– Теперь вам надо идти – Франческа ждет. Мне нечего подарить вам, кроме добрых пожеланий, но они всегда и везде будут с вами.

Я пожал его протянутую руку и неожиданно для себя сказал:

– Почему бы вам тоже не уехать из Италии вместе с нами?

Он улыбнулся и покачал головой.

– Нет, я стар, а старики не любят перемен. Теперь мне уже не покинуть свою родину, но благодарен вам за это предложение. Прощайте, Хал, думаю вы сможете сделать мою дочь счастливой.

Я попрощался и вышел. Больше я никогда не видел Графа.

Просто невероятно, но наступил день, когда киль был отлит. Мы столпились вокруг формы и не верили своим глазам. Неужели весь наш пот и труд воплотился в этой застывшей массе тусклого желтого металла размером в восемь кубических футов?!

– Ну вот, – сказал я. – Через два дня спустим «Санфорд» на воду.

Курце взглянул на часы:

– Мы можем сделать сегодня еще что-нибудь. Нельзя расхолаживаться, киль закончен, но впереди еще масса дел.

Итак, работа продолжалась. Уокер начал разбирать печи, а Курце и Пьеро под моим руководством готовили «Санфорд» к замене свинцового киля. В ту ночь мы были счастливы.

Франческа доложила, что на потенциальном военном фронте – без перемен: Меткаф на борту фэамайла, Торлони в гостинице, наблюдение за верфью ведется в том же составе – в общем, все нормально, насколько это возможно в столь ненормальной ситуации.

Беда придет, если ей суждено прийти, когда мы спустим «Санфорд» на воду. При первых же признаках нашего отъезда противник будет вынужден действовать. Я никак не мог понять, почему они до сих пор на нас не напали.

Следующий день принес сплошные радости. Мы работали, как всегда, напряженно, а когда закончили, «Санфорд» стала самой дорогой в мире яхтой. Килевые болты, отлитые Курце вместе с золотым килем, легко вошли в новые отверстия кильсона, которые Гарри сделал давным-давно в Кейптауне, и, как только мы убрали тали, «Санфорд» удобно и надежно обосновалась на золоте.

– Не понимаю, почему ты не использовал старые отверстия? – спросил Курце.

– Другое распределение тяжести, – объяснил я. – Золото в два раза легче свинца, и такой киль должен иметь другой профиль. Мне пришлось поколдовать с центром тяжести. Конечно, с балластом, сдвинутым к центру, яхта будет испытывать бортовую качку, как шлюпка, но с этим уж ничего не поделаешь.

Я любовался «Санфорд»: теперь яхта стоила около двух миллионов фунтов – самая дорогая в истории пятнадцатитоннажная яхта. Я испытал за нее прилив гордости – немногие конструкторы могут похвалиться такой изобретательностью!

За ужином мы сидели притихшие и расслабленные. Я сказал Франческе:

– Сегодня ночью лучше бы вывезти отсюда драгоценности, возможно, это последний удобный момент перед «фейерверком».

Она улыбнулась:

– Это сделать нетрудно. Пьеро залил их в бетонные кирпичи – перенимаем у вас опыт камуфляжа. Они сложены около нового ангара, который строит Пальмерини.

Я рассмеялся:

– Нужно взглянуть на них.

– Пошли, – предложила Франческа, – я покажу тебе.

Мы вышли в ночную темноту, и она направила луч фонаря на рассыпанную груду кирпичей около нового ангара.

– Вот они, драгоценные кирпичики, вымазанные известкой.

– Неплохо, – оценил я, – совсем неплохо.

Она прильнула ко мне, и я нежно обнял ее. Нечасто нам выпадала такая возможность, из-за отсутствия времени мы были лишены многих радостей, которыми обычно наполнена жизнь нормальных влюбленных. Через секунду она тихо спросила:

– А когда ты вернешься?

– Как только продам золото, – ответил я. – Первым же рейсом из Танжера.

– Я буду ждать, – сказала она. – Только не здесь, а в Милане с отцом.

Она назвала мне адрес, который я запомнил.

– Тебе не жаль будет покидать Италию?

– Нет. С тобой – нет.

– Я предложил твоему отцу поехать с нами, но он отказался.

– Конечно, ему ведь за семьдесят. Он не переживет этого.

– Я тоже так думал, но все-таки решил попробовать.

Мы еще долго болтали в темноте о всяких пустяках, столь милых сердцам влюбленных. Потом Франческа пожаловалась на усталость и пошла спать. А я остался выкурить сигарету, мне было так хорошо. Я видел, как ее силуэт таял в темноте, на секунду возник прямоугольник света дверного проема, и вот она уже скользнула внутрь.

Из темноты послышался шепот:

– Халлоран!

Я вздрогнул.

– Кто здесь? – Я стал шарить вокруг лучом фонаря.

– Убери свой чертов фонарь. Это я, Меткаф.

Я выключил фонарь и шагнул в сторону, чтобы ухватить один из бетонных кирпичей. Я не разобрал, меченый он или нет; если меченый, то Меткафу достанется по башке драгоценным кирпичом. Темный силуэт приблизился.

– Я уж думал, ты никогда не кончишь любезничать со своей подружкой, – сказал Меткаф.

– Что тебе нужно и как ты сюда попал?

Меткаф посмеивался.

– Пробрался со стороны моря… за воротами верфи наблюдают ребята Торлони.

– Я знаю.

– Знаешь? – В голосе его звучало удивление. – Давно ли? – Я видел, как блеснули его зубы. – Впрочем, какое это имеет значение, теперь это ничего не меняет.

– Что не меняет?

– Хал, мальчик мой, ты в беде, – торопился сообщить Меткаф. – Торлони собирается напасть на вас сегодня ночью. Я пытался удержать его, но он совсем от рук отбился.

– Ты на чьей стороне?

Он засмеялся.

– Только на своей. – Но тут же изменил тон. – Что ты собираешься делать?

Я пожал плечами:

– А что мне остается? Конечно, буду защищаться.

– Ни в коем случае! Тебе не справиться с головорезами Торлони. Яхта готова к спуску?

– Пока нет, ее нужно шпаклевать и красить.

– Какого черта! – рассердился он. – Нашел время думать о червях в обшивке. Ведь новый киль ты уже поставил?

Я удивился – откуда он знает об этом?

– Ну и что?

– А то – втыкай мачту и спускай яхту на воду, не медли! Ты должен любой ценой убраться отсюда поживее. – Он всунул мне что-то в руку. – Вот тебе разрешение на выход. Я же говорил, что капитан порта – мой приятель.

Я взял бумагу и спросил:

– Не понимаю, почему ты помогаешь нам. Разве Торлони работает не на тебя?

Он тихо засмеялся:

– Торлони работает только на себя. Действительно, он выполнял мою просьбу, но не знал, откуда ветер дует. Я просил его присматривать за вами. И вдруг узнаю о происшествии со старым сторожем – это сделали бандиты Торлони, я здесь ни при чем.

– Я так и думал, что калечить стариков не в твоем стиле.

– Ясное дело! – сказал он. – А теперь Торлони знает подоплеку моей просьбы – все выдал этот чертов остолоп Уокер.

– Уокер? Каким образом?

– Один из подручных Торлони залез к нему в карман и украл портсигар. Портсигар, однако, оказался неплохим, из золота, а внутри маленькая надпись: «Caro Benito da parte di Adolfe. Brennero. 1940». Увидев его, Торлони сразу понял, что происходит на самом деле, вот так-то. Еще с войны люди рыщут по всей Италии в поисках этих сокровищ, и теперь Торлони уверен, что держит их в своих жирных лапах.

Мысленно я проклинал этого идиота Уокера, погоревшего на такой ерунде.

– Я пытался удержать Торлони, но это уже невозможно. За такую грандиозную ставку он перережет глотку и тебе, и мне. Вот почему я спешил предупредить тебя.

– Когда он собирается начать атаку?

– В три часа утра. Он бросит на вас всю свою банду.

– Они вооружены?

Меткаф задумался.

– Вряд ли они применят огнестрельное оружие. Торлони выгоднее проделать операцию тихо, ведь ему еще нужно вывезти золото. А это требует времени, и он не захочет, чтобы на хвосте висела полиция. Думаю, оружия у них не будет.

Хоть одна хорошая новость, которую я услышал от Меткафа с того момента, как он застал меня врасплох. Я спросил:

– Где сейчас могут быть его люди?

– Насколько я знаю, отправились спать – они не любят ночных бдений.

– Значит, они в тех же гостиницах – все шестнадцать…

Меткаф тихонечко свистнул:

– Кажется, ты знаешь не меньше меня.

– Я давно знал, что за нами следят, – признался я. – Мы засекали твоих наблюдателей, как только они прибывали в Рапалло. Впрочем, и до этого тоже, в каждом порту, куда мы заходили.

Он медленно произнес:

– Я догадался, когда Дино избили в Монте-Карло. Это твоих рук дело?

– Курце, – односложно ответил я. Тут я покрепче сжал кирпич, который держал во время нашего разговора наготове. Все-таки я принял решение оглушить Меткафа – слишком уж часто он вел двойную игру, пусть хоть раз сыграет в одну. И будет лучше, если он останется здесь под нашим наблюдением.

Он смеялся.

– Да, конечно, это его рука.

Я медленно поднимал кирпич.

– А как ты разгадал нас? – спросил я. – Это случилось в Танжере, я знаю, но что навело тебя на мысль?

Ответа не было.

– Расскажи, как это было, Меткаф! – Я поднял кирпич.

Тишина.

– Меткаф! – наугад позвал я и включил фонарь. Его не было, а со стороны моря послышался слабый всплеск и скрип уключин. Поделом мне, а то возомнил, что могу перехитрить Меткафа, – такой опытный малый мне не по зубам.

Возвращаясь к ангару, я взглянул на часы: десять – до штурма Торлони оставалось всего пять часов. Успеем ли мы поставить мачту и весь такелаж? Вряд ли. Если включить прожекторное освещение, то наблюдатели Торлони сразу поймут, что ситуация изменилась, и нагрянут немедленно. Если работать в темноте, то черт его знает, что из этого выйдет. Я никогда не слышал, чтобы мачту высотой в пятьдесят пять футов устанавливали в полной темноте, и сомневался, что это возможно.

Значит, другого выхода нет: придется остаться и принять бой.

Я разбудил Курце. Услышав новость, он моментально проснулся. В своем рассказе я не упомянул о той роли, которую сыграл Уокер во всей заварушке. Уокер был еще нужен, а я знал, что, если сказать Курце, у меня на руках окажутся труп и убийца. А времени на выяснение отношений у нас не было.

Курце с подозрением спросил:

– А на чьей стороне Меткаф?

– Не знаю, и сейчас это меня меньше всего волнует. Важно, что он вовремя предупредил нас, и если мы с толком не используем оставшееся время, то будем дураками. В любом случае Меткаф выпал из команды Торлони.

– Тогда за дело, – сказал Курце и вскочил с постели.

– Подожди. Что ты думаешь насчет мачты? – И я поделился с ним своими сомнениями, сможем ли мы поставить мачту в темноте.

Он потер подбородок, в ночной тишине было слышно, как потрескивает его щетина.

– Считаю, что мы можем включить свет, – сказал он наконец. – Но только после того, как приготовимся к встрече с Торлони. Нам ведь известно, что он собирается напасть, а раньше это произойдет или позже – неважно, главное, мы уже будем готовы к встрече.

Это была речь человека действия, прирожденного военного командира. Его доводы мне понравились, и я согласился. Курце поднял Пьеро, и они ушли держать совет, а мы с Уокером стали собирать и грузить на яхту вещи. Франческа вышла на шум узнать, что происходит, и ее тут же привлекли к участию в военном совете.

Вскоре Пьеро выскользнул из ангара, и Курце позвал меня:

– Послушай, что мы решили предпринять.

Перед ним лежала крупномасштабная карта Рапалло, из тех, что выпускает Бюро по туризму, и во время рассказа он показывал мне пункты, отмеченные как особо важные. Придуманный им план был очень прост, а следовательно, хорош.

Думаю, что если бы Курце не попал в плен в Тобруке, рано или поздно дослужился бы до офицерского звания. Наверняка он обладал хваткой стратега: его план, составленный по всем правилам военного искусства, предусматривал уничтожение сил противника до того, как они успеют объединиться.

– Сейчас время отпусков и гостиницы забиты. Торлони не мог поместить всех своих людей в одну гостиницу, значит, они разбросаны по всему городу: четверо – здесь, шесть человек – там, трое – здесь, а остальные – вместе с Торлони. – Во время рассказа он уверенно чертил толстым пальцем по карте. – Мы можем собрать двадцать пять человек, десять из них останутся здесь, на верфи. Сейчас у ворот верфи дежурят четверо из команды Торлони. Убрать их не составит труда – десять человек легко справятся с этим. А тогда уже некому будет сообщить Торлони, что мы включили свет.

– Идея, кажется, неплохая, – сказал я.

– Остаются пятнадцать человек для операций за пределами верфи. К каждой гостинице мы пошлем по два человека, кроме этой – туда пойдут девять человек. В этой гостинице остановились четыре человека – когда они выйдут, их оглоушат.

– Их численность сократилась уже наполовину, – сказал я.

– Верно. Дальше Торлони и с ним четыре человека направляются к верфи. Он рассчитывает на шестнадцать, но у него такого количества людей уже нет. Возможно, он растеряется, но вряд ли. Ведь он уверен, что здесь только четверо мужчин и женщина и что справиться с ними ничего не стоит. Но у нас на верфи будут четырнадцать мужчин, вместе с нами, а за спиной у него окажутся еще пятнадцать наших, которые начнут действовать, если он сунется.

Курце поднял на меня глаза.

– Ну как?

– Великолепно, – признал я. – Но ты должен сказать итальянцам, чтобы действовали быстро. Мы должны прижать этих мерзавцев раньше, чем они начнут стрелять. Меткаф сказал, что стрельба вряд ли нужна Торлони, но они могут пустить в ход оружие, если увидят, что их затея провалилась.

– Итальянцы не подведут, – пообещал Курце. – Пьеро сейчас висит на телефоне, раздавая задания. Им предстоит убрать отсюда четырех наблюдателей к одиннадцати часам. – Он взглянул на часы. – Осталось пять минут. Пойдем взглянем на это представление. Кажется, мы все предусмотрели – должно получиться.

Мне тоже так казалось, но мы ошибались!

Мы направлялись к выходу, когда я заметил Уокера, тащившегося сзади. В последнее время он держался в тени, стараясь не обращать на себя внимания. Я пропустил всех вперед, а его схватил за руку.

– Ты останешься здесь, – сказал я. – И если попытаешься выйти из ангара, клянусь, я убью тебя.

Лицо его побелело.

– Почему?

– Потому что ты потерял бумажник, – сказал я. – Идиот. Зачем тебе понадобилось таскать с собой тот портсигар?!

– Ка… какой портсигар?

Он еще пытался вывернуться!

– Не притворяйся, сам знаешь какой. Теперь сиди здесь и не высовывайся. Нечего путаться под ногами, у меня нет времени следить, чтобы ты еще каких-нибудь глупостей не натворил. – Я ухватил его за рубашку и притянул к себе. – Не останешься здесь – расскажу всем, почему Торлони собрался атаковать нас, – и Курце разорвет тебя на части.

Нижняя губа Уокера задрожала.

– Ради Бога, не говори Курце, – зашептал он, – не говори.

Я отпустил его.

– Ладно, но из ангара ни ногой.

Я нашел всех в конторе Пальмерини. Курце сообщил:

– Все готово.

Я попросил Пьеро:

– Вызови сюда Пальмерини, нам понадобится его помощь, чтобы поставить мачту.

– Я уже позвонил ему, – ответил Пьеро. – Он прибудет в одиннадцать пятнадцать, сразу после того, как мы закончим свою работу. – Он кивнул в сторону ворот.

– Отлично. Думаешь, мы сможем что-нибудь увидеть отсюда?

– Не все, конечно, но один из наблюдателей Торлони стоит прямо под уличным фонарем напротив ворот.

Мы тихо подкрались к воротам. Ворота были деревянные, старые, высушенные солнцем и с множеством глазков. Я встал на колени и через глазок увидел на противоположной стороне парня, освещенного уличным фонарем. Он стоял, спокойно покуривая сигарету, а одну руку держал в кармане брюк. До меня доносилось приглушенное звяканье – похоже, он играл ключами или монетами.

Курце прошептал:

– Сейчас начнется!

Но ничего не происходило. По-прежнему стояла тишина, только где-то неожиданно резко прокричала чайка. Пьеро тихо сказал:

– Двоих уже взяли.

– Как ты узнал?

Он хмыкнул:

– Птицы… они мне докладывают.

Тут меня осенило: чайки по ночам спят, они не могли кричать.

Вдалеке послышалось пение, которое становилось все громче, и наконец на улице появились трое мужчин, орущих во все горло. Видимо, они здорово нажрались, потому что раскачивались и спотыкались, один был особенно пьян, и двое других поддерживали его. Парень под фонарем бросил окурок и раздавил его каблуком, после чего отступил к стене, пропуская пьяную компанию. Один из пьяных размахивал бутылкой и кричал:

– Выпей, брат, выпей за моего первенца!

Человек Торлони покачал головой, отказываясь, но они облепили его со всех сторон, шумно протестуя пьяными голосами и требуя, чтобы он с ними выпил. Неожиданно бутылка резко опустилась, и я услышал глухой звук.

– Господи! Надеюсь, они его не убили?

Пьеро ответил:

– Не волнуйся, они знают, какова прочность человеческого черепа.

В тот же миг пьяницы чудесным образом протрезвели и бегом пересекли улицу, волоча обмякшее тело. Одновременно слева и справа появились другие группы, каждая тащила по наблюдателю. По улице проехала машина и свернула к воротам.

– Все четверо, – удовлетворенно сказал Курце. – Несите их в ангар.

– Нет, – возразил я, – лучше положить их в новый, недостроенный ангар. – Я не хотел, чтобы они высмотрели что-нибудь в нашем ангаре. – Свяжите их, кляп в рот, и пусть двое останутся охранять их.

Пьеро перевел мои слова на итальянскую скороговорку, и четверку унесли. Нас окружила группа итальянцев, так шумно обсуждавших проведенную операцию, что Пьеро был вынужден прикрикнуть на них, призывая к тишине.

– Вы ветераны или зеленые новобранцы? Черт возьми, да если бы Граф увидел вас сейчас – всех бы перестрелял! – После его слов шум стих. – Поставьте наружное наблюдение. Джузеппе, отправляйся в контору и сиди у телефона, если зазвонит – зови меня. Остальным – наблюдать и сохранять спокойствие.

За воротами гудела машина, и я начал нервничать. Пьеро быстро выглянул.

– Все в порядке. Это Пальмерини. Впусти его.

Маленький «фиат» въехал в ворота, и из него вывалился клубок перепутанных рук и ног – Пальмерини с тремя сыновьями. Он тут же подошел ко мне и сказал:

– Мне сообщили, что вы торопитесь спустить яхту на воду. Придется платить дополнительно за сверхурочную работу, вы понимаете?

Я усмехнулся. Пальмерини бросился защищать свои законные права.

– Сколько времени понадобится?

– При освещении – часа четыре, если, конечно, и вы будете помогать.

Оставалось всего три часа и пятнадцать минут – не успеем! Похоже, драки не избежать. Я сказал:

– Нам, возможно, будут мешать, синьор Пальмерини.

– Ладно, ладно, но всякий ущерб должен быть оплачен, – ответил он.

Очевидно, он все заносил в счет, поэтому я сказал:

– Вам хорошо за все заплатят. Начнем?

Он отвернулся и стал бранить сыновей:

– И чего вы ждете, ленивые уроды, не слышали, что сказал синьор? Послал же мне Боженька сыновей, с крепкими руками и слабой головой!

Он честил их всю дорогу до ангара, и мне почему-то стало веселее.

Когда прожектора осветили выход из ангара, Франческа сказала, задумчиво глядя на ворота:

– На месте Торлони я попробовала бы прорваться здесь на машине…

– Тараном?

– Да, ворота очень слабые.

Курце усмехнулся:

– Правильно, но мы сможем быстро остановить их. Мы прихватили один из его автомобилей. Я припарковал его поперек въезда за воротами. Если он попробует пойти на таран, то врежется в заслон более крепкий, чем ожидал.

– Тогда оставляю вас здесь, – сказал я. – Надо помочь Пальмерини. – Я побежал вниз к ангару и услышал за спиной шум мотора.

Пальмерини стоял в дверях ангара. Он был вне себя:

– Синьор, вы не можете спустить яхту в таком виде. Без краски, без купороса, голое дно… В наших водах яхта мгновенно выйдет из строя – черви проедят ее насквозь!

– У нас нет времени, придется пойти на риск.

Профессиональная этика была для него важнее всего.

– Не знаю, смогу ли я разрешить, – проворчал он. – Еще ни одна лодка не покидала моей верфи в таком состоянии. Кто-нибудь услышит об этом и непременно скажет «Пальмерини – старый осел, он такой старый, что совсем из ума выжил».

Как ни велико было мое желание поскорее закончить работу, я понимал, что он недалек от истины. И пообещал:

– Никто не узнает об этом, синьор Пальмерини, я никому не скажу.

Мы пошли с ним к яхте. Пальмерини тихо, но упрямо бубнил, что безобразие – выпускать судно с голым днищем, не защищенным от мелких морских паразитов. Он осмотрел киль и постучал по нему костяшками пальцев.

– А это что, синьор! Никогда не слышал, чтобы киль отливали из латуни!

– Я ведь говорил, что люблю экспериментировать.

Он по-петушиному склонил голову, и на его сморщенном личике появилось хитрое выражение.

– Ах, синьор, не было еще такой яхты на Средиземном море. Даже знаменитый «Арго» не сравнялся бы с вашей яхтой – золотое руно не стоило таких денег! – Он засмеялся. – Пойду посмотрю, что успели сделать мои ленивцы.

Он вышел на освещенную площадку перед ангаром, хихикая как помешанный. Думаю, никому не удалось бы сделать на этой верфи хоть что-нибудь без его ведома. Великий интриган этот Пальмерини!

Я позвал его обратно и сказал:

– Синьор Пальмерини, когда все закончится благополучно, я вернусь и куплю вашу верфь, если вы не передумаете. И дам хорошую цену.

Он все еще посмеивался.

– Думаете, я продам свою верфь человеку, который пускается в плавание на судне с голым, непокрашенным днищем?! Ах, мой мальчик, я поддразниваю вас, потому что вы всегда такой серьезный.

Я улыбнулся:

– Очень хорошо, но здесь остается свинцовый киль, который мне не нужен. Уверен, вы найдете ему применение.

По рыночным ценам на свинец старый киль стоил почти полторы тысячи фунтов.

Пальмерини одобрительно кивнул.

– Он мне пригодится. Его стоимость как раз покроет ваши расходы за работу в ночное время. – Он опять захихикал и пошел подгонять своих сыновей.

Уокер по-прежнему был мрачен и бледен, а от моих понуканий помрачнел еще больше, но я делал вид, что не замечаю его настроения, и гонял вовсю. Когда к нам присоединились Курце и Франческа, работа пошла быстрее.

Франческа сказала:

– Я оставила Пьеро за главного. Он знает, что делать. К тому же он ничего не понимает в яхтах.

– Так же, как и ты, – добавил я.

– Верно, но я могу научиться.

– Теперь тебе придется уехать. Здесь для тебя еще долго будет небезопасно.

– Нет, – упрямо заявила она, – я остаюсь.

– Ты уедешь.

Франческа с вызовом посмотрела на меня.

– А как ты сможешь заставить меня уехать?

Она обезоружила меня и знала это. Я растерялся и промолчал.

– Не волнуйся, я не только не останусь в Рапалло, но даже поплыву с тобой.

– Решим позже, – ответил я, – сейчас не время спорить.

Мы вытащили «Санфорд» из ангара, и младший Пальмерини подогнал небольшой кран. Он подцепил мачту и поднял ее высоко над яхтой, а затем медленно стал опускать ее в пяртнерс[12]. Я находился под мачтой и следил, чтобы нижним концом она встала точно в гнездо. Старый Пальмерини спустился ко мне.

– Я сам займусь креплением. Если вы так торопитесь, как говорили, то вам лучше заняться двигателем.

И я пошел на корму проверять двигатель. Пока яхта стояла в ангаре, я по два раза в неделю гонял его на разных оборотах. Двигатель завелся сразу и работал ровно и бесшумно; за него я мог не беспокоиться: лишь бы в море выйти, а там он покажет, на что способен.

Я проверил танки с топливом и водой и вернулся на палубу, чтобы помочь ребятам Пальмерини управиться с такелажем. Не прерывая работы, мы выпили кофе, который принесла Франческа. Когда я благодарил ее за кофе, она тихонько напомнила:

– Срок истекает.

– Бог мой! – воскликнул я, взглянув на часы. – У нас остался всего час! Что там у Пьеро?

– Все тихо. Сколько вам нужно еще времени, чтобы закончить работу?

– Все не так плохо, как кажется, – успокоил ее я. – Хотя, думаю, нам нужно еще около двух часов.

– Тогда придется драться, – заключила она.

– Похоже на то. – Тут я вспомнил о плане Курце. – Но ведь их должно быть немного.

– Пойду к Пьеро, – сказала Франческа. – Если что-нибудь начнется, дам знать.

Я посмотрел ей вслед и вернулся к Уокеру:

– На бегучий такелаж наплевать, закрепим его потом в море. Только пропусти фалы через шкивы и привяжи их. Времени мало.

Если до этого мы работали напряженно, то теперь просто выбивались из сил… Но все равно не успели. Из конторы к нам бежала Франческа.

– Хал, Хал, Пьеро зовет тебя.

Я бросил все и побежал, Курце – за мной. Пьеро разговаривал по телефону, когда я вошел. Через минуту он повесил трубку и сказал:

– Началось.

Курце присел к столу, на котором была расстелена карта.

– Кто там?

Пьеро ткнул пальцем в карту:

– Вот эти. За ними следуют двое наших.

– Это не те четверо, которых мы собирались сразу убрать?

– Нет, об этих я ничего не знал. – Он подошел к окну, высунулся и сказал несколько слов караульному. Я посмотрел на часы – половина третьего.

Мы сидели молча и слушали, как уходят минуты. Обстановка была гнетущей и напомнила мне, как во время войны мы сидели в ожидании атаки, не зная даже, когда и откуда пойдет враг.

Неожиданно зазвонил телефон, и мы вздрогнули.

Пьеро снял трубку, и по мере того как он слушал, губы его сжимались все плотнее. Опустив трубку, он сказал:

– У Торлони чертова прорва людей. Они собираются на пьяцца Кавур и там садятся в два грузовика.

– Проклятье, откуда они взялись? – спросил я.

– Из Специи, он объединился с другой бандой.

Мозг мой работал на полных оборотах. Почему же Торлони пошел на это? Зачем ему столько людей против нас, четверых? Или он знал, что мы действуем вместе с партизанами? Ну конечно, знал, потому и решил задавить нас численным перевесом.

– Сколько еще у него людей? – спросил Курце.

– По крайней мере, около тридцати.

Курце выругался. Его план лопнул: противник свои силы сконцентрировал, а мы свои – распылили. Я спросил у Пьеро:

– Ты держишь связь со своими людьми?

Он кивнул:

– Один наблюдает, другой у телефона.

Я посмотрел на Курце:

– Может, лучше привести их сюда?

Он яростно затряс головой.

– Нет, план все еще годится. Мы будем драться с бандой здесь, а те, кто сейчас в городе, атакуют их с тыла.

– Сколько у нас всего людей? – спросил я.

Курце ответил:

– Двадцать пять итальянцев и нас четверо.

– А у них не меньше сорока трех. Плохо дело.

– Те, что с нами, могут драться, но есть и другие, которые могут наблюдать. Я предлагаю позвать стариков, которые освободят бойцов от несения караульной службы, тогда наши боевые силы увеличатся, – предложила Франческа.

Рука Пьеро потянулась к телефону, но Курце решительно возразил:

– Нет! – Он откинулся на спинку стула. – Мысль хорошая, но слишком поздно. Перестроиться мы уже не успеем. Главное сейчас – не занимать телефон. Я хочу знать, что происходит у наших ребят в городе.

Опять потянулись тягостные минуты.

– А где Уокер? – вдруг спохватился Курце.

– Трудится на яхте, – ответил я. – Там от него больше пользы.

Курце фыркнул:

– Истинная правда. В драке от него толку никакого.

Затрещал телефон. Пьеро тотчас схватил трубку. Он слушал и сразу же быстро отдавал приказы. Я посмотрел на Курце, и он стал переводить:

– Четырех взяли… осталось тридцать девять, – закончил он мрачно.

Пьеро положил трубку:

– Молодцы ребята! Они двигаются в сторону пьяцца Кавур.

Под его рукой снова зазвонил телефон, и он снял трубку. Я сказал Франческе:

– Иди к яхте и скажи Уокеру, чтобы работал там, как будто за ним дьявол гонится. Тебе тоже лучше остаться там.

Когда она вышла из конторы, Пьеро сообщил:

– Торлони отбыл с пьяцца Кавур – две легковушки и два грузовика. Из наших там было всего два человека, и они уже упустили один грузовик из виду. Второй грузовик и легковушки двигаются прямо сюда.

Курце хлопнул по столу.

– Черт возьми, а куда же направился второй грузовик?

Я сказал насмешливо:

– Я бы не стал волноваться из-за таких пустяков. Раз ничего исправить нельзя, значит, обстоятельства будут меняться к лучшему. Хуже просто быть не может, и деваться нам некуда, поэтому будем драться.

Выйдя из конторы, я постоял в темноте. Джузеппе, караульный, спросил меня:

– Что происходит, синьор?

– Торлони со своими бандитами появится здесь через несколько минут. Скажи остальным, пусть приготовятся.

Вскоре ко мне присоединился Курце.

– Телефонную линию перекрыли, – сообщил он.

– Вот это здорово! Теперь мы вообще ничего не узнаем.

– Надеюсь, наши друзья сообразят, что к чему, и соберутся в одну группу. Если нет – мы пропали, – сказал он угрюмо.

Подошел Пьеро.

– Как ты думаешь, сыновья Пальмерини будут драться? – спросил я.

– Да, если их тронут.

– Сбегай к ним и скажи старику, чтобы поберегся. Не хотелось бы, чтобы ему досталось из-за нас.

Пьеро ушел, а Курце уселся у ворот наблюдать. Улица была пустынна и тиха. Мы долго ждали, но ничего не менялось. Может, Торлони растерялся, узнав, что исчезли его наблюдатели, и отложил налет? Или устроил перекличку и, обнаружив, что не хватает восьми человек, почувствовал себя не так уж уверенно?