Это было красивое зрелище, но усталой, раздраженной Терезе розоватые небеса казались похожими на гигантский распухший нарыв, а багровое солнце — на воспаленную кровоточащую рану.
Ей хотелось спокойствия и прохлады, а еще сильнее она желала вернуться домой. Девушка все время гнала прочь мысли о доме, а они не уходили, и совесть подтачивала душу — даже когда Терезе удалось заснуть, прислонившись к стенке, девушка тяжело вздыхала и вздрагивала, точно пронзаемая невидимыми уколами. Ей снилось что-то запутанное, какие-то темные клочки перемешанных с явью кошмаров проносились в сознании, пугающие, неуловимые, похожие на быстрых нетопырей.
Она не отдохнула, а устала от сна: болели шея, спина; Тереза едва сумела без крика распрямить затекшие руки и ноги. Солнце слепило глаза — опять начиналась жара, хотя не было еще и восьми утра. Поезд с грохотом проносился по мосту над какой-то бурлящей рекой с мутноватыми желто-зелеными водами. Тереза не была сильна в географии и не могла определить, что это за река, но кто-то из пассажиров произнес название — Дарлинг. Дарлинг! Почти как имя ее матери… Тереза вздохнула и беспокойно завозилась в своем углу.
Между тем местность за окном становилась все более живописной, попадались знакомые с детства растения, виднелись низкие домики. Постепенно равнина сменилась возвышенностью — впереди вырастали очертания Большого Водораздельного Хребта. А потом перед глазами исстрадавшейся девушки возникло долгожданное невиданное чудо — огромный и счастливый город Сидней.
Тереза спрыгнула с подножки вагона и огляделась. Перед нею был вокзал и многолюдная суетливая толпа. Все здесь было чужим, пугающим, насквозь пропитанным духом независимости и равнодушия. Тереза невольно вздрогнула: если в Кленси ее достоинству угрожали Фей и Дорис, то здесь — пусть чисто символически — в этой роли готовился выступить целый город. Кто знает, может, приезд сюда станет не поиском счастья, а серьезным испытанием на прочность, которое она не выдержала прежде, сбежав из Кленси. Она не подозревала, что в Сиднее ее ждет нечто несравненно более сложное!
Слегка пошатываясь, девушка пошла по перрону. Ей казалось, все деловито спешат куда-то, одна лишь она не знает своей цели. Стояла жара, и воздух был далеко не таким чистым и свежим, как в Кленси, несмотря на то, что пахло морем. Какое здесь море? Тина сказала бы, Тина умнее, хотя бы потому, что не поехала куда глаза глядят, в неведомые края.
Из небольшого фонтанчика на привокзальной площади била слабая струйка воды. Опасливо оглянувшись — не воспрепятствует ли кто, — Тереза умылась, вымыла руки, вытерла их носовым платком, стряхнула пыль с платья и уложенных в сетку волос и только тогда почувствовала, как сильно хочет есть. Вынула захваченные из дома лепешки, с наслаждением сгрызла их, запивая водой из того же фонтанчика, потом немного посидела и решила отправиться дальше: былое воодушевление и решимость, казалось, безвозвратно потерянные во время дороги, вернулись к ней. В конце концов, она приехала в самый большой и красивый город Австралии — это что-нибудь да значило! Правда, она никого здесь не знала, не имела ни работы, ни денег, ни крова и — что хуже всего — ни малейшего понятия о том, как все это получить. И все же опьянение видом новой жизни, ее масштабами и суетой сыграло свою роль — Тереза особо не переживала, полагаясь на волю счастливого случая. Ничего, ей обязательно повезет! Миновав здание вокзала, она свернула на первую попавшуюся улицу. Здесь все было по-другому, чем в Кленси: оживленно, шумно… Куда-то торопились люди, катились повозки и экипажи, дома были красивые и высокие, процветала торговля. Девушка с любопытством смотрела на то, как одеты мужчины и дамы, — куда наряднее! Похоже, красавицы Кленси безнадежно отстали от моды! Держались люди тоже иначе: казалось, на каждом лице лежит печать особой уверенности и достоинства — своеобразная визитная карточка жителя столицы. Здесь можно было легко затеряться в толпе. Именно этого хотела Тереза, но она желала и прямо противоположного — выделиться, что теперь представлялось задачей куда более сложной, чем раньше! Кто она такая? Забитая серая провинциалка, без способностей, знаний и средств, вооруженная лишь странным сочетанием самомнения и неуверенности в себе. Иногда побеждало одно, иногда — другое, в зависимости от внешних обстоятельств. Сейчас Тереза чувствовала, как подступает страх… Что значила здесь ее уверенность? Жители Сиднея казались ей одни — крикливо-нахальными, другие — чопорно-замкнутыми, но все они, похоже, втянулись в эту полную контрастов жизнь и знали свой путь. А она — нет! Девушка вышла на набережную, и перед взором открылась естественная морская гавань, вдающаяся в глубь материка на несколько миль. Кругом были отлогие пляжи, а узкий вход в залив образовывали скалистые обрывистые берега из розовых триасовых песчаников, разделенных глубокими каньонами. Голубая вода у самых берегов казалась маслянистой, грязной от множества стоявших на якоре кораблей: фрегатов, корветов, баркасов, шхун… Крупнейший порт Австралии принимал суда со всех концов света: вокруг стояли шум, грохот, звон… Тереза увидела множество моряков — молодых и не очень, темнокожих и белых, с обветренными, загорелыми, у некоторых — красными лицами; здесь же работали полуголые туземцы, то и дело слышались непонятная речь, крики, ругань…
Устав и слегка оглохнув от шума, Тереза повернула назад. Незаметно пришел полдень. Приметив еще один фонтанчик, девушка напилась, но есть было нечего — оставался лишь пакетик сахара, но его следовало приберечь. Тереза голодными глазами смотрела на горы яблок, апельсинов… Из кафе на берегу тянуло аппетитным запахом жареного…
Спустившись напоследок к воде, девушка вытерла мокрыми ладонями грязные ступни. Следовало причесаться, но ей было неловко делать это здесь.
Она чувствовала себя до ужаса одинокой. Что же делать? Как люди находят работу в больших городах? Нужны ли тут кому-нибудь рабочие руки? Да и что она, собственно, может делать? Она была слишком стеснительна, чтобы подойти и спросить совета у незнакомых людей. Работой были заняты, в основном, мужчины, женщины же с озабоченным видом спешили по хозяйственным делам.
Тереза в растерянности остановилась, и в этот момент кто-то взял ее за локоть. Вздрогнув, девушка резко повернулась: перед нею стояла скромно одетая почтенного вида немолодая женщина. Она не улыбалась, но смотрела весьма приветливо.
— Мисс кого-нибудь ищет? — серьезно спросила она.
— Нет…
— Вы, должно быть, приезжая?
— Да, — робко отвечала Тереза.
— Из провинции?
Девушка кивнула, досадуя, что женщина сразу распознала в ней провинциалку, и одновременно обрадованная тем, что кто-то проявляет к ней участие.
Незнакомка осуждающе покачала головой.
— Наверное, и знакомых нет? Нельзя приезжать наобум в чужой город, да еще бродить по улицам совершенно одной! Сидней — опасное место, девушку могут легко обидеть, обмануть, обокрасть. Куда ж вы пойдете?
Тереза с виноватым видом пожала плечами.
— А здесь нельзя найти какую-нибудь работу?
— Можно, конечно… Но опять-таки, чтоб у надежных людей! А жилье? Девушке нужна хорошая комната в приличном квартале, а такая недешево стоит! И заплатить придется вперед.
На Терезу напало уныние. У нее не осталось ни пенни, она не имела ни единой вещи, которую можно было бы продать. Отчаявшаяся путешественница с надеждой смотрела на случайную собеседницу — может, она поможет? И та, словно прочитав ее мысли, сказала:
— Я бы помогла вам устроиться. Жаль, такая хорошая девушка! Я знаю одно место, где есть работа. Неплохая зарплата и тут же жилье.
Тереза воспрянула духом. Мир не без добрых людей! Надо же, в первый день и такое везение! Все краски вокруг обрели привычную яркость, и способность радоваться жизни вернулась к ней с новой силой. Она получит в этом городе работу! Начнет с малого — ну и пусть! Все равно она будет счастлива!
— Спасибо! — с благодарностью во взгляде загоревшихся карих глаз промолвила девушка. — А где это?
— Я отведу. Хозяйка этого заведения — моя знакомая.
— А что за работа? — спросила Тереза. — Я справлюсь?
Женщина усмехнулась.
— Справишься! С этим все справляются. Читать и писать умеешь?
— Конечно! — немного обиженно отвечала Тереза. — Я закончила школу.
— Хорошо. Подпишешь две бумаги и все. Работа нетрудная, по обслуживанию гостей. Будешь нарядно одета, сыта, получишь отдельную комнату. Самой ни о чем заботиться не придется, только ухаживать за собой, чтобы хорошо выглядеть, — это главное.
Тереза подумала, что речь, вероятно, идет о работе в каком-нибудь дорогом кафе. Ничего, и это сойдет на первое время!
Девушка не связывала никаких надежд с возможностью брака — даже мыслей таких не возникало. Выйти замуж за первого встречного или жить в открытой любовной связи — оба варианта казались совершенно неприемлемыми. А о том, что на ней захочет жениться человек, чем-то похожий на созданный воображением идеал, Тереза даже не мечтала. Тина хоть красивая, а она? Непривлекательная и бедная. Еще год назад Тереза очень сильно переживала по поводу своей некрасивости (мысль о которой была наполовину внушена школьными недругами), но теперь свыклась. Ничего, она возьмет другим! И все же, когда ей снился кто-то похожий на единственного настоящего, достойного внимания мужчину, которого она знала — ее отца, высокого, светловолосого, с вечной улыбкой на лице сероглазого Барри Хиггинса, девушка просыпалась в слезах. Даже если и есть на свете подобные мужчины, разве какой-нибудь из них посмотрит на нее? Он влюбится в такую, как ее мать или Тина… А она, Тереза Хиггинс? Она проживет и так.
Женщина привела ее узкими пыльными улочками в неизвестный район. Тереза, доверившись незнакомке, даже не пыталась запомнить дорогу.
— Сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
— Родные есть?
— Да, в Кленси — мама и сестра.
— В Кленси? — переспросила женщина и опять покачала головой. — Каких только мест нет на земле! Но всех почему-то тянет в Сидней!
Тереза вздохнула: в голосе женщины вновь зазвучали осуждающие нотки.
— Я могу потом заплатить вам за то, что вы мне помогли, — предложила она.
— Ишь какая щедрая! — удивилась женщина и махнула рукой. — Не надо! С девушек я денег не беру, мне хозяйка платит. Как тебя зовут?
— Тереза Хиггинс.
— Вот что, Тереза, если у тебя еще не было кавалеров, то за первое свидание можешь взять побольше денег.
Девушка замедлила шаг: до нее начало кое-что доходить.
— Свидание?
Женщина оставалась невозмутимой.
— Ну да! Хозяйка—женщина справедливая, она не обманет.
— Вы что, предлагаете мне стать…— Тереза не договорила: такие слова ей еще не случалось произносить вслух. Густо покраснев, она закончила: — Эта работа не для меня!
Женщина с жалостью смотрела на нее.
— Что ты еще сможешь найти? Очень тебе советую, соглашайся! Все равно рано или поздно попадешься, а так хоть будешь под защитой хозяйки! Дом у нее приличный, для солидных гостей, не то, что у других — для матросов и всякой черни. Тебе повезло, что встретила меня, а то в такое место могла бы угодить… Будешь жить спокойно, наши гости девушек редко обижают, не бьют, подарки хорошие дарят. Со временем тебя могут взять на содержание — разбогатеешь, станешь как мисс Элеонора, сама себе хозяйка!
— Кто такая мисс Элеонора?
— Одна богатая дама. Приехала сюда совсем нищей, еще хуже тебя, а сейчас — наряды как у королевы, состоятельные поклонники, экипаж, собственный роскошный дом…
— Нет, — сказала Тереза, — я не могу. Женщина не настаивала, она только пожала плечами и ответила:
— Что ж, иди. Таких как ты хватает, есть и покрасивее. (Тереза вспыхнула.) Если передумаешь, приходи. Это здесь, недалеко, — найти сумеешь…
И, бросив на Терезу холодный взгляд, оставила ее посреди незнакомой улицы.
Девушка пошла в противоположную сторону, и все существо ее пылало от возмущения. Подумать только! Такая с виду приличная женщина… Неужели она, Тереза Хиггинс, похожа на какую-нибудь…
Это происшествие подействовало на девушку удручающим образом. Она шарахалась от каждого встречного, особенно от мужчин. Один окликнул ее, то ли обознавшись, то ли из интереса, и Тереза, ослепленная страхом, бежала в панике до тех пор, пока сердце не начало выскакивать из груди.
Она находилась в очень бедном квартале, состоявшем из множества кривых улочек. Дома здесь были неказистые, давно небеленые, низкие, с маленькими окошками почти у земли, а жители — грубые, оборванные и грязные, так во всяком случае казалось Терезе. Впрочем, и ее платье из светлого сделалось серым, замшевые туфли запылились, в волосы набился песок. Тереза шла и шла — улица все не кончалась. Тесные туфли натерли ноги, и девушка прихрамывала. Постепенно каждый шаг стал равносилен жестокой пытке. Тереза нагнулась, сняла туфли и увидела кровь на ногах. Она пошла босиком, но мелкие камешки кололи ступни, попадались даже осколки стекла, и идти без обуви было немногим легче.
Она шла все медленнее. От голода и усталости начала кружиться голова. Тереза вынула сахар и положила в рот пару кусочков, стараясь заглушить голод, но это мало помогало, и вскоре головная боль стала невыносимой.
Тереза остановилась и присела у какой-то стены. Это была задняя часть довольно большого одноэтажного здания — виднелись окошки подсобных помещений и занавешенный вход. Напротив возвышалась точно такая же выбеленная стена, увенчанная красной черепичной крышей. Этот узкий участок земли был чисто выметен. Вокруг не было ни души.
Тереза сидела на корточках, опустив голову: ей казалось, что она никогда уже не сможет подняться.
Через некоторое время из дверей выглянула немолодая женщина. Закатанные рукава ее кофты обнажали полные белые руки, спереди юбку прикрывал широкий передник.
— Что уселась! — грубовато прикрикнула она на Терезу. — Иди отсюда!
Девушка не шевельнулась, и женщина, подождав с минуту, исчезла.
Тереза чувствовала, как на сложенные на коленях руки капают горячие слезы, но не могла сдвинуться с места и все происходящее воспринимала словно во сне.
Спустя полчаса женщина вышла еще раз.
— Смотри-ка! — удивилась она. — Все еще тут! Она подошла к девушке и бесцеремонно приподняла ее голову за подбородок.
— Плачешь?
Тереза ответила беспомощным взглядом.
— Нездешняя что ли? — продолжала расспрашивать женщина.
— Что там, Джилли? — спросила вторая, помоложе, выглянув следом.
— Да вот, приблудилась какая-то, села и не уходит, плачет…
— Может, что-нибудь случилось? — Вторая подошла ближе. — Тебя кто-то обидел? Тебе плохо? Не похожа на нищенку…
Вдвоем они заставили девушку встать и повели внутрь дома. Там было темновато, и Тереза сразу не разглядела, где находится. Запах жареной пищи ударил в нос, и она закашлялась, прикрыв рот рукой.
— Ну-ка, садись! — распорядился звонкий молодой голос, и чьи-то руки подтолкнули ее к столу.
Тереза села, едва удерживая тяжелую голову. Перед девушкой оказалась чашка с дымящимся крепким кофе и несколько ломтиков поджаренного хлеба.
— Ешь!
Тереза сделала несколько глотков и почувствовала, как боль постепенно отпускает виски и в глазах начинает проясняться.
Она увидела склонившееся над нею молодое лицо.
— Ну как, лучше? — спросила незнакомая девушка.
— Да, спасибо…
Тереза съела хлеб, выпила кофе и поняла, что начинает оживать. Она рассмотрела помещение. Это была большая комната с расставленными по углам столами, множеством полок с посудой, разделочными досками, ножами, стоящими на полу и на скамьях корзинами с овощами, устрицами, рыбой, бутылками с вином… Было жарко — половину стены занимала огромная плита, заставленная гигантскими кастрюлями и сковородками. От кастрюль шел пар, там что-то варилось, на одной сковородке жарились свиные шкварки, на другой — аппетитного вида морская рыба. Одна из женщин (всего их было шесть) вынимала из печи лепешки, другая с громким стуком нарезала зелень, третья ловко вскрывала ножом раковины устриц. В углу стоял котел с водой, тут же висели грязные полотенца: маленькая, худенькая, но очень проворная женщина быстро споласкивала посуду, вытирала и ставила в ряд. Она одна никак не отреагировала на появление Терезы, даже не повернулась.
Отворилась дверь, и из соседнего помещения вышла седьмая женщина, молодая, более опрятного вида — в накрахмаленном переднике и с наколкой на голове; вместе с нею в комнату ворвался гул множества голосов.
— Еще две порции устриц и бутылку вина! — быстро проговорила она. Одна из женщин, бросив нож, схватила посуду, наложила еды, наскоро украсила зеленью и подала полный поднос. Девушка в наколке удалилась, прихватив бутылку вина и стаканы. Она чуть не поскользнулась—Тереза заметила на полу лужи воды, картофельные очистки, шелуху… Стены были темные, в потеках, а потолок почернел от копоти.
— Откуда ты? — спросила женщина, которая увидела ее первой.
— Из Кленси.
— Где это — Кленси?
Тереза вряд ли могла вразумительно ответить на такой вопрос, но женщины ее поняли.
— За счастьем приехала? — спросила одна и махнула рукой. — Ясно! Только счастье тут не живет — сбежало! Ты к нему, а оно от тебя!
Девушка, что подала Терезе кофе, стояла молча. Она была моложе и красивее всех — так сразу решила Тереза. Светло-рыжие волосы, густоты которых не скрывала даже прикрывавшая их косынка, тонкое нежное лицо, голубые глаза, перламутрово-розовые нежные губы. Девушка была из тех, на ком хорошо сидит любая одежда, даже вылинявшее серое бумажное платье. Терезу поразило изящество ее тонких, обнаженных до локтей загорелых рук.
— Что же ты думаешь делать? — спросили женщины, выслушав рассказ Терезы.
Она глухо проговорила:
— Не знаю…
Рыжеволосая женщина обвела глазами работниц, которые слушали разговор.
— Может, оставим здесь? — спросила она. Одна из женщин всплеснула руками:
— Где — здесь?! Много их тут таких шляется! А если миссис Гулд узнает? Да что ты, Айрин!
— Но она же станет работать! — не сдавалась Айрин. — Жалко — девушка-то честная, подумаешь, ошиблась немножко, что ж ей теперь — пропадать? Пусть моет полы, чистит ножи, помогает… Еды для нее хватит, а ночевать можно в кладовке. А потом подыщет себе что-нибудь… Как тебя зовут? — обратилась она к Терезе. Та ответила. — Останешься? Я сама поговорю с миссис Гулд. Может, она примет тебя на работу — тогда и деньги станешь получать. Ну как?
Тереза, бессильная долго размышлять, кивнула. Ей предлагали ночлег и еду и не грозили бесчестьем — этого было достаточно.
ГЛАВА II
Тереза проснулась от необычных звуков — грохота посуды, переставляемых тяжелых предметов — и не сразу вспомнила, что произошло и где она теперь находится. Ее окружала душная темнота, разрезанная посередине узкой золотой полоской. Девушка спала в кладовке — клетушке без окон, среди старых корзин и ненужной посуды, на матрасе, сшитом из мешковины и набитом жесткой соломой.
Выбравшись из тесной каморки, она прошла через закуток на кухню, где женщины готовились начать очередной рабочий день: надевали передники, точили ножи, ставили на лавки корзины. Тереза поздоровалась и остановилась в нерешительности. Прежде всего ей хотелось умыться, потом неплохо было бы вымыть голову и выстирать платье. Девушка обрадовалась, завидев вошедшую Айрин, подошла к ней и робко спросила, нельзя ли согреть воды.
— Ну вот! — воскликнула одна из женщин, та, что еще вчера выступала против новенькой. — Одни хлопоты с этой девчонкой! Еще и воду ей подавай! Ты, между прочим, — обратилась она к девушке, — должна работать, а не заниматься глупостями!
Тереза ничего не ответила, но чувства испытала далеко не приятные. У говорившей женщины было злое лицо, глаз ее украшал неизвестно откуда появившийся синяк. Вот это да! Стоило ли бежать из Кленси, если здесь на смену Фей и Дорис придут другие! Там хоть был дом, были мама и Тина… Мама и Тина! Тереза вздрогнула. Как они провели эти две ночи? Почему она была так жестока с самыми близкими родными людьми?
Айрин ласково обняла новенькую за плечи и улыбнулась.
— Ничего! Хорошо, что она не неряха. Иди сюда, Тереза… Глория тебе поможет, она пока не занята.
Айрин тронула за руку маленькую женщину, ту, что вчера мыла посуду. Она обернулась, и Айрин показала ей что-то на пальцах.
— Глория немая, — пояснила Айрин Терезе, — но все понимает, ты скоро научишься с ней общаться. Вообще, если что надо, спрашивай у любой из нас, не стесняйся и, главное, — не бойся никого. Рут (она кивнула на женщину с синяком) тоже хорошая, просто нынче встала не с той ноги. Постирай одежду, я пока тебе дам надеть свое старое платье. А с работой успеется!
Так началась новая жизнь. Как выяснилось, девушка попала в небольшое кафе, точнее, на его кухню, где работали шесть женщин — Айрин, Джилли, Фанни, Рут, Эвиан и Глория. Еще трое выполняли обязанности официанток в зале. Дел было невпроворот, женщины едва справлялись. Тереза сразу поняла, что рассиживаться некогда. Конечно, приехав в Сидней, она рассчитывала совсем на другое, здесь же ей поручали самую грязную работу, не считаясь с ее желаниями и привычками, и она должна была подчиняться. К несчастью, выбирать не приходилось. Тереза панически боялась идти в город одна, к тому же работницы кухни сказали ей, что с работой для женщин в городе плохо — лучше и не искать. В первый же день ей надавали советов, в основном ненужных, и, сами того не ведая, запугали насмерть: у девушки сложилось впечатление, что Сидней — город бандитов, воров, проходимцев и коварных соблазнителей, жаждущих поймать в сети невинную жертву. «Будь начеку, — говорили женщины, — не заводи никаких знакомств, особенно с моряками, ни на какие вечерние прогулки не соглашайся, иначе точно дойдет до худого — все мы так попались!» И Тереза совершенно искренне клялась, что в жизни ничего подобного не допустит.
Сами работницы Терезе понравились. Они могли поспорить, поругаться между собой, но никто никого не унижал, никто ни над кем не смеялся, над нею тоже. Для начала было вполне достаточно чувствовать себя равной среди равных.
Все здесь казалось непривычным для глаз — совсем не как в Кленси. Квартал поражал бедностью, убогостью, жители казались до крайности ограниченными. Из работниц кухни только Айрин и Эвиан умели читать и писать, остальные, похоже, никогда не держали в руках книгу. Речь всех женщин изобиловала неправильностями, резавшими слух. И это — большой город! Работницы со своими семьями ютились в тесных лачугах, носили тряпье и получали гроши. Девушки-официантки вряд ли были смышленее, но выглядели и одевались получше и зарабатывали больше. Тереза спросила Айрин, почему она, такая красивая и расторопная, не перейдет в официантки, на что та, пряча улыбку, ответила:
— Думаю, Аллену это не понравится!
Алленом, как узнала Тереза, звали дружка Айрин, который все никак не мог собраться на ней жениться, несмотря на то что у них был ребенок — двухлетняя дочь. Двадцатидвухлетняя Айрин, к изумлению Терезы, имела еще пятилетнего сына, тоже рожденного вне брака от какого-то дружка. Аллен служил матросом на корабле, и Айрин исправно и честно (о чем с гордостью говорила) ждала его на берегу. Она надеялась, что когда-нибудь он на ней все-таки женится, а пока работала, выбиваясь из сил, чтобы прокормить двоих детей и поддержать других членов семьи — мать и трех младших сестер. Тереза не могла понять, почему Айрин, внешне такая смелая, гордая, умеющая за себя постоять в кругу подруг и посторонних мужчин, столь рабски зависит от своего Алена — далеко не красавца, человека совершенно неразвитого, с массой дурных черт и привычек. Зачем он ей? Потому что обещает жениться? Но разве можно любить такого? А такого, как муж Рут, который ставит ей синяки, сквернословит и пропивает последнее?
Конечно, Тереза меньше всего желала попасть в такую среду. Мужья у работавших с нею женщин были либо моряками, либо грузчиками в порту. У некоторых не было мужей (ушли в плавание и пропали, бросили семьи), другие вовсе не выходили замуж. Зато детей имели все, даже Глория, и никто — по одному ребенку. У Айрин и Глории — по двое, у Рут — трое, у одинокой Фани — четверо, у Джилли и Эвиан — по пять. У многих были еще родные — братья, сестры, племянники. Нередко все жили одной кучей.
Через три дня Айрин сказала Терезе, что хозяйка согласилась взять новенькую по рекомендации работниц кухни. Платить ей станут три шиллинга в неделю. Девушка чуть не подпрыгнула. Три шиллинга! Так мало! Что можно купить на такие деньги? Конечно, тут бесплатная еда и жилье, хотя одно слово что жилье, — пыльный, тесный закуток. А какая среда! Женщины не сквернословили, были, в общем, добры к ней, но их интересы и кругозор не шли ни в какое сравнение с развитием Терезы. Хотя им, напротив, казалось, что это она многое не понимает.
Это выяснилось в первый же день, когда речь зашла о жизни.
В то утро Рут опять пришла побитая и в слезах. Так повторялось почти ежедневно, похоже, все к этому привыкли, сама женщина тоже. Она тяжело вздыхала, бранила и проклинала мужа, жаловалась на свою несчастную жизнь, но тем не менее изо дня в день волочила одну и ту же горькую ношу. Женщины каждый раз сочувствовали и поддакивали ей, однако ни одна еще не дала Рут совета, как избавиться от этих сводящих с ума проблем. Терезе казалось, что она. постоянно слышит скрип какого-то уныло катящегося вечного колеса.
Девушка долго терпела (дома ей говорили: нехорошо влезать в разговоры старших, да еще малознакомых людей), но сегодня решила, что настала пора вмешаться.
— Нужно уйти от него! — заявила она, поднимая голову от корзины с отходами, над которой чистила картошку. На Терезе было старое залатанное платье Айрин и чей-то рваный передник; волосы, перевитые длинной лентой, возвышались наподобие греческой прически. Карие глаза девушки ярко блестели, смуглые щеки заливал румянец.
Женщины разом смолкли: слышалось только шипение масла на сковородках, звон посуды, стук ножей да гул голосов в соседнем зале.
— Куда уйти? — спросила Фанни.
— Куда-нибудь. В другое место. Вообще уйти, бросить его!
— Некуда мне уйти, — сказала Рут. — Где взять денег на переезд? Где найти другую квартиру?
— Тогда его надо выгнать вон!
— Легко сказать…— вздохнула Джилли. Остальные внимательно слушали.
— У вас же есть брат, — продолжала Тереза, — попросите его помочь. Один раз сделайте над собой усилие, решитесь — сразу избавитесь от стольких проблем!
Рут, помолчав в сомнении, сказала:
— А как я одна троих детей выращу? У брата своя семья… Да и какой-никакой, а отец: иной раз слово скажет — они и слушаются.
— Да он же бьет их! — ужаснулась Тереза. — И вас бьет! Пропивает последнее…
— Это наши дела, — поджав губы, обиженно произнесла Рут, — сами разберемся. У других и таких мужей нет!
Так Тереза познала один непреложный закон: человек может все что угодно говорить о себе и своих близких, но не дай Бог то же самое промолвить постороннему!
Женщины переглянулись.
— Ты еще молодая, — сказала Терезе Джилли, — жизни не видала. Так бывает: к чему прирастешь, то отрывается с твоим же мясом и кровью!
— Так что — терпеть? — Тереза, не сдержавшись, даже привстала. Эти женщины, кажется, совсем не способны на бунт, ни внутренний, ни внешний. Надо бороться или (она вспомнила Фей и Дорис), если такой возможности нет, бежать прочь! — Вы позволяете так обращаться с собой, вот вам и достается!
— А нашего позволения никто не спрашивает, — вставила Айрин.
— Заставьте спрашивать!
— Легко сказать, — повторила Джилли. — Драться нам с ними, что ли?
— Я же сказала — бежать!
— А куда? Денег-то нет…
Тереза замолчала. Она никогда не умела спорить и сейчас поняла, что только разбередит себе душу, но никому ничего не докажет. Может, и не стоит? В конце концов, они сами выбрали себе этот удел и ничего не пытаются изменить. А она попытается! Пока, правда, вместо работы на виноградниках получила место на кухне, но ведь это только начало! Женщины говорят: «Вот выйдешь замуж, родишь ребенка, тогда мигом забудешь о том, что на свете существуют книжки да разные глупые занятия!» Они так думают, но на самом деле она никогда не выйдет за простого матроса, чтобы потом народить кучу детей, терпеть пьянство и оскорбления мужа, унижение и нужду! Не останется навек на кухне! Недаром сказано: «Каждому воздастся по его вере». Именно на долю тех, кто надеется на лучшее, добивается, верит, выпадают самые светлые дни. Какова мера веры, таково и воздаяние. Придет время, и она, Тереза Хиггинс, примет из рук судьбы алмазный венец успеха. Конечно, в нем не будет нескольких звезд, ведь и она не во все верит. Например, в то, что встретит «принца» (так всегда говорила Тина), но это не самое главное.
— Я вообще не выйду замуж! — произнесла девушка вслух, — не хочу!
И тут же испугалась услышать в ответ: «А тебя никто и не возьмет!»
Но женщины ничего не сказали.
— Ну нет! — возразила Айрин. — Можно многие годы запирать свое сердце, и все же придет момент, когда кто-нибудь ворвется туда, не спросясь, и тогда ничего не сможешь с собою поделать! — И добавила:— Тем более ты такая симпатичная…
Тереза стрельнула в нее взглядом. Что?! Симпатичная? Айрин смотрела с улыбкой, но без насмешки, никто из женщин не возразил…
Девушка опустила голову, не решаясь что-либо произнести. Бог с ними! Пусть думают, что хотят!
В конце недели Тереза получила свои жалкие три шиллинга и оказалась перед единственной возможностью провести выходной день в пустой кухне и каморке-чулане, благо женщины оставляли ей ключ.
Айрин, пожалев девушку, пригласила ее в гости. Она жила недалеко от кафе, на соседней улице в маленькой комнатке одноэтажного, вросшего в землю дома. Смежные помещения занимали родственники.
Айрин угостила девушку чаем, засахаренными каштанами и хрустящими лепешками, познакомила с дочерью и сыном. Дети Айрин понравились Терезе: малышка с красивым именем Делайла была вылитая мать, с такими же светло-рыжими локонами и голубыми смышлеными глазками, а сын Кристиан оказался темноволосым очень серьезным мальчиком, внимательным и послушным — он помогал матери накрывать на стол, а немного погодя — мыть посуду. Айрин держалась с детьми ласково и, судя по всему, легко справлялась с ними.