После ликвидации десанта не прошло и двух дней, больше полутора суток из которых солдаты пешком добирались до комплекса. Сразу после шестичасового сна их покормили куском не проваренной хлореллы и повели на взлетные полосы. Полковник из Центра, выстроив их, пытался произнести напутственную речь («Кровавые убийцы, под личиной беженцев, наносят нам в спину смертельный удар.И только вы-храбрые воины, способны остановить...» и т.д.), но его заткнули, крича из толпы:
–Ты где морду такую нажрал, небось не водоросли ел?!
–Мы неделю в боях, а вы с беженцами справиться не можете, сволочи!
–Грузись, ребята, что время терять!
Толпа, смяв размахивающего руками полковника, залезла в самолеты, те, нагруженные сверх меры, с трудом оторвались от земли и взяли курс на север. Кейл, сидя в углу, зажатый со всех сторон, пытался отодвинуться от трупа, перевязанного бурыми от крови бинтами: выгружая раненых, мертвого оставили. Недалеко от него молодой парень, почти подросток, с жаром говорил что-то своему соседу.
–Вы помните эту речь, которую произнес генерал... э... запамятовал, как зовут, но, впрочем, это неважно. В первый день после Вторжения он призвал всех забыть о своих распрях и объединиться во имя победы и мести и еще что-то, но, в общем, очень прочувствованная речь. Я видел видеозапись, и все это меня проняло. Я снисходительно относился к фермерам, презирал их необразованность, но потом, когда я увидел их в бою, увидел, как они умеют умирать за наше дело, у меня к ним возникло такое теплое чувство, и я... я почувствовал наше родство. Я-то ведь вырос в городе и ничего в жизни не признавал, кроме книг. Особенно старых книг, написанных до Черного дня. В них описывается совсем другая жизнь,-его лицо все осветилось,-там была... там тоже была война, но не такая, возможно было примирение, не как здесь...
–Э, брось, Сигну,-перебил его собеседник, высокий, широкий в плечах штурмовик. -Война была такая же, если не хуже. Родство, братство,-передразнил он,-а сейчас мы едем в кого стрелять? В тех же людей, фермеров, беженцев. А Избранные? Это что по-твоему, другой биологический вид? Да ни черта подобного. Я разговаривал с пленными, такие же люди. И разные причем. Кто-то под пытками держится до последнего, кто-то плачет в истерике и предает всех и вся.
–Ну они-то неправы,-возразил Сигну. Они предали нас, подло предали и теперь вернулись, чтобы отнять у нас Землю. Вот он предел подлости!-вскричал он.
–Друг мой, они нас не предавали. И не они и не нас. Это было двести лет назад. И хищники и жертвы давно лежат в могилах. Дети не отвечают за грехи отцов.
–Это ведь цитата, правда? Я где-то это уже читал,-сказал Сигну. Но неважно. Они же вернулись, хотя и ребенку ясно, что они не правы.
–Не правы? Конечно, с нашей точки зрения не правы. А вот если тебе бы с детства говорили, что этот поступок единственно правильный и верный, если бы ты, например, родился Избранным, то ты, наверняка, считал бы всех нас чем-то вроде взбунтовавшихся животных, и тебе и в голову не могло бы прийти, что может существовать другая точка зрения.
Кейл не выдержал и вмешался:
–Да эдак кого угодно можно оправдать! Только кролику от знания того, что удав по-своему прав, не легче.
–Кто такой удав?-спросил штурмовик.
–Это такая змея, она ест кроликов,-поспешил прояснить Сигну. Продолжайте,продолжайте,-улыбнулся он Кейлу,-я то же только что хотел сказать.
–А чего говорить,-буркнул Кейл. -Если жить, оправдывая всех, долго не проживешь-загрызут. Ты бы брат, бандитам это говорил, когда они в деревню врываются. А так языком молоть и я смогу.
–Ты прими это к сведению, я не прошу тебя строить свою жизнь по этой схеме,-он посмотрел на Кейла снисходительно, как на ребенка. Помолчал немного и, отвернувшись к стене, покопался в сумке.
–Есть хочешь?-и протянул ему концентрат.
–Вот так бы сразу-,обрадовался Кейл. А разговорами сыт не будешь.
Размешав концентрат в фляге, он медленно выпил содержимое и поблагодарил. Потом прилег и тут же вскочил, как ошпаренный: под ним оказался тот самый труп. Вокруг загоготали.
–Не могли они его вынести, что ли?!-возмутился Кейл.
Вместе с высоким штурмовиком они подхватили тело за руки и за ноги и потащили к люку. Самолет шел невысоко над землей. Отодрав крышку люка, спихнули труп вниз.
–Парашют одеть забыли!-в притворном ужасе заорал кто-то.
В другом конце салона затянули песню. Песня была боевым маршем, но ее тянули, как похоронную, хриплым, простуженным басом. Потом, видно позабыв слова, смолкли. Слышен был только равномерный гул двигателей и свист воздуха в щелях обшивки. Штурмовики негромко переговаривались еще с полчаса, потом наступила тишина. Кейл спал и не видел снов. Он их никогда не видел.
***
Около двухсот кораблей, с четко выведенной красно-черной эмблемой Избранных, зависли на орбите. Радиосвязь друг с другом не пыталась наладить ни одна из сторон. На Земле лихорадочно перегруппировывали войска, но, так как не было известно, где будет произведена высадка, получалась страшная неразбериха. Военные молились на систему Space Shield, надеясь, что она не подведет. Проповедники с горящими глазами кричали о последних днях и размахивали с кровью вырванными цитатами из довоенной религиозной литературы. Неожиданно вспыхнул мятеж на территории бывшего Пекина. Несколько тысяч фанатиков, с грубо сработанными знаменами Избранных, атаковали полицейские участки и воинские части, крича о возвращении богов. Мятежников посекли пулеметами, но подобные инциденты продолжали вспыхивать во многих местах Земли, что заставило Высший Совет предположить действия вовремя не выявленной организации.
Наконец, на восьмой день начался обстрел. Ночью было очень хорошо видно, как сотни тусклых точек отделялись от групп сверкающих звезд и опускались вниз. К счастью, ядерные удары Избранные не применяли, решив по-видимому, что радиационная, выжженная Земля им не нужна. Ракеты падали в места дислокации воинских частей, на крупные населенные пункты и заводы. К удивлению землян не было ни взрывов, ни облаков ядовитых газов.Ракеты разламывались на части и... все. Проведя биологический анализ содержимого обломков, ученые обнаружили несколько видов вирусов, предположительно опасных для человека. Человечество застыло в ужасе, но биологи развеяли опасения: в условиях Земли эти микроорганизмы теряли способность присоединяться к клеточной мембране и заменять материнскую ДНК. Избранные весело кружили на орбите еще с месяц, ожидая, когда окончится пандемия и можно будет без опасения высадиться на опустевшую планету. Но к их огромному удивлению, в телескопы не были видны горы трупов, и эти животные продолжали копошиться в своих городах.
Тогда начала действовать экспериментальная установка, отражающая солнечные лучи на Землю и концентрирующая их там в пучок, диаметром несколько десятков метров. Огненная рука вонзилась в планету. Беспорядочно мечась по земной поверхности, она нанесла небольшой ущерб оборонной системе землян, но слишком тяжело было сфокусировать луч, и он на каждую дрожь установки отвечал сильными отклонениями от цели, вызывая мощные лесные пожары и оставляя на поверхности земли хорошо видимые летчикам неизгладимые черные следы. Для лучшего поражения целей установка перешла на более низкую орбиту и через несколько часов разметалась огненным сполохом по небу, получив несколько ракет, в пределах досягаемости которых она оказалась.
У Избранных не осталось другого выхода, кроме высадки. Свыше двух сотен (по количеству кораблей) гигантских посадочных модулей опустилось на Землю. Опускаясь, они создавали сильные радиопомехи и выбрасывали ложные цели, и поэтому сбиты были только два из них. Вопреки ожиданию, они приземлились не в одном месте, а группами, по количеству материков (за исключением Антарктиды).Снижаясь, модули наносили единовременный мощный ракетный удар по месту высадки, очищая до сотни квадратных километров. Модули развертывались в компактную военную базу с противовоздушной защитой, автоматическими орудиями, гидропонными плантациями и универсальными заводами по производству военной техники. В каждой базе занимали оборону две-три тысячи человек.
Опомнившись, легионеры атаковали Избранных, и они схлестнулись в яростной схватке, в своей последней битве, битве за то, что каждая сторона считала святым. А такие войны самые страшные.
***
Завод стоял черный и угрюмый, обнесенный бетонным забором, растопырив решетчатые пальцы вышек, на которых копошились фигурки мятежников. Изредка оттуда били неуклюжие очереди, барабанившие по крышам домов рабочего поселка и взбивавшие пыльные змейки по поверхности дороги. Пулеметчики нервничали и стреляли на каждую шелохнувшуюся ветку. Невысокий военный с непомерно широко посаженными глазами, дочерна загоревший, выстроив штурмовиков, негромким, но твердым голосом инструктировал их:
–Мятежники захватили заводской арсенал и поэтому хорошо вооружены. Их там всего триста-четыреста человек. Ночью саперы заложили заряды под стену в нескольких местах, и мы их взорвем, а вы через проломы проникните на территорию завода. Там находятся женщины и дети, так что осторожнее. И еще... Постарайтесь не повредить хрупкое оборудование, вроде систем компьютерного контроля. На восстановление его уйдет много времени, а его у нас нет. Это общие указания. А теперь попрошу взводных командиров пройти со мной в штаб для уяснения деталей операции.
Взводные командиры ушли, и штурмовики опустились на теплый асфальт аэродрома и стали ждать. Шано подсел ближе к Кейлу и сказал:
–Наш-то сержант остался в комплексе, мы то что будем делать?
–Мы-это взвод?-насмешливо спросил Кейл.
–Ну да.
–А посчитай теперь сколько в нашем взводе человек?
Шано долго оглядывался, шевелил губами и, наконец, в ужасе повернулся к Кейлу:
–Два...два человека? Только мы с тобой?!
–Да, а ты как думал? В комплексе мы потеряли четырех убитыми и девять ранеными, три дня назад-восемь убитыми и пять ранеными.
Пополнения не было, вот и считай.
–А что мы тогда будем делать?-растерянно спросил Шано.
–Ничего. Присоединимся к кому-нибудь, а там видно будет.
Кейл посмотрел в серое небо, низко нависшее над ними, и потянулся за сигаретой. В кармане было пусто. Он взял покурить у Шано и, затянувшись, низко нагнул голову, разглядывая неровный выщербленный асфальт, сквозь который пробивался маленький росток какого-то деревца. Тоска наваливалась на него медленно и неотвратимо. Он вспомнил, что родной поселок разрушен дотла случайным патрулем Избранных и что он не нужен никому, кроме Седьмого Легиона, и что даже для ненависти у него в душе не осталось места, как, впрочем, и для любых других чувств. Такое настроение у него было всегда, с самого детства, когда небо становилось серым и тусклым и будничный свет выставлял все окружающее в самом неприглядном виде.
Он заметил, как Шано медленно гладил ствол винтовки мелко дрожавшими пальцами и неожиданно спросил:
–У тебя есть кто-нибудь?
–Что?-встрепенулся Шано.
–У тебя кто-нибудь есть?
–Седьмой легион,-ответил Шано не раздумывая.
–Да,конечно,-сказал Кейл.
–А что?
–Да нет, ничего.
На мгновение в тучах образовался просвет, и солнце лизнуло крыши домов, тысячекратно отразилось в стеклах домов. Асфальт стал теплым на вид, и вышки, освещенные на фоне свинцовых туч, приобрели грозный и величественный вид. Просвет снова затянулся, и мир поблек.
Взводные уже возвращались бегом. Нестройной толпой штурмовики побрели к поселку. Когда дошли до окраины, рассредоточились и перебежками стали продвигаться к заводу. Несколько взводов пошли в обход, к местам закладки зарядов. Застучали пулеметы. Мятежники стреляли из рук вон плохо: пули сшибали листву в садах, били стекла в домах и прошивали хлипкие глинобитные стены, но штурмовиков не задевали. Кейл и Шано бежали в хвосте взвода, добиравшегося до завода кратчайшим путем. Бежали по вымощенным пустым улочкам вдоль изгороди, залезая в неухоженные сады, заросшие пыльной жалкой зеленью, забирались в дома, укрываясь от посвиста пуль. В домах под ногами хрустела какая-то дрянь, в углах густыми комьями висела паутина, вещей не было: эвакуируясь, жители забирали с собой все. С вышек продолжали стрелять. Наконец, пулеметчик нашел нужный прицел, и сразу двое из впереди бежавших упали на землю. Одному пуля пробила голову и, чуть замедлив полет, стукнула другого в грудь, защищенную бронежилетом. Он, забрызганный кровью, ошалело вскочил на ноги и, вытирая лицо, непроизвольно сплевывая и мотая головой, сделал несколько неверных шагов, и сел на землю. Взводный, оглянувшись на него, крикнул:
–Вперед!
Но он все сидел и мотал головой. Взводный догнал одного из пехотинцев и, хлопнув его по плечу, махнул рукой в сторону вышки. Тот снял со спины гранатомет и положил его на плечо. Все отодвинулись в сторону. Гранатомет грохнул, выбросив назад столб пламени, и почти сразу верх вышки вспыхнул, окутался дымом, и потом по барабанным перепонкам ударил звук отдаленного взрыва.Снова побежали. Залегли за последним дощатым забором перед заводской стеной. Здесь взводного спросил какой-то пехотинец (Кейл узнал в нем Сигну):
–Здесь заряд заложен?
–Здесь, вроде,-задыхаясь и кашляя, ответил взводный. Даже эта небольшая пробежка вымотала его.
Грохнуло справа. Еще одна вышка, накренилась: снаряд стукнул в опору. Вышка не упала, но с нее больше не стреляли. Лежали молча-берегли дыхание. Шано протянул Кейлу магазин:
–Возьми.
–Откуда?
–У убитого забрал, бери, у меня есть.
Кейл повертел магазин в руке и, достав клейкую ленту, примотал к винтовке.
Взводный смотрел на часы, сжимая и разжимая пальцы. По рации не переговаривались: приемники мятежников, отнятые у охраны завода, работали на той же частоте.
–Готовься,-хрипло выкрикнул взводный.
Все застыли в напряженном ожидании, не отрывая глаз от стены. Кейл, торопясь, отрывал от винтовки моток ленты, тот не рвался. Достал штык и перерезал. Земля задрожала. Мгновение-и в стене зиял пролом, который заволакивало клубами пыли. Вскочили на ноги и тут же повалились, сбитые ударной волной. Снова встали и помчались к пролому. Сверху барабанили по плечам мелкие бетонные крошки. Добежали. Штурмовики, тяжело и неуклюже полезли по обломкам, проваливаясь в какие-то ямы и кашляя от пыли, лезшей в горло. Кейл одним из последних выбрался на чистое. Взвод уже бежал впереди, стреляя на ходу по окнам пятого этажа в сером кирпичном здании. Оттуда жарили не переставая. Добежали до «мертвой зоны», откуда стрелки уже не могли видеть их, и сразу же прикладами стали вышибать входную дверь. Расщепили один приклад и, матерясь, рванули дверь направленным зарядом. Шано метнул в дверь гранату и заткнул уши. Через десяток секунд забежали внутрь.Кровавые ошметья на стенах и пыль, плотной массой висящая в воздухе. На полу два детских тела, окровавленные и обожженные. В углу, опираясь на локти, ползет человеческий обрубок с оторванной нижней половиной туловища, кровавый фиолетовый клубок внутренностей волочится за ним, пачкаясь в пыли. И ни звука– только скрежет обломка тазовой кости, скребущего по бетонному полу. Шано привалился к дверному косяку и шепчет что-то побелевшими губами. Взводный подскочил к человеку и всадил короткую очередь в затылок. Потом махнул рукой на лестницу:
–Наверх!
Второй этаж. В коридоре двое мятежников устанавливают на полу пулемет. Увидев штурмовиков, тянутся за автоматами. Невыносимо медленно Сигну вскидывает винтовку и стреляет. Один мешком рухнул на пол, где долго вздрагивает и бьется затылком об пол, другой бросает автомат и вскидывает вверх руки, но Сигну снова стреляет. Мятежник, зажимая живот руками, осторожно садится и с глухим стоном валится на бок. Проверили весь этаж, истеричным пинком распахивая двери и дергаясь от малейшего шороха. Никого. Надписи на дверях «Отдел учета и контроля», «Отдел связи».
Третий этаж. Пусто.
Четвертый этаж. Немного расслабились. В одной из комнат наткнулись на нескольких мятежников и замешкались. Те успели секануть из автоматов и выкинуть в коридор гранату. Двое-седоватый помощник командира взвода и тот самый высокий штурмовик, который доказывал Кейлу, что каждый прав по-своему-остались лежать не двигаясь. В комнату ударили из огнемета. Жарко полыхнуло пламя, лопнули от высокой температуры стекла, мятежники дико заорали. Один на четвереньках выкарабкался в коридор и, катаясь по полу, тонко визжал, мучаясь от нестерпимой боли. Его добили и побежали дальше. Сигну тормошил высокого штурмовика и чужим, треснувшим голосом все повторял, как заведенный:
–Вставай, вставай, вставай...
Пятый этаж. Несколько женщин и детей, которых едва не пристрелили, когда они с плачем выскочили в коридор. Матерясь, взводный погнал их к лестнице и получил пулю в рот: одна из женщин выстрелила в него из пистолета. Потом еще стреляла, пуля рикошетом от стены ударила Кейлу в шею, разорвав кожу, и он, падая, вцепился в женщину, выворачивая пистолет из рук, ломая пальцы. Упав, достал штык и в дикой злобе вонзил его под ребра, чувствуя, как горячая волна крови заливает его руки. Женщина дернулась, вся сведенная страшным напряжением мышц и обмякла. Кейл откатился в сторону и лежал, уткнув лицо в пол, и уже не видел, как штурмовики, обезумев, стреляли в женщин и детей, не видел, как Шано в одной из комнат пристрелил пулеметчика, и он повис на стволе тяжелого пулемета, свесив в оконный проем длинные волосатые руки. Не видел, как из главного заводского корпуса, подняв руки и размахивая белыми тряпками, выходили мятежники, а очистившееся небо лениво лило на землю расплавленное мессиво солнечных лучей.
***
Избранные клещом впились в Землю. Корабли на орбите передавали энергию, выработанную солнечными батареями, на наземные комплексы в виде радиоволн. Комплексы вырабатывали залежи железной руды, нефти, погружая в землю многокилометровые щупальца шахт. На заводах непрерывным потоком штамповалась военная техника, вот только с людьми было тяжело. Несмотря на то, что с планеты Избранных непрерывным потоком шли и шли корабли с солдатами, потери были слишком велики. И поэтому пехотинцев заковывали в броню, добавляя сервомеханизмы и обвешивая тяжелым вооружением. И именно поэтому артиллерийские расчеты заменялись автоматическими пушками, пилоты управляли самолетами и танками на расстоянии, сидя где-нибудь в бункере, в нескольких сотнях метров от земной поверхности. Но здесь сыграл роль важный фактор: операторы, сознавая, что они ничем не рискуют, совершали грубейшие ошибки, которые они избежали бы, инстинктивно борясь за свою жизнь. Кроме того, земляне использовали радиопомехи, и из-за сбоев в управлении порой самолеты Избранных, тупо уставив нос в землю, неслись вниз, а танки бессмысленно вращались на месте, становясь легкой добычей для легионеров.
На второй год войны после опустошительных битв, в которых легионеры захватили четверть всех комплексов Избранных, те начали радиопередачи для гражданского населения. По распоряжению Верховного Совета они глушились, но все-таки что-то попадало в эфир. Избранные говорили, что они несут все самое лучшее, что есть у человечества, что земляне должны смириться и преклонить голову перед высшими существами. И как не странно, многим это понравилось, ведь преклонить голову для большинства не так уж и трудно, а тут конец мучительной войне и благоустроенная жизнь, которую обещали Избранные всем, кто присоединится к ним. И многие дрогнули. Приток солдат в Легионы значительно уменьшился, некоторые переходили на сторону Избранных и сражались в их рядах. Но и таких было немного. Остальные предпочитали выжидать. Громче стали звучать голоса о прекращении войны. Легионеры, оскалив зубы, расстреливали любого, кто смел об этом заикнуться, но легионеров оставалось все меньше и меньше. Но самым страшным было то, что земляне были всегда в руках Избранных. Если бы те захотели, они могли бы с легкостью ядерными ударами выжечь всю планету, но это лишало их вторжение всякого смысла. Пепелище им не нужно, ведь именно от него они и бежали двести лет назад. Для землян не могло быть полной победы. Даже полностью выкинув Избранных с планеты, они получили бы несколько сот ядерных боеголовок в качестве мести. И только в войне был единственный смысл существования, потому что капитуляция, для тех кто умеет ненавидеть, невозможна.
***
–Тупость, тупость и еще раз тупость-вот, что самое страшное,-сплевывая на пол, тихо говорил сержант. -Тупость погубила старый мир, и она же погубит и нас.
–Не понимаю,-пожал плечами Шано. -Глупый человек, он же если даже и какую ошибку сделает, так ведь не со зла, а по незнанию. И старый мир погиб по совсем другим причинам.
–Я не про отдельных людей говорю,-пояснил сержант. -Тупость-это что-то вроде заболевания какого. Даже очень начитанный и аналитически мыслящий человек частенько бывает болен этой болезнью. Это бывает от хорошей и сытой жизни или, напротив, от пребывания в слишком тяжелых условиях. То есть, когда мысли человека замыкаются на том, как бы побольше нахапать, попробовать чего-нибудь эдакого, особенного. Работать не надо и как-то не тянет, и работа для таких становится развлечением. Пробудить их может только угроза лишения всех тех материальных благ, которыми они владеют. В случае крайней нужды, когда работа только способ выживания, она становится ненавистной. Единственное желание: все те же материальные блага и поиск дешевых удовольствий.
Кейл осторожно поправил повязку на шее и, свесив голову с верхней койки, посмотрел на сержанта.Тот дышал часто и неглубоко: берег сломанное ребро. Кейл вкрадчиво спросил:
–Так получается сержант, что лучше всего золотая серединка?
–Нет, что ты,-рассмеялся сержант и поморщился от боли в груди.
–Нет,-повторил он.– Я не хочу говорить, что лучше, просто в некотором равновесии между богатством и нуждой рождается больше выдающихся представителей человечества.
–А может быть их рождается больше там потому, что и сама эта прослойка больше по размерам, чем другие две.
–Она была больше...В некоторые времена...А теперь, я думаю, она изрядно потончала. Не так ли?
–Бедность,-сказал Кейл,-вот главный двигатель прогресса. В конце концов, посмотрите, кем мы были после бегства Избранных. Мы были все бедны и, как крысы, шныряли на радиоактивных свалках. Прошло двести лет– и посмотрите на нас!
–Да уж,-издеваясь, протянул сержант,-посмотрите на нас,– и выразительным жестом обвел все вокруг.
Кейл побледнел от бешенства и сузившимися зрачками посмотрел в глаза сержанту. Тот сидел спокойно, лишь слегка напряглись мышцы на бритом затылке. Кейл срывающимся голосом начал:
–Если бы не война...
–А что-если бы не война?-перебил сержант.– Ты деревенский парень, Кейл, ты жизни не видел. Все бедны... все равны...-передразнил он.– В городах, некоторые совсем неплохо устроились, неплохо подгребли под себя. И если бы не война, снова бы кто-то жрал в три глотки и толпу подхалимов кормил, а кто-то подыхал бы, как собака под забором, и дочь его шла бы продаваться за миску супа. Почему-то во время прошлогоднего нашего отступа, в Европу вместо раненых поехали неплохо откормленные и неплохо одетые...гос-по-да,-он выплюнул это слово. Ноздри у него раздувались и глаза смотрели твердо и жестко.
–Ну,ну разошлись,-торопливо вмешался Шано. Вам еще подраться не хватало. Много сволочи развелось в последнее время, никто не спорит, но все будет в порядке, верьте мне,-он улыбнулся широко и открыто.– Мы-то,легионеры, пока живы.
–Да...Пока мы живы...-эхом отозвался сержант.
***
Седьмой Легион отступал. Восьмая дивизия была охвачена танковыми клиньями Избранных, за ними наступала пехота. Бомбардировщики утюжили окруженные войска, редкие самолеты Седьмого Легиона сбрасывали легионерам продовольствие и боеприпасы. После неудачной попытки прорвать окружение, Восьмая дивизия отошла в развалины старого комплекса Избранных и закрепилась там. Через две недели кровопролитных боев она была уничтожена полностью. Только двести одиннадцать тяжелораненых легионеров из семи тысяч были взяты в плен. Обстановка на Восточном фронте резко осложнилась. Седьмая дивизия, выдохшаяся в наступлении, отходила с боями и вскоре оказалось прижатой к побережью, где ее остатки погрузили на морские транспорты и вывезли в тыл. Огромный участок фронта оказался обнаженным. В него хлынули Избранные. Командование лихорадочно бросало им навстречу наспех сколоченные заградительные отряды, плохо вооруженные и неподготовленные. Отряды в двести-триста легионеров вставали на пути танковых колонн и гибли в неравном бою.
На территории, захваченной Избранными, остались десятки тысяч мирных жителей, которые не смогли вовремя эвакуироваться. Впервые Избранные не проводили политику тотального геноцида. Всех оставшихся зарегистрировали и разрешили жить в своих домах.
Радиоволны разнесли эту новость по всему континенту. Многие сломались. Жители, измученные войной, стали ждать прихода Избранных как избавления. Больше не будет бессонных ночей в ожидании авианалета! Больше никто не заберет сына в армию, и не пришлют похоронку со словами соболезнования! Больше не придется отдавать последние крохи голодной армии! И некому было сказать «НЕТ!»-все, кто могли это сделать, сражались в рядах Седьмого Легиона и гибли, как всегда, первыми. Состоятельные горожане, отсиживавшие все дни войны в уютных квартирках, готовились произносить верноподданические речи перед новым правительством. Наиболее активные из них пытались сорвать эвакуацию военных заводов и государственных учереждений. Народ отвернулся от Седьмого Легиона и покорно шел менять хозяев.
Это было началом конца.
***
Комплекс атаковали уже вторые сутки. Ракеты системы ПВО закончились, и теперь бомбардировщики безнаказанно кружились над комплексом. Стены содрогались от взрывов авиабомб, и временами с потолка с шумом обрушивались куски бетона, за ними на пол тонкой струйкой стекал песок. Нижний уровень заливало водой (разбило водопровод), пока не догадались открыть люки шахт. Водопады воды, бешено крутя обломки мебели и мусор, обрушились внутрь, уходя на многие сотни метров под землю. Штурмовики изредка выходили на поверхность и бросались в контратаки, но без поддержки тяжелой техники они успеха не имели. Кейл, Шано и сержант Лидан находились в резерве, прикрывая артиллерийские гнезда, и томились от бездействия и неизвестности.
–Да...-протянул Шано,– а ведь мы когда-то сами тут немало ребят потеряли.
–Когда-то?-переспросил сержант.-Четыре недели назад, друг мой, всего лишь четыре недели.
–Да ну?-удивился Шано.– А ведь кажется ,будто прошло целых двадцать девять дней,– и засмеялся первым, сильно запрокидывая назад голову.
–Нашли развлечение– дни считать,-проворчал Кейл.
Автоматическая пушка, стоящая сбоку в стальном кожухе, задергалась, выплевывая очередную порцию снарядов по наступавшей тяжелой пехоте. Гильзы, звеня ,падали внутрь кожуха и через подаватель выбрасывались наружу. Одна из гильз, еще горячая, подкатилась к Кейлу, он поднял ее и обхватил ладонями.
–Холодно здесь,-пожаловался он.
–Ничего, это не страшно,-веселился Шано. -Сейчас похоронную команду вызовем, запихнем тебя в печь-отогреешься.
Кейл кинул в Шано гильзой, тот отбил ее стволом винтовки и продолжал:
–А не хочешь в печь, так можно...
–Помолчи, пожалуйста,-перебил сержант. Потом посмотрел на Кейла пристальным взглядом как бы раздумывая. Вздохнул и начал:
–Если со мной что-нибудь случится...
–Ну вот начинается,-погрустнел Шано. Потом плачущим голосом, передразнивая сержанта, продолжил:
–...похороните меня на высоком холме и...-тут он натурально всхлипнул,-...напишите моей маме, что сын ее погиб...не могу больше,-и ,рыдая ,уткнулся в плечо сержанта.
Лидан улыбнулся и легонько стукнул Шано по голове:
–Я же серьезно, дурак...
–...погиб...серьезно...как дурак...-продолжал он всхлипывать.
–Ну все! Пошел ты к чертовой матери. Тут люди гибнут, а ему все хаханьки!
–Так люди всегда гибнут,-ответил Шано, поднимая покрасневшее от смеха лицо.– Лучше уж это сделать весело.
–Лучше уж вообще этого не делать,-вмешался Кейл.
–Вот об этом я и хотел с вами поговорить,-подхватил сержант. -Здесь нас могут окружить, и попадемся, как крыса в суп. Если выхода другого не будет... В общем, на уровне С-4, пятый ангар. Шесть грузовых вертолетов. Окрывается пусковая шахта и вперед, в синее небо, на север. Кейл помялся и спросил:
–А что же командование ничего нам не сказало?
–Вертолетов всего шесть,-просто ответил сержант.
–Спасибо, но ты не волнуйся,-бодро сказал Кейл,-они не понадобятся. Мы удержимся.
–Я надеюсь,-сказал сержант, испытующе глядя в глаза Кейлу.
А атаки продолжались. Тяжелые танки наступали тупо и неотвратимо. В одной из частей комплекса автоматические пушки, расстреляв снаряды, беспомощно водили стволами из стороны в сторону и негодующе, зло стукали бойком по пустой гильзе, а танковые снаряды продолжали рвать на части стенки артиллерийских гнезд. Тогда тридцать шесть штурмовиков выскочили из укрытий и кумулятивными гранатами остановили Избранных и все до одного остались на изрытой взрывами, влажной и мягкой земле. Четыре танка горели и, умирая, бессмысленно ползали по полю, пока не сгорели провода и не расплавились микросхемы управления. Остальные развернулись и, отъехав, с безопасного расстояния продолжали вести обстрел. Наступившая ночь не принесла облегчения осажденным: обстрел усилился, и атаки не прекращались. Взлетали ракеты, освещая все вокруг мертвенным, излишне реальным светом, яркими вспышками лопались взрывы, и огненными нитками связывали пехоту Избранных и штурмовиков длинные очереди трассирующих пуль.
Кейл и Шано сидели все там же, слушая надоевший грохот автоматической пушки. Целый день они ничего не ели, и теперь сержант, покинув пост, отправился на кухню. Было темно, и артиллерийское гнездо освещалось через бойницы только ярким светом ракет, бросавшим на пол причудливые тени. Стрельба усилилась. Шано выглянул в бойницу и прошептал:
