Ганс Вольф с упреком посмотрел на британского тренера.
      - В конце ты потеряла контроль над собой.
      - Да, но только после финиша.
      - Плохо. Это показатель того, что ты вообще можешь потерять над собой контроль. Если такое случится на спуске, это гибель.
      Элизабет раздраженно наклонила голову. Она пылала от счастья победы и думала, что Ганс мог бы быть чуть снисходительнее.
      - Элизабет, сегодня твой отец улетает домой, - сказал Ронни. - Он хочет, чтобы ты позвонила ему до отъезда.
      Элизабет улыбнулась.
      - Я не хочу говорить с ним. Если он еще позвонит, скажите, что меня нельзя беспокоить. Вот так просто и скажите.
      - Хорошо, - неуверенно ответил Ронни.
      Элизабет потянулась, взяла желтую бутылочку сока у кого-то из обслуги. Тони мог отправляться ко всем чертям. Как только у нее будет олимпийское золото в кармане, она попортит ему жизнь.
      - Нам еще надо работать, - сказал Ганс, как будто мог подслушать ее мысли.
      Элизабет кивнула и улыбнулась. У них за спиной размахивали американскими флагами, толпа приветствовала Ким Феррел, время которой, как и следовало ожидать, было три одиннадцать.
      - Я знаю, работа еще не окончена.
      Слова прозвучали неубедительно. Сама-то она думала, что все они Хейди, Луиза, Тони... Да она готова всех сейчас смести со своего пути. Настал ее час.
      Она чувствовала себя непобедимой.
      ***
      Нина приехала в "Холкин" ровно в девять. Весь день Тони избегал ее звонков, но сейчас был готов к встрече.
      Она оглядела себя в зеркале лифта, поднимаясь в его апартаменты. Черные волосы забраны вверх, костюм шоколадно-коричневого цвета с кремовой отделкой, туфли на низком каблуке, матовые шелковые колготки и никаких украшений. Косметика в тонах бренди, ягод и золота. Нина казалась на пять лет старше в таком наряде. Красивая, но слишком серьезная.
      Лифт скользнул, бесшумно остановился и выпустил ее.
      Нина почувствовала легкий страх. Как ей хотелось удержать Генри, о Боже! Они только успели поужинать в китайском ресторане и провести по-настоящему всего одну ночь, когда она вернулась в Лондон. А потом он улетел с Лилли во Францию. Ужин прошел не так, как хотелось бы Нине. Она была уставшая и раздраженная после полета, в шоке от отчета в вестнике и к тому же злилась на Генри, раскрывшего их отношения перед Фрэнком Стонтоном.
      Генри был раскованный, свободный, а она чувствовала себя как шарик на веревочке. Они не ссорились в буквальном смысле слова, но Нина постаралась пораньше уйти. Недавно гадалка сказала девушке, что ей следует остерегаться темных сил, объединившихся против нее. Генри заявил тогда, что ему удается все, за что он ни берется.
      Ей хотелось быть немного поласковее с Генри. Она могла потерять друга.
      Нина нажала на звонок у графских апартаментов.
      Тони открыл дверь и провел ее внутрь, ласково улыбаясь. Комната убрана в стиле японского минимализма, но стол накрыт экстравагантными блюдами; выдержанное шампанское охлаждалось в серебряном ведерке со льдом, теплые бутылки сакэ стояли рядом с тарелками суши <Традиционное японское блюдо из рыбы.>. Стол украшали вазы с лиловыми орхидеями. Нинин взгляд невольно метнулся в сторону кровати. На ней лежала большая яркая синяя коробка с золотой этикеткой. Что-то из ювелирных изделий.
      Ей хотелось расхохотаться. Вот ответ на все ее вопросы.
      - Я больше не покупаюсь на это, Тони, - хрипловато проговорила она.
      Он поднял бровь.
      - На что ты не покупаешься?
      - На все это дерьмо. - Нина указала на стол и на коробку. - Что бы это ни было, я надеюсь, ты уже получил свое.
      - Нина. - Тони Сэвидж спокойно сел на стул со спинкой из вишневого дерева и оглядел ее. - О чем ты говоришь? Слушай, дорогая, надеюсь, ты не собираешься осложнять положение? Ты же умная девочка и понимаешь, как это глупо.
      - Ты мне угрожаешь?
      - Я? Угрожаю тебе? Не будь дурой. Подумай, кто я и кто ты. Кажется, у тебя мания величия, Нина Рот. Ты ведь на самом деле не такая важная птица.
      - Благодаря мне "Дракон" поднялся на пять пунктов за две недели, горячо заявила Нина. - Это моя работа. Я это сделала, Тони. Мои слова написаны в отчете. Но ты даже не упомянул меня.
      - А с какой стати я должен тебя упоминать? - спросил Тони, и в его голосе послышалось раздражение. Он потянулся за шампанским, вынул пробку и налил в два бокала. - Это не твоя работа. Это работа "Дракона".
      Сделанная на наши деньги, продвинутая благодаря нашему имени. Мы довольно хорошо справлялись и раньше, до твоего появления.
      - Ты должен был отдать мне должное за проделанную работу. Никто в компании не добился таких результатов. Ты мне обязан обеспечить продвижение и...
      - Черт побери, я ничем тебе не обязан, - заявил Тони, поднимаясь и подходя к ней. Он не кричал, но в голосе звучала тихая угроза, от которой Нина сжалась. - Я вытащил тебя из ниоткуда, из какого-то Бруклина, я сделал тебя богатой молодой девушкой...
      - По доброте души.
      - Нина, это глупо, - ласковым голосом заметил Тони. - Я думаю, я довольно щедр с тобой. Прекрати, дорогая. Не могу вспомнить женщину, которая доставляла бы мне большую радость, чем ты. - Он наклонился и разгладил черное атласное покрывало на постели. - Ты хочешь продвижения, больше денег. Это можно устроить. Я что-нибудь придумаю. Так что перестань болтать ерунду насчет того, что я не отдаю тебе должного.
      Нина уставилась на Тони.
      - Так ты думаешь, я продаю себя тебе? Боже мой!
      Неужели ты считаешь меня такой женщиной?
      - Я знаю, что ты именно такая женщина. - Сейчас его глаза превратились в две черные точки, из которых исходила холодная ярость. - Ты доказала это в Дублине.
      - Я не прикоснусь к тебе, даже если ты останешься последним мужчиной на Земле! - прорычала Нина.
      - Ну конечно, ты предпочитаешь что-то менее основательное, вроде Генри Нэймета. - Он рассмеялся, заметив, как Нина побледнела. - Нина, ты меня знаешь. Я люблю всегда держать руку на пульсе. Но я бы на твоем месте на него уже не рассчитывал.
      Рот Тони перекосился в насмешливо-презрительной ухмылке. Нине стало нехорошо.
      - Так ты рассказал ему, - наконец мрачно проговорила она.
      - Конечно. С некоторыми подробностями, - легким тоном сообщил Тони. Мы вообще долго болтали с ним по телефону, когда я был в Швейцарии. Люблю быть в хороших отношениях с сотрудниками.
      Нина ничего не ответила. Она почти слышала, как и что он говорил Генри.
      - Да, в общем, было жаль, он казался смущенным, ему нечего было сказать. Вы, американцы, способны быть такими благонравными...
      - Да пошел ты к черту, ублюдок! - прошипела Нина; глаза ее наполнились слезами.
      Тони потянулся, провел пальцем по ее подбородку.
      - Но, ангел мой, у тебя есть я, и пока мы понимаем друг друга, я могу сделать твою жизнь очень приятной.
      Нина грубо оттолкнула его.
      - Да, мы понимаем друг друга. Я поняла, что ты за тип.
      Я скорее буду трахаться с прокаженным сифилитиком.
      - Я думаю, ты меня не понимаешь. Я же не прошу тебя - я говорю тебе. А иначе, - холодно заявил Кэрхейвен, - с тобой покончено. Тебя уволят. Ты нигде не найдешь работу, ни в одной фармацевтической компании, стоит мне только сказать словечко. Ты чужая в Британии. У тебя нет друзей и нет поддержки. Не думаю, что у тебя много друзей и в самой компании, Нина. Я бы даже сказал, ты очень непопулярна. Люди сочтут тебя просто очередной шлюхой, которая на этот раз еще и работала на меня и которую я просто уволю.
      - Я понимаю. Я действительно все понимаю, - сказала Нина, на этот раз тише.
      - Ну и хорошо. - Тони стал загибать пальцы, отмечая пункты с улыбкой, бесившей Нину. - Ты уволена.
      Ты изгнана из страны. Тебе нечего предъявить за время, которое ты работала у нас. Пойдет слух о том, что ты не умеешь ладить с людьми. У тебя не будет даже скучного ученого типа, к которому ты могла бы побежать. Он тебя, моя прелесть, не так воспринял, а использованные вещи он не хочет.
      Он поднял фужер с шампанским и протянул Нине.
      - Иди, мы забудем обо всех неприятностях, и ты можешь устремиться вперед, навстречу очень приятной жизни и блестящему будущему.
      Нина поколебалась секунду и взяла фужер.
      - Ты ошибся насчет Дублина. Я не продавала себя.
      Я использовала тебя ради того, что ты можешь для меня сделать.
      - Ну вот видишь, Нина, мы так похожи. Мы две стороны одной медали.
      Нина улыбнулась ему в ответ. И придвинулась ближе.
      - Опять ошибаетесь, милорд, - сказала она.
      Потом выплеснула шампанское ему в лицо и вышла из номера.
      Глава 34
      Звонок зазвонил как обычно - в шесть. Нина уже направлялась в ванную, когда поняла, что в этом нет необходимости. Ей сегодня не надо идти на работу.
      Тем не менее она встала, приняла душ, надела костюм бежевого цвета, колготки от Вулворда и туфли без каблуков. В пятницу утром она не могла себя чувствовать уютно в джинсах.
      Голова болела, но глаза были сухие. Она отплакалась в прошлую ночь. Тони больше нет, ее работа растаяла, как сигаретный дым. Генри тоже нет, и это хуже всего.
      Она подумала: почему вдруг для нее так много значит этот человек? Глупо: несколько раз вместе поели, один раз в кино сходили и один раз любовью занялись. Сердце дало течь, а ей хотелось накрепко задраить люк. Не потому ли Нина поклялась себе не допускать больше ничего такого? Но Нэймет сумел пробраться в сердце, и теперь оно болело. Оно ныло так, как, думала Нина, никогда больше не будет ныть. Она не допустит.
      Нина немножко подкрасилась. Не потому, что хотелось, а потому, что надо. Тони с удовольствием бы представил ее себе заплаканную, с покрасневшим носом, с мешками под глазами. Она ощущала опустошенность от горя и утраты, но не собиралась кричать об этом на каждом углу.
      За окном солнце поднималось в нежно-голубое весеннее небо. Нина сделала себе кофе и выслушала по радио программу на день. Никогда по утрам ей не приходилось быть дома так долго. Нина посмотрела в кухонное окно и увидела пробивающиеся под забором крошечные цветочки. Крокусы, подснежники и пара желтых нарциссов. Она с удивлением уставилась на цветы. Откуда они взялись? У нее никогда не было времени на садик.
      Ровно в девять утра Нина позвонила в "Дракон".
      - Могу ли я поговорить с Анитой Керр из офиса Нины Рот?
      - Минуту. - Пауза, и потом:
      - У нас не значится такого офиса, мадам. Анита Керр переведена в другой отдел.
      Боже мой, этот ублюдок работает быстро.
      - Какой?
      - Отдел ярлыков.
      Нина почувствовала холодок под мышками. Ярлыки - это хуже, чем оказаться на улице. Аните придется проводить дни за двойной проверкой номеров - утомительнейшей работой. Этот отдел находится у черта на рогах, в Слау.
      - Но она сейчас в недельном отпуске.
      - Тогда отдел кадров. Мне надо договориться и забрать личные вещи.
      - Простите, а с кем я говорю?
      - Это Нина Рот, - как можно спокойнее ответила Нина.
      В голосе девушки звучала не только насмешка, а что-то еще. Она точно знала, с кем говорит, но ей нравилось заставлять Нину пройти через унижение.
      - Я сейчас выясню, сможет ли мистер Суини поговорить с вами. Не кладите трубку.
      Нина ждала целых пять минут.
      - Извините, но его нет на месте.
      - Тогда его помощника.
      - В отделе кадров нет никого. Не могли бы вы оставить сообщение?
      Нина оставила номер своего телефона и положила трубку. Личные записи, бумаги по исследованиям, номера телефонов ученых, с которыми она имела дело, проекты, данные по конкурирующим компаниям - все там. Бесценный материал для начала новой работы. Но она решила подождать до ленча, когда Кит Суини позвонит ей. Это унижение гораздо более горькое, чем дикая слива. Она расхаживала по гостиной беспокойно, пытаясь ухватиться за что-то, за какую-нибудь мысль.
      Что она может предпринять? И пришла к выводу: все придется начинать с нуля. Нина Рот, вышедшая из Бруклина, против графа Кэрхейвена? Дино, Том, Люк Виера объединятся и станут отрицать каждое ее слово.
      В девять сорок раздался звонок в дверь. Она открыла и увидела парнишку в несвежей майке с картонной коробкой в руках.
      - Нина Рофф? - исказил он ее имя. - Я вам принес вот это, - сказал он и сунул ей в руки коробку. - Здесь распишитесь. А эта машина перед домом ваша? За ней скоро придут и заберут. И мебель тоже.
      - Мебель? - тупо повторила Нина.
      - Да, в бумагах все написано, - равнодушно объяснил парень. - Сами поглядите.
      Она захлопнула за ним дверь и села на кушетку. В коробке лежали ее ручки, карандаши, блокнот, писчая бумага и три открытки из Цюриха. Ни заметок, ни исписанных блокнотов, только толстый конверт со штампом "Берман, Грэйвз и Баулер". Это была самая солидная фирма, именно ее услугами пользовался Тони в наиболее серьезных случаях. Нина надорвала конверт. Розовая форма П-45 правительства Соединенного Королевства сообщала о том, что она "в прошлом". Листок полетел на пол, словно подтверждая, что она на самом деле в прошлом. Нина не стала поднимать его и принялась читать письмо.
      "Дорогая мисс Рот. Нижеследующим Вы извещаетесь о том, что уволены по причине, изложенной устно. Вам запрещено входить в помещение "Дракона". Ваша работа и все записи являются интеллектуальной собственностью компании и будут удержаны. Ваша машина остается собственностью "Дракона", и вас просят вернуть ее немедленно, иначе будут предприняты физические действия.
      Другие личные вещи, купленные для вас на средства компании, также должны быть возвращены (поименный список прилагается). Вы не получите никаких рекомендаций от компании, Министерство внутренних дел извещено о переменах в вашем статусе..."
      В дверь снова резко постучали. Нина подпрыгнула от неожиданности и пошла открывать. Она оказалась лицом к лицу с пятью крепкими парнями в красных с черным костюмах "Дракона". Из отдела безопасности. Возле забора она увидела припаркованный белый грузовичок.
      - Все в порядке? - спросил бригадир, указывая на письмо у нее в руках. - Мы пришли за вещами. У вас ключ от машины?
      Нина отступила в сторону, пропуская его в комнату.
      Она молча вынула из кармана ключи от "гольфа" и подала ему, а остальные мужчины прошли мимо нее и стали выносить мебель.
      - Хорошо, - сказал бригадир. Он отдал ей квитанцию. - Лучше поскорее со всем этим покончить, правда? Я так и знал, что вы не доставите нам хлопот.
      - Нет, не доставлю, - поторопилась успокоить его Нина. - Со мной у вас не будет хлопот.
      "По крайней мере, - подумала она, - пока".
      ***
      Над Вербьером занималось раннее ясное утро, солнце ярко светило над скалами. Снег лежал неровно, поэтому дистанцию Вьезонна ночью покрыли толстым слоем искусственного снега.
      - Отлично, - сказала Элизабет Гансу, - мне это подходит. - Она ела кашу с тощим кусочком ветчины. - Искусственный покров поможет держать более высокую скорость.
      - Да, но это не слишком здорово. Вьезонна действительно позволяет увеличить скорость, но местами даже чересчур.
      - Чересчур большую? Так это просто здорово. - Элизабет улыбнулась.
      Ее зубы выделялись белизной на фоне загорелой кожи. У нее был здоровый румянец, как у атлеток в самой лучшей спортивной форме. Она источала уверенность точно так же, как драгоценные камни на шее Моники. За три дня соревнований в ней появился напор, теперь ее невозможно удержать. Ганс никогда не видел, чтобы его ученица так каталась. Кажется, из глубин своего существа Элизабет Сэвидж извлекла все запасы скорости и мастерства. Он с трудом ограждал ее от журналистов, не позволяя узнать, что о ней пишут. Ближайшей соперницей Элизабет была Луиза, на втором месте держалась Кристи, а на третьем - Хейди. Но они здорово отстали от Элизабет. Ганс не сомневался, что она это понимает. Своей неколебимой уверенностью Элизабет напоминала ему Джека Тэйлора.
      - У тебя еще два дня соревнований. Тебя могут догнать, дорогая.
      - Да, небо тоже может рухнуть.
      - Я не понимаю...
      - О Ганс, не волнуйтесь. Я обещаю, что не успокоюсь, пока не получу золото. Луиза тоже очень хочет золото... - Девушка в раздумье покачала головой. - А если она блестяще прокатится?
      - Надо хотеть победить. Это единственный путь, - ответил герр Вольф. Катайся еще быстрее.
      Элизабет выпила последний глоток свежевыжатого апельсинового сока, вскочила из-за стола и высунула голову в окно.
      - Я собираюсь быстренько пробежаться по Саволейер.
      Дистанция скоростного спуска. Ганс понимал: запрещать бесполезно, энергия из нее прямо рвется наружу.
      - Элизабет, но только один раз. Понятно? Иначе слабее прокатишься днем."
      Магические слова. Зеленые глаза тут же стали серьезными.
      - Конечно, тренер, только раз. Один.
      ***
      Выйдя из подъемника на вершине, Элизабет почувствовала себя на Олимпе. Как все прекрасно вокруг! Она непобедима... Электрические подъемники сегодня работали только для олимпийцев, они носились туда-сюда, а зрители на соседних дистанциях замирали, приветствуя ее, и размахивали флагами Великобритании. Ледяные коридоры скоростного спуска огорожены и почти пустынны, там катались один или два спортсмена, которым явно не хватало адреналина. Саволейер - настоящая скоростная трасса: желудок остается на старте, а тебя выбрасывает, как ракету, прямо к подножию. Эта трасса задаст жару, подумала девушка. Настроение у нее было великолепное. Она ощущала себя счастливой от высоты, от пустынной белизны гор, от предчувствия грядущей победы.
      Элизабет отцепила металлический круг на ногах и приготовилась.
      - Счастливое место. Хотел бы на нем оказаться., Элизабет чуть не выпрыгнула из кожи от неожиданности. Перед ней стоял Джек Тэйлор в голубом тренировочном костюме американской команды. Мужчины сегодня катались на Тортине. Трудная дистанция, полная опасных мест.
      Элизабет нахмурилась и пробормотала:
      - Привет.
      - Слушай, надо кончать с такими встречами, - сказал Джек легким тоном. - Кстати, как Холли держится?
      Она действительно хорошо катается в последнее время.
      Так что передай ей, что я горжусь соотечественницей.
      - Сам передавай это своей подружке, Джек, - резко ответила Элизабет. У меня полно других забот.
      - Да, я вижу. Ты катаешься очень хорошо.
      - О Боже! - взорвалась Элизабет. - Ты самый надменный парень, какого я когда-нибудь встречала, Джек Тэйлор! Перестань наставлять меня. У меня, знаешь ли, золото в кармане. А тебя может достать Цубригген.
      - В последнем спуске я немного ошибся.
      - Всегда находятся какие-нибудь причины.
      - Никаких причин, Лиззи. Я собираюсь выиграть с преимуществом в десять пунктов, - сердито бросил Джек.
      - Я катаюсь не хуже тебя, Джек. Мне надоели твои поучения. Ты ездишь быстрее меня только потому, что ты мужчина.
      - Надеюсь, что ты это заметила, дорогая, - холодно сказал Тэйлор.
      - Не льсти себе, Джек, это было пятиминутное увлечение, - прошипела Элизабет, словно кошка.
      - Хорошо, детка, ты действительно отплатила мне.
      Услуга за услугу, - медленно произнес Джек, и его южный говор стал особенно заметен. Он прошелся по ней взглядом и добавил:
      - Я получу свое, когда ты проиграешь. Должен предупредить: это продлится гораздо дольше пяти минут. Я собираюсь воспользоваться случаем на полную катушку.
      - Ox, а что скажет Холли? - с издевкой спросила Элизабет. - Хотя ей нечего беспокоиться, ты ведь вообще ничего не получишь. А теперь извини меня. Я здесь для того, чтобы кататься.
      Элизабет нахлобучила шлем и рванула вперед, мгновенно исчезнув в белом вихре.
      Джек уставился ей вслед. Он проехал почти полмира ради вот этого?!
      - Черт побери! - сказал он. И добавил кое-что покрепче.
      ***
      На вершине Вьезонна, переминаясь с ноги на ногу, стояли, столпившись, спортсмены. Они молча смотрели на мониторы, установленные внутри и снаружи стартовых ворот.
      Сказать было нечего.
      Элизабет уже стояла наготове. Сердце ее билось так, как будто она уже спустилась до половины трассы. Две минуты до триумфа или поражения.
      Новости были неважные. Ее путь к первенству только что сузился. До того как начала спуск Луиза, вела Хейди. И еще две девушки наступали им на пятки. Но Луиза прокатилась хорошо, показав результат, который меньше чем на две сотых секунды не дотянул до мирового рекорда. Это была лучшая гонка в карьере Луизы.
      Только леди Элизабет Сэвидж отделяла швейцарку от пьедестала почета. Впрочем, Элизабет не считала Луизу препятствием на пути к золоту. Так же, очевидно, как и Луиза. Финишировав, швейцарка победно вскинула оба кулака к небу и метнула палку в воздух, словно подавая сигнал к овации.
      Времени думать больше нет. Раздался сигнал, и Элизабет подалась вперед, наклонившись как можно ниже.
      За пятнадцать секунд стартового времени она должна выбрать момент и оттолкнуться. Девушка вся подобралась, в голове зазвучали слова Ганса: "Наклонись ниже, как можно ближе к земле..."
      Элизабет сильно оттолкнулась, запустив себя, как ракету; утоптанный снег взвился из-под длинных лыж, маленький трамплин выбросил ее еще на двадцать ярдов вперед. Как же добиться совершенства на этом спуске? Ты должна ехать быстрее, быстрее! Мускулы горели, когда она кинула себя почти вертикально вниз, держась ближе к ограждающей сети, чтобы увеличить скорость. Ветер завывал вокруг шлема, толпы болельщиков орали, звонили в колокольчики за канатом. Смешавшиеся красный, белый и голубой цвета английского флага давали понять, что она впереди всех по времени. Да! Да! Она победила Луизу, ей сейчас надо просто удержать эту скорость...
      Войдя в последний поворот, Элизабет увидела, что британцы восторженно подпрыгивают за ограждением.
      От радости они впали в истерику, размахивали флагами, вопили. Она должна победить! Но она не может рисковать. Ей надо собраться. Элизабет бросила тело вперед, беря последний поворот на очень опасном крене. Ее грудь оказалась в нескольких дюймах от земли. Она прямо возле сети ограждения и...
      И вдруг она потеряла контроль над собой! Маленький досадный крен. Она попыталась его выправить, но была слишком близко к подножию и слишком велика была скорость. Элизабет ударилась о боковую сеть, закричав от боли, когда острые концы лыж прорвали нейлон и остановились. А тело набрало скорость сто двадцать миль в час. Ноги ее раскинулись в стороны, сопротивляясь крепкой хватке ботинок. Мир закувыркался, смешались небо и снег, раздался треск ломающейся кости, и уже как будто издалека она услышала собственный крик.
      Теплая красная волна крови пролилась на снег, прежде чем сильная боль смыла все, повергнув Элизабет Сэвидж в ужасную темноту.
      Глава 35
      Нине хотелось куда-нибудь уползти и умереть. Молодая красивая женщина, когда-то смотревшая на нее из зеркала, оказалась миражем. Наверняка сейчас она похожа на старую развалину лет семидесяти. Да она и должна так выглядеть, потому что чувствовала себя невероятно ослабевшей и измученной. Все эти годы она работала в "Зеленой планете", в "Долане", в "Драконе" и выдерживала любые нагрузки. Быстро и решительно взбиралась вверх по лестнице успеха. Сейчас события отбросили ее назад. Она осталась совершенно без сил. Она ничто. Она не человек. Каждый день она видела, как победным маршем поднимаются вверх акции "Дракона", маленькие статьи об исследованиях доктора Холл появлялись в биотехнологических отделах газет. Большие кричащие фото Энтони Сэвиджа, графа Кэрхейвена, одетого с иголочки, смотрели на Нину с газетных страниц. Репортеры визжали от восторга, рассказывая о том, как он совершил налет еще на несколько компаний, несмотря на то что ему приходилось еще справляться с трагедией, происшедшей в Швейцарии.
      Именно это ее и спасло.
      Да, Нина чувствовала себя лишенной жизненных сил, но не сломленной. Она не станет сидеть и спокойно смотреть на эти фото. Нина вырезала фотографии Тони и приклеивала их везде. Над чайником, на зеркалах, возле кровати.
      Это действовало на нее как колдовские чары. Очень скоро горе ушло на второй план. На первый вышла ярость.
      Ей предстояло сделать это - продать дом. Ей давали девяносто пять тысяч. То есть она получала на пять тысяч больше, чем заплатила при покупке. Потом пошли в ход драгоценности. Поскольку Тони отказался брать их обратно, Нина не собиралась предлагать второй раз. Ей нужны были деньги.
      Все, до последнего пенни. Если ты собираешься на войну, ее надо финансировать. На Нью-Бонд-стрит медлительный старик стоял за прилавком и распускал слюни, восхищаясь качеством камней и филигранностью оправы. Но он предложил шесть тысяч. Нина рассмеялась и направилась к выходу. В конце концов она ушла с пятнадцатью тысячами.
      Потом Нина прописалась в дешевый отель на неделю и попыталась понять, что делать дальше. Лететь домой недорого, деньги можно пустить в ход в Штатах.
      Плюс к тому у нее там вид на жительство.
      "Но я привыкла к Британии, - подумала Нина. - Я знаю европейский рынок. Именно здесь действует Тони Сэвидж. Может, это и смешно, но отомстить очень хочется".
      Если бы власти знали, где она живет, они закидали бы ее неприятными письмами. Нина хорошо знала английскую бюрократию и решила, что надо найти место, где можно спокойно дышать. Она сняла дешевую квартиру в Хайгейте на вымышленное имя. Квартира потрясла ее, уже привыкшую к роскоши. В гардеробе висели тысячедолларовые костюмы, шелковые блузки. У нее была итальянская кожаная обувь, у нее были фирменные часы, но очень маленький столик, ванна в трещинах, а с дверных рам облезла краска. Телевизор старенький, вместо кухни выгороженная в гостиной ниша. Но Нина видала в жизни и кое-что похуже.
      Она купила подержанные компьютер и факс, потратив тысячу фунтов стерлингов, но это был ее вклад в будущее. Как только она устроилась в тесной маленькой спаленке, настроение чуточку поднялось.
      Сейчас она готова пойти работать.
      Но работы не было. Она не могла ее найти.
      В "Глаксо", "Уэлкам" и "Ай-Си-Ай" ей отказали. В "Хофман ля Рош", "Истмэн Кодак" и "Пфайзер" она дошла до первого интервью. И все. Она пыталась объяснить, что произошло в "Драконе", но видела, как на лица собеседников словно опускались жалюзи. Никто не хотел слушать.
      Значит, Тони Сэвидж выполнил обещанную угрозу.
      Он умен, очень, с горечью подумала Нина, уходя из "Смитклайна". Там с ней побеседовали, даже предложили работу. Она никогда не смогла бы доказать, что существует черный список, но понимала, что происходит.
      Работа, которую ей предложили, годилась для начинающих. "Проктор энд Гэмбл", программа научной подготовки. "Джонсон энд Джонсон", курсы маркетинга. В общем, она получила пять или шесть предложений такого рода и все отвергла. Принять их означало годы работы на пути вверх, изнуряющую борьбу, чтобы продвинуться вперед и добиться признания. Это означало начать все с нуля.
      С этим Нина не могла смириться. Она собиралась найти другой путь.
      ***
      Элизабет заморгала, пытаясь прогнать головокружение. Разум пытался пробиться сквозь боль и усталость.
      Ей отчаянно хотелось пить, мучила страшная боль в левой лодыжке. Тело чувствовало себя непривычно. Его как будто развинтили на части.
      - Она приходит в себя, - сказали по-английски, и седовласый доктор наклонился над кроватью.
      - Леди Элизабет, вы знаете, где вы?
      Элизабет прошептала:
      - Больно. Воды.
      Хирург поднес к ее губам поилку и сделал знак медсестре.
      - Дайте ей петедрин. - Он дежурно улыбнулся. - Я доктор Джоплинг, один из постоянных консультантов вашего отца, он отправил меня сюда наблюдать за вами.
      После несчастного случая. Сейчас вы в клинике "Королева Екатерина", недалеко от Женевы, и полетите домой, как только сможете перенести полет.
      Медсестра молча сделала укол.
      Элизабет посмотрела на доктора, пытаясь вникнуть в его слова. Какие-то образы нахлынули на нее. Гонка, падение, агония, кровь...
      - Я упала.
      - Боюсь, что так. Произошел очень серьезный несчастный случай, вы перенесли несколько операций" но сейчас вы в порядке.
      - Нет, - покачала головой Элизабет. Петедрин уже действовал и приятное тепло охватило тело, смывая боль, но все равно что-то было не так.
      Лицо доктора Джоплинга обрело профессионально-ободряющее выражение.
      - Мы можем обо всем поговорить позднее, когда вы адаптируетесь. Я позвоню вашей семье, они ждут, когда вы придете в себя. Я уверен, вы захотите с ними увидеться...
      - Доктор... - голос Элизабет звучал слабо, он казался каким-то надтреснутым, - я хочу знать, что случилось. Пожалуйста, скажите мне сразу.
      - Очень хорошо. - Джоплинг подошел ближе к кровати. Похоже, он хотел взять ее за руку, но потом решил не допускать подобной фамильярности. - У вас было очень серьезное падение, вы получили внутренние и внешние повреждения, включая кровотечение, переломы и трещины. Но самое худшее с левой ступней. Она сломалась при падении, потом правая лыжа ободрала ее до кости. Ботинок раздавил значительную часть ступни. - Он помолчал.
      Возможности смягчить удар нет. - Мы предприняли все усилия, чтобы спасти ногу, но нервные окончания настолько сильно разорваны, что не было возможности соединить их.
      Мне очень жаль, что я должен это сказать, но мы вынуждены были ампутировать ногу от лодыжки.
      Кровь отхлынула от лица Элизабет. Она посмотрела в конец кровати. Казалось, под одеялом торчали две ноги.
      Но она ощущала, между прочим, только правую.
      - Это протез, - пояснил хирург. - Из пластика, он присоединен к ноге металлическим каркасом. В месте соединения шар, благодаря которому ваша походка будет нормальной. Это лучшее, что есть на рынке, и ваш отец на этом настоял.
      Элизабет тихо сказала:
      - Спасибо, доктор.
      - Вы не будете хромать, леди Элизабет. Чтобы прийти в себя, понадобится время, но вы в конце концов сможете ходить обычным шагом.
      Повисло мертвое молчание.
      - Я никогда больше не смогу кататься на лыжах?
      - Боюсь, что нет. - Джоплинг говорил сдержанно, но тон его был таким, каким выносят приговор. - Ни бег, ни лыжи. Ну разве что спокойное плавание. И никаких занятий активными видами спорта.