События разворачивались самым лучшим образом — или самым худшим, вынужден был признать он с тяжелым вздохом. Она ехала с ним в Англию, и это радовало его, непонятно почему.
Клив подавил желание обернуться и посмотреть на нее. Нет, ничего необъяснимого в этом не было. Все очень ясно и просто. Он вожделел ее. Его желание было всепоглощающим и безмерно глупым. А как же младшая дочь лорда Сомервилла, на которой ему предстоит жениться, как только он выполнит поручение хозяина? И как тогда быть с Уинн?
Охваченный внезапной тоской, Клив быстро натянул поводья и остановил лошадь. Когда к нему подъехала Уинн, он зло посмотрел на нее.
— Возьми Артура, — пробормотал он.
Поймав настороженный взгляд Уинн, он отметил про себя ее бледность и тени под глазами. Из-за него она подверглась большому испытанию. Это очевидно. Но как иначе он мог поступить?
Подавив проклятье, он передал ей на руки Артура и резко рванул поводья. И хотя резвая Сита быстро оставила позади неспешно передвигающуюся колонну путников, убежать от внезапно нахлынувшего чувства вины Кливу не удалось.
Он хотел заполучить Уинн и ради этого готов был пойти на все. Сегодня утром Дрюс взял с него клятву никоим образом ни к чему не принуждать Уинн, но Клив понимал, что соблазнить ее не составит труда. Она легко воспламенялась, судя, хотя бы, по двум случаям.
— Черт бы все побрал! — выругался Клив, останавливая Ситу. Если вовремя не удастся обуздать назойливые мысли, поездка в замок Керкстон превратится для него в невыносимую пытку.
Но стоило ему подумать об Уинн — такой мягкой и по-датливой в его объятиях, такой теплой и пылкой от поцелуев, — как его чресла начинали ныть. Затем он мысленно представлял, как они завершат то, что уже не раз начинали, и от этого ему становилось совсем скверно.
Еще раз злобно выругавшись, он соскользнул на землю и грузно повис на животном, стараясь загасить разбушевавшееся в душе пламя. А ведь они проехали совсем немного. Как же ему выдержать до конца пути?
Когда Клив передал Уинн спящего Артура, а сам ускакал неизвестно куда, ярость девушки не знала границ. По какому праву он так грубо с ней обращается? Хотя, чего еще от него можно было ожидать? Ему не нужен повод, чтобы проявить жестокость. Она у него в крови.
Но даже устраивая Артура удобнее у себя на руках, Уинн не смогла долго испытывать праведный гнев. В ее сердце затеплилось другое непонятное чувство, и все закончилось тем, что ей стало еще более одиноко, чем прежде. Она крепче прижала к себе Артура, молясь, чтобы ей не пришлось потерять его, затем оглянулась на близнецов и произнесла такую же горячую молитву, чтобы не потерять и их.
Мужчины и их сыновья. Почему их не устраивают дочери? Почему они не принимают их в расчет, отписывая наследство?
Но так уж заведено и среди англичан, и среди валлийцев. Да и в других странах, насколько она знает. Мужчины неизменно предпочитают завещать свои с трудом отвоеванные земли сыновьям. Все очень просто. Неужели и ее мальчики станут такими же непреклонными, когда повзрослеют?
Уинн взглянула на двух девчушек, которые ехали с Дрюсом и Баррисом, Обе ничуть не глупее мальчишек, хотя и разнятся, как день и ночь. Как сложится их дальнейшая судьба?
В самом деле, как сложится судьба всех пятерых? Чем они будут заниматься? Где будут жить? Ей стало неприятно от мысли, что, возможно, она поступает эгоистично, ведь богатство лорда Сомервилла открыло бы перед одним из ее подопечных безграничные возможности. Но Уинн тут же справилась с минутной слабостью. Ее дети не нуждаются в английском богатстве, чтобы быть счастливыми. Раднорский лес и обширные земли дадут им, да и многим другим, все, что нужно. Кроме того, в данный момент детей, как видно, не очень заботило их будущее, потому что все они клевали носами, их клонило ко сну.
Артур заерзал, и Уинн почувствовала в левой руке резкую боль. Руки у нее все-таки слабоваты. Бросив взгляд на небо, она определила, что скоро полдень. Пора делать привал, нужно отдохнуть и поесть. Не сказав никому ни слова, Уинн направила свою кобылу с главной дороги к небольшой поляне, окруженной молодыми березками.
— Уинн, — позвал ее Дрюс громким шепотом. — Что ты делаешь?
Она гневно посмотрела на него через плечо. В ближай-шее время ему нечего ждать прощения.
— Я устала и хочу есть. Дети тоже. Мы остановимся здесь.
Дрюс на секунду замялся, надеясь на поддержку Барриса. Но брат только пожал плечами и последовал за Уинн. А вскоре за ними потянулись и, англичане.
Она велела им расстелить в тени коврики для детей, а своим питомцам сказала, чтобы те продолжали спать, пока она приготовит еду. Но как только близнецов потревожили, им было уже не до сна. Очень скоро все пятеро стряхнули с себя дремоту и живо заинтересовались новым-окружением,
— Глядите, какие здесь камешки, — сказал Рис, поддав пинком один из них на краю дороги.
— Совсем как монеты — такие же плоские и круглые, — сказал Мэдок.
— Давайте играть в базарный день, — предложила Бронуэн, присаживаясь на корточки и собирая «монеты» по одной в подол своего платья.
— Я буду продавать лекарства и травы, — сказала Изольда. — И любовные зелья и магические снадобья, — добавила она с улыбкой.
Пока дети увлеченно занимались новой игрой, Артур, Однако, только хмуро оглядывал небольшой лагерь.
— Где Клив? — спросил он, ни к кому не обращаясь. Не получив ответа, мальчик потянул Уинн за юбку. — Где Клив? — подозрительно повторил он.
— Поехал вперед, — спокойно ответила она, хотя ее тоже занимало, куда мог подеваться этот человек.
— Он ведь не бросил нас?
Уинн обернулась, услышав в голосе Артура неподдельный страх, и сразу отложила в сторону нож и буханку хлеба. Она взяла руки ребенка в свои и серьезно взглянула ему в глаза.
— Он вернется, дорогой мой. Не волнуйся. Он, скорее всего, поехал разведать путь, чтобы мы не заблудились.
Артур облегченно вздохнул.
— Да, наверное. Он скоро вернется.
После этого мальчик побежал к остальным ребятишкам и присоединился к их игре. Но беспокойство Уинн только усилилось. Было ясно, что Артур обожает Клива. То, что начиналось как простое поклонение перед героем, видимо, теперь переросло в нечто большее. И вместо того, чтобы положить этому конец, ее безуспешные попытки помешать Кливу выполнить его жестокое поручение послужили только тому, что укрепили связь между ним и Артуром.
Уинн сосредоточилась на приготовлении нехитрой еды, разделяя хлеб и сыр на пять маленьких порций, но все это время ее не покидало беспокойство. Кливу и Артуру все равно придется расстаться. Сохранит ли она при себе всех своих мальчиков или, не дай Бог, кто-то из них останется в Англии, Клив не будет играть никакой роли в жизни Артура. Тем не менее, с каждым днем связь между ними, видимо, упрочивалась.
К тому времени, как Уинн удалось усадить ребятишек за еду, она твердо решила поговорить с Кливом об Артуре. Хотя она считала этого высокомерного англичанина самым себялюбивым и злобным человеком на всем свете, он, как видно, по-настоящему привязался к мальчику. И если Уинн затронет в нем эту струну, то он поймет, какой вред причиняет Артуру своей дружбой.
Ей удалось осуществить свое намерение только вечером. В течение долгого дня Клив несколько раз мелькал где-то впереди, но так и не приблизился к ним. Один раз Дрюс подъехал к нему о чем-то посоветоваться и вскоре вернулся с задумчивым выражением на лице.
— Ну и что же сказал этот англичанин? — поинтересовалась Уинн, не сумев скрыть ни раздражения, ни любопытства.
Дрюс пожал плечами.
— Только, что он должен подумать.
— Подумать? Ха! Готова поклясться, он затевает какую-нибудь новую гнусную интригу, чтобы убедить этого Сомервилла, что один из моих мальчиков — его сын. — Уинн со злостью посмотрела на пустую дорогу впереди, пытаясь разглядеть объект своего гнева, а когда ей это не удалось, она обратила все свое негодование на Дрюса. — Но я забыла. Тебе ведь теперь все равно, кто из моих малышей попадет в лапы английского насильника. Раз мальчик станет наследником проклятых земель. Да ты и сам был бы не прочь назваться его сыном, если бы знал, что тогда тебе перепадет какой-нибудь замок, а то и два!
Дрюс ничего не ответил. Только придержал коня, и Уинн поехала впереди, в полном одиночестве. Так она провела весь день, наедине со своим страхом и гневом, горевшим огнем, как глубокая рана.
Теперь, направив кобылу к английскому солдату по имени Деррик, Уинн обдумывала свой следующий шаг.
Мысль об отравлении придется оставить, по крайней мере на ближайшее время. Она, разумеется, не упустила бы случая расправиться с англичанами, но нельзя же было подвергать риску жизни Дрюса и Барриса. К тому же, раз Дрюс и Гуинедд поддерживают затею Клива, детям от этого все равно не было бы пользы. Нет, ей осталось только одно — заставить всех англичан бояться ее колдовских чар. Возможно, этот страх не позволит им забрать у нее ребенка. План, конечно, слабоват, она понимала, но другого у нее не было.
Тем не менее ей предстояло обсудить с Кливом совершенно неуместную симпатию, возникшую к нему у Артура.
Клив стоял к ней спиной и ловко снимал со своей высокой серой лошади седельные мешки. Однако по тому, как напряглись его широкие плечи, Уинн сразу поняла, что он почувствовал ее приближение, когда она остановилась в трех шагах от него.
— Мне нужно с тобой переговорить.
Он ничего не сказал в ответ, а только положил на землю мешки и опустился на одно колено, чтобы развязать подпругу.
— Мне нужно с тобой переговорить. — Проклятый негодяй, мысленно добавила она.
Клив отстегнул седло, затем медленно повернулся к Уинн. Несколько секунд он просто очень внимательно смотрел на нее. Его взгляд скользнул по ней — от загорелых щек и носа вниз, по пыльному дорожному платью до заляпанной грязью обуви, носки которой выглядывали из-под юбок.
На какую-то долю секунды она почувствовала, как внутри у нее разливается странное тепло, оно проникло от живота к груди и достигло самых кончиков пальцев. Уинн пожалела, что выглядит так неприглядно.
Но как бы ни были мимолетны эти чувства, она не менее быстро с ними справилась. Он тоже, видимо, решил не смотреть на нее так дерзко — уж больно жалкий вид у нее был, — поэтому нахмурился и тяжело бросил седло на землю, как раз между ними.
— Что еще? — отрывисто произнес он, опять повернувшись к ней спиной, чтобы заняться лошадью.
Проклятый негодяй, подумала она с еще большим пылом, чем прежде. Чертов подлец. Она заговорила самым ледяным тоном, на какой была способна.
— С Артуром не все ладно.
Клив обернулся и встретился с ее злым взглядом.
— Что значит «не все ладно»? Он болен?
Уинн стало чуть легче на душе. По крайней мере в одном она не ошиблась. Он на самом деле волнуется о мальчике? Теперь ей нужно во что бы то ни стало убедить Клива, что его дружба с Артуром ни к чему хорошему не приведет.
— Нет, он не болен. Но я боюсь… — Уинн нервно сцепила пальцы. Ей очень не хотелось обращаться к нему с просьбой. — Я боюсь, мальчик слишком сильно привяжется к тебе. И чем бы ни закончилась твоя миссия, одно можно утверждать с уверенностью: ты не станешь частью жизни Артура. Останется ли он со мной или у этого… англичанина, который разыскивает сына, тебя рядом с ним не будет.
С минуту Клив изучающе вглядывался в нее, но его лицо оставалось непроницаемым.
— Если Артур останется в Англии, мы будем видеться. Я специально буду навещать его.
— Ты будешь слишком занят собственной женой… и детьми, — бросила Уинн. — Если женишься на своей Эделин, то скорее всего, переедешь жить в другое место и вскоре позабудешь об Артуре. А что будете ним? Один, в незнакомом месте, среди чужих людей…
— Возможно, не он сын сэра Уильяма. Это могут быть близнецы.
— Верно, — согласилась Уинн. — А может быть, среди моих мальчиков вообще нет его сына. Но даже если и так, Артуру все равно придется страдать. Когда мы вернемся в Уэльс, ты исчезнешь из его жизни. Навсегда. И та доброта, которую ты сейчас к нему проявляешь, позже заставит его мучиться. Ты хочешь утешить его, но, когда тебя рядом не будет, душу его заполнят боль и пустота.
Клив нахмурился.
— Так что же я должен сделать? Отвадить его от себя? Он ведь всего лишь маленький мальчик, которому очень не хватает отца.
— Но тебе никогда не стать его отцом, так что лучше и не стараться, — отрезала Уинн, зло сверкая глазами и сжимая кулачки.
Она была готова сражаться за Артура, за всех своих ребятишек, если понадобится. Но то, что сказал Клив, лишило ее мужества.
— А если тебе остаться в Англии… со всеми детьми?
Уинн заморгала, не понимая, чего он хочет добиться, делая такое неслыханное предложение.
— Остаться в Англии? Мне? — Она насупилась. — Ты настоящий болван, англичанин. Не отведал ли ты случайно черной плесени? А то у тебя возникают дикие фантазии. Остаться в Англии! Как же! Да я скорее предпочту остаться в аду.
Клив переступил через брошенное седло.
— Между Англией и Уэльсом не так много различий, но ты и сама в этом скоро убедишься.
Она прищурилась, услышав странную насмешку в его тоне;
— Я не останусь. Не задержусь ни на одну лишнюю минуту. Как только будет покончено с этим делом, мы тут же отправимся в обратный путь, даже если у нас над головой разверзнутся небеса и ветер захочет сдуть нас с дороги. Ничто меня здесь не задержит.
Уинн с вызовом посмотрела на Клива. В наступившей короткой паузе она вдруг неприятно осознала его близость и, тяжело сглотнув, хотела было отступить, но он поймал ее за руку.
— Ты могла бы остаться с… — Он замолчал и откашлялся. — Я нашел бы для тебя жилье. Там бы ты смогла видеть сына — или сыновей — сэра Уильяма так часто, как захотела бы.
Уинн вдруг почувствовала, как в ней заиграла кровь. То ли от его прикосновения, как уже случалось, то ли от одной мысли, что придется лишиться кого-то из детей, то ли от предложения остаться в Англии и быть рядом с Кливом — она не знала. Она только знала, что все его логические доводы в одно мгновение улетучились из ее головы.
Скорее из чувства самосохранения, чем от злости, она вырвала руку и отступила на безопасное расстояние. Хотя вряд ли его можно было считать безопасным, потому что взгляд Клива неотступно следовал за ней, и ей было не оторваться от его завораживающих глаз.
— Подумай об этом, Уинн, — произнес он тихим и чересчур ласковым голосом. Даже соблазнительным. — Как следует, не торопясь. Завтра мы переберемся через вал Оффы и окажемся в Англии. Тогда ты убедишься, что леса там такие же густые и зеленые, как на твоей родине. Птицы и звери — те же. Земля, правда, чуть более мягкая, и ты увидишь больше дорог и деревень. Не торопись…
— Нет! — Она упрямо покачала головой. — И ста лет не хватит, чтобы я стала думать по-твоему.
— Послушай меня, Уинн…
Он сделал шаг вперед, словно намеревался обнять ее и убедить тем способом, к которому прибегал раньше. Поцелуй делал его речь более убедительной. Под его ласками она забывала все свои возражения. И зная это, Уинн тем не менее не смогла предотвратить ни бешеное сердцебиение, ни горячую волну запретного чувства, поднявшуюся из самой ее глубины. Но Клив замер, так и не дотронувшись до нее, и, хотя внезапное появление Артура объяснило его замешательство, Уинн охватило острое чувство разочарования.
— Клив! Где ты пропадал весь день? — спросил ребенок. Он улыбался мужчине, ясно показывая силу своей любви, а Уинн тут же отругала себя, что отклонилась от первоначальной цели. Она послала Кливу говорящий взгляд, внушая ему немного осадить Артура. Мягко, конечно. Но в то же время достаточно твердо, чтобы Артур больше не тратил понапрасну своего душевного тепла.
Но Клив не обратил на нее внимания. Он прекрасно понял, чего она от него ждет, но решительно отверг ее идею. Под взглядом Уинн он присел на корточки рядом с Артуром и взглянул ребенку в лицо.
— Привет, мой мальчик. Как тебе понравилось целый день ехать в седле? Все еще хочешь стать рыцарем и провести всю жизнь верхом на лошади?
— Я совсем не устал, — похвастался Артур. — И попка совсем не болит.
Клив усмехнулся, посмотрев на Уинн.
— Подожди до завтра. Тогда увидим, какую ты песню запоешь, — Помолчав, он снова обратился к мальчику. — Расскажи мне, ты заметил каких-нибудь новых птиц?
Уинн захотелось тут же уйти — спрятать свою боль от пытливых глаз Клива. Как он мог быть так жесток к Артуру? Она понимала, что, возможно, он хочет наказать ее, но не Артура. Так почему же он так ласков с ребенком? Ведь это сделает их расставание еще более тяжелым.
Но тут она вспомнила странное предложение Клива остаться в Англии. И хотя она отвергла эту идею, она была очень близка к тому, чтобы уступить его чувственному призыву. Тут до нее дошло, как же она все-таки глупа. Он хотел оставить ее в Англии, исходя из собственных соображений. По своим глубоко личным причинам. Вот и весь сказ. Он намерен сделать расставание неимоверно тяжелым и для нее, и для этого не чуждался даже того, чтобы прибегнуть к помощи детей.
Поняв это, она раскрыла рот от изумления, но тут же захлопнула его, когда осознала, как легко, как охотно стала игрушкой в его руках. Какая же она круглая дура! Совершеннейшая гусыня.
А ведь в прошлом к ней не раз подступали вполне благородные мужчины. За ней бегали два или три красавца из деревни. Но тогда она была умна и повелевала собственным сердцем. Так куда же подевался весь ее ум теперь, когда рядом с ней этот человек?
— …но если через вал Оффы так легко переправляться, тогда я ничего не понимаю. Как он удерживает англичан на своей стороне, а валлийцев на своей? — спрашивал Артур, когда Уинн опять включилась в их разговор.
— Пересечь его нескольким всадникам несложно. А вот армии придется труднее. Повозки, телеги с продовольствием, орудия осады не просто протащить по крутым склонам рва.
— Вот как. — Артур на секунду задумался. — Тогда нужно построить мост.
— Правильно. Или, срыть вал и заполнить ров его землею.
— Тогда обе армии смогут ездить туда и обратно.
— Смышленый мальчик. — Клив улыбнулся Артуру, а потом и Уинн. — В нем чувствуется истинный воин, Уинн. Такой сначала подумает головой, прежде чем ударить мечом.
Уинн от этих слов только больше нахмурилась. Если Клив намерен бесконечно ее злить, то это ему хорошо удается, потому что Артур сиял от такого внимания и похвалы со стороны своего кумира.
Но внутри у нее клокотал не только гнев. Она все больше и больше понимала, что попала в ловушку. Ее перехитрили. Она терпела поражение от этого дерзкого англичанина с красивым лицом, соблазнительными речами и жгучими поцелуями. Ее оборона ослабевала, а собственные планы одержать победу оказывались несбыточными. У нее оставалась единственная надежда — не дать ему возможности доказать, что кто-то из ее мальчиков приходится сыном этому его английскому лорду.
Впрочем нет, не единственная. Она должна также надеяться и молиться — и бороться с любым соблазном отступиться от своего — что сможет продолжать сопротивляться его заигрыванию, которое с каждым разом становилось все более дерзким.
Он не собирался идти ей навстречу в том, что касалось Артура. Наоборот, он ясно дал понять, что хочет использовать мальчика в борьбе с нею. Что ж, пусть так и будет, вздохнула она. Ей удастся справиться с любыми напастями, пока у нее остается надежда. А надежда пока у нее есть. Есть.
— Возможно, в Артуре действительно есть задатки будущего воина, — сказала она, надменно кивнув Кливу. — Но пока что ему больше пристало позаботиться о воде. Собери остальных детей, Артур. У меня для каждого найдется дело.
Клив взъерошил каштановые волосы мальчика и выпрямился в полный рост.
— Да, парнишка. Делай что велит Уинн. Я, например, гак голоден, что готов съесть медведя. Мы все должны помочь ей приготовить ужин.
Уинн подождала, пока Артур не умчался вприпрыжку, и только потом пригвоздила Клива холодным оценивающим взглядом.
— Итак, вы ждете, что я приготовлю вам ужин. Я восхищена вашей храбростью, сэр Клив. Или вы намереваетесь дать попробовать еду Артуру веред тем, как самому отведать ее?
В его темных глазах запылал дьявольский огонь.
— Твой трюк не удастся теперь, колдунья! Слишком много глаз будут следить за тобой.
— Сколько самомнения! — рассмеялась она. — Мне ведь нужна самая малость колдовского зелья, чтобы свалить всех вас с ног. Ровно столько, сколько я легко смогу спрятать под ногтем большого пальца. Ты все еще уверен, что хочешь попробовать?
Она с удовольствием отметила, что его улыбка чуть дрогнула, а в глазах промелькнула тень сомнения.
— Ты больше говоришь, чем делаешь, женщина. Все мы будем есть из одного котла. Здесь тебе не Раднорский замок, и старый фокус не пройдет.
С таким же успехом он мог бы швырнуть к ее ногам свою кожаную перчатку, столь явным был его вызов. Ее глаза сощурились и засветились яростным синеватым пламенем.
— Когда я с тобой разделаюсь, то буду так радоваться, как не радовалась за все годы, что зовусь Вещуньей.
Он ухмыльнулся, словно ее угроза ничуть его не обеспокоила.
— Так ты хочешь свалить меня с ног? Ничего лучшего я бы не пожелал, моя прелестная валлийская колдунья. Как насчет сегодняшней ночи? — закончил он с надеждой в голосе и ярким блеском в глазах.
Уинн, однако, было не до смеха. Не обращая внимания на тепло, разлившееся по телу, она злобно взглянула на Клива.
— Можете злорадствовать, сэр Глупец. Но мы еще посмотрим, кто кого.
— Да, — ответил он ей вслед. — Мы еще посмотрим.
Глава 14
Во второй вечер они разбили лагерь сразу за валом Оффы, на английской территории. В ту ночь Клив и его воины вздохнули спокойно и на радостях разожгли огромный костер, чтобы отметить возвращение домой, хотя до замка Керкстон оставалось еще три дня пути. Даже Дрюс и Баррис присоединились к общему шумному веселью, а дети никак не могли заснуть в своих постелях под разухабистые песни и громкий смех, доносившиеся от костра.
— Англия очень веселая страна, — заметил Артур из своего угла палатки.
— Да, все очень счастливы, — согласилась Изольда. Уинн сидела на коврике у самого выхода из палатки, обхватив руками колени, и смотрела на темные силуэты вокруг танцующего пламени.
— Я думаю, каждому человеку — даже англичанину — лучше всего на своей родной земле. Хотя проживи они какое-то время в Уэльсе, они быстро изменили бы свое мнение, — добавила она.
— Так значит, мы должны грустить, раз уехали из Уэльса? — спросила Бронуэн.
Уинн печально улыбнулась и протянула руку в темноту, где лежала маленькая девочка, и погладила ее по коленке.
— Нет, не стоит грустить, моя милая. Мы просто поскучаем о доме и все же получим удовольствие от путешествия. Ведь это настоящее приключение, и нам следует узнать как можно больше за то время, что мы проведем в Англии. Например, получше выучить язык.
— А мы сегодня…
— …выучили новое слово, — сказали близнецы.
— Я слышала, как вы разговаривали с Дерриком, — сказала Уинн.
— Нед научил меня слову «шлюха», — похвастался Мэдок.
— Что! Он научил вас такому слову?
— Ну… не то чтобы научил. Он… он сказал это слово Маркусу, а я спросил, что оно значит.
— Ну и что же он ответил? — забеспокоилась Уинн.
— Ну… он сказал, что это женщина, которая целует много разных мужчин. Много-много.
Уинн почувствовала некоторое облегчение, но ее злость не прошла. Грубые вояки — плохая компания для столь юных и впечатлительных существ, как ее дети. Уже не в первый раз Уинн спрашивала себя, как она могла поддаться на уговоры девочек и взять их с собой. Плохо уже одно то, что мальчики должны были поехать. А Изольду и Бронуэн, конечно же, следовало оставить с Гуинедд.
Но сейчас уже поздно что-нибудь менять. Придется как-то приспособиться, а завтра она первым делом переговорит с Кливом о том, что его воины сквернословят при детях. Остается надеяться, что сейчас он отреагирует правильнее, чем в тот раз, когда они безуспешно побеседовали о привязанности Артура.
От одной мысли о том разговоре — особенно о той ноте, на которой он закончился, — у нее сжималось внутри. Он был полон такой невозмутимой уверенности! Надо будет привлечь к разговору Дрюса, чтобы тот поддержал ее. В его присутствии Клив не осмелится быть слишком дерзким.
Хотя участие Дрюса во всем этом деле вызывало определенные подозрения. Уинн вспомнила, что говорил Клив в ту ночь в конюшне, когда ударила буря. Он дал обещание Дрюсу, что не воспользуется ее слабостью. Дрюсу! Как будто тот ее отец или брат. Но не покровительство Дрюса сейчас беспокоило Уинн, потому что, честно говоря, она была даже благодарна ему. Клив имел в виду что-то другое, что не давало ей покоя.
Неужели Дрюс догадался о личном интересе, который Клив проявил к ней? И если так, то одобрил ли он это?
Уинн выпрямилась и скосила глаза в сторону костра. Она услышала, как Мэдок прошептал что-то брату, но не получил ответа. Дети в, конце концов задремали, но Уинн совсем не хотелось спать, и она все время прокручивала в уме эту новую абсурдную догадку.
Одно дело, что Дрюс вел себя как брат, когда речь шла о том, чтобы защитить ее и детей. Этого требовала от него их давнишняя дружба и тот факт, что они оба валлийцы. Но то, что он, видимо, одобрил ухаживания какого-то англичанина — если дерзкое преследование Клива можно было назвать ухаживанием — выходило за все рамки. От одной этой мысли ее кровь закипала.
Завтра утром она первым делом поставит Дрюса на место. И после того, как она задаст ему хорошую взбучку, они отправятся вместе к Кливу Фицуэрину.
До палатки докатились раскаты смеха, и Уинн сердито посмотрела на веселящихся людей. Кто-то поднялся в полный рост, и она узнала Клива. Широкие плечи и длинные темные волосы выделяли его среди остальных. Он поднял кружку и что-то произнес, но слов она не разобрала. Все рассмеялись и в ответ подняли свои кружки. Потом все вместе выпили.
Негодяй, подумала она. Негодяи, все до единого. Она отвернулась, и опустила полог палатки, чтобы не видеть их. Но, лежа на тюфяке, набитом мхом, натянув на себя плащ, Она могла слышать каждый звук, который доносился от костра. Каждое неясно произнесенное слово, каждый тост или раскат смеха только еще больше очернял мужчин в ее глазах. Если бы не было необходимо воспроизводить человеческий род, решила она, мир был бы гораздо лучше без всяких мужчин. Не было бы никаких войн. Не нужны были бы доспехи, оружие и даже боевые лошади. Никаких замков, рвов или насыпей. Мир превратился бы в тихую пастораль, где не было бы места ни сжатым кулакам, ни гневным голосам.
Но, даже перечисляя грехи, приписываемые мужскому роду — всем его представителям, включая баранов, жеребцов и быков, — она не могла сбросить со счетов один непреложный факт: без них жизнь была бы, безусловно, скучна.
— Уинн… Уинн, — нетерпеливый голос Дрюса пробудил ее от бессвязного сна, в котором она видела высокие стены замка, увитые лозой дикой белой омелы. Только на этой омеле то и дело расцветали розы, и росла она так быстро, что Уинн запуталась в ее ветвях и оказалась пригвожденной к темным стенам массивного замка. Когда к ней пробился голос Дрюса, она ухватилась за него как за соломинку.
— Что… что такое, Дрюс? — пробормотала она, садясь и отводя с глаз волосы. Затем, почувствовав в его голосе тревогу, она стряхнула остатки сна. — С тобой что-то произошло?
— Не со мной. Нет. Но один англичанин заболел, а двое других…
Уинн выглянула из палатки.
— Заболел? А что с ним?
Дрюс пожал плечами.
— Его всю ночь выворачивает наизнанку. И у тех двоих, похоже, начинается то же самое.
— Да они, скорее всего, слишком много выпили. — Она еще раз откинула со лба темную непокорную прядь. — Так им и надо. Я слышала, как вы куролесили, когда все разумные люди давным-давно уже отправились на покой.
Но Дрюс только покачал головой.
— Нет, это не похоже на похмелье. У меня у самого голова гудит от вчерашней попойки. Но у Маркуса лихорадка, а теперь у Ричарда и Генри — тоже. Он болен, Уинн. Все трое больны. Ты можешь им помочь?
Уинн посмотрела мимо него на тела, съежившиеся вокруг потухшего костра. В предрассветной бледной серой дымке люди выглядели как привидения. У самой земли клубился туман, поэтому человек, свернувшийся калачиком на грубой лежанке, был едва различим. Откуда-то издали донеслось эхо тревожного крика иволги, заверещала белка и метнулась вверх по стволу высокой березы, царапая коготками по коре.
Наступило утро, но дети еще спали. Однако утро обещает быть интересным, усмехнулась про себя Уинн. До сих пор ей не представлялось случая испробовать на врагах свои снадобья, и вот теперь, в двух шагах от валлийской границы, их свалила болезнь. Уинн чуть не рассмеялась. Как хорошо все складывается.
Она выбралась из палатки и, окончательно проснувшись, выпрямилась во весь рост. Земля была холодной и влажной, но девушка не обратила на это внимания.
— Итак, троих из них свалила болезнь. Хотя чего другого можно ожидать, раз они затеяли отнять у валлийского ребенка его родной дом?
Дрюс с подозрением уставился на нее.
— Уинн, это ты наслала на них болезнь?
— Конечно нет, — ответила она, не удержавшись от самодовольной улыбки. Пусть себе гадает. Пусть все гадают.
— Проклятие, Уинн! Это самая большая твоя глупость.
— Говорю тебе, я здесь ни при чем. Разве я трогала их кружки или хлеб? А то, что я приготовила, было в общем котле. Все ели одно и то же. Может, мне и хотелось навредить им, но разве я стала бы рисковать тобой, Баррисом или детьми? — Она замолчала и посмотрела на него с презрением. — Детьми, во всяком случае.
Тяжело вздохнув, Дрюс провел рукой по спутанным волосам.
— Не шути этим. Англичане и так сердиты. Они и вправду подозревают тебя, — добавил он шепотом.
Уинн вскинула голову и устремила взгляд на английский лагерь. В ее глазах сверкало неприкрытое злорадство.
— А мне все равно, что они подозревают. Я ничего не сделала, чтобы вызвать у них болезнь, от которой они теперь маются. Разве что только хотела. Интересно, — добавила она, задумчиво постукивая пальцем по подбородку, — а вдруг мои чары становятся сильнее. Возможно, теперь мне стоит только пожелать болезнь своему врагу, как она тотчас сразит его.