроилась Розмари, а на плечах Таннера повис Клифф. И Эбби удовольствовалась тем, что поцеловала девчушку в лобик и щечку, мокрую от слез.

— Спасибо, — прошептала она, даже не пытаясь скрыть свою любовь к Таннеру. — Спасибо.

Эбби стояла на дороге, провожая глазами повозку с детишками, пока та не исчезла за деревьями. Может быть, ей удастся хотя бы некоторых из этих несчастных детей устроить в семьи. В голове ее зарождались все новые и новые планы. Учительство было для нее наградой. Писать и выдумывать смешные истории было забавно. Но если бы ей удалось сделать счастливым хотя бы одного ребенка!.. Мисс Блисс повернулась, надеясь увидеть Таннера и поделиться с ним своими мечтами. Но по ступенькам дома к ней спускался Патрик. Она спрятала разочарование под маской вежливости.

— А, Патрик, как дела?

Вместо ответа он скривил губы в улыбке. Эбби стало не по себе:

— Надеюсь, дети не слишком помешали вашим занятиям?

— Нет, Эбигэйл. Что касается меня, то я почти не замечаю, что они находятся в доме. Но вы… — он подошел поближе и взял ее за руки. — Вы слишком обременяете себя заботами об этих детях. Вы проводите с ними целый день напролет. И так изо дня в день. У меня есть предложение. Почему бы вам не позволить мне сопровождать вас сегодня в город? Очень известная театральная труппа представляет сцены из «Макбета», «Отелло» и «Гамлета».

Трагедии. Ее любимый литературный жанр.

— Вы очень добры.

— Это более чем предложение, дорогая. Клянусь, я не позволю вам ответить мне отказом. Ваш дедушка согласен со мной в том, что вы излишне увлеклись детьми, пренебрегая обществом знатных особ.

— Это ему принадлежит мысль, что мне нельзя и шагу ступить с территории замка. Ему, а не мне.

— Да, я знаю об этом. Но я так же понимаю, как тесно вам должно быть в этой клетке. Сегодня вечером вашего дедушки не будет дома, и он никогда не узнает, что вы ослушались его, А я буду охранять и защищать вас ценой собственной жизни.

Эбби действительно страдала оттого, что дедушка и Таннер ограничили ее свободу, но сейчас она испытала к ним чувство благодарности. Высвободив руки, она с улыбкой сказала: