Когда Экстон сообщил о своем намерении ее отцу, тот пришел в ужас. Лицо его побелело, а пальцы сами собой сжались в кулаки от ярости. На это была бессильная ярость, он ведь прекрасно знал, что побежден и находится в полной власти победителя.

Ах, вот было бы здорово, если бы этому трусу пришла в голову мысль бросить ему, де ла Мансе, вызов! Желание собственной рукой сразить де Валькура все еще оставалось заветной мечтой Экстона.

«Но этому — увы! — не суждено случиться», — подумал Экстон, в очередной раз окидывая взглядом большой зал. Хотя настоятельная потребность пролить кровь врага все еще продолжала его донимать, он понимал, что возможность отомстить упущена и вряд ли представится в будущем. Но ничего… Он насытит свою жажду мести, изгнав этого негодяя из Мейденстона. Радовала Экстона также мысль о том, что старший сын де Валькура никогда больше не сможет сражаться. Даже если останется в живых.

— Черт побери! — в возбуждении вскричал Экстони с такой силой ударил по массивной деревянной столешнице, что стоявший перед ним массивный кубок подпрыгнул. Это послужило сигналом для служанки, которая неслышно появилась из-за колонны и наполнила его кубок элем.

Но Экстон в тот момент думал не о выпивке. Его одолевало навязчивое желание отомстить недругам. Изгнание де Валькура и увечье, нанесенное его сыну, не могли загасить огня, пламя которого вот уже восемнадцать лет полыхало 1 груди де ла Мансе и настоятельно требовало подпитки. Новому лорду нужен был враг, с которым можно было бы вступить в беспощадную схватку, а судьба на данном отрезке жизненного пути ему такового не предоставляла.

Как ни странно, женщины рода де Валькуров оказались куда более несговорчивыми, чем мужчины. К примеру, эти старая черная ворона — леди Хэрриет — в любой момент готова зарезать его во сне, если он, разумеется, даст ей такую возможность. Что же касается молодой дамы…

Молодая очень скоро сделается его женой. Он завтра же обвенчается с ней и поведет ее к брачному ложу.

Экстон заерзал в высоком кресле, усаживаясь поудобнее, Одна только мысль, что завтра он возляжет рядом с этой удивительной красавицей, заставляла его сердце колотиться с удвоенной силой. Кто знает, может быть, он обретет радости, которых не знал прежде? В зеленоватых глазах это» малютки он подметил нечто такое, что позволяло ему с уверенностью утверждать — темперамента и страсти у нее в достатке.

Что ж, он подчинит себе эту женщину и заставит ее жаться, подобно собаке, к его ногам. Очень может быть, что подобное занятие принесет его душе успокоение.

Так тому и быть — дочь де Валькура вознаградит его все лишения, которые он перенес в прошлом по милости отца, и вернет былую красу и великолепие Мейденстонскому замку.

— Мы можем его отравить. Для этого понадобится белладонна или горький паслен. Вместе с ним погибнут и его приспешники!

Леди Хэрриет мерила шагами покои, и ее окованная металлом палка колотила о каменные плиты пола в бешеном ритме.

— Нужно добавить отраву ему в эль, и тогда, прежде чем умереть, он вдоволь настрадается и намучается. Станет блевать на пол и гореть, будто в адском пламени, а потом рухнет на пол и забьется в судорогах.

Старуха продолжала развивать свои коварные замыслы перед лицом Линни и Беатрис, которые, обнявшись, внимали ей в полной тишине. Сестры расположились в алькове у окна, причем Линни продолжала оставаться в наряде своей сестры. У нее просто не оказалось времени, чтобы переодеться, а теперь было поздно — леди Хэрриет пребывала в такой ярости, что от нее в испуге шарахался даже сам сэр Эдгар.

— Хорошо еще, что Мейнард остался жив, — леди Хэрриет устремила взгляд на Линни, которую продолжала ошибочно принимать за Беатрис. — Это твоя заслуга. Ведь это ты перевязала ему раны и положила в лубок сломанную руку. Впрочем, ничего удивительного — ведь ты всегда была истинным благословением для нашей семьи.

Линни замерла, не зная, что сказать ей в ответ. Когда же пронизывающий взгляд старухи остановился с привычным неодобрением на Беатрис, Линни замерла и что было силы сжала ладонь сестры.

По счастью, ярость леди Хэрриет была в основном направлена на другой объект — Экстона де лаМансе — и на долю нелюбимой внучки мало что оставалось. Старуха еще раз взад-вперед прошлась по комнате, после чего впилась глазами в лицо своего сына Эдгара..

— А ты что молчишь? Или тебе нечего сказать? Понятия не имеешь, как нам избавиться от этой напасти в лице посланца презренного Генриха Нормандского?

— Что же, по-твоему, я должен сделать? — пробормотал сэр Эдгар, не проявляя при этом ни малейшего присутствия боевого духа. — Мейнард лежит чуть ли не при смерти. К тому же ты видела его правую руку — она страшно изуродована. Даже если Мейнард поправится, ему уже не быть тем грозным бойцом, которым мы когда-то гордились.

— Именно по этой причине я и предлагаю воспользоваться отравой. А что ты скажешь по этому поводу, Беатрис? Что, по-твоему, действенней — белладонна или горький паслен?

Беатрис, сидевшая рядом с Линии, вздрогнула, но Линни незаметно дернула ее за рукав, и та воздержалась от ответа. Вместо нее заговорила Линии:

— Горький паслен — яд надежный, но имеет характерный привкус, который трудно скрыть. А белладонны у нас сейчас нет.

— Вот ведь какая напасть! Тогда скажи, какой яд нам лучше использовать?

— А может, не следует торопиться? Пусть он женится на Беатрис — а там посмотрим, — высказал пожелание де Валь-кур.

— Женится на Беатрис?! Что ты такое несешь?! — вскинулась леди Хэрриет и перекрестилась. Можно было подумать, что перед ней не родной сын, а деревенский сумасшедший. Впрочем, на душевнобольную скорее походила она сама, леди Хэрриет. Ее глаза пылали, волосы длинными седыми прядями свисали вдоль щек, а свет факелов подчеркивал черными тенями морщины и глубокие впадины на ее худом лице.

Линии была настолько поглощена начавшейся склокой между отцом и бабкой, что на время забыла о сестре.

— Он хочет, чтобы мы поженились? — в изумлении воскликнула Беатрис, когда до нее дошел смысл сказанного отцом.

Леди Хэрриет наградила ее злобным взглядом. — При чем здесь ты, дурочка? Ведь Экстон женится не на тебе, а на Беатрис. С какой это, спрашивается, стати ему брать в жены тебя?

Леди Хэрриет замолчала, а у Липни екнуло сердце. Она поняла, что бабка каким-то неведомым образом заподозрила правду.

Когда леди Хэрриет направилась к ним, сопровождая каждый свой шаг металлическим клацаньем трости, сестры, сидевшие бок о бок, словно одеревенели. И та, что была одета просто, как служанка, и та, на которой красовался шитый золотом наряд. Между тем старуха остановилась перед ними и стала пристально всматриваться в их лица, переводя глаза с одной сестры на другую. Когда взгляд леди Хэр-риет остановился на лице Линни, та побледнела как смерть.

Ожидая, что сию минуту на нее посыпятся удары, она втянула голову в плечи и замерла. Уже одно то, что она надела на себя платье сестры и превратилась таким образом в Беатрис, было серьезным проступком. Попытка же обмануть домочадцев и убедить их в том, что она, отвергнутая богом и людьми Линни, и есть старшая дочь Эдгара де Валь-кура, превращала невинный обман чуть ли не в преступление.

Тем временем старая дама ухватила скрюченными пальцами девушку за подбородок и резким движением повернула ее лицо поближе к свету, чтобы утвердиться в возникшем у нее подозрении. В последней надежде Линни молящими глазами попыталась отыскать взгляд отца, но тот отвернулся, ясно давая понять, что происходящее ни капельки его не трогает. Дочери, в отличие от сыновей, всегда не больно-то его интересовали, а значит, не представляли для него особой ценности.

Десять лет назад он лишился старшего сына — своего тезки, а вскоре после этого — и горячо любимой жены. После их смерти он целиком посвятил себя Мейнарду. Эдгар никогда не любил Беатрис так, как ее любила леди Хэрриет, но и особого предубеждения против Линни у него тоже не было, хотя леди Хэрриет всячески настраивала его против нее. Теперь же, когда должна была совершиться величайшая драма в жизни его дочек, он демонстрировал истинное чувство, которое всегда к ним испытывал, а именно — полнейшее равнодушие.

— Ты кто?. — спросила тем временем леди Хэрриет, останавливая взгляд на настоящей Беатрис. — Судя по наряду, ты вроде бы Линни, но…

И снова в комнате установилось зловещее молчание. Сухими, словно птичьи лапы, но тем не менее все еще сильными пальцами леди Хэрриет вцепилась в подол платья Беатрис и потянула его вверх, обнажая ноги девушки. Испустив приглушенный вопль, она уставилась на Линни.

— Ты?! — возопила она и рывком вздернула надетое на ней шитое золотом платье Беатрис. Ухватив ногу внучки за лодыжку, она принялась поворачивать ее так и эдак, причиняя девушке боль. — Дьяволица! — вскричала леди Хэрриет при виде красной отметины на ноге Линии — единственного, что позволяло различать сестер. — Да как же ты осмелилась меня обмануть? Как решилась предстать перед нами в обличье Беатрис?

Она размахнулась, чтобы влепить Линни затрещину, но тут Беатрис вцепилась в запястье старухи и повисла на ее руке, словно фокстерьер.

— Она поступила так ради меня! Чтобы меня защитить! За что же ее наказывать?!

— Она не имела никакого права надувать нас всех. Я-то лучше знаю, в чем тут дело. Эта девица — настоящий мешок с враньем! Ну-ка отпусти мою руку, — закончила старуха, одарив любимую внучку недобрым взглядом, который обыкновенно предназначаются Линни.

— Ты несправедлива к ней, бабушка! — бесстрашно встала на защиту сестры обычно тихая Беатрис. — Зато ты готова ей все прощать!

Линии не имела представления, как ей быть. Беатрис частенько помогала ей и поддерживала ее, когда бабкин было рядом. Но открыто сопротивляться воле старухи Линии даже не подозревала о такой черте характера сестры И теперь не знала — радоваться ли ей этому открытию или волноваться за Беатрис.

— Она и тебя сумела растлить, — пробурчала леди Хэрриет. И снова повернулась лицом к сыну. — Ты слышал? Эта девка испортила нашу любимицу! А я ведь предупреждала^ что такое вероятно, глупый ты человек. Я говорила тебе, что настанет день и по вине этой дьяволицы падет все наше семейство.

— Никакого особого греха за ней нет, — миролюбиво произнес сэр Эдгар, который часто использовал этот тон в общении с матерью.

— Особого греха за ней нет? — злорадно переспросила бабка. — А как же Мейнард, твой сын? Надеешься, что после ее вмешательства он сможет выздороветь?

— Но ты же сама недавно сказала, что с врачеванием она справилась отлично, — вступила в разговор старших Беатрис. — Когда ты была уверена, что она — это я, ты говорила, что она прекрасно обработала раны Мейнарда.

Звонкая пощечина остановила словоизлияния Беатрис. В зловещей тишине, установившейся после этого в комнате, страстная речь Липни, которая неожиданно для всех обрела голос, прозвучала особенно явственно:

— Не смейте ее бить! Это была моя затея… А я… Я придумала все это только для того, чтобы оградить Беатрис, чтобы ей не пришлось видеть страшных ран Мейнарда и его страданий.

Леди Хэрриет резко повернулась в сторону говорившей. Казалось, она готова была отхлестать по щекам и непрошеную защитницу. Линии, однако, пятиться от бабки не стала и стояла на прежнем месте, сжав руки в кулаки.

— Да, это я лечила раны Мейнарда. Так поступил бы всякий, кому дан дар целительства, когда увидел бы, какие жестокие удары ему нанес де ла Маисе. Это я спасла брата, — добавила она с уверенностью, которой вовсе не чувствовала. — И вот еще что… Если вы в самом деле хотите уберечь Беатрис от негодяя, захватившего наш замок и земли… Что ж, я и тут смогу вам помочь.

Линии заколебалась. Уж не сошла ли она с ума, собираясь высказать столь невероятное предложение? И тут поняла: для того, чтобы защитить любимую сестру и заслужить благодарность от отца и бабки, а также от всех тех, кто продолжал считать себя сторонником де Валькуров, она, Линни, готова на все.

— Позвольте мне выйти замуж за де ла Мансе. Под видом Беатрис. Этот брак сделает притязания Экстона на замок Мейденстон менее весомыми…

— Нет, Линни, ни за что! — воскликнула Беатрис. Она схватила Линии за плечи и повернула ее лицом к себе. — Я не позволю тебе совершить подобную глупость. Не стоит приносить себя в жертву…

— Помолчи, — строго сказала леди Хэрриет и оттолкнула Беатрис от сестры. Холодно прищурив глаза, она вгляделась в нелюбимую внучку. — Ты готова выйти замуж за человека, который захватил наши владения. Почему? — Она, словно клешнями, впилась в подбородок Линии своими пальцами, похожими на когти хищной птицы, и стала сверлить взглядом ее лицо. ~~ Что и надеешься от этого выиграть?

Линии не находила слов. Ну как объяснить этой женщине, которой в каждом ее поступке чудился подвох, что о) желает только блага своей семье? — Я люблю свою сестру, — наконец сказала она. — Любишь Беатрис? — поморщившись, переспросит старуха. — А может, тебе больше хочется стать полновластной хозяйкой замка?

— Ничего подобного. Мною движет только любовь к Беатрис.

Леди Хэрриет скривила губы в недоверчивой ухмылку. Но тут подал голос сэр Эдгар.

— А ведь девочке пришла в голову отличная мысль, -сказал он.

Линии никак не рассчитывала на его поддержку, но была рада, что отец оказался на ее стороне.

— Будет во всех отношениях лучше, если она выйдет замуж за Экстона, — продолжал развивать свою мысль де Валькур. — А Беатрис мы подберем другого жениха — побогаче и познатнее.

Леди Хэрриет взглянула на сына, а потом перевела взгляд на Липни, которая вздрогнула от неожиданности, снова оказавшись под прицелом ее недобрых, проницательных глаз.

— Если она выйдет замуж за де ла Мансе и займет его время и мысли, пока Мейнард не выздоровеет… или не умрет… — старуха сделала вид, что не заметила протестующего жеста сына, и продолжала ровным голосом излага.свои мысли, — в нашем распоряжении будет несколько ме сяцев, чтобы подыскать достойного мужа для Беатрис — какого-нибудь могущественного сеньора, который сможет бросить вызов де ла Мансе и оспорить его права на замок Мейденстон. После женитьбы на Линни претензии Экстона потеряют былую силу.

Леди Хэрриет изобразила на губах улыбку, которая, однако, ничуть, не убедила Линии в справедливости бабкины рассуждений. А та, уверенная в своей правоте, утвердительно кивнула головой.

— Все именно так, как я говорю. Линии последняя из рода де Валькуров, и ее права на владение Мейденстоном более чем зыбки. Если де ла Мансе на ней женится, его претензии на наследство обретут точно такую же зыбкость, а это, в свою очередь, позволит нам со временем их оспорить. Кроме того, эта женитьба позволит нам выиграть драгоценное время и основательно укрепить свои позиции против Экстона. И еще одно, — добавила она, — если он женится на ней как на Беатрис, их брак не будет иметь под собой законной основы. Со временем мы сможем подать апелляцию и объявить брак недействительным.

Линии в испуге слушала рассуждения леди Хэрриет. Тот факт, что старуха с энтузиазмом ухватилась за ее предложение, в значительной степени ее отрезвил. Как это сказала леди Хэрриет? «Займет его мысли и время»? Тут девушка окончательно поняла, что означали лично для нее, Линии, эти слова бабки. От нее требовалось выйти замуж за человека, который едва не убил ее брата, и делить с ним брачное ложе. Она должна была стать женой врага ее рода, который явился сюда, чтобы изгнать из дома всех ее близких.

Осознав это, девушка затрепетала и покачнулась на ослабевших вдруг ногах. Если бы не рука Беатрис, на которую она оперлась, у нее подогнулись бы колени.

— Линни, ты не должна этого делать, — сказала Беатрис. — Я и прежде снимала пенки, а все щелчки получала ты. У тебя просто нет права брать на себя ответственность, которая лежит только на мне одной.

— Это почему же? — холодно справилась леди Хэрриет — Девица получила наконец возможность действительно помочь семье. И искупить тяготеющее над ней проклятие. Доказать, что она тоже одна из нас, — добавила старуха. Судя по всему, мысль об искуплении несуществующих грехов Линни прочно утвердилась в сознании старой дамы.

Беатрис снова было запротестовала, но Линни взглядом заставила ее замолчать. Признаться, ей уже расхотелось занимать место сестры, сама мысль об этом приводила ее в ужас. Но еще больший ужас ей внушала мысль о том, что любимой сестренке придется самой пройти через все это. Линни знала, что у нее достанет сил справиться с любыми трудностями, чего не скажешь о Беатрис. Кроме того, следовало принимать в расчет и рассуждения леди Хэррие^ Она, Линии, должна доказать, что судьба семьи ей далеко не безразлична. И не одной только леди Хэрриет, но и всем домочадцам.

— Бабушка права, — заявила Линни, обращаясь к Беатрис. — Хотя мною больше руководило чувство, нежели разум, теперь, когда мне все так хорошо объяснили, я окончательно убедилась, что действовать просто необходимо.

— Но ведь этот человек будет… — Беатрис осеклась, нс Линни поняла, что та хотела сказать. Девушка сжала зубы.

— Женщина должна делить ложе со своим мужем. Ради этого она призвана на этот свет. Те, что жили до меня, с этим справлялись, значит, справлюсь и я. — Но что будет… если у тебя появится ребенок от Экстона? — Есть множество способов избежать этого, — вмешалась леди Хэрриет. — К тому же что изменится, даже если у нее и родится ребенок? От него тоже можно избавиться, скажем… отослать куда-нибудь, — заявила она, равнодушно пожав плечами. — Впрочем, довольно споров. Надо действовать.

Даже не упомянув о том, что благодаря удачной затее Линни сэр Эдгар может снова завладеть Мейденстоном, леди Хэрриет принялась в деталях обдумывать их первые ша-ги. Прежде всего никто не должен знать о задуманном, за исключением, пожалуй. Иды и Нормы. Линни предстояло взять на себя роль Беатрис во всей, так сказать, полноте то время как самой Беатрис на время следовало исчезнуть, Ее должны были переодеть в служанку, спрятать под платком роскошные волосы и вымазать сажей лицо. С помощью отца Мартина надлежало девушку удалить из замка и переправить ее в аббатство Рамсей, что по дороге в Винчестер.

— Отец Мартин не поверит, что ты, бабушка, настолько озаботилась судьбой второй своей внучки, что собираешься укрыть ее от врагов, — заметила Линни. Ей было непривычно говорить о себе в третьем лице, но теперь она обязан была превратиться в Беатрис и держать себя соответственно — уверенно и спокойно, даже, пожалуй, высокомерно, хотя для нее, Линни, это представлялось почти невозможным.

Леди Хэрриет посмотрела на нее с неприязнью, от которой все еще не могла избавиться.

— Это не твоего ума дело. С отцом Мартином предоставь договариваться мне.

Линии ничего не оставалось, как согласиться. Готовясь к предстоящему противоборству с Экстоном де ла Мансе, она до мелочей продумала свое поведение. Прежде всего ей придется ходить за Мейнардом — в качестве любящей и любимой сестры. С Экстоном она встретится тоже как леди Беатрис и под этим именем пойдет с ним к аналою, а потом ляжет в супружескую постель.

От того, что ей предстояло обманывать старинного врага семьи, она испытывала даже некое удовлетворение, но при мысли о том, что необходимо было лечь с ним в постель, это ощущение мгновенно исчезало, а ладони увлажнялись от пота.

Как бы хорошо она ни играла роль Беатрис, в постель с Экстоном предстояло ложиться ей и никому другому.