16

«Хамелеон» бросил якорь в тихой бухте вскоре после полудня. Они переправятся на берег в ялике, сообщил Элизе заглянувший к ней Обри. Потом он поинтересовался, где она была во время завтрака, ибо, когда Элиза наконец показалась на палубе, время близилось уже к полудню.

Элиза не готова была ответить на этот вопрос. Когда она торопливо облачалась в принесенные Обри мужские брюки и толстый рыбацкий свитер, ей с трудом верилось в то, что с ней произошло.

Пока Обри завтракал с Ксавье и Оливером, она лежала, раскинувшись в блаженном оцепенении, не переставая удивляться ненасытному аппетиту Киприана. Она была главным блюдом его завтрака. А он — ее, подумала она, заливаясь жарким румянцем. В течение всей долгой ночи и последовавшего за ней утра Киприан ощупывал, пробовал на вкус, впитывал в себя каждое местечко на ее теле, а она училась делать то же самое с ним. Доставлять удовольствие ему было так же восхитительно и так же волновало ее, как и все, что проделывал с ней он, Когда Киприан наконец ушел, она решила вымыться с помощью ведра и губки, однако следы их неистового соединения, оставшиеся на ее теле, привели ее в смущение. Она увидела покрасневшую кожу на груди, где ее колола его щетина. И внутреннюю сторону своих бедер. А вот этот маленький синяк на шее (она рассмотрела его в крошечное зеркальце на длинной ручке — один из подарков Киприана), несомненно, появился, когда они занимались любовью второй раз. Киприан тогда действовал дольше и изощреннее, заставляя ее рыдать от наслаждения. Он прижимал ее к кровати всей своей тяжестью и целовал ее всю, не пропуская ни одного квадратного дюйма ее кожи. Странно, что после этого у нее остался только один синяк, подумала Элиза. Их должно было быть по меньшей мере полторы сотни, и она сейчас сделалась бы похожа на леопарда.

А ее груди?! Они набухли от ласк. Одна мысль о том, что Киприан проделывал с ними — своими губами, пальцами, языком, — и их вершины мгновенно затвердели. Элиза подумала, что, войди сейчас Киприан, она была бы счастлива повторить все сначала.

О боже!..

Закрыв глаза, Элиза со стоном села на кровать — место своего падения.

Боже милостивый, неужели она — та самая Элиза Фороугуд, которая пустилась в это путешествие, потому что боялась предстоящего бракосочетания с Майклом? Если бы кто-нибудь сказал ей, какое наслаждение она может обрести на супружеском ложе, она ни за что бы не стала тянуть со свадьбой.

Однако ее инстинкт женщины тут же подсказал ей, что она никогда не смогла бы испытать с Майклом всего того, что испытала с Киприаном. Одна мысль о том, чтобы лежать вот так с ее лондонским женихом, показалась ей настолько нелепой, что Элиза озабоченно нахмурилась. Их брак мог стать большой ошибкой. Начисто лишенный страсти, он бы представлял собой лишь одну из разновидностей коммерческого предприятия, но, даже понимая это достаточно хорошо, Элиза не могла избавиться от неприятного чувства вины. Теперь она никогда не станет женой Майкла. Киприан — единственный мужчина, которого она хотела бы видеть своим мужем.

Но он не сказал ни слова о браке — или о любви…

Элиза прикусила нижнюю губу, и это вновь вызвало в ней трепет, напомнив о страсти, разгоравшейся в ней от поцелуев Киприана. Можно ли назвать любовью то, что она чувствует к нему? Или это всего лишь страсть — та самая страсть, которая погубила его мать?

Теперь она тоже погибла, осознала Элиза, и отчаяние захлестнуло ее. Киприан ее соблазнил, а она не очень-то ему сопротивлялась. Ему даже не пришлось ничего ей обещать.

Но если его намерения по отношению к ней не слишком благородны, во всяком случае, его планы относительно Обри изменились, утешила она себя. Киприан связался с дядей Ллойдом, и скоро они возьмут курс на Лондон. Она пожертвовала своим добрым именем и репутацией, зато Обри скоро будет дома.

Как опекун Обри она должна радоваться этой победе. Разве нет?

Киприан наблюдал, как ялик плывет к берегу. Он отправил Элизу и Обри на берег перед самым началом прилива, пока море было спокойно, и ялику не грозила опасность перевернуться. Сначала Киприан хотел сам отвезти Элизу на берег, но после проведенной вместе ночи побоялся, что не сможет сосредоточиться на управлении лодкой. Считанные минуты, которые он провел с ней на палубе после полудня, показали это со всей ясностью.

Киприан застонал при одном воспоминании о том, как отреагировала Элиза, когда вновь увидела его. Лицо ее было бледно после бессонной ночи, но она улыбнулась, а ее щеки покрылись очаровательным румянцем. Серьезные серые глаза Элизы стали, казалось, еще больше и временами темнели, приобретая более глубокий, волнующий оттенок. Она была рада и в то же время смущена и взволнована, а он едва смог выдавить из себя вежливое приветствие.

Что он ей сказал? Что-то о чистом небе, благоприятном ветре, скорой высадке на берег… Спросил, хорошо ли она спала.

— Дьявольщина! — пробормотал Киприан, только сейчас поняв, почему она после этих слов опустила глаза и упорно избегала встречаться с ним взглядом. Хорошо ли она спала!.. С каких это пор он стал таким идиотом и лицемером в придачу?

Ответ был очевиден. С тех самых пор, как неподражаемая мисс Элиза Фороугуд ступила на палубу его корабля и завладела его сердцем, никаких сомнений у него не оставалось. Он одержим ею, и невероятная ночь, которую они провели вместе, продемонстрировала это со всей наглядностью. Он без устали любил Элизу всю ночь, а сейчас хотел ее даже сильнее, чем прежде, ибо одной только мысли о ее прекрасном теле было достаточно, чтобы его орудие стало твердым, как камень.

Хмуро глядя в подзорную трубу, Киприан пытался унять непрошеное возбуждение, но при виде того, как Оливер поднял Элизу из ялика и побрел к берегу вброд, неся ее на руках, его смятение перешло в ярость. Если бы сейчас Киприан мог дотянуться до Оливера, он без колебаний задушил бы молодого моряка. Как он смеет прикасаться к его Элизе! Оливера он отпустил с ней только потому, что парень слыл на корабле лучшим пловцом. Он действительно плавал как рыба и, случись какая беда, мог бы без труда спасти Элизу, однако сейчас это нисколько не успокаивало Киприана. Правда, с неохотой вынужден был признать он, в последнее время поведение Оливера по отношению к Элизе было безукоризненным. По-видимому, парень воспринял угрозы Киприана всерьез, а сама Элиза никогда его не поощряла, и все же сердце у него было не на месте. «Надо будет сказать Ксавье, чтобы продолжал присматривать за Олли», — мрачно подумал Киприан.

Впрочем, едва выбравшись на берег, Оливер сразу опустил Элизу на землю и вернулся за Обри, шлепавшим по воде самостоятельно. Это немного успокоило Киприана, но он по-прежнему не отрывал глаз от Элизы. Он не мог насытиться ею, он упивался ею даже на таком расстоянии.

Проклятье, да на свете нет другой такой, как его Элиза!

Его Элиза…

Киприан опустил трубу, продолжая наблюдать, как маленькая компания идет по берегу к каменной лестнице, которая вела к дому, впрочем больше похожему на крепость. Его дом, его Элиза… Он хотел, чтобы она была «его Элизой», и он этого добился. Что же еще его гложет?

Готовясь, в свою очередь, покинуть борт «Хамелеона» — составляя расписание вахт и перечень необходимых работ, — Киприан твердо приказал себе выбросить из головы все мысли о том, чего он хочет от Элизы, кроме, разумеется, самого очевидного. Ксавье он наказал разместить ее в своей спальне, выходившей окнами на залив. На первых порах этого достаточно, а там будет видно, решил Киприан.

Спальня была огромной. Она могла похвастать не только гигантской кроватью, застеленной тончайшим бельем из индийского хлопка, не только турецким ковром, которого хватило бы на три обычных комнаты, и живописным видом на бухту со стоящим на якоре «Хамелеоном». К ней была пристроена еще роскошная ванная комната, в которой стояла внушительных размеров бронзовая ванна с закругленными краями, уже наполненная горячей водой, от которой шел пар.

— Когда я увидела, что лодки плывут к берегу, сразу начала греть воду, — говорила экономка. Она представилась как Ана, но Элиза и так сразу догадалась, что перед ней — жена Ксавье, когда, вихрем слетев по узким каменным ступенькам, та бросилась на шею африканцу. Их очевидная любовь и бьющая в глаза нежность были прекрасны, но и мучительны, ибо только теперь Элиза в полной мере осознала, как бы ей хотелось, чтобы так же относился к ней и Киприан.

— После недель, проведенных в море, — добавила Ана, блестя миндалевидными глазами, — первое, что мне всегда хочется сделать, — это хорошенько отмокнуть в горячей водичке. Вам еще что-нибудь нужно, мисс?

— О нет, все замечательно. Просто замечательно! — ответила Элиза, улыбаясь. Она уже хотела отпустить Ану, но вдруг спохватилась: — Мне… мне не во что переодеться, — сказала она и зарделась.

— Не беспокойтесь, мисс. Вы купайтесь, а я положу чистую одежду вам на кровать.

Ана ободряюще улыбнулась и, тряхнув прямыми, тяжелыми волосами, свободно падавшими на спину и доходившими ей до бедер, исчезла за дверью, оставив Элизу гадать, откуда родом эта красавица. Может быть, из Индии? Или откуда-нибудь с Востока? Но где бы ни была родина этой женщины, Элиза была уверена в одном: если у Аны и Ксавье когда-нибудь родятся дети, они будут невероятно красивы.

Впрочем, Элиза не стала тратить время даром и, сбросив одежду, забралась в ванну. На поверхности воды плавали розовые лепестки, придававшие ей дивный аромат, и Элиза погрузилась в воду по самые ноздри.

Какое же это наслаждение — снова получить возможность как следует искупаться! Правда, пока нельзя было сказать, что она купалась, — она действительно отмокала, как выразилась Ана, нежилась в душистой воде. К помощи мыла и мочалки Элиза пока не прибегала, хотя на кованом медном столике рядом с ванной был представлен богатейший выбор этих предметов. Вообще, судя по роскоши, какой окружал себя Киприан, он был довольно состоятельным человеком: его жилище, хотя и лишенное кричащей пышности, было весьма комфортабельным и говорило о прекрасном вкусе хозяина. Правда, во всей обстановке чувствовался исключительно мужской дух, но Элиза решила, что оно ему очень подходит.

Оставался вопрос, подходит ли ему она, ибо для себя Элиза уже пришла к выводу, что он подходит ей.

Элиза села в ванне, убрала с лица отяжелевшие от воды волосы и на какое-то мгновение задумалась, застыла, глядя невидящими глазами в стену.

На первый взгляд между ней и Киприаном не было совершенно ничего общего. Он был простым морским капитаном, вынужденным тяжелым трудом добывать себе средства к существованию. Ее отец вряд ли пригласил бы его на обед, не говоря уже о том, чтобы выдать за него замуж единственную дочь.

Киприан рос в нищете, он никогда не знал своего отца, и его мать выбивалась из сил, стараясь заработать на пропитание себе и сыну. Кто знает, быть может, она даже была… падшей женщиной! О, как же это не похоже было на ее собственное благополучное и счастливое детство, которое прошло в хорошо обеспеченной, заботливой семье!

Но, может быть, именно из-за этих различий их и влекло друг к другу так сильно? Может быть, Киприан как раз и нуждался в семье, в теплом, уютном домашнем очаге, призванном заполнить зияющую пустоту в его жизни, в то время как сама Элиза, напротив, чувствовала в себе настоятельное желание быть нужной кому-то.

Элиза проглотила комок в горле и подтянула колени к груди. Как только появится Киприан, решила она, они попытаются во всем разобраться вместе. Сегодня у них еще не было возможности поговорить друг с другом, и Элиза пообещала себе, что непременно сделает это, как только представится удобный случай. Только… с чего ей начать? Как затронуть тему, которая волновала ее больше всего? А вдруг она все истолковала неверно? Что, если Киприан хочет только спать с ней — и ничего больше?

О такой возможности Элизе не хотелось даже думать, поэтому она взяла в руку губку и, закрыв глаза и задержав дыхание, с головой окунулась в воду. Несколько секунд она наслаждалась приятным теплом и щекочущими прикосновениями собственных волос, которые, словно живые, колыхались в воде. Вынырнув наконец на поверхность, она испустила удовлетворенный вздох, и тут же явственный мужской смешок вырвал ее из блаженного оцепенения. Элиза рывком села и обернулась.

— Киприан!.. — Сильно покраснев, Элиза прижала колени к груди и обхватила их руками. — Ты… ты не постучал, — пролепетала она, от души надеясь, что вода с лепестками роз достаточно скрывает ее наготу.

— Ты же была под водой, как ты могла слышать? — поддразнил ее Киприан и, отделившись от дверного косяка, возле которого стоял, шагнул к ванне. Нагнувшись, он заботливо потрогал воду и, не обращая никакого внимания на ошарашенный вид Элизы, погладил ее по щеке. — Можно к тебе присоединиться, моя прекрасная русалка?

— П-присоединиться ко мне? — задохнулась Элиза.

— Да, присоединиться к тебе, — повторил он, одним движением освобождаясь от куртки и рубашки.

Как только ее взору предстала его обнаженная грудь, Элиза стыдливо отвела глаза, хотя и понимала, что реагирует чересчур остро. Если вспомнить, что произошло между ними прошлой ночью, совместное купание никак не должно было бы ее шокировать. Но, несмотря на это, она чувствовала себя крайне неловко. Очевидно, впитанные ею за всю жизнь представления о приличиях были достаточно живучи, и ей никак не удавалось справиться с ними.

Любопытство, однако, в конце концов оказалось сильнее стыда, и, не в силах удержаться, Элиза украдкой стрельнула глазами в его сторону. Киприан уже стащил с ноги один покрытый разводами соли сапог и принялся за второй. Перехватив ее взгляд, он лукаво подмигнул, и Элиза, которой сразу показалось, что вода в ванне превратилась в кипяток, поспешно отвернулась. Ей, однако, удалось кое-что рассмотреть, и она решила, что его тело прекрасно — именно прекрасно, иначе не скажешь. Большое, мускулистое, оно сплошь состояло из твердых плоскостей и интригующих выпуклостей и напоминало собой статуи античных атлетов. Строгий критик, быть может, и нашел бы к чему придраться, но неискушенной Элизе Киприан казался самым совершенным эталоном мужественности.

Не устояв перед искушением, она искоса взглянула на него снова и увидела, что Киприан, нисколько не смущаясь ее присутствия, спокойно снимает брюки.

Это было уже чересчур, и Элиза в панике заозиралась в поисках полотенца или халата, чтобы прикрыть наготу и сбежать отсюда.

Но ничего такого в пределах досягаемости так и не нашлось, к тому же было уже слишком поздно. Киприан сбросил брюки, в свою очередь издав удовлетворенный вздох, перешагнул через бортик ванны и, подняв фонтан брызг, уселся напротив нее.

Элиза в ужасе уставилась на него:

— Ты не должен этого делать!

Он снова громко выдохнул воздух и, вытянув ноги так, что она оказалась между ними, откинулся в ванне назад, а руки положил на бортики.

— Я уже сделал это, Элиза. И потом, мне очень хочется, чтобы ты потерла мне спину. — Он ухмыльнулся и добавил: — Если, конечно, ты не собираешься предложить мне заняться кое-чем другим.

Элиза ничего не могла с собой поделать. Пунцовая краска залила не только ее лицо, но и шею, и даже грудь, а руки сильнее сжались вокруг коленей.

Она словно старалась казаться как можно меньше, но, как ни смущала ее откровенная интимность его слов и этого совместного купания, она безошибочно узнала признаки зарождающегося в ней желания. Никакой кипяток не мог обжечь ее сильнее, чем этот чудесный огонь, с пугающей скоростью побежавший по ее жилам. Дыхание Элизы участилось, пальцы ног невольно поджались. Каждая ласка, которой они обменялись прошлой ночью, вспомнилась ей в эти мгновения. Стоило воде заколыхаться, как ей представлялась ладонь Киприана, или кончик его пальца, или губы, а перед глазами возникали мучительно-сладостные картины их близости.

Теперь она не сводила глаз с его красивого усталого лица, и Киприан вдруг потянулся к ней:

— Иди ко мне, русалка.

Он развел ее руки, обнимавшие колени, и потянул совсем легонько, но этого оказалось достаточно, чтобы она заскользила к нему по дну ванны.

Элиза бросила безумный взгляд на высокое окно, сквозь которое в комнату заглядывало солнце. Все это было совершенно неприлично. По любым меркам!

Но Киприан засмеялся, словно угадав ее мысли.

— При свете будет еще лучше, — доверительно шепнул он.

Лучше, чем прошлой ночью? Возможно ли такое? Глаза Элизы широко раскрылись. Она хотела что-то сказать, но Киприан заставил ее распрямить ноги, уложил их поверх своих и привлек Элизу к себе, и слова, которые она так и не успела сказать, вылетели у нее из головы. Стоило ли притворяться, ведь она хотела того же, что и он!

Когда Киприан уже начал творить свое волшебство, она решила, что после непременно поговорит с ним, заставит его высказаться и попробует понять его — понять, что же они все-таки значат друг для друга.

«Может быть, — пронеслось у нее в голове, — мы все же могли бы быть счастливы вместе?»

17

Меньше часа спустя Элиза, заматываясь в пушистое белое полотенце и закрепляя концы на груди, говорила:

— Нет, Киприан. Это совершенно невозможно. Мы не можем делить с тобой одну спальню.

— Можем и будем, — заявил он и скрестил руки на груди. Его нагота не была прикрыта ни единым лоскутком одежды, и, когда Элиза взглянула на него, весь ее гнев и решимость моментально улетучились. Киприан только что очень убедительно доказал ей, как хорошо может быть это при дневном свете, и она просто не могла быть с ним суровой.

— Это… это не принято, — возразила она упавшим голосом. — Так не делается. Это неправильно!

— Это мой дом, Элиза. Я в нем хозяин, и поэтому здесь я решаю, что правильно, а что — нет.

— Как на «Хамелеоне»? О, Киприан, тебе, похоже, доставляет удовольствие попирать все и всяческие правила. А я… а мне… — Элиза не договорила, вдруг почувствовав себя ужасно несчастной. Она всегда делала только то, что предписывалось строгой общественной моралью, и до самого последнего времени оставалась безупречной молодой леди и послушной дочерью. А теперь… теперь она просто… просто шлюха!

Тут Элиза невольно вспомнила о матери Киприана. Она, наверное, тоже когда-то была блестящей юной леди и примерной дочерью, но это не помешало ей зачать дитя вне брака. Неужели такова будет и ее собственная судьба?

Элиза подняла голову и взглянула на Киприана уже со страхом:

— А что, если я… Ну, понимаешь, если у меня будет ребенок?

Он нахмурился, прежнее самодовольное выражение исчезло с его лица.

— Этого не случится. Есть способы… В общем, я распоряжусь — Ана тебя научит…

— А если это все же случится? — не отступала Элиза. — Ведь случилось же это с твоей матерью!

Она тут же поняла свою ошибку, но было поздно. Ее слова не на шутку разозлили его. Выхватив из высокого платяного шкафа новую пару брюк, Киприан принялся рывками натягивать их на себя.

— Я тебя не брошу, если ты этого боишься… Но как… как ты могла так обо мне подумать?!

Этот ответ принес ей некоторое утешение, но, по сути, он ничего не решал.

— Ты допустишь, чтобы твой ребенок рос незаконнорожденным? — спросила она очень мягко.

— Нет! — Он двинулся к ней, словно намереваясь хорошенько встряхнуть, но резко остановился, не коснувшись ее. — Нет, — повторил он, явно стараясь взять себя в руки. — Мой ребенок никогда не будет ублюдком.

— Понимаю, — вздохнула Элиза, боясь, что в самом деле понимает. Он женится на ней, но только если она нечаянно забеременеет. Как же ей теперь быть: желать этого события или страшиться его?

— Значит, договорились. Ты будешь жить в моей комнате. — Выражение его лица смягчилось, и он потянулся, чтобы убрать длинный влажный локон с ее обнаженного плеча. Но Элиза отступила, покачав головой. Как объяснить ему? Киприану было все равно, что подумают о них другие, но ей это было далеко не так безразлично.

— Никогда в жизни не могла бы вообразить, что стану блудницей, — сказала она, прибегнув к последнему средству, которое, как ей казалось, могло помочь.

Киприан издал раздраженное восклицание:

— Ты вовсе не блудница, Элиза! Это все поповская чушь.