Западня свободы

Я получил громадное удовольствие от чтения газеты.

Только я закончил читать, дверь открылась, и вошел человек в белом халате, толкавший перед собой маленький столик на колесиках, установленный тарелками, покрытыми блестящими крышками. За ним следовал высокий человек с редкими серебристыми волосами на голове.

– Вот, – сказал он. – Я уверен, вы не откажетесь перекусить.

Я посмотрел на столик.

– Может быть, если желудок выдержит.

Он кивнул с серьезным видом.

– Понимаю. Вы неважно себя чувствуете. В тумбочке есть два пузырька – один с аспирином, другой – с желудочным средством. Я думал, вы обнаружили их.

– Нет. Меня больше заинтересовало вот это. – Я показал ему газету.

Он улыбнулся.

– Да, интересное чтение, – согласился он и похлопал человека в халате по плечу. – Можешь идти. – Затем опять обратился ко мне. – Не возражаете, если я выпью с вами чаю?

– Ни в коем случае! Будьте моим гостем.

Белый халат накрыл стол и ушел, прикрыв за собою дверь.

Я опять услышал звук защелкиваемого замка. Они не хотели рисковать, даже когда в комнате находился их человек. Я выжидательно смотрел на высокого. Что-то поражало в его облике, но я никак не мог понять, что. Вдруг до меня дошло: он был высокий и худой, а лицо – пухлое, как пончик, что никак не вязалось с его фигурой.

– Там за дверью висит халат, – сказал он, указывая рукой на ванную.

Я подошел к тумбочке, нашел два пузырька и пошел с ними в ванную. Желудочное средство я игнорировал, а аспирин принял. Надев халат, я вернулся в комнату и увидел, что Пончик уже наливает себе чай.

– Не возражаете, если я исполню роль мамы-хозяйки? – спросил он иронически.

Я сел за стол и взял стакан холодного томатного сока. Пончик услужливо пододвинул мне ворчестерширский соус. Я щедро налил его в сок, добавил перца и залпом опустошил стакан. Почти сразу я почувствовал себя лучше, но не настолько, чтобы с удовольствием взирать на еду, смотревшую на меня с тарелки: желтые глаза яичницы, сосисочные брови, ветчинные усы. Меня слегка передернуло. Я отодвинул тарелку, взял кусочек хлеба и тонко намазал его маслом.

– Если уж вы мама, то налейте чаю и мне, – сказал я.

– Конечно, – все, что вам угодно. – Он занялся чайником.

– Все, что угодно? – проговорил я, жуя бутерброд. – Тогда, может вы скажете, где я нахожусь?

Он сокрушенно покачал головой.

– Тогда вы будете знать столько же, сколько я. Нет, мистер Риарден. Некоторые вещи я не могу вам сказать. Вы понимаете, я надеюсь, что вследствие наложенных на вас ограничений такого рода, ваши действия будут, – как бы это сказать? – строго очерчены.

Это я уже и сам понял. Двойные решетки на окнах просто так не ставятся. Я кивнул в сторону кровати, на которой лежал Слэйд.

– Слэйд, по-моему, сейчас слишком строго очерчен.

– С ним все будет в порядке, – сказал Пончик. – Он старше вас, и ему надо больше времени, чтобы прийти в себя. – Он протянул мне чашку с чаем. – Вы будете находиться здесь пока не настанет время перевести вас отсюда.

– И когда это произойдет?

– Это целиком зависит от вас. Я надеюсь, вам будет здесь удобно, мы сделаем для этого все возможное. Если у вас есть какие-то предпочтения в меню – скажем, грейпфрутовый сок вместо томатного, – скажите, мы постараемся пойти вам навстречу. – Он встал, подошел к шкафу и открыл его. Шкаф был набит бутылками. – Когда захотите, можете выпить. Кстати, какие сигареты вы любите?

– Ротман, с фильтром.

Он вытащил блокнот и сделал в нем пометку, как заправский метрдотель.

– Этим мы вас обеспечим без труда.

Я усмехнулся.

– Еще мне хотелось бы иметь полбутылки вина во время ланча и обеда. Белого, не слишком сухого. Рейнвейн или мозельское лучше всего.

– Хорошо. – Он сделал еще одну пометку. – Мы стараемся обеспечить первоклассное обслуживание. Разумеется, при таких расходах нам приходится брать с клиентов высокую плату. В вашем случае договоренность уже имеется, – двадцать тысяч фунтов, не так ли, мистер Риарден?

Я взял чашку.

– Нет, не так. Десять тысяч. А другие десять – вон лежат на кровати. Именно такова была договоренность.

– Конечно, – сказал Пончик. – Я просто забыл.

– Нет, не забыли, – сказал я дружелюбно. – Вы пустили пробный шар. Смотрите, ваш чай стынет.

Он вновь уселся за стол.

– Мы предпочли бы произвести окончательный расчет побыстрее. Чем скорее мы покончим с этим, тем скорее вы сможете начать второй этап вашего путешествия.

– Куда?

– Предоставьте это нам. Уверяю вас, что за пределы Соединенного Королевства.

Я нахмурился.

– Не люблю покупать кота в мешке. Мне нужна более надежная гарантия, я хочу знать, куда меня отправят.

Он развел руками.

– Извините, мистер Риарден. Но наша система безопасности не позволяет посвящать клиента в наши планы заранее. Вы должны понять, насколько это валено. Мы не можем допустить ни малейшего шанса проникновения в нашу организацию... э... нежелательных элементов.

Я колебался, и он сказал нетерпеливо:

– Мистер, Риарден. Вы человек разумный. Вы должны понимать, что наша репутация зиждется исключительно на выполнении обещаний. Доверие – это наш оборотный капитал, и всего лишь один недовольный клиент причинит нам невосполнимый ущерб. – Он негромко постучал ложечкой по столу. – В любом случае, я полагаю, что вас известили о том, что произойдет в случае невыполнения вами взятых на себя обязательств.

Угроза была налицо – скрытая, но несомненная. Теперь необходимо выиграть время, и я сказал:

– Хорошо. Достаньте мне бланк чека цюрихского Экспортного банка.

Пончик повеселел.

– А номер, номер счета?

– Вы узнаете его, когда я заполню чек, – сказал я. – У меня тоже есть свои меры предосторожности. – Я быстро произвел подсчеты.

– Поставьте на нем сумму 200000 швейцарских франков. Из нее вы возьмете свою долю, а остальное оставьте мне в валюте той страны, куда собираетесь меня переправить.

Он кивнул головой и произнес нравоучительным тоном:

– Разумная предосторожность. Предусмотрительный человек никогда не останется без денег на текущие расходы.

Я спросил, осматривая себя:

– Я что, так и должен жить в пижаме?

Он смешался.

– Разумеется, нет. Прошу прощения, что не сказал об этом раньше. Ваш костюм – в гардеробе.

– Благодарю. – Я пересек комнату и открыл платяной шкаф. Там висел строгий деловой костюм и рядом с ним – менее официальная, спортивного типа одежда. На полке лежало белье, а внизу стояли две пары отлично начищенных туфель – черные и коричневые.

Я пошарил в карманах костюма и ничего в них не обнаружил. Затем открыл саквояж, стоявший на полу у шкафа, и увидел, что он также абсолютно пуст. Я повернулся к Пончику.

– А где паспорт? Бумажник? Документы?

– Мы показали их вам, чтобы вы видели, как мы стараемся для вас, мистер Риарден – или мне называть вас мистером Крукшнеком? Чтобы вы поняли, на что мы идем ради успешного завершения нашего предприятия. Но пока в них нет необходимости. Вы их получите, когда начнется следующий этап вашего путешествия. – Он торжественно вытянул вверх указательный палец. – Безопасность – вот наше ключевое слово.

В это легко было поверить. Ребята старались предусмотреть все возможные варианты.

Пончик сказал:

– Если вам что-нибудь понадобится, нажмите вот эту кнопку. Вот так. – Он сам нажал на нее и стал выжидательно смотреть на дверь. Белый халат появился через две минуты. – Таафе будет помогать вам, мистер Риарден. Как, Таафе?

Тот кивнул головой и ничего не произнес.

– Я должен идти, – сказал Пончик с сожалением, словно больше всего на свете ему хотелось остаться и продолжать болтать со мной. – Надо заниматься делами. – Он пристально посмотрел на меня. Вы выглядите весьма неаккуратно. Советую вам побриться. Таафе пока приберет в комнате. – Он коротко кивнул и ушел.

Я с любопытством стал разглядывать Таафе, который собирал посуду, повернувшись ко мне широкой спиной. Он был крупным человеком с сильно помятым лицом мелкотравчатого боксера. Мелкотравчатого потому, что хороший боец не допустит, чтобы его физиономию так обработали. Постояв немного, я отправился в ванную. Вне зависимости от того, кто предложил эту идею, она была неплоха.

Я погрузился в горячую воду и принялся размышлять. Эта публика работала четко – сомнений нет. При условии, что я предоставляю необходимую сумму, меня несомненно выпустят где-нибудь заграницей с приличным, хотя и поддельным паспортом и достаточной суммой денег. Альтернатива, естественно, была не столь привлекательной: если я не обеспечу указанной суммы, то меня, вероятнее всего, ожидает холодная земляная дыра в пустынном уголке, и мои кости, случайно обнаруженные когда-нибудь в отдаленном будущем, заставят поломать голову какого-нибудь местного полицейского.

Я потряс головой. Нет, эти ребята, конечно, не допустят никаких костей, никаких следов. Скорее всего меня замуруют в бетон, а глыбу сбросят с борта корабля над самой глубокой океанской впадиной. И если они убьют меня прежде, чем замуруют, то это будет с их стороны актом милосердия.

Несмотря на горячую воду, мороз прошел у меня по коже. Тут же в голову пришла мрачная мысль о цюрихском Экспортном банке и об этом хладнокровном негодяе Макинтоше. В общем, надо было думать о том, как выбраться из своей роскошной кутузки.

Это привело меня к другой проблеме. Где же я, черт возьми, нахожусь? Пончик крепко держал оборону, но, может быть, он все же где-то ошибся? Я подумал о Таафе. Имя было совершенно не английским – может, я уже вовсе не в Англии? Нет, тут Пончик, пожалуй допустил промах.

И тут мне вспомнились строчки детской песенки:

Таафи был ирландцем

Таафи вором стал.

Залез ко мне на кухню

И бок быка украл.

Я слышал ее, сидя на коленях у матери. Помимо того, что поступок ирландца был предосудителен, не значило ли это, что я нахожусь где-то в Уэльсе – то есть, все еще в пределах Объединенного Королевства?

Я вздохнул и стукнул ладонью по воде. Время покажет, хотя времени-то как раз у меня не много.

Глава пятая

1

Нас обслуживали так, как в международных отелях обычно обслуживают греческих магнатов-судовладельцев. Все предоставлялось мистеру Слэйду и мистеру Риардену немедленно, все – за исключением свободы. Мы просили газеты и получали газеты: я попросил южноафриканский бренди – получил его – "Удэ Местер", которого я так и не смог обнаружить в Лондоне за несколько дней моего пребывания. Слэйд посмотрел на него с подозрением. Сам он предпочел пятнадцатилетний "Гленливе", который ему был гостеприимно предоставлен.

Но когда мы заводили разговор о радио или телевидении, наши хозяева становились глухими. Я спросил как-то Слэйда:

– В чем дело?

Он повернул свое тяжелое лицо ко мне и губы его скривились в слегка презрительной усмешке по поводу моего мизерного интеллекта.

– В том, что тогда мы узнаем, где находимся.

Я продолжал разыгрывать дурачка.

– Но ведь они же регулярно снабжают нас газетами.

– О, Господи! – сказал он и наклонился, чтобы поднять "Таймс". – Это – за пятое число. Вчера мы имели за четвертое, а завтра нам принесут за шестое. Но из этого вовсе не следует, что сегодня пятое. Мы можем быть, к примеру, во Франции, и эти газеты доставляют самолетом.

– Вы думаете, мы во Франции?

Он посмотрел в окно.

– На Францию не похоже, и Францией... – он потянул носом, – кажется, не пахнет. – Он пожал плечами. – Я не знаю, где мы находимся.

– Думаю, что вас это и не очень заботит, – сказал я.

Он улыбнулся.

– По правде говоря, не очень. Я знаю, что направляюсь домой, и все тут.

– Вас, наверное, считают крупной фигурой.

– Может и так, – сказал он скромно. – Я рад буду попасть домой. Я ведь не был в России двадцать восемь лет.

– Нет, все-таки вас чертовски ценят, если моя помощь стоила десять тысяч. – Я повернулся к нему и серьезно спросил: – Как своего рода профессионал, как вы расцениваете эту компанию?

Он был явно задет.

– "Своего рода профессионал"! Я работаю квалифицированно.

– Но вас поймали, – холодно заметил я.

– Через двадцать восемь лет, – возразил он. – И по чистой случайности. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь сработал лучше.

– Ладно, вы прекрасный специалист, – согласился я. – Ну вот и ответьте мне, что вы думаете об этих ребятах.

– Они хороши, – сказал он. – Очень хороши. Первоклассная безопасность, безупречная организация. – Он нахмурился. – Я не думаю, что такой уровень может быть достигнут обычными преступниками.

Эта мысль тоже пришла ко мне, и она мне не понравилась.

– Вы полагаете, что-нибудь по вашей части?

– Вряд ли, но возможно. Чтобы обеспечивать такую структуру, нужно много денег. Западные немцы после войны имели нечто подобное, – более или менее частную организацию, но ее поддерживали американские деньги.

– А кто мог бы поддерживать эту?

Он ухмыльнулся.

– Мои люди могли бы.

Довольно верно. Слэйд, казалось, уже чувствовал себя дома и в безопасности. Вместо того, чтобы отращивать в тюрьме бороду, он скоро будет пить водку с каким-нибудь боссом из КГБ и диктовать мемуары высокопоставленного офицера британской разведки. Именно это выяснилось во время суда – ему удалось проникнуть в Интеллиджент-сервис и занять там весьма высокий пост.

Он спросил:

– Что вы думаете обо мне?

– А что я могу думать о вас?

– Ну, я же шпионил против вашей страны...

– Не против моей. Я – из Южно-африканской республики. – Я улыбнулся ему. – И по происхождению ирландец...

– Ах да, я забыл.

Таафе обслуживал нас превосходно. Еда подавалась вовремя, приготовлена была прекрасно, комната содержалась в идеальном порядке, но от Таафе мы не слышали ни одного слова. Он исполнял все приказания, но когда я пытался вовлечь его в разговор, только смотрел на меня своими голубыми глазами и молчал. За то время, что я сидел взаперти в этой комнате, он не вымолвил ни звука, и я пришел к заключению, что он нем.

За дверью постоянно мелькал еще один человек. Иногда, когда Таафе входил в комнату, я замечал в коридоре смутную и темную фигуру. Лица его я не видел. Разумеется, один человек не мог выполнять все обязанности по дому в течение двадцати четырех часов в сутки. Для этого нужны по крайней мере трое. Итого, всего их было минимум пять, а, может быть, и больше.

Ни одной женщины здесь не было; дом, видимо, обслуживался только мужчинами.

Я внимательно осмотрел решетки на окнах, в комнате и в ванной, а Слэйд смотрел на меня с саркастическим удивлением. Ясно было, что убежать этим путем абсолютно невозможно. К тому же Таафе регулярно делал то же самое. Однажды я вышел из ванной и увидел, как он методично проверяет, не было ли попыток что-нибудь сделать с решетками.

Пончик заходил к нам время от времени. Он был само благодушие и с удовольствием болтал о международных делах – о ситуации в коммунистическом Китае, о шансах Южной Африки в крикетном чемпионате. Он даже выпивал с нами, хотя и немного.

Это навело меня на одну мысль – создать у них впечатление, что я большой любитель этого дела. Пончик видел, как я поглощаю бренди и становлюсь пьяно сентиментальным, но никак на это не реагировал. К счастью, у меня крепкая голова, крепче, чем казалось со стороны, и, кроме того, в его отсутствие я почти не пил, хотя мне удалось внушить Слэйду обратное. Я не слишком доверял ему и не знал, как он поведет себя в критической ситуации. И каждый вечер, перед тем, как лечь спать, с глубоким сожалением спускал в унитаз по полбутылки прекрасного напитка.

Я всегда предпочитал выглядеть не тем, что есть на самом деле, и то, что Пончик и его команда сочли меня пьяницей, в нужный момент могло мне дать хотя бы небольшое преимущество. Никто не пытался отвратить меня от выпивки. Таафе каждый день уносил пустые бутылки, заменяя их новыми, и даже подобие улыбки не появлялось на его лице. Слэйд, однако, стал относиться ко мне с нескрываемым презрением.

Слэйд не играл в шахматы, но все же я попросил Пончика принести мне шахматную доску и фигуры. "Так вы любитель шахмат? – с интересом спросил он. – Могу сыграть с вами партию-другую, если хотите. Я неплохой игрок".

Он действительно играл неплохо, хотя и не так хорошо, как Косей, но у того все же было больше времени для тренировки. Меня он обыграл довольно легко и после двух партий давал мне две пешки форы. Тем не менее, мне приходилось бороться за выигрыш изо всех сил.

Однажды после партии он сказал:

– Алкоголь и сосредоточенность, необходимая для шахмат, не вяжутся друг с другом, Риарден.

Я налил себе еще одну стопку бренди.

– А я не собираюсь становиться профессионалом, – сказал я небрежно. – За ваше здоровье. – Э...Э...Э... кстати, как вас зовут, черт возьми?

Лицо его было бесстрастным.

– Это не имеет значения.

Я пьяно хихикнул.

– Я вас называю Пончиком.

Он надулся и, кажется, обиделся.

– Но должен же я вас как-то называть? – объяснил я ему. – Что я должен делать? Свистеть и кричать: "Эй, вы!"

Шуточка стоила мне партнера по шахматам.

Чек цюрихского Экспортного банка прибыл через неделю после того, как я очнулся здесь, и за это время мы со Слэйдом уже стали действовать друг другу на нервы. Я все время думал о закодированном швейцарском счете, о Макинтоше и о своих слабых шансах на освобождение. О чем думал Слэйд, не знаю, но и он становился все более беспокойным.

Один раз его увели из комнаты, и когда он через час вернулся, я спросил, в чем дело.

– Деловое совещание, – загадочно ответил он и погрузился в молчание.

На следующий день наступила моя очередь. Меня провели по лестнице вниз в приятно обставленную комнату, у которой был только один недостаток – задернутые занавеси на окнах. Скарперы работали тщательно и даже здесь не давали мне ни малейшей возможности узнать, где я находился.

Вошел Пончик и положил на стол чек. Вынув из кармана авторучку, он отвинтил колпачок и положил ее рядом с чеком.

– Номер счета, – сказал он лаконично.

Я сел за стол, взял ручку – и заколебался. Номерные счета – любопытная вещь, и номер – это нечто, хранимое бережно, как комбинация цифр на замке твоего сейфа.

Я должен был действовать убедительно, потому что он этого ожидал от меня. Я положил ручку на стол и сказал:

– Послушайте, Пончик. Если вы будете фокусничать с этим счетом, то пожалеете, что родились на свет божий. Вы возьмете со счета точно ту сумму, которая указана на чеке – 200000 швейцарских франков и ни сантима больше. Если вы обчистите мой счет, я найду вас и сломаю вам хребет.

– Найти меня может оказаться вам не под силу, – сказал он невозмутимо.

– Не скажи, парень, не скажи, – я пристально смотрел на него. – Вы меня хорошо проверили и знаете мой послужной список. Кое-кто пытался обвести меня вокруг пальца. Они горько пожалели об этом. О моей репутации вам должно быть хорошо известно. Ходят слухи, что обманывать Риардена невыгодно. Я найду вас.

Если он и занервничал, то не показал этого. Только сглотнул прежде чем говорить.

– У нас есть репутация, которую мы поддерживаем. Никто не тронет ваш счет.

– Ладно, – сказал я зловеще и снова взял ручку. – Надеюсь, мы поняли друг друга.

Я аккуратно написал шифр – длинный ряд цифр и букв, которые я запомнил по настоянию миссис Смит, и, как это принято у нас в Африке, поставил черточки на семерках.

– Сколько времени это займет?

Он взял чек, посмотрел на него, затем помахал им в воздухе, чтобы просушились чернила.

– Еще неделю.

Глядя на порхающий в его руке чек, я вдруг внутренне похолодел. Теперь я был полностью в их лапах.

2

Три дня спустя они забрали Слэйда, и он больше не вернулся. В последнее время он меня сильно раздражал, но без него стало одиноко и беспокойно. Я полагал, что дальнейший путь к освобождению мы пройдем вместе.

Пончик теперь невзлюбил меня и прекратил свои дружеские визиты. Мне ничего не оставалось, как долгие часы стоять перед окном и смотреть сквозь цветы в горшках во двор в любую – солнечную или дождливую – погоду. Смотреть там было особенно не на что – дорожка, покрытая гравием, ведущая к дому и ухоженный газон, исклеванный скворцами.

Я обратил внимание на одно любопытное обстоятельство. Каждое утро примерно в одно и то же время слышалось цоканье копыт – не грубое лошадиное, а легкое, как у пони, и вместе с ним какое-то мелодичное позвякивание. В какой-то момент эти звуки прекращались, потом позвякивание возобновлялось, и слышалось негромкое посвистывание человека, пребывавшего в хорошем расположении духа, один раз я заметил тень человека, перекрывшую вход во двор, но его самого не видел.

В одно из редких теперь посещений Пончика я попытался закинуть удочку насчет того, чтобы покинуть опостылевшую мне комнату.

– Господи, неужели мне нельзя выйти во двор, немного погулять, поразмяться? – спросил я. Он покачал головой. – Вы можете выпустить со мной пару ваших амбалов, пусть они смотрят за каждым шагом. – Но он был неумолим, и я махнул на это дело рукой и проговорил: – Мне надо было оставаться в тюрьме. Там хоть прогулочный двор был.

Пончик рассмеялся.

– Ну и как вы воспользовались им? Убежали. Нет, Риарден, если хотите поразмяться, делайте физзарядку в комнате.

Я пожал плечами и налил себе еще бренди. Пончик посмотрел на меня с презрением.

– Испортите себе печень, Риарден. Лучше в самом деле помахайте руками, хотя бы для того, чтобы выгнать алкоголь из организма.

– Только это и остается, кроме выпивки, – сказал я мрачно и сделал глоток. Я был доволен тем, что он поддался на мою уловку, хотя мне уже становилось трудно держаться на определенном уровне. Глядя на пустые бутылки, Пончик должен был думать, что я поглощаю полторы бутылки в день, и чтобы поддержать его в этом заблуждении, мне приходилось в его присутствии сильно стараться. В данном случае я выпил четверть бутылки в течение часа, и несмотря на то, что умею пить, голова у меня стала кружиться.

– В чем дело? – спросил он. – Нервничаете? – Он сумрачно улыбнулся. – Может, на этом счету ничего нет? – Он вытянул ноги и задумчиво посмотрел на меня. – Мы знаем, что вас продали, Риарден. Вы отрицаете это, но, если ваш партнер действительно скрылся со всей добычей, оставив вас с пустым мешком, то это ничего хорошего вам не сулит, абсолютно. После разговора с Косгроувом у меня появились сомнения относительно вас.

– Вы получите деньги, – сказал я. – Мой друг не подведет меня.

– Искренне надеюсь на это, – сказал он. – Ради вас.

* * *

Пончик был все-таки прав – я начинал нервничать. Я с раздражением шпынял Таафе, когда тот приносил пищу. Это, правда, не производило на него впечатления. Он смотрел на меня своими голубыми детскими глазами, посаженными на побитое лицо, ничего не говорил и, сделав свое дело, оставлял меня шагать по комнате и не прикасаться к пище.

Так шли часы и дни. Каждый день я слышал цоканье копыт пони и приятное флейтовое посвистывание. И с каждым днем мои шансы становились все призрачнее.

Наконец, это произошло.

Пончик вошел в комнату.

– Ну, – начал он весьма веселым голосом, – вы удивили меня, Риарден.

– Неужели?

– Да. Я, по правде говоря, думал, что вы нас водите за нос. Мы получили деньги по вашему чеку.

– Рад слышать, – сказал я. – Надеюсь, на счету было достаточно.

– Достаточно, – заверил он. – Нет, мне кажется, вы все-таки пытались увильнуть, Риарден, а?

– Боже мой! Я же обещал, что деньги будут, – я засмеялся, хотя и с некоторой натугой. – Вы прямо, как тот человек в Москве, который сказал: "Шмуль, вы сообщили мне, что едете в Минск, чтобы я решил, что вы едете в Пинск. А вы надули меня и, таки поехали в Минск. Я теперь не верю ни одному вашему слову".

– Очень интересная иллюстрация, – заметил Пончик сухо. – Как бы то ни было, деньги получены. Это все, что нам нужно.

– Прекрасно! – воскликнул я. – Когда же вы меня выпускаете?

Он сделал жест рукой.

– Садитесь. Нам нужно кое-что обсудить.

Я подошел к шкафчику с бутылками и налил себе бренди, добавив в стакан воды. Сейчас я действительно нуждался в нем. У меня никогда не было абсолютной уверенности в Макинтоше.

– Я буду чертовски рад покинуть эту комнату.

– Еще бы, – согласился Пончик. Он долго молча смотрел на меня и, наконец, сказал: – Есть одна загвоздка. Маленькая деталь, но она может оказаться непреодолимым препятствием. Впрочем, если вы объясните ее удовлетворительно – не придумаете объяснение, а именно объясните, – то я не вижу причин, чтобы нам не продолжать наше дело, как оно было запланировано.

– О чем вы говорите, черт возьми, не понимаю.

Он поднял брови.

– Да что вы? Я уверен, что понимаете. Подумайте.

– Прекратите свои игры, Пончик. Если у вас есть что сказать, выкладывайте.

– Хорошо, – сказал он. – Только учтите, что я вовсе не играю. Он наклонился вперед. – Так вот. Я знаю, что вы не Риарден, и мне хочется знать, – так, для формы, – кто же вы.

Словно чья-то гигантская рука схватила и сжала меня. В животе похолодело, но, кажется, мне удалось сохранить невозмутимость.

– Вы с ума сошли!

– Вы прекрасно знаете, что нет.

Я глубоко вздохнул.

– А я думаю, что да. В чем вообще дело? Вы что, получили деньги и теперь хотите уклониться от своих обязательств? – Я ткнул свой палец ему под нос. – Не советую пытаться, мой друг.

– Вы в крайне невыгодном положении, – спокойно заметил Пончик. – И не можете никому и ничем угрожать. На вашем месте я прекратил бы разыгрывать невинность. Вы не Риарден, и мы это знаем.

– А как вы это докажете?

– Не будьте дураком. Мы доказали это. – Он откинулся на спинку стула. – Уж не думаете ли вы, что, освобождая человека из тюрьмы, мы не проверяем его досконально? Мы проверили вас в Южной Африке, и вы не выдержали нашей проверки. В полиции всегда находятся корыстолюбивые люди – что в английской, что в южноафриканской. Если вы Риарден, вы должны хорошо знать, что такое "Джон Форстер". Вас частенько затаскивали туда.

– Ну и что? Они так и не смогли ко мне прицепиться.

– Да-да, это штаб-квартира полиции в Иоганнесбурге, это вы знаете. – Он махнул рукой. – Но это еще не доказывает, что вы – Риарден.

– Но вы не доказали обратного.

– У нас там есть один друг, смелый полисмен, который время от времени делает для нас кое-какую работенку. Он добрался до досье Риардена и прислал нам копию его отпечатков пальцев. В том-то и дело, приятель, что они не совпадают с вашими. Нет-нет, мы проверяли много раз, чтобы удостовериться в этом. Он показал на стакан, который я держал в руке. – Ваших отпечатков у нас полно.

Я долго смотрел на него, затем сказал:

– Я знаю, как выглядят дактилоскопические таблицы из "Джона Форстера". Видел их достаточно. Принесите сюда ваши и я дам вам свои отпечатки пальцев для сравнения.

Глаза его несколько затуманились.

– Мы это сделаем. Но я вам вот что скажу. Вы не покинете этот дом, пока мы не выясним, кто вы такой и какого черта здесь делаете.

– Вы же знаете, что я здесь делаю, – сказал я утомленно. – Вы сами притащили меня сюда. Вы получили свои бабки, теперь выполняйте договор.

Он встал.

– Мы встретимся завтра утром. У вас достаточно времени, чтобы придумать какую-нибудь историю. – Он нажал на кнопку. – И пусть лучше это будет правдивая история.

Дверь щелкнула, и он вышел.

Я сидел и смотрел на янтарную жидкость в стакане передо мной. Да, надо было что-то придумать. Лучше всего иметь две истории – правдивую и достаточно правдоподобную. Это трудно. Я могу прилично лгать, когда в этом есть необходимость, но сочинять истории – не мой конек.

3

Когда обычно начинаются такие дела? Рассуждая логически, можно сказать, что это началось с рождения. Но простая логика часто приводит к несуразностям. Тогда начало надо искать в Иоганнесбурге, но и тут нельзя не учесть, кем и чем я был и почему выбрали меня, а, значит, корни всего уходят глубже. Как бы то ни было, Иоганнесбург был, пожалуй, наиболее подходящей точкой отсчета, и я стал думать об Иоганнесбурге, этом переросшем самого себя шахтерском поселке, где тротуары вымощены золотом.

Было яркое и солнечное утро, без единого облачка на небе, – что может вызвать восторг англичанина, но не произведет никакого впечатления на жителя Южной Африки, потому что там по утрам всегда ярко и солнечно, а облака зимой столь же редки, как куриные зубы. Я жил в Хиллброу, в одной из бетонных башен с видом на город, почти всегда накрытый пеленой жирного смога. В течение двадцати лет отцы города стремились создать в нем бездымную зону, но руки у них так до этого и не дошли.

Человек одинокий либо живет как свинья, либо организует свою жизнь разумно и экономно по времени – скажем, варит яйцо в джезве. Так что после того, как я встал ото сна, мне понадобилось всего двадцать минут, чтобы быть готовым выйти на улицу. В вестибюле я открыл свой почтовый ящик и вытащил из него несколько писем – три неинтересных с окошечками на конвертах, – я их сразу же сунул в карман, – а одно от Люси.

Я посмотрел на него со странным чувством. Я уже шесть лет ничего не получал от Люси – шесть неторопливых, бедных событиями лет, и сначала я не поверил своим глазам. Я прочел письмо. Собственно, это была скорее записка – зеленые чернила на дорогой с резной кромкой бумаге.