Глава 9

— Элизабет, к вам посетитель.

Британский тренер Ронни Дэвис изучающим и раздраженным взглядом окинул свою спортсменку-звезду.

Она пришла третьей на скоростном спуске в Валь-д'Изер, отстав от Луизы Левьер на целых шесть секунд. Пожав плечами, она пообещала постараться лучше выступить в Мерибеле. Но тем не менее вчера снова пропустила тренировку. Как он мог ее отчитывать за то, что она пришла третьей, если вся пресса кричала о ней, поздравляя с еще одной бронзой? У этого ребенка явный профессиональный талант, но отношение к делу чисто любительское. Это доводило его до сумасшествия.

— Там что, снова Жерар? Скажите ему, что я занята, — велела Элизабет, поправляя на носу темные очки. — Я хочу собрать вещи и принять душ.

Они стояли в вестибюле одного из лучших отелей Мерибела «Антарес». Жаннет уже застегивала ремни, чтобы спускаться со склона, Кейт работала в тренировочном зале. Ронни понимал, что Элизабет сейчас отправится в кафе, несмотря на предстоящий завтра слалом.

Она в третий раз участвовала в чемпионате мира, но, как говорится, насильно мил не будешь…

— Нет, это не Жерар, к сожалению.

— Ганс!

Обернувшись, Элизабет увидела высокого седовласого человека. Она кинулась к нему и с жаром обняла.

— Что вы здесь делаете? Я думала, вы уже в прошлом году ушли на пенсию.

—  — Да, так и есть, я больше не тренирую, но от меня не так-то просто избавиться, — сказал он ей, кивая Ронни. — Мои поздравления, герр Дэвис, ваша страна снова выигрывает соревнования.

— Благодаря Элизабет, — бесстрастно проговорил Дэвис. — Я уверен, мы еще увидимся, а сейчас я иду искать Жаннет, займусь с ней слаломом. — Он пожал руку Гансу и ушел.

Замечательно! Просто замечательно! Еще один поклонник будет говорить Элизабет, какая она потрясающая лыжница.

Ганс пригласил девушку на ленч. Они поехали в гондоле, высоко подвешенной над Труа-Валле, самой крупной в мире лыжной базой. Внизу под ними высились горы. Огромные скалистые пики, покрытые гладкими снежными одеялами, сосновые леса, перерезанные лыжными трассами. Человечки на лыжах походили на разноцветных муравьев, но с такой высоты их быстрые движения казались спокойными и замедленными на фоне величественных Альп.

Вольф выбрал «Пьер Плат», ресторанчик на одной из станций канатной дороги с захватывающим дух видом на деревню внизу. Они сидели на высушенной солнцем террасе, и солнечный свет зажигал огоньки в медно-рыжих волосах Элизабет. Они смотрели на лыжников, скользящих по склону. Опустив штору, чтобы смягчить слепящий свет, исходивший от снежных вершин, Ганс заказал для обоих густой суп, черный хлеб, сосиски с кислой капустой, пиво и апельсиновый сок.

— Красиво, правда? Вершина мира.

— Потрясающе, — согласилась Элизабет.

Ганс указал на картину, открывавшуюся перед ними.

— Да, и что ты видишь?

— Что вижу? Лыжников, конечно.

— Ах лыжников? Я удивлен, что ты их еще узнаешь.

Элизабет бросила быстрый взгляд на пожилого человека и увидела в его поблекших голубых глазах неодобрение.

— О чем вы говорите? — сразу ощетинилась она. — Я же взяла бронзу в прошлом сезоне?

— На месте герра Дэвиса я бы отправил тебя домой и не позволил кататься. Ты позоришь свою страну.

Ганс Вольф подался вперед. Лицо его, изрезанное морщинами, было рассерженным, разгоряченным.

— Все говорят о тебе, что ты не тренируешься. Что ты не хочешь учиться. Игнорируешь все указания. Ты возишься со всеми этими мальчишками. Ты не лыжница. Ты просто туристка.

Элизабет отшвырнула кусочек черного хлеба и поглубже уселась в кресле.

— Я не собираюсь все это выслушивать. Вы не читаете газеты, Ганс?

— Ах газеты! Ну конечно. Ты прямо сияющая звезда!

Удар молнии. Женщина — премьер-министр. Девочка-чемпионка. — Он с отвращением хмыкнул. — Ты не слышишь других.

— А кто это — другие?

— Другие лыжники. Профессионалы. Мужчины и женщины, на которых не производит впечатление твое хорошенькое личико и благородное происхождение. Они знают только то, что ты не работаешь. У тебя есть талант. Так ведь? Талант тебе дан от рождения. И просто за это тебя нельзя уважать. Им важно другое: что ты делаешь со своим талантом. — Не обращая внимания на злой взгляд Элизабет, Ганс Вольф опустил ложку в пряный суп. — Ты, фрейлейн, являешься на соревнования, как на вечеринку.

— Эй, я же заняла четвертое место. Потом бронзу. В этом году я сделаю золото. — Элизабет пыталась притвориться, что не понимает, к чему клонит Ганс. — Может, мне и надо немного отшлифовать…

— Отшлифовать! Ты думаешь, взять золото легко? Да, ты получила бронзу в прошлом сезоне, но только потому, что Хейди упала в Лоберхорне, иначе ты снова была бы четвертой. Ты на четыре-пять секунд отстаешь от Хейди и Луизы в каждых соревнованиях.

— Это мелочь, — пробормотала Элизабет.

— Это вечность. Швейцарские девочки тренируются каждый день, пока ты носишься по магазинам. Ночами они как следует отдыхают, пока ты хихикаешь со своими сопляками-поклонниками. Девочки здесь не за тем, чтобы подцепить мужа. Они в горах для того, чтобы участвовать в соревнованиях. И побеждать.

— Ганс…

— Что, юный граф де Меснил? Очень богатый, прекрасный улов. — Он презрительно покачал головой. — Ах, Элизабет. Когда я впервые встретил тебя, в тебе была страсть. Ты могла стать одной из самых лучших. Я видел в Элизабет Сэвидж великую лыжницу, а не увешанную золотом домохозяйку.

— А я не собираюсь выходить замуж за Жерара. Я вообще намерена с ним порвать, — сказала Элизабет, и это была чистая правда. — Ганс, я не ищу здесь мужа.

— Почему тогда ты не занимаешься спортом, дорогая? Я не могу понять. Может, объяснишь?

Под темными очками глаза Элизабет наполнились слезами. Никто с тех пор, как она стала участвовать в соревнованиях, не осмеливался говорить с ней в таком тоне. Но Ганс говорил правду: она жила по инерции. Ей было жаль себя…

— Потому что я люблю кататься на лыжах. Но из меня хотят сделать именно лыжницу. Просто лыжницу.

А я хочу заниматься бизнесом.

На лице наставника появилось изумленное выражение.

— И все? Разве ты не сможешь заняться этим после?

Когда закончишь работать на склонах?

— Нет, не могу. Мои родители не разрешают мне учиться в колледже. Они не хотят, чтобы я работала. У меня не будет ни степени, ни опыта. Ничего. Я могу только кататься. — К своему смущению, она залилась слезами.

Ганс дал ей носовой платок и уговорил все рассказать. Несчастное детство, бабушка. Бал в день шестнадцатилетия. Разговор с Тони насчет завещания.

Швейцария. Ну а теперь — вот это.

— Итак, ты даже не знаешь, как прокормить себя?

Элизабет покачала головой. Сейчас, конечно, не время брать деньги со счета в цюрихском банке, это на будущий год. Пока там всего пятнадцать тысяч фунтов стерлингов. Совсем мало, чтобы жить на них.

— Мы что-нибудь придумаем. Я посмотрю, что смогу для тебя сделать. На «Драконе» свет клином не сошелся. Есть другие фирмы. Например, ты могла бы работать на ФИС — Международную лыжную федерацию. Ты умная, Элизабет, никому не нужна бумага, это подтверждающая. Ты замечательная, яркая, известная.

Ты сможешь способствовать развитию спорта, но если станешь вести себя иначе… Люди понимают: ты дурачишься, тратишь время…

— О'кей, о'кей. — Элизабет ощутила, как лучик надежды пробился сквозь мрак. Заниматься продвижением лыжного спорта. Продавать снаряжение. Она хорошо знает это сама, как покупатель. Все, что нужно, — получить должность, работу и проявить себя.

— И что вы предлагаете мне делать?

Вольф подхватил вилкой кислую капусту.

— Перестань тратить время зря и приступай к тренировкам. Ты будешь работать с другими спортсменами.

До кровавого пота, чтобы отыграть пять секунд.

— Хорошо. Я могу постараться.

— Ты преуспеешь. Я организую тебе тренировки с мужской командой. Не думай о победе над Хейди Лоуфен. Думай только о том, чтобы победить Франца Кламмера.

— Кламмера?

Легендарный швейцарский лыжник завоевал двадцать пять титулов.

— Ты должна стать самой лучшей. Не просто среди женщин, а среди всех. И завоевать золото. Во всяком случае, эти международные соревнования — только разминка.

— Перед чемпионатом мира следующего года?

— Да нет, дурочка. Перед Олимпийскими играми.

Темнота. Паника. Элизабет в испуге проснулась. Телефонный звонок разорвал ее сон.

Не открывая глаз, она схватила трубку.

— Доброе утро, миледи, — спокойно проговорил голос по-французски. — Пять часов. Вы просили разбудить.

Слалом начинается в двенадцать. Она согласилась .приступить к тренировке в шесть. Ганс договорился, чтобы ей разрешили присоединиться к мужской команде Соединенных Штатов. С Мон-де-ля-Шалле спускалась длинная трасса, безжалостная и жестокая. Она заставит ее крутиться и изворачиваться, эта трасса, от которой будет зависеть ее жизнь.

Да, предстоит тяжелая, очень тяжелая работа. Вздохнув, Элизабет включила душ.

— А где наша принцесса? — спросила Кейт Кокс в девять часов, когда вся команда собралась в вестибюле, готовая к тренировке. — Все еще нежится в постели?

— Наверное, какой-нибудь богатый французский Ромео не отпускает ее, — предположила Жаннет.

Карен Картер покачала головой.

— Мы не будем ждать наш «Удар молнии», давайте надеяться, что она появится хотя бы перед началом соревнований.

Ронни Дэвис подошел к команде с листком бумаги в руке.

— Это записка от Ганса Вольфа. Очевидно, Элизабет уже на трассе. Тренируется. Она там уже три часа.

— Ты шутишь. Это с кем же? — вытаращила глаза Жаннет.

Дэвис почесал затылок.

— С янки.

— Ким и Холли тренируются вместе с ней? Они разрешают ей подсмотреть их технику?

— Она тренируется, — медленно процедил он, — с мужчинами.

Когда Ганс Вольф появился в пять сорок утра, Элизабет Сэвидж уже ждала его. Он с удовольствием оглядел ее гибкую фигуру и стойку на лыжах. Он, вероятно, опоздал лет на пятьдесят, но какому-то парню должно очень повезти. Его раздражала мысль, что такая девушка встречается с Жераром де Меснилом — он ведь просто тряпка с деньгами.

Конечно, об Элизабет говорили много. Но все ошибались. В этой девушке есть искра, которую Ганс никак не мог забыть. Кровь закипала, когда он видел, как она напрасно тратит свой талант. В их первую встречу, на склонах в Саас-Фе, она была просто настоящим снежным барсом, а сейчас, через год после международных соревнований, она каталась как автомат. Технично, но без страсти.

Вольф сам не понимал, какое ему дело до этой девушки. Он на пенсии, Элизабет не швейцарка, но тем не менее в это прохладное сумеречное раннее утро они были здесь оба.

— Как ты себя чувствуешь? Мышцы разогрелись? — спросил он, когда они прыгнули в подъемник.

Элизабет кивнула, поправляя очки.

— Через четыре часа они станут молить Брэда о пощаде, — сказал он ей совершенно серьезно.

Ганс заметил, как напряглось ее тело в предощущении работы. Она просто создана для горных лыж. Мускулы бедер были красиво очерчены, подчеркнутые блестящей лайкрой. Круглый крепкий зад высоко сидел на длинных сильных ногах.

Он вдруг забеспокоился: а не взбесится ли Брэд? Брэд Хиндс, тренер американской мужской команды, готовил парней к завтрашнему суперстарту. То, что он требовал от своих мальчиков, для Элизабет будет шоком. Но если бы они нашли время хотя бы взглянуть на свою гостью, они бы все попадали с этих гор.

— Не могу поверить, на что ты нас толкаешь, Брэд.

Ведь это, черт побери, пустая трата времени.

Джек Тэйлор оперся на палки. Двести фунтов веса, в совершенстве сбалансированные, едва приминали снег.

Члены команды не переставали удивляться: как может такой крупный парень быть легким и подвижным на лыжах?

Тэйлор скрупулезно следил за своим весом и никогда не поселялся в отеле, если там не было тренажерного зала. Но на снегу он двигался с изяществом балерины.

Сэм Флоренс, Рик Ковальски, Пит Майер пришли в команду задолго до Джека. Но они ничего не имели против него. Тэйлор был надеждой Олимпийских игр. Он взял серебро на первом чемпионате мира, золото по многоборью в прошлом году и удачно обошел австрияков в нынешнем. Несмотря на столь быстрый успех, Тэйлор упорно трудился. Его преданность делу смущала даже чемпионов. Тэйлор вставал на заре, каждый вечер перед ужином пробегал пять километров, на лыжах катался круглый год; он просто гонялся за снегом по всему миру из сезона в сезон. Он изучил видеозаписи всех соревнований, испробовал бесчисленное количество пар лыж, отыскивая единственные, которые подошли бы ему вплоть до миллиметра. Даже наблюдать за ним и то было утомительно.

Джек Тэйлор возлагал надежды на следующий год.

Ему нужна была олимпийская золотая медаль для страны, не меньше. А международные соревнования он рассматривал как подготовку к решающей схватке.

Тэйлору было двадцать четыре, три года назад он выступал в Эспене за США в команде Гарварда. Он с отличием закончил учебу и на время отложил получение степени по бизнесу ради горных лыж. Еще год он собирался отдать любительскому спорту, так что предстоящая Олимпиада была для него единственной в жизни.

Тэйлор не нуждался в славе ради престижа в обществе, Его отец был мультимиллионером, одним из немногих техасцев, сделавших состояние не на нефти и не на скоте.

Джон Тэйлор-старший разводил чистокровных лошадей на ранчо близ Далласа и торговал ими по всему миру. Ага-хан и другие арабские принцы ради его лошадей пересекали Атлантику, покупая животных за бешеные деньги.

Джек Тэйлор был единственным ребенком в семье. В свое время он собирался унаследовать четыре сотни акров земли на Юге, два отеля в Далласе, большой портфель акций, имение и конюшню отборных скакунов.

В дополнение ко всему прочему он был невероятно хорош собой. Мать говорила, что, когда Бог творил Джека, он забыл нажать кнопку «стоп». Иногда казалось, что это просто несправедливо. Не только умный, богатый, спортивно сложенный, высокий, мускулистый, но и бесподобный красавец. На улице женщины замедляли шаг и оглядывались на него.

У Тэйлора были черные волосы, гладкие и блестящие, словно бок одной из его породистых кобыл. Он стригся очень по-мужски. Распахнутые карие глаза с длинными темными ресницами, квадратная челюсть и чувственный, немного жесткий рот. Джек ничего не мог поделать со своим ртом, но именно эта деталь почему-то в конце концов ломала сопротивление многих девчонок.

Он был американцем до мозга костей — открытый, доброжелательный и очень сексуальный.

Девушки порхали вокруг него, словно бабочки.

Джек очень избирательно относился к партнершам по постели. Он рано начал заниматься сексом. Ему было тринадцать, когда он лишился невинности, а в тринадцать с половиной отец поймал сына в стоге сена с одной из наездниц. Женщина была немедленно уволена, а Джеку прочитали длинную лекцию. Пугая сына жуткими картинами венерических болезней, отец рассчитывал на его воздержание. Но вместо этого Джек изучил все о предохранительных средствах.

Втайне отец остался доволен, потому что каждый настоящий мужчина должен гордиться сыном, способным в тринадцать уложить девицу.

К пятнадцати годам Джек Тэйлор стал асом в этом деле.

Неудивительно, что колледж он закончил совершенно зрелым в сексуальном плане. В постели он был горячим и очень искусным. И всегда доминировал. Многие женщины впервые смогли испытать оргазм только с Джеком. Он научился наслаждаться каждым мгновением, получать удовольствие от этих связей. Отец хвастался, что если бы его племенной жеребец был таким, как сын Джек, то он смог бы уйти на пенсию на десять лет раньше. Но постепенно цепочка хорошеньких мордашек сменилась более постоянными подругами, связь с которыми длилась не по две недели, а по четыре-пять месяцев.

До сих пор Джек еще ни разу не влюблялся по-настоящему.

В Гарварде он оставил шесть подружек. Шесть разбитых сердец.

Последней пассией была Клэрис Дэвлин, аспирантка первого года обучения. Блондинка, стройная, хорошенькая. Но его бесконечные поездки положили конец их связи. Клэрис, конечно, не могла тягаться с золотой олимпийской медалью. Втайне Джек был этому рад. Сейчас ему никто не нужен. Никакая девица под боком. Зачем? На сборах полно европейских девочек, которые крутятся вокруг спортсменов и готовы осчастливить любого. Ничто не должно отвлекать от тренировок.

Тэйлор относился к тренировкам очень серьезно. И он был одним из тех, кто не обрадовался новости.

— Это не пустая трата времени. Это услуга Гансу Вольфу.

— Да? А почему бы ей не потренироваться с британскими парнями? Пускай бы Ганс попросил канадцев о такой услуге. Почему именно мы должны ее терпеть?

Брэд Хиндс пожал плечами.

— Он хочет, чтобы она тренировалась с лучшими.

Она бронзовая медалистка, а в этом году хочет получить золото.

— Элизабет Сэвидж не для золотой медали.

— Я не знал, что ты следишь за женскими соревнованиями, Джек.

— Достаточно узнать, что Сэвидж ленивая, она сама себя губит. — Джек говорил ледяным тоном. — Нам не нужен никто с таким отношением к спорту.

— Ну не всем же быть фанатиками, — возразил Брэд Хиндс. Он тоже кое-что слышал. — Всего один раз. Мы обязаны Гансу. Слушай, он же помог тебе в прошлом году.

Джек Тэйлор со вздохом кивнул. В прошлом году он растянул связки и выпал бы из соревнований, не найди Ганс Вольф лучшего врача в Швейцарии.

— О'кей, о'кей. Но не жди, что я снижу скорость и дам ей изучить мою технику.

Друзья по команде расхохотались.

— Ну, ты не притормозишь и ради президента, — заметил Рик Ковальски.

В этот момент наверх поднялась гондола. Сэм, Рик и Пит уставились на вышедшую Элизабет с нескрываемым восхищением.

Джек покачал головой. Все эти сексуальные кошечки хороши, но не для работы.

— А вот и мы, — весело объявил Ганс и спрыгнул с подъемника. — Брэд, рад тебя видеть. Привет, ребята.

Могу ли я представить вам леди Элизабет Сэвидж?

Брэд Хиндс склонился и пожал руку Элизабет, обтянутую перчаткой. Он очень старался не показать своего удивления. Боже мой, девчонка потрясающая! Высокие скулы, блестящие зеленые глаза, полные губы, крепко сбитая задница и атлетическая маленькая фигурка. У нее длинные ноги и скульптурные плечи. Радужно-яркая лайкра обтягивала ее, как вторая кожа. Прекрасная упаковка. Он не мог оторвать глаз от груди Элизабет. Единственная часть ее тела не такая твердая, как все остальное.

Он с отчаянием ощутил возбуждение. Слава Богу, что сейчас на нем не узкие джинсы.

— О, здравствуйте, миледи, — протянул Хиндс.

— Пожалуйста, зовите меня Элизабет, мистер Хиндс. — Для меня большая честь познакомиться с вами. Я очень благодарна, что вы нашли для меня время сегодня. — Ее маленькая рука твердо сжала его лапищу.

— Да нет проблем. Я Брэд. А это Сэм, Рик, Пит и Джек.

— Элизабет.

Лицо Сэма Флоренса расплылось в улыбке. Ковальски и Майер кивали, раздевая ее глазами. К этому девушка давно привыкла. Однако реакция Тэйлора удивила Элизабет. Он бросил на нее холодный взгляд, нетерпеливо подпрыгнул на лыжах и отвернулся.

— Брэд, можем начинать? Мы и так слишком долго тут болтаемся.

— Ну конечно. — Хиндс вытащил секундомер. — Ты первый. — Он повернулся к Элизабет, когда Тэйлор присел на лыжах. — Вы ничего не имеете против Джека? Он чемпион мира и поэтому слишком серьезно относится к тренировкам.

— Я понимаю, — тепло сказала Элизабет. — Джек, вы были превосходны в Гармише…

Она не закончила фразу: Тэйлор, не обращая на нее никакого внимания, с силой оттолкнулся и рванул вниз по трассе, четко работая палками. Его тяжелое тело, ритмично двигаясь, изгибаясь, красиво летело вниз.

— Джек Тэйлор — настоящий лыжник, он не хочет тебя знать, — прошептал ей на ухо Ганс. — Не рассчитывай на его внимание.

Элизабет, сощурившись, стояла на вершине. Ах ты, сукин сын! Она преподаст ему урок.

Через два часа Элизабет была готова упасть. Ганс оказался прав. Тренировка с мужчинами довела ее до почти полного изнеможения. Мышцы горели, тело, казалось, плавало в поту, в голове стучало от напряженного внимания — только бы уследить, где они. Через секунду после Джека по трассе ринулся Пит Майер, третьей пустили Элизабет. Спускаясь, поворачиваясь, подпрыгивая, концентрируясь с невероятной силой, она сумела отыграть три секунды у своего лучшего времени.

И все же она отстала от мужчин на несколько миль.

Тэйлор смотрел на нее с презрением.

Элизабет с необычной покорностью выслушала все замечания Брэда. Но от ярости кусала нижнюю губу.

Второй спуск. Она выиграла еще две секунды, но все равно отстала от Тэйлора. В следующий раз она так сильно оттолкнулась, что упала и очень больно ударилась бедром — лыжа потеряла из крепление.

— Ты в порядке? Может, отдохнешь? — взволнованно предложил американский тренер.

Ронни Дэвис живьем сдерет с него шкуру, если эта британская звезда переломает себе кости до слалома.

— Ты показала хорошее время для женщины, — тем не менее похвалил ее Сэм.

Джек Тэйлор заметил ее взгляд на себе Она была потрясающе красивая. И она считает, что весь мир принадлежит ей — или уж по крайней мере золотая медаль.

— Главное, не опускать голову, Золушка, — холодно заметил он. — И не откусывать больше, чем можешь проглотить. Женщине полезней тренироваться с женской командой. Если, конечно, вообще есть желание трудиться.

— Я попробую еще раз, — зло заявила Элизабет.

При пятой попытке ей удалось на полсекунды опередить Пита Майера.

— Боже! — воскликнул Пит, недовольный собой.

— Да ладно, Пит, сегодня ты просто отвлекся. Постарайся сконцентрироваться, — громко посоветовал Джек Тэйлор, тем самым принижая ее успех.

Элизабет вспыхнула и негодующе посмотрела на него.

Тэйлор сделал вид, будто не заметил. Ишь какая воинственная сучка! Ничего, пускай знает, что он о ней думает.

Но в глубине души он сделал иной вывод.

Элизабет — лучшая лыжница, которую он когда-нибудь видел.

К тому же она очень хороша собой и невероятно сексуальна.

Глава 10

Нина составляла и рассылала свое резюме работодателям, сидя в мрачной задней комнате «Зеленой планеты», когда это случилось. Коннор вывесил объявление о продаже магазина, но она сохранила комплект ключей, вечерами пробиралась в подсобку и писала при свете лампы. Она рассылала письма в крупные фармацевтические фирмы.

Сперва она чувствовала себя очень неуютно, но что делать — приходилось полагаться только на себя. Пока она не найдет новую работу, ей не на что купить собственную пишущую машинку. Большая часть выходного пособия ушла на новую квартиру: маленькую, в доме без лифта.

Нельзя же рассылать письма с домашним адресом — «отель».

Она сочиняла текст для Ай-си-ай, когда впервые почувствовала острую боль. Она попыталась не обращать на нее внимания, но становилось все хуже. Нина схватилась за живот и согнулась пополам. Больно, ох как больно. По-настоящему больно. Никогда раньше так не было.

Потом немного отпустило, но новый приступ заставил ее застонать. Нина с трудом выбралась за дверь магазина, на тротуар. Там был телефон. Она набрала девятьсот одиннадцать.

Через пять минут приехала «скорая помощь», и врачи нашли Нину, уцепившуюся за телефон. По лицу текли слезы, брюки были совершенно мокрые. Нина уже все понимала — она теряет ребенка. Как и все, что у нее было до этого.

Врачи в больнице были молодые, резкие и усталые.

Чернокожая женщина-гинеколог осмотрела Нину.

— Мне жаль, что вы потеряли ребенка. Но у вас все в порядке. Никаких противопоказаний заиметь другого.

— Спасибо, доктор, — тихо поблагодарила Нина.

— Муж есть?

— Нет.

— А работа?

— Нет.

Доктор Кенмор покачала головой.

Сама еще ребенок. Вряд ли исполнилось двадцать.

Большинство девочек в ее положении радовалось бы.

— Вам девятнадцать? Вы кажетесь старше.

Нина откинулась на подушки.

— Когда я смогу выйти отсюда?

Ответ доктора смутил ее.

— Физически хоть сейчас. Но можете и отдохнуть.

Мы оказываем бесплатную медицинскую помощь.

— Мне надо идти, — сказала Нина и откинула одеяло.

— Вы не хотели бы с кем-то посоветоваться? — спросила доктор. — У нас есть раввин, вы могли бы с ним поговорить.

— Спасибо. — Нина Рот взглянула на доктора. Лицо девушки было по-прежнему красивым, только очень бледным. Тяжелые шелковые волосы обрамляли лицо. — Нет, советы ничего не изменят. Я осталась жива, и мне предстоит жить с этим дальше.

Какая холодная молодая женщина, подумала доктор Кенмор, выходя из палаты.

Нина чувствовала себя слишком слабой, и ей пришлось взять такси.

Она вошла к себе в квартиру, повалилась на кровать и разрыдалась так, как будто никогда не собиралась останавливаться.

Она проснулась в шесть вечера. Было очень холодно.

Ее рахитичный калорифер почти не грел. В животе пусто, но не столько от голода, сколько от потери.

Нина заставила себя вылезти из постели и подойти к окну. Окно блестело, как и все в ее маленькой квартирке. Продукты аккуратно сложены в шкафах, стопка старых писем на кухонном столе. Ее жилище было контрастом грязной улице, на которой стоял дом. Проститутки и темные дельцы толпились на углу, визжали сирены, гудели машины, ругались пьяные. Люди, миллионы людей, но никому нет до нее дела. Она потеряла Фрэнка. Джеффа. А теперь и своего ребенка.

Нина медленно протянула руку и взяла пузырек с таблетками, выписанными доктором Кенмор. Болеутоляющее. Продавцы наркотиков что-то кричали внизу, может, она и набрала бы сотню баксов на порцию их товара. Мощное средство — валиум, смешанный с опиумом. Легко возносит на небеса, можно уплыть на теплом туманном облаке и не проснуться.

Маленькое зеркальце в ужасной розовой оправе прислонилось к пакету с чипсами. Нина посмотрела на свое отражение. Глаза покраснели, но лицо все равно красивое и бледное, хотя и очень усталое. В своих темно-серых глазах она увидела опыт, даже цинизм.