Побежденные любовью

Мигелю захотелось выругаться. Как мог он забыть послать ей хотя бы двух помощников! Анна наверняка решила, что он это сделал нарочно.

— Думаю, мне надо извиниться перед тобой.

Но Анне не нужны были его извинения, ей нужно было его уважение. Но, видно, это было не так-то просто заслужить.

— Не надо извиняться. Я предпочитаю сама ухаживать за лошадьми, чем доверять их ковбоям.

Она прошла мимо него. Ему очень хотелось помочь ей донести ведро, но он подумал, что она вряд ли примет его помощь.

— И все же тебе не следует работать допоздна, — пробормотал он, злясь на себя и на нее. Ей вообще не надо работать, тем более с такой шишкой на лбу!

— Со мной все в порядке.

— А от родителей ничего не слышно? Что с твоим братом? — спросил он, решив больше не касаться опасной темы.

В его голосе прозвучала такая неподдельная тревога, что Анна невольно посмотрела на него.

— Да, они звонили. С Адамом все в порядке. Завтра его уже выписывают из больницы, нога в гипсе.

Она увидела облегчение на его лице, и это тронуло ее.

— Так когда же Хло и Виатт возвращаются домой? Завтра?

— Нет, они пока не возвращаются.

— Почему? Адам еще не может без них обойтись?

— Вот уж нет. Адам будет работать даже на костылях. Просто родители решили устроить себе второй медовый месяц и поехали на побережье.

— Ты шутишь?

Анна, прислонившись к дверному косяку, откинула со лба рыжую прядь.

— Нет, не шучу. Разве мне до шуток?

— Но почему именно сейчас? Ты же приехала домой в отпуск. Мне казалось, что они рады побыть с тобой.

— Побудут еще, когда вернутся. Ты ведь знаешь, как редко мама уезжает с ранчо. А папа, наверное, счастлив, что она сейчас принадлежит только ему.

— Да, твои родители труженики, я знаю это. Но как они могут оставлять тебя одну? Да еще с таким хозяйством! Честно говоря, это на них совершенно не похоже.

Если бы он только знал, что она думает то же самое! Конечно, приятно, что они доверяют ей. Но вдруг она не справится? Может быть, родители решили на деле проверить ее?

— Они оставили тебя с сотрясением мозга и огромным синяком на лбу, — продолжал удивляться Мигель.

— Никакого сотрясения у меня нет, а о синяке и думать не стоит, — ответила Анна.

— Не знаю, ты выглядишь так, как будто сейчас упадешь. — Он взял ее ладони в свои. Нежная кожа стерлась и кровоточила. Она попыталась вырваться, но он только крепче сжал ее руки. — Нормальные девушки носят перчатки, когда выполняют тяжелую физическую работу.

Прикосновение его рук повергло ее в растерянность; Анна не нашлась что сказать, а только с испугом смотрела на него.

— Последний раз тебе говорю, что нет у меня никакого сотрясения. А перчатки у меня есть, я сняла их только несколько минут назад, — наконец проговорила она.

— Я так и думал. У тебя такая мягкая кожа, что даже перчатки не помогают.

— Что ты понимаешь в этом? — Она невольно смерила его оценивающим взглядом. Грязь, навоз и трава оставили яркие следы на его джинсах и рубашке. Глаза покраснели от долгого пребывания на солнце. И Анна вдруг почувствовала нежность к нему. Этот человек так тяжело работает не только на себя, но и на ее родителей. Это вызывало глубокое уважение к нему. — Ты и сам выглядишь не лучше.

— Я привык к такой жизни, а ты нет.

— Наверное, ты считаешь, что моя профессия не требует самоотдачи, — сказала она.

— Я ничего не понимаю в твоей профессии, но уверен, что после игры на фортепьяно ты выглядишь вовсе не так. Пойдем в дом, я попробую привести твои руки в порядок.

— Мигель, это всего лишь волдыри. Мигелю совсем не хотелось спорить с ней в такое время. Ему было ясно, что завтра она не сможет встать с постели, и надо позаботиться о том, чтобы найти ей замену.

— Твои руки надо обработать и перебинтовать, — отрезал он.

— Но как я смогу принять ванну с бинтами на руках? Не могу же я лечь в таком виде! — Она с отвращением поглядела на свою грязную одежду.

— Ладно, я подожду, пока ты выйдешь из ванной, — предложил он.

Он выпустил ее руки, но Анна не успела вздохнуть от облегчения, что он уже не касается ее, как Мигель обнял ее за плечи и вывел из конюшни.

— Надеюсь, что у Хло в холодильнике остались хоть какие-то продукты, — сказал он, — а то я уехал до того, как повар приготовил ужин.

— И часто ты совершаешь набеги на холодильник моих родителей? — сухо осведомилась она.

— Как только они уезжают, я сразу же ворую их драгоценности, чтобы купить себе выпивку, — ответил он, запирая дверь на замок.

Обернувшись, он заметил усмешку на ее лице и подумал, что она вообще вряд ли умеет улыбаться по-доброму.

Когда они вошли в дом, Анна тут же ушла в ванную. Мигель вымыл руки на кухне и проверил содержимое холодильника. Как он и предполагал, там оказалось целое блюдо бифштексов. Он засунул их в микроволновку и занялся приготовлением салата.

Когда Анна появилась на кухне, ужин был готов, на плите дымился крепкий кофе. Она замерла от удивления.

— Так ты не шутил насчет холодильника? — вырвалось у нее.

— Конечно, нет. Твои родители всегда уговаривали меня не стесняться. Когда я тут оказываюсь, то непременно пользуюсь случаем, — ответил он с усмешкой.

Анну покоробило. Человек, не проработавший здесь и года, уже чувствует себя как дома, хотя она сама, выросшая на этом ранчо, за период странствий как бы отвыкла и ощущает себя почти чужой. Увы, здесь многое изменилось. Или она изменилась?

Мигель жестом пригласил ее к столу.

— Садись, я посмотрю твои руки перед едой, — сказал он.

Анна хотела было ответить, что это не его забота, но прикусила язык. В конце концов, он хотел ей помочь, а быть неблагодарной она не могла. Она уселась и положила руки на стол ладонями кверху. Мигель достал аптечку из холодильника. Увидев волдыри на ее руках, он едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Подумать только, как долго ему придется терпеть ее выходки!

— Ты всегда была такой упрямой? — спросил он, обрабатывая рану.

— Нет, упрямцем в семье всегда считался мой брат Адам. Если уж что-то вобьет себе в голову, то никакими силами его не уговорить.

— Хм. Если бы вы не были так похожи внешне, я бы никогда не подумал, что вы близнецы. Уж очень вы разные.

— В каком смысле?

Он поднял голову и внимательно посмотрел на нее. И вновь Анна ощутила себя раздетой под этим пристальным взором. Она с трудом заставила себя дышать ровно, как будто для нее ничего не значат ни его взгляды, ни прикосновения его рук.

— Твой брат не производит впечатления трудного подростка.

— Если ты так думаешь, то совершенно не знаешь Адама. У него свои демоны в голове.

— У всех есть свои демоны. Но он по крайней мере обладает хорошим чувством юмора. Умеет смеяться и часто это делает.

— Но ты сам, похоже, не обладаешь этим замечательным качеством, — холодно парировала она.

— Мало найдется людей, которые не потеряют чувства юмора перед разгневанной тигрицей, — ответил он, продолжая обрабатывать ее раны.

Боль и ярость заставили Анну сжать зубы.

— Ты просто невыносим. Теперь мне понятно, почему ты живешь здесь совершенно один.

Он лениво скользнул взглядом по ее лицу.

Анна почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Она никогда не встречала человека, который действовал бы на нее так.

— Я живу один, потому что меня это устраивает. А не потому, что я вынужден.

Он занялся перевязкой, и Анне оставалось только изучать волнистые пряди темных волос у него на затылке, следить за ловкими движениями больших рук. От него исходил запах пота, пыли, лошадей.

— Мама говорила, что ты был женат, — услышала она себя, прежде чем успела остановиться.

Он даже не взглянул на нее.

— Да, это правда. Я был женат. Один раз.

— Думаю, тебе не хочется рассказывать, что произошло?

Он поднял на нее хмурые глаза.

— Как это — что произошло? — переспросил он.

— Ну, почему вы расстались.

— Скажем, она хотела больше, чем я мог ей дать.

В его голосе чувствовалась горечь. Анне стало интересно, сколько времени прошло с их развода. Со слов матери она поняла, что много. Значит, он либо все еще любит свою бывшую жену, либо ненавидит. Ей хотелось бы это знать… почему, интересно?

Тем временем Мигель кончил бинтовать ее ладони, внимательно осмотрел результаты своей работы, сложил бинты в аптечку и убрал ее назад в холодильник.

Туго перевязанные руки болели гораздо меньше.

— Спасибо большое, Мигель, — поблагодарила она его.

Он не ожидал от нее никакой благодарности. Поступки этой женщины совершенно непредсказуемы…

— Да пожалуйста, — пробормотал он. Внезапно он смутился и, чтобы скрыть это, повернулся к холодильнику.

Они занялись едой, потом Анна сказала:

— Мне кажется, что ты не говорил мне, почему решил вернуться на ранчо. Ведь тебе было гораздо проще оставаться с ковбоями. Утром снова придется пускаться в далекий путь.

Он взглянул на нее и тут же пожалел об этом. Вид Анны с мокрыми кудряшками и едва застегнутой одеждой мог сбить с толку любого мужчину. И дело было даже не в сексуальности. Сердце сжималось, когда он глядел на это хрупкое, нежное создание, попавшее в неожиданный переплет. Огромный синяк на лбу, перебинтованные руки, которыми и есть-то было трудно. Выглядела она молоденькой и невинной, хотя он знал, что ей пришлось многое пережить.

— Мне захотелось узнать, нет ли новостей от Адама. Ну и потом… надо было посмотреть, все ли в порядке на ранчо.

— Но я же на ранчо. Так что нечего особенно беспокоиться. Да я и не помню, чтобы здесь что-то случалось с тех пор… — Она замолчала на полуслове.

— …с тех пор, как Белинда Уоллер пыталась сжечь ранчо двадцать с лишним лет назад, — докончил он за нее.

Она удивленно подняла брови.

— Ты знаешь эту историю?

Он помолчал, потом кивнул.

— Я не говорил об этом, думая, что ты не знаешь.

Она спокойно встретила его взгляд, как бы давая понять, что не стыдится обстоятельств, при которых они с братом появились на свет.

— Адам и я много лет знаем, что Белинда Уоллер была нашей физической матерью, а Томас Мердок — отцом. Хло и Виатт никогда не делали из этого секрета. Они поддерживали в нас гордость за наше родство. И мы им гордимся. Хотя, конечно, мне трудно примириться с мыслью, что мать оставила нас с братом на ступеньках этого самого дома, как корзину с бельем.

Мигель тяжело вздохнул. Ему вовсе не хотелось иметь что-то с этой женщиной. Она была намного богаче, чем многие женщины. Тем не менее глубоко в ее светло-зеленых глазах затаилась боль. Мигель отлично понимал, что значит предательство близкого человека.

— Насколько я знаю, она была больна, некоторое время даже употребляла наркотики. Наверное, считала, что о вас лучше позаботится ваш отец.

— Да, она не знала, что он к тому времени уже умер от сердечного приступа. На самом деле я все прекрасно понимаю. Просто заложенный во мне материнский инстинкт отторгает саму мысль о том, чтобы бросить свою плоть и кровь. Подумать только, она пыталась сжечь ранчо и чуть не убила мою тетю Роуз и дядю Гарлена!.. Врагу своему такого не пожелаю. Удивительно, что ты все это откуда-то знаешь.

— Думаю, что история Белинды и Томаса будет долго еще обсуждаться в нашем графстве. К тому же вы ведь с братом продолжаете быть его гражданами.

Анна почувствовала, что больше не сможет проглотить ни кусочка.

— Белинда вела дневник. Папа сохранил его. Когда мы с Адамом были подростками, он дал нам прочитать его, чтобы мы могли лучше понять свою мать. Тем не менее мне кажется, что я никогда не сумею понять, как она совершила такое. Хотя может быть, это была любовь.

Мигель не ожидал от нее такого откровенного разговора о своей семье. До сих пор Анна уклонялась от малейшего намека на подобные разговоры. То, что Анна так открылась перед ним, обрадовало и одновременно взволновало Мигеля. Он не хотел быть привязанным к этой женщине никоим образом. Но его тянуло к ней, и он не в силах был противостоять этому.

— Я ничего не могу сказать про нее, но что касается твоих родителей, то я уверен, что они очень любят вас с братом.

— О лучших родителях, чем Хло и Виатт, нечего и мечтать, — согласилась она и вопросительно посмотрела на него. — А у тебя, Мигель, есть семья?

Он покачал головой.

— Мой отец умер от сердечного приступа несколько лет назад. После его смерти мать уехала в Мехико к своей сестре.

— Твои родители из Мехико?

— Мой отец был гражданином США. А мать оттуда. Наверное, поэтому туда и уехала в конце концов. Она чувствует себя там на родине.

— А братья или сестры у тебя есть?

— Младшая сестра. Она живет в Колорадо.

Все это очень удивило Анну. Он совершенно не был похож на человека, у которого есть родственники. Такой одинокий волк. Вот насколько может быть обманчивым первое впечатление. Наверное, еще много неожиданного она узнает о нем до своего отъезда.

Тем временем Мигель покончил с едой и занялся кофе. Но когда он собирался уже налить в ее чашку, она закрыла ее рукой.

— Нет, спасибо. Я не хочу больше ни есть, ни пить. Кроме того, боюсь, что если выпью еще кофе, то совсем не смогу уснуть.

— Ты настолько устала, что уснешь в любом случае, — заметил он.

Анна вспомнила, сколько бессонных ночей провела в последнее время. Не спасала и работа. Как только ее голова касалась подушки, тут же наваливались бесконечные вопросы, проблемы и сомнения.

И обязательно она мысленно все время возвращалась на ранчо, к своей семье. Никогда не думала, что можно так скучать по дому.

Она вскочила и понесла тарелку к раковине. Но внезапно почувствовала страшную слабость в ногах и тяжело облокотилась о стол. Ей ни за что не хотелось, чтобы Мигель заметил это.

— Анна?

Это он что-то сказал ей на ухо? Она попыталась повернуться и почувствовала его дыхание у своего лица, потом его рука обхватила ее за плечи.

— Ничего страшного, Мигель, — тихо прошептала она. — Но думаю, что мне надо лечь в постель.

Он с облегчением вздохнул.

— Хорошо. Где твоя кровать?

— А что?

— Я отнесу тебя, — прошептал он. — И не возражай, пожалуйста. У меня не то настроение, чтобы слушать твои возражения.

Анна не могла возражать. Она так нуждалась в его поддержке, любви. Она так хотела быть любимой!

Но Мигелю она не нужна! Он заботится о ней только из-за ее родителей.

О господи, думала Анна, когда он нес ее в спальню, что же мне теперь делать?

Мигель положил ее на огромную кровать, выпрямился и посмотрел на нее сверху.

— По-моему, мне нужно остаться здесь на ночь, Анна, — сказал он.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и, к своему ужасу, только кивнула в ответ.

Глава ПЯТАЯ

Будильник звонил и звонил, как назойливая муха. Она протянула руку, попыталась нащупать кнопку и свалила будильник на пол. Но он, к счастью, перестал звонить, и Анна открыла глаза.

В комнате царила полная темнота. На какое же время она завела будильник? Облокотившись, она всмотрелась в светящийся циферблат и вслух застонала. Все тело у нее болело, пальцы не сгибались.

Бинты тут же напомнили о Мигеле, и по телу разлился сладкий жар. Слава богу, он не мог вчера прочитать ее мысли. Иначе она просто не могла бы смотреть ему в глаза.

Когда он пожелал спокойной ночи и сказал, что будет в спальне для гостей на случай, если ей вдруг понадобится его помощь, Анна почувствовала такое острое разочарование, что с трудом смогла его скрыть. А потом смутилась.

Как она могла подумать о том, что он захочет заниматься с ней любовью? Мужчина, которому она даже не нравится!

Закрыв глаза, Анна снова застонала. Хватит, нечего валяться и предаваться самоуничижению. Нужно вставать и заниматься делами. Лошадей надо кормить и выпускать из стойл.

Глядя на закрытую дверь своей спальни, Анна вдруг подумала, что спала так крепко, что даже не знает, ночевал ли Мигель на ранчо, как обещал. Он вполне мог подумать, что она обойдется без него, и уехать.

Она застелила кровать и поспешно оделась. Спустя пять минут уже оказалась на кухне. Там никого не было, чувствовался запах кофе, а на холодильнике была прикреплена маленькая записка: «Анна, я уехал на пастбище. Постараюсь как можно быстрее выслать к тебе двух парней на помощь. Мигель». Она перевернула бумажку, но так и не нашла никакого упоминания о том, когда приедет он сам.

«Мне вовсе и неинтересно это знать», — пыталась она убедить себя. Ей не надо, чтобы он учил ее ухаживать за лошадьми, это она умеет с детства.

Все всегда говорили, что она великолепно играет на фортепьяно. И что преступно зарывать такой талант в землю. Профессия пианиста гораздо престижнее ковбойской работы.

Анна налила себе чашку кофе и уселась за стол. Да, она убедила себя в том, что надо заниматься искусством, а не лошадьми. Подавила в себе детские мечты и занялась тем, чего от нее хотели. И вот спустя несколько лет оказалась перед осуществлением своей детской мечты. Пусть даже это продлится всего один месяц.

А может быть, родители специально подстроили все это, чтобы дать ей шанс определиться с карьерой пианистки? Ну что ж, она решит здесь, что ей делать с собственной жизнью. Вполне возможно, музыка действительно окажется ее настоящим призванием. Но сначала надо бы разобраться с этим управляющим. Она завоюет его уважение, даже если ей это будет стоить жизни!

Холодный вечерний ветер развевал рыжие кудри Анны. Она наслаждалась прогулкой верхом на прекрасном скакуне и даже не сразу заметила мужской силуэт на вершине холма. Анна с силой натянула поводья, и конь, фыркнув и загарцевав на месте, остановился, явно недовольный тем, что его бег так неожиданно прервали. Анна увидела, что Мигель стремительно спускается с холма, и поскакала ему навстречу.

— Ты сегодня рано освободился, — сказала Анна. — Как дела на пастбище?

— На пастбище все в полном порядке, а я спешил к тебе, и, видно, не зря. Ты что, пытаешься покончить жизнь самоубийством?

Анне показалось, что в следующий момент он протянет руку и скинет ее с лошади. Ее бы это даже не удивило.

— Я не самоубийца, — холодно ответила она. Потом спрыгнула с лошади и повела ее под уздцы к конюшне.

Мигель тихо выругался и последовал за ней.

— Ну скажи, зачем ты села на этого коня? Это самый лучший скакун Хло.

— Я знаю. Он просто чудесный. Мигель увидел, что она широко улыбается.

Подумать только, улыбается из-за лошади! Нет, он никогда не поймет эту женщину.

— Чудесный, — проворчал он. — Если бы он сбросил тебя на такой скорости, ты бы сразу сломала себе шею.

Анна рассмеялась, а он еще больше нахмурился.

— Я не падала с лошади с тех пор, как мне исполнилось шесть лет, — успокоила она его. — И то это произошло потому, что Адам ударил моего пони.

— Этот скакун — совсем не пони, — Мигель кивнул в сторону разгоряченного жеребца. — Мне вообще не хотелось бы видеть тебя ни на одной из скаковых лошадей.

Анна молчала до самой конюшни.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что не имеешь никакого права приказывать мне, — сказала она наконец.

Мигель от ярости стиснул челюсти.

— А ты думаешь, что я буду стоять и спокойно наблюдать, как ты подвергаешь свою жизнь опасности? Если ты действительно так считаешь, то ты еще глупее, чем я думал!

В Анне тоже поднялся глухой, темный гнев. Она едва сдерживалась, чтобы не влепить ему пощечину. Спасла только многолетняя привычка контролировать свои эмоции.

— Видимо, вы слишком крепко спали, мистер Чейз, иначе помнили бы, что Хло оставила меня отвечать за лошадей.

— Я прекрасно помню это, — ответил он. — Но это не значит, что ты можешь делать все что хочешь.

— Нет, а кто, по-твоему, должен был выгулять жеребца? Эти два ковбоя, которых ты прислал мне в помощь? — Она рассмеялась. — В них обоих весу восемьдесят килограммов. Ни один из них никогда не участвовал в скачках, и они до смерти боятся упасть с лошади. Представить даже не могу, что им можно доверить хотя бы вымыть лошадей!

— Для скачки мы можем нанять людей из специальной фирмы.

— Совершенно нет необходимости в этом, пока я здесь. Моя мать мне это поручила. И я ни за что не хочу ее разочаровать.

Сердитое выражение на лице Мигеля сменилось на недоверчивое.

— Твоя мать знала, что ты собираешься скакать? Я в это не верю!

У Анны от гнева затрепетали ноздри.

— Она дала мне инструкции по каждой из лошадей. А теперь, раз мы все выяснили, может быть, ты позволишь мне продолжить работу?

Анна сделала попытку пройти мимо Мигеля, но он схватил ее за руку. Она возмущенно вскинула на него глаза, но тут же опустила их.

— Я тебе не верю! Хло никогда не позволила бы тебе так рисковать.

Она нашла силы взглянуть ему в глаза.

— А ты думаешь, мать сама не рискует жизнью, когда пускает лошадь галопом?

— Нет. Твоя мать привыкла к скачкам. Она прекрасно знает каждую лошадь в конюшне. А ты…

— …только и знаешь, что играть на фортепьяно, — продолжила она за него с насмешливой улыбкой. — Так вот, я умею гораздо больше, чем ты думаешь.

Ее самоуверенность так подействовала на Мигеля, что он непроизвольно дернул ее за руку, и она буквально упала на него.

— Здесь на ранчо управляющий я, мисс Анна Сандерс. Не ты! И именно мне придется отвечать перед твоими родителями, если ты попадешь в больницу со сломанной шеей!

Анна посмотрела в его зелено-карие глаза, на насмешливо изогнутые губы и удивилась, как это она вчера, когда он бережно бинтовал ее руки, решила, что он сочувствует ей. Как можно ошибаться в людях!

— А я-то думала, что ты беспокоишься о моей шее, а не о своей собственной.

— Ты права, я давно уже понял, что собой представляют девушки из богатых семейств. Вы думаете только о собственном удовольствии, а на других вам совершенно наплевать!

— У тебя нет никакого права и никакой причины говорить со мной подобным образом!

Внезапно взгляд Мигеля упал на ее губы, и он сразу забыл, о чем они спорят, где находятся.

— Да, у меня нет совершенно никакого права делать это, — шепотом повторил он за ней.

Затем внезапно наклонился и ощутил губами мягкую податливость ее губ.

Совершенно не ожидавшая поцелуя после всех тех оскорблений, которые она от него услышала, Анна протестующе застонала и сделала попытку вырваться, но он держал ее крепко. Она уперлась обеими руками в его грудь, и тут же боль пронзила ее поврежденные ладони. Она непроизвольно вскрикнула. Ее голос пробился до Мигеля, отключившегося от действительности. Он оторвался от нее, но все еще удерживал рукой ее подбородок, внимательно вглядываясь в раскрасневшееся лицо.

— Не знаю, как ты действуешь на меня, Анна, но, так или иначе, это к хорошему не приведет.

Несмотря на все то, что он сказал ей, Анна чувствовала, что не может противиться прикосновению его рук, и те горькие слова, \ которые он произнес, были для нее почему-то слаще всего на свете.

— Почему ни к чему хорошему не приведет? — спросила она шепотом. Ее прежний гнев сменился испугом. — Тебе что, чуждо все человеческое?

— Нет. Потому что мне не нравится, когда мне напоминают…

Мигель внезапно замолчал. Анна с глубоким разочарованием увидела, как он снова замкнулся в себе. Она, как и он, не могла понять, почему в какой-то момент у нее чесались руки дать ему пощечину, но тут же хотелось заняться с ним любовью. Она должна была это понять. Ее нестерпимо тянуло узнать, что кроется в его затуманенных глубоких глазах.

— О ней? — тихо спросила Анна.

Он смотрел на нее непонимающим взглядом, потом медленно покачал головой, когда наконец понял, что она имеет в виду его бывшую жену.

— Нет. Не о ней. О моей собственной глупости.

С этими словами он выпустил ее из своих объятий. Анна, не пошевельнувшись, смотрела, как он уходил.

— Мигель?

Он остановился, потом, обернувшись, посмотрел на нее.

— Мне очень жаль, что ты не хочешь, чтобы я скакала на лошадях. Мне очень жаль, что ты вообще не хочешь, чтобы я жила на ранчо. Но я здесь и собираюсь делать то, что должна делать. И ты будешь доверять мне.

Доверять ей. Может быть, со временем он поверит в нее. Но это будет касаться только лошадей и ранчо. Одно ясно: он никогда не доверит ей свое сердце.

— Посмотрим, Анна.

Он повернулся и пошел. Анна еле удержалась, чтобы не побежать вслед за ним. Нет, надо продолжать вести себя как прежде, спрятать все свои желания глубоко в сердце.

От этой мысли ей стало так горько, как не было никогда в жизни, и непрошеные слезы покатились из глаз.

— Мне совершенно все равно, как вы будете это делать, но, если мисс Сандерс что-то велит вам, вы это сделаете! Я не хочу слышать от нее, что вы боитесь выполнять свою работу!

— Но, мистер Чейз, — прервал его один из молодых ребят, — нас наняли сюда ковбоями. Мы понятия не имеем о скачках.

Глаза Мигеля загорелись опасным огнем.

— Если вы не в состоянии повторить то, что показывает вам мисс Сандерс, то можете убираться отсюда. Я найду таких, кто это сумеет.

Два парня стояли, переминаясь с ноги на ногу, бормоча, что сделают все, что в их силах. За спиной Мигеля раздалось покашливание.

— Тебе не кажется, что ты с ними чересчур строг? — услышал Мигель мужской голос, когда ковбои отошли на достаточное расстояние.

Мигель обернулся и увидел своего старого друга Роя Парди, шерифа графства Линкольн. Настроение Мигеля тут же поднялось, и он с улыбкой протянул другу руку.

— Я буду с ними еще строже, если они не выполнят моих требований. Сосунки мне здесь не нужны.

— А в чем, собственно, дело? Хло понадобились еще конюхи для скаковых лошадей?

Мигель покачал головой.

— Ты разве не знаешь? Она с мужем проводит сейчас второй медовый месяц.

На лице Роя появилось удивленное выражение.

— Вот это новость! Я думал, что они поехали навестить Адама, который сломал ногу и лежит в больнице.

— Так и было. Но ему уже лучше, и они решили попутешествовать по Южной Америке. Примерно месяц.

Рой задумчиво потер подбородок.

— А как Анна? Мне казалось, что она приехала сюда в отпуск. Именно поэтому, кстати говоря, я и заехал. Повидаться с ней.

— До вчерашнего дня Анна ухаживала за лошадьми своей матери. По мне, так лучше бы она этого не делала.

Рой озадаченно взглянул на него, потом рассмеялся.

— А в чем дело? Анне удалось покорить твое сердце?

Мигель нахмурился.

— Покорить мое сердце? Что ты имеешь в виду?

— Последний раз, когда я ее видел, моя племянница была прехорошенькой.

Мигель неприязненно посмотрел на него.

— Я достаточно повидал хорошеньких женщин на своем веку.

— Да, повидал. Но давно. А теперь, наверное, вообще никаких не видишь. А уж таких, как Анна, и подавно.

Мигель махнул рукой в сторону конюшни:

— Наверное, она там.

Понимая, что приятель хочет положить конец беседе, Рой схватил его за плечо.

— Хорошо. Пойдем со мной, я хочу поздороваться с ней.

— У меня дела.

— У тебя всегда дела. Они могут подождать.

Кому-нибудь другому Мигель тотчас бы объяснил, куда ему катиться. Но с Роем он дружил уже много лет. Он уважал его и дорожил их дружбой. И не хотел обижать его из-за Анны.

Они застали ее убирающей стойла. Как только она заметила Роя, ее лицо осветила радостная улыбка. Она подбежала к нему и бросилась в объятия.

— Дядя Рой! Как чудесно, что ты заехал. — Она поцеловала его в щеку, потом еще раз, заставив шерифа рассмеяться.

— Вот это мне по душе! — воскликнул он, похлопав по ее спине огромной ручищей.

Анна прижалась щекой к его широкой груди, потом откинулась назад, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Как поживает мой любимый техасский рейнджер?

Рой с улыбкой повернулся к Мигелю.

— Ну как тебе это нравится? Целует меня, а расспрашивает о моем сыне!

— Чарли — мой любимый кузен, — оправдываясь, объяснила Анна. — И я не видела его со дня их свадьбы с Вайолет.

— У Чарли все хорошо. Но все-таки будет лучше, если остальные кузены не будут знать, что он у тебя самый любимый. А тебе известно, что Вайолет ждет ребенка?

Анна кивнула. В нескольких шагах от нее стоял Мигель, совершенно загипнотизированный блеском ее глаз и широкой улыбкой. Это была совершенно другая женщина, чем та, которую он знал. Эта Анна жаждала любви и счастья в семье.

— Да, мама сообщила мне радостную новость. Я так счастлива за них! А когда они возвращаются домой? Мне бы хотелось повидать их, пока я здесь.

— Наверное, в конце июня, — ответил Рой. — Ты еще будешь здесь?

До конца июня было еще семь недель. Анна же планировала пробыть на ранчо недель шесть, одна из которых уже прошла.

Не смея взглянуть на Мигеля, она сказала:

— Еще не знаю, дядя Рой. Я не в курсе, какой у меня будет график концертов. Но постараюсь. — Она взяла Роя под руку. — Пойдем, я приготовлю тебе кофе.

— Вообще-то я еду домой, но думаю, что Джастин подождет еще пару минут. Кроме того, я заметил, что она огорчается гораздо больше, когда я приезжаю домой раньше. — Он взглянул на Мигеля. — Пойдем попьем с нами кофе, Мигель. Расскажешь, как идут дела.

Мигель перевел взгляд с Роя на Анну и вновь увидел на ее лице отчужденность. Он почувствовал укол разочарования. Ему не хотелось видеть ее такой холодной, она была так прекрасна, когда разговаривала с дядей…

— У меня куча дел… — начал он.

— Не надо о делах, — прервал его Рой. — На ранчо всегда куча дел. Уверен, что Анна угостит нас отличным кофе. А если нам ее кофе не понравится, я знаю, где Виатт хранит свое бренди.

— Дядя Рой! — Анна деланно возмутилась. — Ты же знаешь, что я варю замечательный кофе. А пить шерифам вообще запрещено.

Рассмеявшись, Рой взял племянницу за локоть и вывел из конюшни, сделав знак Мигелю следовать за ними.

Примерно через час Рой распрощался и поехал домой. Обычно Мигелю всегда очень нравилось, когда приезжал его старый друг. Но в этот вечер из-за присутствия Анны ему никак не удавалось расслабиться. Чем больше он старался не замечать ее, тем меньше ему удавалось отвести от нее взгляд и забыть их поцелуй на конюшне.