ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Неподалеку от Или, на старой римской дороге, ведущей на север, к путникам присоединился отряд из двенадцати хорошо вооруженных всадников. Джоанна поняла, что супруг ее заранее принял все необходимые меры предосторожности, чтобы обезопасить себя и ее от всевозможных случайностей на пути в Йоркшир. Лишь теперь он позволил ей ехать одной, и Джоанна пересела на смирную гнедую лошадь, которую воины привели с собой.

Сам он, однако, не стал помогать ей поудобнее устроиться в седле. Поручив ее заботам Келла, Райлан спешился и направился в густые заросли у дороги. Вскоре он вернулся к ожидавшим его спутникам. Волосы его были влажны, он замочил также ворот и рукава своей рубахи. Некоторые из воинов принялись подшучивать над своим господином. Особенно усердствовал в этом Келл.

— Вы изволили купаться?

— Решили остудить свой пыл прохладной водицей?

Райлан положил конец насмешкам, взглянув на своих людей из-под нахмуренных бровей. Но стоило ему встретиться глазами с Джоанной, как выражение его лица изменилось. Он улыбнулся юной супруге и в ответ на ее безмолвный вопрос пробормотал: — Я… м-м-м… я поскользнулся и упал в воду. Слова эти вызвали новый взрыв веселья среди воинов, но Райлан лишь помотал головой, не вступая в разговоры с ними.

— Удобно ли вам на этой лошади? — спросил он Джоанну.

— Да. Вполне. Дол… долгий ли путь должны мы проделать сегодня?

— Мы будем ехать, пока вы не устанете. И с такой скоростью, которую вы выберете сами. Вы боитесь ехать одна? — озабоченно спросил он. — Я все время буду подле вас, и вы, если захотите, сможете пересесть ко мне.

Джоанна поежилась и отвела глаза. Ее беспокоила не поездка, а прибытие. Ночевка. Когда настанет вечер и все лягут спать…

— Я был бы рад избавить вас от тягот путешествия верхом. В крытой повозке, например, вам было бы куда удобнее. Но не могу, Джоанна. Нам следует торопиться.

— Мы в опасности? — спросила она с тревогой.

— Это вполне вероятно. Но не тревожьтесь заранее. Король зол на меня, но он рассвирепеет еще больше, когда узнает правду об Эване Торндайке. Однако навряд ли его величество решится напасть на нас.

— Правду об Эване? — переспросила Джоанна, сбитая с толку. Райлан рассмеялся:

— Эван — вовсе не союзник короля, Джоанна. Он давно уже принял мою сторону. Король с королевой считают, что обошли меня, отдав ему Мерилин. Их величества уверены, что владения Мерилин теперь надежно закреплены за их лагерем. Но им недолго осталось пребывать в столь приятном заблуждении.

— Так вы хотите сказать, что Эван женился на ней только ради ее приданого? — упавшим голосом спросила Джоанна.

Райлан понял, какие чувства обуревают его молодую жену и подъехал ближе, ободряюще улыбнувшись ей.

— Эван женился бы на Мерилин, не будь у нее вообще никакого приданого. Он выбрал эту женщину себе в жены. Но теперь, получив право распоряжаться столь обширными территориями, он сможет принести своей стране большую пользу. Слава Богу, что все так вышло. Мерилин любит мужа и разделяет его взгляды.

— Но вы… я хочу сказать… вы собирались жениться на ней. А я…

— А вы позаботились о том, чтобы о моих планах стало известно королю с королевой. — Он строго взглянул на нее: — Я не могу допустить, чтобы моя жена участвовала в столь серьезных политических интригах. Вы должны поклясться, Джоанна, что подобное имело место в первый и последний раз.

— Но вы хотели жениться на ней, — настаивала Джоанна. — И, не вмешайся в это я, вы обвенчались бы с Мерилин.

Райлан провел рукой по влажным волосам и произнес:

— Джоанна, поймите меня! Было время, когда я действительно хотел этого. Но после того как мы… после того как вы и я… Проклятье! — Он тряхнул головой и растерянно взглянул в глаза Джоанне: — Я женился на той женщине, которую выбрал для себя. Если бы я по-прежнему хотел взять в жены Мерилин, наш жалкий монарх не смог бы мне помешать. Но я желал назвать своей супругой вас. — Он понизил голос и добавил: — Проклятье, как я желаю вас в эту самую минуту!

Он положил руку ей на колено, слегка сжав его, и Джоанна вздрогнула, словно ее обожгло огнем. Лошадь, почувствовав беспокойство всадницы, слегка отпрянула в сторону, но Райлан быстро успокоил животное, не сводя горящих глаз с лица Джоанны.

Она разочарованно вздохнула и отвела взгляд. Да, он желает ее. Она всегда знала об этом. Однако теперь это почему-то не радовало ее. Она хотела большего.

Джоанна взглянула на своего супруга и снова не увидела в его потемневших глазах ничего, кроме вожделения. Ах, как глупо было с ее стороны ожидать от него слов любви! Он не способен ни на какие чувства, кроме самых низменных. Губы ее тронула горькая улыбка. Она вспомнила слова Мерилин о том, что всех их ждет счастье.

— Считаете ли вы, что нам с вами повезло так же, как и Эвану с Мерилин, что мы также обретем в браке взаимное удовлетворение? — спросила она.

Райлан растерянно взглянул на нее, сбитый с толку насмешкой, явственно прозвучавшей в ее словах.

— Надеюсь, что это так, — ответил он. Заметив, что воины поглядывают в их сторону, Райлан убрал руку с колена Джоанны и сказал ей: — Мы сделаем остановку в аббатстве Данли, хотя боюсь, что до темноты нам туда не добраться. Встанем утром пораньше, чтобы к вечеру прибыть в Оксвич.

— Оксвич?! — вскричала Джоанна. Глаза ее округлились от ужаса. Меньше всего на свете она желала бы оказаться под сводами своего родового замка.

— Мне показалось, что вы собирались… Я думала, что мы поедем в Блэкстон. Что нам делать в Оксвиче?

— Я должен лично убедиться, что замок надежно защищен от возможных нападений моих врагов. Я хочу, чтобы сенешаль принес мне клятву верности. Также считаю не лишним укрепить ряды тамошнего гарнизона несколькими из моих воинов.

— Но… — воскликнула Джоанна, не в силах выразить и тем более объяснить того отчаяния, которое охватило ее при известии о скором прибытии в Оксвич. — Но вы ведь можете отправиться туда и без меня. Я не хочу в Оксвич. Оставьте меня в Блэкстоне!

Райлан нахмурился, но ответил ей без всякого раздражения:

— Вы — законная хозяйка Оксвича. Вам надлежит побывать там хотя бы ради того, чтобы выразить сочувствие своим слугам и крестьянам по поводу опустошительной лихорадки, не пощадившей их близких. И убедиться в лояльности по отношению к вам со стороны тех, кто остался в живых. Вам нечего и некого бояться в ваших собственных владениях, Джоанна. Да и я ведь буду подле вас…

— Я не хочу туда ехать!

Несколько воинов недоуменно взглянули на свою госпожу, но тут же снова опустили глаза. Райлан понизил голос:

— Мы едем в Оксвич, Джоанна. Прежде я пытался выяснить у вас, что омрачало вашу жизнь под родительским кровом, но вы отказались говорить об этом. Вы не желали довериться мне. Может быть, теперь вы скажете, почему это место вызывает у вас столь сильную неприязнь? — Не дождавшись ответа, он нахмурился и твердо сказал. — Что ж, возможно, когда мы окажемся там, я сам выясню, в чем дело.

Вскрикнув от бессильной ярости, Джоанна натянула поводья, и лошадь под ней взвилась на дыбы. Не подхвати Райлан испуганное животное под уздцы, Джоанна наверняка выскользнула бы из седла. Но гнев ее был так силен, что она даже не осознала, какой опасности подвергалась.

Он насильно повезет ее в Оксвич, прекрасно зная, что она боится этого проклятого места. Неужели у него вовсе нет никаких человеческих чувств? Неужто он не имеет сердца?

Но ведь подобные мысли о нем и прежде приходили ей в голову, напомнила она себе. Райлан Кемп — бессердечный человек. А чувства, которые он испытывает, направлены исключительно на имущественные и политические дела. Она искоса взглянула на него, изо всех сил стараясь удержаться от слез. Несмотря на привлекательную внешность и хорошие манеры, он все же остается эгоистичным и властным вельможей, который ставит свои интересы превыше всего. Он ничуть не лучше ее отца и короля Джона. Какой же она была дурой, когда втайне ожидала от него иного поведения!

Она втянула голову в плечи и, встретившись с его пристальным взглядом, демонстративно отвернулась. Райлан выругался сквозь зубы и, взяв поводья из ее рук, протянул их одному из воинов. Вскочив в седло, он бросил в сторону Джоанны последний гневный взгляд и приказал отряду трогаться в путь.

Выехав на дорогу, всадники пустили коней рысью. Райлан и Келл ехали впереди Джоанны, и она не отрывала испепеляющего взгляда от широкой спины своего супруга. Он, однако, не подал вида, что чувствует ее раздражение, ибо ни разу не оглянулся на нее, и Джоанна отвела душу тем, что мысленно несколько раз послала его к дьяволу.

Но гнев ее мало-помалу успокаивался, уступая место леденящему душу страху. Райлан вез ее в Оксвич, который в течение последних пяти лет она видела лишь в страшных снах. Чем короче становилось расстояние между их отрядом и этим ненавистным ей замком, тем сильнее становился ее ужас перед неизбежным свиданием с проклятым местом, где все напоминало о страданиях и смерти.

Всадники скакали мимо приветливых рощиц, пересекали большие поляны, взбирались на холмы. Местность, по которой они проезжали, изобиловала узкими ручейками, неторопливыми реками и небольшими озерами. Они без труда переходили ручейки вброд, отыскивали мосты, если водная преграда была слишком широкой, а однажды им пришлось даже воспользоваться паромом, который приводил в движение беззубый старик с придурковатым великовозрастным сыном. Местность была безлесной, но луговые травы и прибрежные кусты порой достигали высоты человеческого роста. Из зарослей камыша при их приближении с возмущенными криками поднимались стаи диких уток и шилохвостов.

Джоанна, погруженная в свои думы, не замечала суровой и дикой красоты этого края. Она не улыбнулась даже при виде грациозных лебедей, плававших в одном из озер. Лебеди всегда напоминали ей о матери! Она никак не могла заставить себя поверить, что человек, так страстно призывавший ее верить ему, учиняет теперь над ней столь ужасное насилие — везет ее в полный призраков прошлого родовой замок!

Они провели ночь в аббатстве Данли — бедной обители, сводившей концы с концами благодаря продаже сыров, которые варили монахи, и редких сортов меда, секрет приготовления которых был известен лишь немногим из братьев. Монахи-клюнийцы были чрезвычайно благодарны своим щедрым гостям за их пожертвование в пользу обители. Им выставили самые лучшие яства, какие нашлись в аббатстве, и отвели для ночлега самые просторные, чистые помещения. Но… устав монастыря требовал, чтобы путники, проводящие ночь в его стенах, хранили целомудрие, как и обитающие здесь монахи. Поэтому мужчины спали отдельно от женщин. Исключения не делалось даже для состоящих в браке.

Джоанна убедила себя, что это распоряжение вполне ее устраивает. Она так устала от многочасовой езды верхом, что рада была вытянуться на постели и заснуть. К тому же настойчивость Райлана по поводу поездки в Оксвич нисколько не располагала ее к супружеским объятиям. Однако в глубине души она не могла не признать, что чувствовала бы себя спокойнее и увереннее подле сильного, мужественного Райлана. Скоро они приедут в Оксвич. При мысли об этом сердце в ее груди замирало, в висках начинало стучать. Но ей не с кем было поделиться своими страхами.

Райлан проводил ее до небольшой комнаты, в которой Джоанне предстояло провести ночь. Там уже расположились две женщины-паломницы. Остановившись на пороге, Райлан наклонился к Джоанне и нежно поцеловал ее в губы. В эту минуту она почувствовала, что страх отпустил ее истерзанное сердце. Несмотря на обиду, которую она питала к мужу, его крепкие руки и широкая надежная грудь, к которой она приникла, дала ей надежду и уверенность, которых ей так недоставало на протяжении всего их долгого пути. Но через мгновение он разжал объятия, повернул Джоанну лицом к комнате и зашагал прочь. Страх и одиночество вновь завладели ею, и она, закусив губу, подошла к своей постели.

Они испытывают влечение друг к другу, в этом нет сомнения, думала она. Их тела охвачены страстью, которую она, как ни пыталась, не смогла побороть. Но дать радость и умиротворение ее душе Райлан не может и не хочет. И если она заговорит об этом, он, возможно, даже не поймет толком, о чем идет речь. Как не поймет он и того, почему ей претит сама мысль о ее владениях, которые представляют для него столь серьезный стратегический интерес.

Но ведь он и не обещал ей ничего подобного, напомнила она себе, вытягиваясь на жестком ложе и закутываясь в грубое шерстяное одеяло. С ее стороны было просто неразумно ожидать понимания от такого человека, как он. Ей всегда было известно, что мужчины не дают себе труда разобраться в чувствах женщин. Почему же теперь она испытывает столь сильное разочарование? У нее нет другого выбора, кроме как стараться держать себя в руках, пока они будут в Оксвиче. Зато потом, поселившись в Блэкстоне, она ни за что не согласится снова ехать в замок своего детства.

Сомкнув усталые веки, Джоанна сквозь сон подумала, что теперь, после того как их обвенчали, она не чувствует прежнего отвращения к браку, да и к Райлану тоже, ведь нельзя ожидать от человека большего, чем он в состоянии дать. Тем более что супружеский союз нерасторжим. Даже мысль о детях, совсем недавно приведшая ее в смятение, теперь отозвалась в ее сердце каким-то прежде неведомым, радостным теплом. Это будут ее дети — ее и Райлана. Она осознала, что теперь ее гнев и досада на него почти исчезли.

Она пыталась, тщетно борясь со сном, возразить себе, что хотя Райлан и муж ей, но доверять ему опасно, он себялюбив и бессердечен, но воображение рисовало ей восхитительную картину: резвящиеся на зеленой поляне дети — синеглазый мальчик с темными кудрями и смеющаяся золотоволосая девочка…

Они покинули аббатство еще до рассвета. У Джоанны при виде ее лошади едва не подкосились ноги. Как может спокойное сидение в седле так изнурять тело? Райлан, словно прочитав ее мысли, спросил:

— Не хотите ли сесть ко мне в седло? — и нежно обнял ее за талию.

Джоанна гордо выпрямилась. Его сердечный, участливый тон задел ее за живое. Как трогательно заботится он о ее теле! А душа ее, рвущаяся на части от горя и ужаса, для него вовсе не существует. Иначе он не принуждал бы ее ехать в Оксвич.

— Я поеду одна, — пробормотала она, глядя на свою лошадь. «Даже если она сбросит меня из седла, — думала Джоанна, — и забьет копытами насмерть, я не откажусь ехать на ней. Не хочу сидеть в его седле, прижимаясь к его груди».

Однако, взобравшись на свою лошадь, она чуть не пожалела о своем решении. Прижавшись к груди Райлана, она чувствовала бы себя намного лучше. Да и езда не так сильно изнуряла бы ее. Но Джоанна подогревала в себе гнев и негодование, а они без сомнения быстро иссякли бы, окажись она в его объятиях. Уж лучше быть одной в седле.

Они двигались медленной рысью в предрассветной мгле. Над небольшими озерцами клубился туман. От воды тянуло сыростью и прохладой. Джоанна со вздохом призналась в душе, что ведет себя неправильно. Церковь требовала, чтобы она забывала и прощала обиды, повинуясь воле своего супруга, ежели таковая не противоречит Божиим заповедям. Но мысль эта не помогла ей рассеять страх перед Оксвичем. До него уже рукой подать, и с каждым перестуком лошадиных копыт он все ближе. В окутавшей их отряд мгле она отчетливо представляла себя те страшные мгновения, которые навек запечатлелись в ее памяти. Темное пространство под кроватью леди Хэрриетт. Ритмичный скрип веревочной сетки. Плач.

Джоанна машинально потерла тонкий белый шрам на своем запястье. Теперь, став взрослой, она поняла смысл происходившего, который был недоступен полумертвой от ужаса девятилетней девочке. Она знала, что означало ритмичное покачивание матраса. И регулярно, ежемесячно повторявшиеся припадки бешенства у отца. Она вспоминала слова отца, называвшего имя какого-то человека, который погиб в сражении.

Джоанна помотала головой. Из-за чего же все-таки так горько плакала мать? Грубость ли отца довела ее до отчаяния или известие о кончине того человека? Вероятно и то, и другое вместе. Джоанна нахмурилась. Почему же она никак не может перестать думать об этом?! Ведь прошло уже столько времени. Некоторые из событий тех дней она помнит совершенно отчетливо, другие же померкли и потускнели с годами в ее памяти. Она помассировала ноющий висок.

Но, какие бы мысли ни обуревали ее в пути, путь этот согласно воле ее супруга вел в Оксвич. Райлан оказался именно таким, каким она увидела его во дворе обители, — жестоким и бесчувственным. Он проявил себя деспотом и тираном — под стать ее покойному родителю. Какое мрачное, зловещее начало супружеской жизни, подумала она.

Рассвело, но день обещал быть хмурым, пасмурным и, судя по всему, дождливым. Небо затянули большие темные тучи, сквозь которые лишь изредка проглядывало солнце. К полудню туман почти рассеялся, сменившись мелким, моросящим дождем. Джоанна надела плащ с капюшоном. Она чувствовала себя отвратительно: ее нежная кожа на внутренней поверхности бедер была стерта в кровь, мышцы ныли от постоянного напряжения, голова раскалывалась.

После краткого дневного привала Джоанна с ужасом приблизилась к своей лошади, чувствуя себя не в силах больше выносить эту пытку. Но, поймав на себе пристальный взгляд Райлана, она сжала зубы и взобралась в седло. Отряд двинулся дальше,

Этому дню, казалось, не будет конца. Шелест дождевых капель тонул в перестуке копыт. От боли и усталости Джоанна почти не обращала внимания на окружающий ландшафт. Наконец стемнело, наступили сумерки, а за ними — непроглядная ночь. Путь их освещал лишь тусклый свет факела в руке одного из всадников. Но вот Джоанна почувствовала знакомые запахи цветущего норичника и кипрея и поняла, что Оксвич совсем близко. К этому времени она так устала, что мечтала лишь поскорее выбраться из седла. Пусть это будет где угодно, лишь бы наконец ступить на землю и найти место для ночлега.

Но когда из темноты выступили грозные очертания замка Оксвич, Джоанна забыла о своем скверном самочувствии и внутренне напряглась. Въездные ворота освещали факелы. В их неверном свете Джоанна уловила какое-то движение у каменной стены. На мгновение ей показалось, что это ее свирепый отец встал из могилы, чтобы не дать дочери вернуться в замок, Джоанна прекрасно знала, что это лишь обман зрения, но не могла совладать с охватившим ее паническим страхом. Ладони ее повлажнели, руки и ноги покрылись гусиной кожей, во рту пересохло. Ей захотелось повернуть лошадь и ускакать прочь, но это было невозможно — ее со всех сторон окружали воины Райлана. Отряд миновал деревянный мост, переброшенный через ров, и приблизился к воротам. Теперь Джоанна убедилась, что ее испугала груда булыжников у стены, которую она издали приняла за призрак своего родителя.

Да и весь замок Оксвич — не более чем груда камней, сказала она себе.

— Подойдите, Джоанна. Мы с вами должны войти первыми, — произнес Райлан. Он взял поводья из ее ослабевших рук и, улыбнувшись, добавил: — Потерпите еще немного. Скоро мы уляжемся спать и отдохнем после столь тяжкого испытания.

Джоанна не ответила. Она была так утомлена и испугана, что язык не повиновался ей. Самое большее, на что она была сейчас способна, — это с трудом держаться на подгибающихся ногах.

— Откройте ворота перед вашим новым хозяином и его супругой! — зычным голосом крикнул Келл. — Их имена — сэр Райлан Кемп, лорд Блэкстон, и леди Джоанна Престон, наследница Оксвича.

Джоанна услышала возбужденный гул голосов по ту сторону ворот. Но больше всего ее удивила «речь» Келла. Она, никогда прежде не слыхала, чтобы этот молчун произнес столько слов подряд.

— Это правда, что леди Джоанна с вами? — осторожно спросил надтреснутый мужской голос.

— Да, это так, — ответил Райлан. Он подошел ближе к приоткрытым воротам, ведя Джоанну за руку, и встал так, чтобы на него и его супругу падал свет факелов, которые держали встречавшие. Райлан и Джоанна сняли с голов капюшоны.

— Это точно она! — взвизгнула какая-то женщина. — Волосы у нее как у покойницы матери!

— Но она ведь монахиня! — возразил пожилой мужчина.

— Почти монахиня, — отозвался Райлан. — Она собиралась принять постриг, но раздумала и вышла за меня замуж. Но смотрите же — леди Джоанна с ног валится от усталости. Мы отправились сюда прямо от свадебного стола. Откройте же наконец ворота и окажите нам достойный прием!

В ту же минуту ворота со скрипом распахнулись. Сомнения челяди Оксвича рассеялись при виде Джоанны. Неужели она так похожа на мать? Как ни старалась, она не могла восстановить в памяти черты лица покойной, помня лишь, что мать всегда казалась ей похожей на лебедя. Как далеко улетел от нее этот лебедь!

Сенешаль, сэр Хэррис Пондер, почтительно проводил их в большой зал. Его узкое морщинистое лицо в обрамлении седых волос показалось Джоанне знакомым. Она узнала также нескольких старых слуг. Большинство же челяди появилось в замке скорее всего во время ее отсутствия.

— Добро пожаловать, милорд и миледи, — произнес сэр Хэррис, кланяясь до земли. — Извините, леди Джоанна, что мы вас сразу не признали и встретили с такой опаской. Времена, знаете ли, теперь лихие, приходится быть осторожными. Ах, знай мы заранее о вашем прибытии, мы приготовили бы вам достойный прием, а так…

— Не о чем беспокоиться, Пондер, — ответил с улыбкой Райлан. — Мы вовсе и не ожидали пиршественного стола. Подайте нам хлеба, сыра и эля, и с нас будет довольно. Завтра мы займемся осмотром владений и знакомством с нашими подданными, А нынче мы нуждаемся лишь в скромном ужине и ночлеге. Прикажите слугам разместить моих воинов как подобает.

Слуги, сонно слонявшиеся вокруг, встрепенулись. Им достаточно было слов Райлана, они не нуждалась в дополнительных инструкциях со стороны сенешаля. Из погреба немедленно достали бочонок эля, из поварни принесли хлеб, сыр и нарезанное ломтями мясо. Служанки торопливо доставали матрасы и одеяла из чуланов. К тому времени как Райлан и Джоанна покончили со своим скромным ужином, постели для всех были готовы, и воины стали расходиться по отведенным для них комнатам.

— Проводите нас в хозяйскую опочивальню, — приказал Райлан, осушив свою кружку.

— Слушаюсь, милорд. Там только что прибрали, и она ждет вас, Не так давно мы вымыли известью все помещения замка сверху донизу. Можете не опасаться лихорадки, милорд. Святой отец окропил все комнаты водой из священного источника и окурил их ладаном. Это наверняка изгнало отсюда злых духов, принесших заразу. — В подтверждение своих слов старик несколько раз покачал головой.

Райлан рассеянно кивнул и повернулся к Джоанне, собираясь взять ее под руку. Она, однако, с непонятной злостью смотрела на сенешаля, прищурив глаза.

— Вы уверены, что изгнали отсюда всех злых духов? — с горечью спросила она. — Ни святая вода, ни ладан, ни молитвы всех священников Англии не изгонят отсюда зло, которое… — Голос ее сорвался, и она замолчала, поникнув головой. Сенешаль взглянул на нее с тревогой, словно опасаясь, не осталось ли в замке и впрямь следов злого колдовства, принесшего лихорадку. Но Райлан догадался, что его юная жена имела в виду страх перед этим огромным замком, снедавший ее со времен ее детства.

Вскрикнув, Джоанна повернулась и бросилась бежать прочь из зала, минуя коридор с многочисленными отсеками, к крутой каменной лестнице. Райлан решил ночевать в. спальне хозяина замка, но она не желала идти туда. В панике она метнулась наверх, в единственное место, где она чувствовала себя в относительной безопасности. Это была ее собственная маленькая комнатка с низким потолком.

Джоанна, в последний раз бывавшая здесь еще ребенком, подивилась тому, что комната оказалась еще меньше, чем она себе представляла. Голова ее почти доставала до потолка. Но на полу лежала тканая подстилка, покрытая меховым одеялом. Джоанна привычно уселась на корточки и с головой завернулась в одеяло, обхватив руками колени. Посидев так некоторое время, она легла на спину. На глаза ей навернулись слезы.

На лестнице послышались чьи-то шаги. К этому моменту все обитатели замка, похоже, улеглись спать. Из главного зала и коридоров не доносилось ни звука, и Джоанна отчетливо слышала, как кто-то устало, неторопливо, ступенька за ступенькой приближается к ее убежищу. Пришедший остановился на пороге ее комнаты, и, еще прежде чем он заговорил, Джоанна догадалась, что это Райлан. Кому еще понадобилось бы разыскивать ее?

Вопреки ожиданиям Джоанны, в голосе его не было гнева. Он, похоже, вовсе не собирался требовать, чтобы она следовала за ним. Вместо этого Райлан уселся на пол и спокойно, дружелюбно произнес:

— Я не хотел бы, чтобы наша совместная жизнь омрачалась вашим страхом передо мной. Ведь вы уже успели убедиться, Джоанна, что по крайней мере в супружеской постели между нами царит гармония. Мне трудно понять, почему вы решили теперь избегать меня.

Теплота и участливость его слов растрогали Джоанну почти до слез. Она с трудом, запинаясь, ответила:

— Это не из-за… А… я не могу… Не здесь… — и, не в силах более говорить, умолкла.

— Разумеется, не здесь. Эта комната чуть больше птичьей клетки. И ложе здесь слишком уж жесткое. — Он протянул руку и положил ее на бедро Джоанны. — Пойдемте наверх, в спальню.

— Нет! — воскликнула Джоанна и метнулась в сторону. Невзирая на резкую боль в ногах, она, согнувшись, добралась до стены и уселась, опираясь спиной о холодный шероховатый камень. Фигура Райлана отчетливо вырисовывалась на фоне дверного проема, освещенного тусклым светом факела из нижнего коридора.

— Джоанна, будьте же разумны! — воззвал он к ней. — Мы с вами супруги, союз наш освящен церковью и засвидетельствован людьми. Вы не должны отталкивать меня…

Джоанна резко замотала головой:

— Нет, я туда не пойду! Ни за что!

В наступившем молчании слышно было лишь ее прерывистое дыхание. Райлан досадливо фыркнул и звонко шлепнул себя руками по ляжкам. Башмаки его один за другим с грохотом полетели на ступени лестницы. Затем он снял тунику и рубаху, оставшись лишь в тонких рейтузах. Не говоря ни слова, он медленно приблизился к Джоанне и опустился на тонкую подстилку подле нее. Он лежал на спине, ожидая, когда она заговорит. Но Джоанна не пошевельнулась и не проронила ни звука. Райлан повернулся на бок и, опираясь щекой на ладонь согнутой в локте руки, внимательно вгляделся в ее лицо.

— Почему вы боитесь этого места?

Джоанна вздрогнула.

— Я… я не боюсь его. — Она шмыгнула носом и тряхнула головой, а затем решительно произнесла: — Я не боюсь этого замка. Я его ненавижу!

— Скажите же мне почему?

Джоанна молча смотрела на него сквозь разделявшее их небольшое пространство. Здесь, в темном углу маленькой комнатки, он виделся ей как огромная черная тень, отрезавшая ей путь к свободе. Она сжалась в комок, ее стертые в кровь бедра нестерпимо болели, все тело ныло после многочасового сидения в седле, голова раскалывалась от напряжения. Джоанна с ужасом подумала, что ни о какой свободе для нее теперь и речи быть не может. Никогда! Ни в монастыре, ни при дворе короля Джона, ни даже в Блэкстоне она не почувствует себя свободной. И везде будет чужой. Но ведь и здесь она не сможет обрести покоя. Здесь ей еще хуже, чем где бы то ни было еще. Джоанну охватило такое отчаяние, какого она никогда прежде не испытывала.

Она закрыла лицо ладонями и горько зарыдала.

В ту же минуту Райлан оказался возле нее. Он прижал голову плачущей Джоанны к своей голой груди. Она инстинктивно обвила его руками, но доброта и участие, проявленные им, вызвали у нее еще более бурные потоки слез. Все ужасы ее тяжелого детства встали перед ее мысленным взором. Она вновь переживала чувство невосполнимой потери равнодушие отца, унылую жизнь в этих опостылевших ей стенах после смерти матери.

Тело ее содрогалось от рыданий. Слезы струились из глаз Джоанны, заливая грудь Райлана, но даже когда они иссякли, она продолжала горестно всхлипывать, и тело ее сотрясала дрожь.

Райлан осторожно усадил ее к себе на колени и крепко обнял. Он нежно гладил ее пушистые волосы и вздрагивавшие плечи, но Джоанна едва ощущала эти успокаивающие движения его рук. Ее переполняло другое чувство, вытеснившее в этот момент все остальное, — она впервые за долгие годы смогла разделить свое горе с человеком, который заботливо старался утешить ее, дарил ей свое участие и поддержку. Она слышала, как неистово бьется его сердце, и знала теперь, что в этом сердце есть место для нее. Райлан не выпускал ее из объятий, и Джоанна вдруг почувствовала, что в этих крепких, надежных объятиях таится прообраз их будущей жизни, — ах, если бы это действительно могло оказаться правдой! Если бы и впредь в минуты испытаний она могла рассчитывать на его помощь и поддержку, если бы его крепкие руки всегда защищали ее от невзгод!

Дыхание Джоанны стало ровнее, и Райлан осторожно провел ладонью по ее щеке. Он хотел было заговорить, но передумал и лишь глубоко вздохнул. Джоанна слегка отстранилась от него и замерла в ожидании.