– Вы идите. А я подожду здесь и подброшу вас потом на верфь Пальмерини.

Это был очередной удар. Видимо, Меткаф не придал особого значения тому, что знает о нашем местонахождении. Все становилось настолько неопределенным, что я растерялся. Как только мы вошли в приемную врача, Франческа спросила:

– Это что, тот самый Меткаф? Он показался мне приятным человеком.

– Он такой и есть, – ответил я. – Но лучше не попадаться на его пути – переедет.

Я морщился от мерзкой пульсирующей боли в спине.

– Черт возьми, что же теперь делать?

– Ничего, в сущности, не изменилось, – резонно заметила Франческа. – Мы же знали, что они появятся. Теперь они здесь, только и всего.

Замечание было точным.

– Мне жаль, что я ударил вашего мужа.

– А мне нет, – просто ответила она. – Мне только жаль, что вы сами пострадали. У вас могут быть неприятности.

– Ничего не будет, – сказал я мрачно. – По крайней мере, пока он в руках Торлони. Не могу только понять, какой интерес Меткафу с Торлони вытаскивать меня из беды. Не вижу никакого смысла.

Врач освободился и принял меня. Осмотрев спину, он сказал, что порвано сухожилие, и стал пеленать меня, как ребенка. Перевязал и руку, пострадавшую от зубов Эстреноли.

Когда мы вышли от врача, Меткаф окликнул нас:

– Садитесь, я отвезу вас на верфь.

При таких обстоятельствах причин отказываться не было, и мы забрались в машину. Когда мы тронулись, я как бы невзначай спросил:

– Как ты узнал, что мы остановились на верфи Пальмерини?

– Я знал, что вы ходите где-то в этих водах, поэтому и спросил у капитана порта, не появились ли вы на горизонте, – добродушно ответил Меткаф. – Он мне все и рассказал.

Звучало правдоподобно. И если бы мне ничего не было известно о других источниках информации, я даже поверил бы ему.

– Я слышал, у вас что-то с килем стряслось, – сказал Меткаф. Это был удар ниже пояса.

– Да-а… я попробовал новый метод крепления киля, но, похоже, из этого ничего не вышло. Возможно, придется снимать киль и крепить его заново.

– Желаю удачи, – сказал он. – Будет обидно, если он отвалится, когда вы будете в море. Перевернетесь мгновенно!

Разговор удовольствия мне не доставлял. Со стороны он, может, казался обычной болтовней двух яхтсменов, но с Меткафом никогда нельзя быть ни в чем уверенным до конца.

К моему крайнему облегчению, он переменил тему.

– А что у тебя с лицом? Еще одна потасовка?

– Свалился с горной вершины, – отшутился я.

Он сочувственно почмокал губами.

– Хал, мой мальчик, тебе надо быть поосторожней. Мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Ну, это было уже слишком.

– Откуда такое сострадание? – съязвил я.

Он удивленно повернулся ко мне.

– Не люблю, когда колотят моих друзей, особенно тебя. Знаешь, ты ведь довольно симпатичный парень. – Он обратился к Франческе: – Не так ли?

– Да, мне тоже так кажется, – согласилась она.

Поворот в разговоре удивил меня.

– Как-нибудь переживу, – проворчал я. Меткаф уже выруливал к воротам верфи. – Не впервой.

Мы с Франческой вышли из автомобиля, и Меткаф спросил вдогонку:

– Хал, не хочешь показать свой новый способ крепления киля?

Я хмыкнул:

– Мой Бог, я же профессиональный конструктор и никому не демонстрирую свои неудачи.

Если он может вести непринужденную двусмысленную беседу, то почему я не могу. Он улыбнулся:

– Мудро с твоей стороны. До встречи!

Я подошел вплотную к машине – подальше от ушей Франчески.

– Что будет с Эстреноли?

– Ничего особенного. Гвидо доставит его к хорошему врачу: который умеет держать язык за зубами, тот подправит его, потом Гвидо забросит его в Рим, на прощанье хорошенько припугнув. По-моему, Эстреноли не из храброго десятка, а наш Гвидо может сильно напугать, когда захочет. И на этом все кончится.

Я отошел от машины слегка успокоенный. Я боялся, что Эстреноли сбросят на дно залива в бетонной упаковке, а мне не хотелось иметь на совести чью-то смерть, даже его. Я обернулся:

– Спасибо. Думаю, еще увидимся. Вряд ли можно избежать встречи… в таком маленьком городишке, как этот, не так ли?

Он включил двигатель и медленно поехал, улыбаясь мне в боковом окне.

– Ты хороший парень, Хал. Не позволяй никому обойти себя.

И он уехал, оставив меня гадать, что, черт возьми, он имел в виду.

Обстановка в ангаре была напряженной. Пока мы шли по территории верфи, нам встретилось много незнакомых людей – друзья Франчески. Когда мы вошли в ангар, Пьеро бросился к нам с вопросом:

– Что случилось в клубе? – Голос его дрожал от волнения.

– Ничего не случилось, – ответил я. – Ничего серьезного.

Поодаль я увидел незнакомого человека невысокого роста, со светлыми острыми глазками.

– Что за черт, кто это?

Пьеро обернулся:

– Это Кариачети, ювелир, не обращай на него внимания. Что же произошло в клубе? Ты вошел, за тобой мадам, позже – этот Меткаф и Торлони, а потом ты и мадам вышли с Меткафом. Что происходит?

– Не волнуйся, все в порядке. Мы столкнулись с Эстреноли, и мне пришлось его осадить.

– Эстреноли? – удивился Пьеро и взглянул на Франческу. Она кивком головы подтвердила мои слова. – Где он сейчас? – спросил он свирепо.

– Торлони забрал его.

Для Пьеро это было слишком непонятно. Он опустился на козлы и уставился в пол.

– Торлони? – тупо повторил он. – Что ему нужно от Эстреноли?

– Черт его знает! Вся эта история – одна из дьявольских игр Меткафа. Ясно одно: я влип с Эстреноли, и Меткаф временно изолировал его, а почему он это сделал – не сказал.

Пьеро поднял глаза.

– Говорят, ты вел себя с Меткафом, как с другом. – В его голосе слышалось подозрение.

– А почему бы и нет? Какой смысл враждовать с ним? Если хочешь знать, как все было, спроси Франческу – она все видела.

– Хал говорит правду, – сказала Франческа. – Он правильно вел себя с Меткафом. Хотя Меткаф здорово провоцировал его, Хал держал себя в руках. Кроме того, – она слегка улыбнулась, – Меткаф, похоже, из тех людей, которых трудно ненавидеть.

– Но совсем не трудно ненавидеть Торлони, – проворчал Пьеро, – а Меткаф – его друг.

Разговор зашел в тупик, поэтому я сменил тему:

– А где Курце и Уокер?

– В городе, – ответил Пьеро. – Мы знаем, где их искать.

– Думаю, им лучше вернуться, – сказал я. – События могут развернуться быстро, надо решать, как действовать дальше.

Он молча встал и вышел. Я обратился к маленькому ювелиру:

– Синьор Кариачети, как я понимаю, вы прибыли взглянуть на драгоценные камни?

– Именно так, но мне не хотелось бы задерживаться.

Я вернулся к Франческе.

– Вам лучше сосредоточить внимание Кариачети на драгоценностях. Не исключено, что у нас не так много времени.

Она пошла вести переговоры с Кариачети, а я уныло смотрел на киль, которому не хватало почти двух тонн веса. Положение было трудное, и я был в отчаянии. Чтобы закончить киль, понадобится восемь дней напряженнейшей работы, еще день – чтобы поставить и закрепить его, еще один – чтобы снять оболочку из стекловаты и спустить «Санфорд» на воду. Десять дней! Станут ли Меткаф и Торлони ждать так долго?

Вскоре вернулась Франческа.

– Кариачети ошалел от изумления, – сообщила она, – никогда не видела такого счастливого человека.

– Приятно, что хоть кто-то счастлив, – угрюмо заметил я. – А вся наша затея – на грани, катастрофы.

Она накрыла мою руку своей:

– Не кляните себя, никто не мог бы сделать больше, чем вы.

Я присел на козлы.

– Мне кажется, что дальше дела пойдут еще хуже, – сказал я. – Уокер напьется до омерзения именно тогда, когда будет нужен, Курце начнет бросаться как бешеный бык, а я упаду и переломаю себе кости.

Она обняла руками мою забинтованную лапищу.

– Никогда ни одному мужчине я не говорила таких слов: вы человек, которым я восхищаюсь!

– Только восхищаетесь? – осторожно спросил я.

Я заглянул ей в лицо и увидел, что она покраснела. Быстро убрала свои руки и отвернулась.

– Иногда вы меня очень раздражаете, мистер Халлоран.

Я встал.

– Еще недавно вы называли меня Хал. Я ведь говорил вам, что друзья зовут меня Хал.

– Конечно, я ваш друг, – медленно произнесла она.

– Франческа, я хочу, чтобы вы стали мне больше, чем другом. – От растерянности она притихла, и я положил руку ей на талию. – Мне кажется, я люблю вас, Франческа.

Она повернулась ко мне, и я увидел, как она улыбается сквозь слезы.

– Вам только так кажется, Хал. Вы, англичане, люди холодные и осторожные. А я знаю, что люблю вас.

Вот тут во мне все оборвалось, а в темном ангаре внезапно посветлело.

– Да, я люблю тебя. Но я не знал, как сказать тебе об этом, не знал, что ответишь ты…

– Я скажу: браво!

– Мы будем хорошо жить, – сказал я. – Кейп чудесное место… Да что там, перед нами весь мир!

Неожиданно она погрустнела.

– Не знаю, Хал, не знаю, ведь я замужем…

– На Италии свет клином не сошелся, – нежно сказал я, – есть другие страны, в которых развод не считается грехом. Люди, придумавшие закон о разводе, были мудрецами, нельзя же обрекать на пожизненную каторгу с таким человеком, как Эстреноли.

Она покачала головой:

– Здесь, в Италии, в глазах церкви развод по-прежнему считается грехом.

– Значит, Италия и церковь не правы. Я так считаю, даже Пьеро так считает.

Она спросила:

– Моему мужу что-нибудь угрожает?

– Не знаю, но Меткаф пообещал, что его доставят назад в Рим под охраной.

– И все? Торлони не убьет его?

– Думаю, нет. Меткаф сказал, что нет… Я верю Меткафу. Он, может, и прохвост, но я ни разу не поймал его на лжи.

Она кивнула.

– Я ему тоже верю. – Она немного помолчала. – Как только я узнаю, что Эдуардо в безопасности, я уеду с тобой в Южную Африку или в другое место. За границей я получу развод, и мы будем вместе, но Эдуардо должен быть жив и здоров, я не хочу брать на душу и этот грех.

– Не беспокойся, я поговорю с Меткафом.

Взгляд мой упал на киль.

– Но это дело придется довести до конца. Я ведь связан им со множеством людей – с Курце, Уокером, Пьеро, с твоими друзьями, я не могу все бросить. И дело не только в золоте. Ты понимаешь?

– Понимаю, – ответила она. – В твоей жизни должно было произойти что-то страшное, чтобы ты пошел на это.

– У меня была жена, которая погибла из-за такого же пьяницы, как Уокер.

– Я ведь ничего не знаю о твоей прошлой жизни, – сказала она задумчиво. – Как много мне предстоит узнать. Твоя жена… ты очень любил ее. – Она не спрашивала, она утверждала.

Я рассказал ей немного о Джин, побольше – о себе, и мы забыли о времени, тихонько открывая друг другу свои души, как это свойственно влюбленным.

Но тут вошел Курце. Ему не терпелось узнать причину паники. Для человека, который так не хотел отрываться от работы, он был слишком возмущен тем, что его лишили мимолетных радостей.

Я ввел его в курс последних событий.

– Почему Меткафу вздумалось помогать нам? – озадаченно вопрошал он.

– Не знаю и выяснять не собираюсь, – ответил я. – Он может сказать правду, а правда может оказаться хуже наших опасений.

Курце, в точности как я, кинулся осматривать киль.

– Как минимум, еще восемь дней, чтобы закончить отливку, – сказал я.

– Magtig, – взорвался он, – теперь уже никто не оторвет меня от работы. – Он снял пиджак. – Приступаем немедленно.

– Тебе придется поработать часок одному, – сказал я. – У меня назначена встреча.

Курце открыл рот, но промолчал, наблюдая, как я с трудом влезаю в пиджак. Франческа помогла мне натянуть его на толстую повязку, выпиравшую из-под рубашки.

– Куда ты собрался? – спросила она тихо.

– Повидаться с Меткафом. Хочу добиться полной ясности.

Она кивнула:

– Будь осторожен.

У выхода я столкнулся с Уокером.

– Что с тобой? – спросил я. – Можно подумать по твоему виду, что ты потерял шиллинг, а нашел шесть пенсов.

– Какой-то мерзавец обчистил мои карманы, – зло сказал он.

– Много пропало?

– Пропал мой по… – Он запнулся, как будто передумал. – Пропал бумажник.

– Я бы на твоем месте так сильно не переживал, – сказал я. – У нас, того гляди, все золото пропадет. Иди к Курце, он тебе расскажет.

Уокер недоумевающе посмотрел мне вслед.

Я зашел в контору Пальмерини и попросил разрешения воспользоваться его автомобилем. Он ничего не имел против, и я отправился к стоянке яхт на его маленьком «фиате». Там я быстро отыскал фэамайл, обратив внимание, что со стороны яхт-клуба его не видно. Вот почему я не засек его раньше! Крупке драил медную отделку рулевой рубки.

– Привет, – сказал он, – рад тебя видеть. Меткаф говорил мне, что ты в городе.

– Он на борту? Я хочу повидать его.

– Подожди минутку, – бросил Крупке и нырнул вниз. Он почти сразу вернулся: – Говорит, чтобы ты спускался.

Я спрыгнул на палубу и пошел за Крупке в кают-компанию. Меткаф лежал на диване и читал книгу.

– Что привело тебя ко мне так скоро? – спросил он.

– Мне надо тебе кое-что сказать. – Я посмотрел в сторону Крупке.

– О'кей, Крупке, – сказал Меткаф, и тот вышел.

Меткаф открыл шкафчик, достал бутылку и два стакана.

– Выпьешь?

– Спасибо.

Наполнив стаканы, он, не разбавляя, поднял один:

– За тебя.

Мы выпили, и Меткаф спросил:

– В чем проблема?

– Ты говорил, что Торлони позаботится об Эстреноли, это правда?

– Конечно, Эстреноли сейчас у врача.

– Я просто хотел удостовериться и попросить тебя непременно передать Торлони, что, если Эстреноли не доберется до Рима живым и здоровым, я удавлю его собственными руками.

Меткаф сделал большие глаза.

– Ого! – воскликнул он. – Видно, кто-то напоил тебя тигриным молочком. Что это ты так забеспокоился о его безопасности?

Он пристально посмотрел на меня, потом вдруг засмеялся и щелкнул пальцами.

– Ну конечно же, это графиня накрутила цыпленка!

– Ее в это дело не впутывай.

Меткаф смущенно улыбнулся:

– О, эти молодые, никогда не знаешь, чего от них ждать.

– Заткнись!

Он вытянул перед собой руки в притворном ужасе.

– Ладно, ладно. – И снова засмеялся. – Ты сам чуть не убил Эстреноли. Ударь ты сильнее – и он был бы уже покойником.

– Я не мог убить его.

– За это я не поручусь, – сказал Меткаф. – Он все еще не пришел в сознание. Эскулап вправил ему челюсть, но говорить он не сможет еще месяц.

Он снова наполнил стаканы.

– Хорошо, я прослежу, чтобы в Рим он прибыл не в худшем, чем сейчас, виде.

– Мне нужно подтверждение от самого Эстреноли, например, в виде письма из Рима по почте с датой отправки не позднее недели.

Внешне Меткаф оставался спокойным.

– Не слишком ли много требуешь? – спросил он вкрадчиво.

– Это необходимо, – упрямо сказал я.

Он пристально вглядывался в меня.

– Кто-то пытается сделать из тебя настоящего мужчину, Хал, – наконец проговорил он. – Ладно, пусть будет по-твоему.

Он подтолкнул ко мне стакан через стол.

– Видишь ли, – сказал он задумчиво и тихо, – на твоем месте я не стал бы задерживаться в Рапалло, а наскоро бы приладил киль и смылся. С таким человеком, как Торлони, лучше не иметь дел.

– У меня нет никаких дел с Торлони, я видел его сегодня в первый раз.

Он кивнул:

– О'кей, если тебя устраивает такая игра, пожалуйста, дело твое. Но смотри, Хал! Ты только что ставил мне условия, и я их принял, поскольку Эстреноли меня не интересует, а ты мне вроде приятель, да, может, я и сам согласен с твоими условиями. Но не пытайся давить на Торлони, он отчаянный малый – съест тебя и не подавится.

– Я не трогаю Торлони до тех пор, пока он не трогает меня. – Я допил стакан и поднялся. – Увидимся еще.

Меткаф усмехнулся:

– Наверняка. Как ты сказал, в таком маленьком городке трудно разминуться.

Меткаф проводил меня на палубу, и, возвращаясь на верфь, я всю дорогу размышлял о нем. Вроде бы разговор получился откровенный, но не совсем – в общем, поведение Меткафа стало для меня еще более непонятным. Он ведь сказал именно то, что думал: смывайся, пока Торлони из тебя котлету не сделал. А я пытался понять, какова роль Меткафа, что заставляет его предупреждать меня, ведь Торлони – его человек. Но это не умещалось в моей голове.

Когда я вернулся на верфь, работа в ангаре шла полным ходом, как будто никогда и не останавливалась. Я увидел ставшую привычной картину: плавится золото, излучая яркий свет, Курце наклоняется над формой и выливает туда жидкий металл.

Подошла Франческа, и я сказал ей:

– Я обо всем договорился – ты получишь известие от Эдуардо через неделю.

Она вздохнула:

– Иди поужинай. Ты еще не ел.

Поблагодарив, я пошел за ней в домик.