Черный передел. Книга I

      – Давно хотела задать вопрос, – Нина Александровна отодвинула блюдечко с остатками мороженого.
      – Для пополнения досье? – Русич мысленно восторжествовал. Дождался своего часа Нина Александровна не выдержала, начала главный разговор. Разве мог пунктуальный работник явиться к шефу, не выполнив задания?
      – Досье ваше пронумеровано, опечатано, закрыто Я интересуюсь – вы кто по национальности?
      – Я? Вот те раз! Русич! Самый чистокровный русич. Разве не похож? Волосы, нос, глаза Да и характер налицо. Нас бьют, мы терпим. Правда, до поры до времени. – И мысленно одернул себя: «Зачем выходить на хорошо накатанную колею?»
      – Мне казалось, что у вас дальняя родня откуда-нибудь из Македонии, Сербии, Хорватии. Русич! Определенно есть что-то югославское.
      – Зря ломаете голову, мадам Нина. Родословная моя отнюдь не из благородных Бедная мама, видно, не от хорошей жизни однажды завернула кроху в одеяльце, положила на крыльцо детского дома Не оставила ни метрики, ни записки: кто, откуда, чей? Одна из сестер, глядя на льняные волосы подкидыша, на вздернутый нос, широкие скулы, якобы проговорила: «Девочки, смотрите, какой ладный мужичок, настоящий русич!» Так и записали в документах «Русич»
      – Любопытно, а каким вы представляете чисто русский характер? – В глазах Нины Александровны он разглядел неподдельный интерес.
      – Я не психолог, – Русич пожал плечами, – но, если вы серьезно… мне кажется, настоящего русского всегда мучают сомнения. Как бы это поточней выразиться? Не умея восхититься собой, русский человек всегда ищет высокое вне себя, если хотите, и обычно находит собственное счастье в общем деле – ратном ли, работном ли. Только, пожалуйста, не подумайте, что все эти премудрые истины самолично придумал я. Посчастливилось услышать от одной довольно мудрой женщины.
      – Женщины? – Нина Александровна игриво насторожилась.
      – Моя приемная мать однажды удивительно точно сказала: «Мы, русские, всегда голодны душой». Хотя зачем я вам все это рассказываю? Во-первых, мы из разных футбольных команд, а во-вторых, ныне здорово помельчали и русичи.
      Нина Александровна задумчиво покрутила в руках ложечку. В полутьме он видел только ее красивый, четкий профиль, а когда включили электричество, удивился: свет обострил, высветил черты ее изменчивого лица. Она по-прежнему не форсировала события, не задавала провокационных вопросов. Железная, судя по всему, выдержка у человека. А на уме, поди, как пополнить в угоду начальству его личное досье? Наверное, уже настоящее собрание сочинений с десятками вопросительных знаков. А сегодня составить докладную не удастся. Он уйдет через мгновение. Демонстративно взглянул на часы, сделав удивленное лицо, покачал головой: как много времени. Нина Александровна поняла явный намек, отставила блюдечко с недоеденным мороженым, достала из сумочки зеркальце с витой позолоченной ручкой, подкрасила губы, привычным движением вспушила волосы, встала.
      – Славно побеседовали! – с явной издевкой проговорила она, шагнула к двери. Русич, чувствуя себя кретином, поплелся следом. На улице хотел было попрощаться, но обратил внимание на черную директорскую «волгу» возле газетного киоска. Невольно подивился: «Целая цепь случайностей! Встречаю возле управления милиции Нину Александровну, затем случайно же здесь оказывается автомашина Кирыча. Не заговор ли? Не звено ли в цепи интриг, что, несомненно, плетутся вокруг меня? – Попробовал встряхнуться. – Да что это я, заболел шпиономанией? Смешно!»
      – За нами, кажется, «хвост»? – попытался пошутить, однако шутка повисла в воздухе. Нина Александровна, видимо, еще что-то придумала, крепко взяла Русича под руку. Он был сегодня глиной, а она – скульптором.
      – Алексей Борисович! – сбоку заглянула в его лицо. – Мне нужна ваша помощь.
      – Я всегда в душе считал себя рыцарем! – раздраженно сказал Русич: сейчас Нина Александровна украдет еще несколько минут.
      – Мне нужно заскочить в одно место… мужские руки будут весьма кстати. Поможете одинокой женщине? – заметив явное смущение на лице Русича, легонько встряхнула его. – Вы не подумайте плохого. А полчаса для вас – сущий пустяк.
      Он опять в душе ругнул ее, а в действительности всем своим видом показал, что готов следовать за ней.
      – Идемте, тут недалеко! – подтолкнула к машине. Шофер, бородатый парень, услужливо распахнул дверцу, на лице его не было и тени удивления при виде Русича. И это маленькое открытие вновь всколыхнуло подозрения. Однако Нина уже сидела рядом, словно случайно касаясь его бедром…
      «Волга» притормозила возле центрального «Универсама», а затем, сделав поворот, въехала в просторный асфальтированный двор, забитый продуктовыми фургонами. Возле левой стены здания, в стороне от служебных машин, табунились «волги». Шоферы лениво переговаривались между собой.
      Русич хотя и не ходок был по торговым базам и магазинам, но догадался, зачем они сюда приехали; правда, не знал, какая роль уготована ему. От мысли, что придется выносить через черный ход продукты, добытые Ниной Александровной, стало пусто и уныло в груди. Городок Старососненск давным-давно полнился слухами о «белой» и «черной» братии; поговаривали, будто в центральных магазинах существуют два входа: парадный – для «белых», кто носит белые тапочки местной фабрики и имеет «белый билет» инвалида, и черный – для тех, кто ездит на черных «волгах» и ест черную икру.
      – Идемте, идемте, Русич! – властный голос референта сорвал его с места. Как прирученная собачонка, он покорно двинулся вслед за молодой женщиной, которая гордо направилась прямо к малоприметной двери, обитой скромным войлоком. Вскоре они очутились в просторном коридоре, где у стен стояли прилично одетые, солидные люди, в основном мужчины, каждый из которых держал в руке «дипломат» или портфель. Нина Александровна легким пренебрежительным взглядом окинула очередь, прошла мимо. Русич, шаркая вслед, успел заметить: чем ближе стояли люди к двустворчатой двери с надписью «директор», тем больше смятения и угодничества отражалось на их лицах. И что особенно поразило Русича: завидев женщину, смело направляющуюся к дверям, они не только не возмутились, наоборот, угодливо заулыбались, закивали вслед. Сорок шесть лет прожил он на белом свете, казалось, знает жизнь, но происходящее в коридоре магазина было уму непостижимо.
      В роскошном кабинете директора, помимо хозяина, пухлого, благообразного мужчины лет сорока, сидели двое в милицейской форме – капитан и майор. Кровь прихлынула к лицу Русича: его заманили в ловушку! Чуяло сердце, с этой бабой ждут одни неприятности. Он круто повернулся. Оглянулся, в какую сторону идти? И в этот момент Нина Александровна цепко схватила его за руку:
      – Алексей Борисович, – произнесла укоризненно, – вы как маленький ребенок. Все еще играете в казаки-разбойники. Пойдемте со мной. – Почти силой втолкнула в кабинет.
      Их не стали арестовывать, задерживать. Наоборот, офицеры, вскочили, а более расторопный майор схватил руку Нины Александровны, поднес к губам; капитан же, в свою очередь, грубо польстил:
      – Как здоровье Петра Кирыча?
      На Русича, стоящего ближе к дверям, никто не обращал внимания до тех пор, пока Нина Александровна не бросила тоном, не терпящим возражений: «Этот человек со мной!»
      Кабинет директора был похож на ботанический сад. Вокруг благоухали розы – на подоконнике, на тумбочке возле стола, даже на шкафу. Стол был стерильно чист, не единой бумаги, лишь три разноцветных телефона в правом углу. За спиной директора ярким мазком сиял японский календарь – каждый месяц был обозначен красоткой в прозрачном кимоно.
      – Ну-с, товарищи офицеры, не смею вас больше задерживать! Извините за каламбур: задержание – ваше дело. Всего доброго! Заходите, не стесняйтесь! – Нажал кнопку звонка. Тотчас, как по мановению волшебной палочки, в кабинет вплыла высокая, дебелая женщина с прической, похожей на макет Эйфелевой башни. – Зинуля, – проворковал директор, постукивая пухлой ладошкой по столу, – обслужи, будь ласка, этих товарищей. Из третьего склада. Понятно?
      – Пойдемте, товарищи! – расплылась в улыбке Зинуля, игриво повела густо накрашенной бровью. – У вас, извините, действительно тонкое чутье. Сегодня получили индийский чай в коробках со слонами, турецкое оливковое масло, очень полезное для обмена веществ. – Продолжая что-то рассказывать офицерам милиции, увела их из кабинета.
      Русичу надоело стоять, сел в освободившееся кресло. Щеки его горели, но, напрягая волю, сдерживал себя.
      Он попытался успокоиться, стал думать про Нину Александровну. «Ведь не ради компании привезла в магазин. Она ничего просто так не делает. Хитрая бестия!» Вдруг его осенило: «Милиция! Это было невероятно, но вполне возможно. Майор и капитан самолично видели его, Русича, в кабинете директора „Универсама“. И, следуя логике, теперь Петру Кирычу легче легкого доказать, что ко всему прочему Русич еще и берет с черного хода дефицитные продукты».
      – Милейшая Нина Александровна! – директор выбрался из-за стола. – Прошу следовать за мной! – пытливо взглянул на женщину. – Вы, конечно, заметили: офицеров я приказал обслужить из третьего склада, а вас… – взмахнул короткопалой рукой, на пальцах сверкнули драгоценные камни. – С вами я лично спущусь в первый склад.
      – Родина вас не забудет! – Нина Александровна горделиво оглянулась на Русича: дескать, чуешь, бунтарь, какие ремни приводит в действие имя Петра Кирыча?
      Первый склад оказался небольшим холодильным помещением, стены которого были выложены цветной плиткой, а по обе стороны широкого прохода высились стеллажи, заполненные продуктами. Нина Александровна выбрала две пачки гусиной печени, завернутой в столь красочную иностранную обертку, что у Русича мелькнула глупая мысль: «Игорек такие вешает нa стену». Положила в корзину, которую он держал, словно робот, палочку финского сервелата, две баночки английского бекона. Директор лично достал откуда-то из-за полиэтиленовых штор двух копченых угрей, не спрашивая хозяйку, положил в корзину четыре баночки икры, две красной и две черной. При виде копченой севрюги у Русича невольно потекли слюнки, но Нина Александровна даже не удостоила рыбу вниманием. Все дальнейшее происходило, словно во сне. Они шли и шли мимо стеллажей, о чем-то тихо беседовали, что-то клали в корзинку, а он, дурак, глупый, наивный пес, в который раз попавший в западню, их больше, видимо, не интересовал. Русич где-то читал: «Разведчики подобных ему людей называют отработанным материалом, готовым на любые гнусные дела». Не помнит, как очутился на улице, возле черной «волги». Шагнул ближе, желая быстрей избавиться от проклятой корзинки с дефицитными продуктами, и… увидел рядом с шофером широко улыбающееся лицо Петра Кирыча…

* * *

      Генерал Ухтомский отправил шифрограмму в штаб-квартиру Ассоциации через неделю после смерти министра МВД Николая Щелокова, запрашивал инструкции, как быть дальше. Ясно, что все окружение министра, не говоря уже о его ближайших помощниках и замах, попадет под следствие. Ждал указаний сначала с часу на час, потом со дня на день. Шифровка из Техаса не приходила. Сказавшись больным, генерал сидел у себя на даче и читал. В этот хмурый день настроение у него было паршивое, ему соответствовали строки из Вильяма Блейка: «Угрюмый сторож вечных врат засов железный поднял, и Тэль, сойдя, узнала тайны невиданной страны, узрела ложа мертвецов, подземные глубины, где нити всех земных сердец гнездятся, извиваясь…»
      За окнами хмуро раскачивались под ветром громадные ели и сосны. Ухтомский встал, заслышав отдаленный лай собак. Кто-то ехал к правительственным дачам в эдакую непогоду. Интуитивно почувствовал: «Это касается его особы». Подавил искушение сесть в автомобиль, окружной дорогой скрыться от преследователей. На первый случай было тайное прибежище у верных людей, а там… Нет, нужно испить чашу до конца. Без прояснения обвинений ударяться в бегство бессмысленно. Если его не арестуют органы, достанет рука Ассоциации.
      Длинный автомобильный гудок у закрытых ворот заставил генерала встрепенуться, взять себя в руки, напустить на лицо спокойно-равнодушный вид. Затем, накинув на плечи мундир, Ухтомский с пульта управления связью отворил ворота. Во двор въехала черная министерская «волга», он сразу узнал ее по крохотному флажку. Из машины вышли трое незнакомцев.
      Генерал встретил незваных гостей у порога большой комнаты, «зала».
      – Чем обязан, товарищи? – Ухтомский чувствовал, как у него подкашиваются ноги.
      – Генерал, – вперед шагнул высоченный полковник, – моя фамилия Петрушанский. А это… товарищи из другой организации.
      – Прошу, располагайтесь. Коньяк, водку?
      – Пожалуй, в такую мерзкую погоду не мешало бы выпить по рюмке, – предложил один из троицы – мужчина в штатском, с сухим, недовольным лицом. Оглянулся на Петрушанского: – Вы не возражаете, полковник?
      По тому, как расселись гости, Ухтомский понял, кто из них главный. Им оказался тот гражданский, с желтым недовольным лицом. Сел по правую руку от хозяина, первым начал задавать вопросы. Поскольку беседа началась за рюмкой водки, Ухтомский догадался, что его час еще не пробил. И еще ему показалось, что где-то мельком видел это желтое лицо.
      – В каких личных взаимоотношениях вы были с бывшим министром Щелоковым? – Желтолицый, по-видимому, у него была больная печень, испытующе взглянул в лицо собеседника.
      – Извините, товарищи, так дело у нас не склеится, – ухмыльнулся Ухтомский, постепенно обретая обычную уверенность, – давайте сначала откроем карты: кто вы? С какой целью приехали сюда? Навестить коллегу? Произвести допрос? Удовлетворить любопытство? Иначе… иначе мы все просто потеряем время, а я еще и бутылку посольской водки. – Эта последняя фраза произвела на всех впечатление, гости заулыбались. – С таким же успехом я могу спросить каждого из вас: в каких отношениях вы лично были с генералом армии Цвигуном? – Ухтомский целил точно и, кажется, попал в десятку, ибо гости перебросились взглядами: мол, откуда генерал узнал, что они из КГБ? – По этикету первыми должны представиться вы, товарищи.
      – А нельзя ли без церемоний? – спросил Петрушанский. – Вы человек многоопытный, сами догадались.
      – Нет! – решительно отрезал Ухтомский.
      – А если мы вас арестуем? – подал голос третий из группы – самый молодой, с военной выправкой и мало чем примечательный.
      – Пожалуйста. Предъявите ордер на арест.
      – А без ордера?
      – Без ордера? – кисло улыбнулся Ухтомский, чувствуя нарастающее превосходство над странной делегацией. – Вы отсюда не выйдете. Ворота, взгляните в окно, не просто закрыты, за воротами ждет моего сигнала правительственная охрана.
      – Мы – ваши друзья! – признался желтолицый мужчина. – Верьте. Документы предъявлять не будем. Приехали сообщить о том, что кабинет ваш временно опечатан. Создана государственная комиссия по расследованию уголовного дела бывшего министра, заместителя министра Чурбанова и еще десяти высших чинов МВД. Думаю, что и вас не обойдет чаша сия.
      – Я плохо понимаю, о чем вы говорите. – Ухтомский пожал плечами. – И вообще, я на больничном, давление, видите ли, повысилось. Поговорим позже.
      – Генерал! – вскипел Петрушанский. – Вы что, хотите загреметь за решетку? Я лично прибыл сюда по поручению группы лиц, заинтересованных в том, чтобы вы и впредь оставались не только на свободе, но и при высокой должности. Меня-то вы хорошо знаете по совместной работе.
      – Провокация? – Ухтомский поднялся. – Я вызову охрану!
      – А вы не любите проигрывать. – Человек с болезненным лицом протянул Ухтомскому клочок бумаги. – Почерк генерала армии Цвигуна помните? Читайте.
      «Дорогой друг! – прочел Ухтомский. – Людям, которые приедут к тебе, полностью доверяй. Отдай бумаги, они будут сохранены. Меня ты не знаешь, понял. Это на всякий случай. Лежу в больнице, в „кремлевке“. Действуй быстро. Твой Цвигун».
      – Что же вы сразу не сказали? – Генерал Ухтомский облегченно вздохнул. Оказывается, это люди из окружения Щелокова и Цвигуна, которые планировали прибрать к рукам власть в стране, пользуясь поддержкой Генсека. Сейчас все должны затаиться на время, «лечь на дно». А бумаги… Это – протоколы тайных бесед, стенограммы планов, намеченных в будущем, списки лиц, подлежащих устранению, естественно, все они закодированы, обозначены тайнописью. – Зачем было друг друга нервировать? Идемте со мной!
      Ухтомский повел неожиданно нагрянувших гостей в подвальное помещение. Здесь размещался цокольный этаж дачи. Ухтомский втиснулся в узкую кладовку, принялся колдовать с неким крохотным механизмом, издававшим едва слышный тикающий звук. Приезжие переглянулись: тайник был заминирован, в любой момент генерал Ухтомский мог с помощью дистанционного управления взорвать и тайник, и весь дом. Через какое-то время из стены выдвинулся продолговатый металлический ящик, похожий на личные банковские сейфы. Ухтомский набрал код, плоская дверца открылась. Все бумаги были с грифом «совершенно секретно».
      – Вы сильно рисковали, храня дома эти мины замедленного действия, – заметил Петрушанский.
      – Теперь пришла очередь рисковать вам! – Генерал передал гражданскому папку. – Возьмите, так приказал товарищ Цвигун. Надеюсь, ваши тайники понадежнее моего…
      – Вы, товарищи, поезжайте по известному адресу, – сказал полковник Петрушанский, – я еще обязан кое-что уточнить с генералом. Желаю удачи.
      – Да, будьте здоровы! – Гражданский с болезненным лицом невольно сделал движение, будто прикладывал руку к воображаемой фуражке. – Мы в Москву!..
      Проводив автомашину с посланцами генерала Цвигуна, Ухтомский почувствовал недомогание, видимо, от нервного напряжения, и впрямь подскочило кровяное давление, закололо в висках. Петрушанский помог генералу лечь на диван.
      – Вы, случайно, не отравили меня, полковник? – слабо улыбнулся Ухтомский.
      – Вас нет! – загадочно ответил Петрушанский.
      – Откровенно говоря, не могу понять: зачем Цвигуну эти саморазоблачающие бумаги? Это же мины, на которых он сам взлетит на воздух. – Не стал продолжать: в списках фигурировали еще с десяток имен высших чинов КГБ и MBД. Однако… Цвигун был вторым человеком в тайном сговоре, приказ его не выполнить было невозможно.
      – Зря вы так близко к сердцу воспринимаете происходящее. – Петрушанский присел рядом с генералом. – Все будет, как говаривают англичане, полный «хок-кей!»

* * *

      Черная «волга» шла по мокрой дороге, не снижая скорости. Миновала поселок Красная Пахра, выкатила на бетонку. Возле закрытого шлагбаума притормозила. И вдруг… из-за груды мокрых шпал раздались автоматные очереди, в мгновение ока изрешетившие весь кузов «волги» Пули попали в бензобак, машина вспыхнула и взорвалась…

* * *

      В старинный российский городок Елецк писатель Субботин поехал с двойной целью – удовлетворить любопытство, навеянное слухами и гневными газетными публикациями, и, если удастся, попробовать установить дружеский контакт с тремя братьями, носящими символическую фамилию Перегибщиковы. Как писали газеты, братья слыли в городке «бунтовщиками», «антисоветчиками», но главное, что взволновало областные и городские власти, создали собственную Автономную Республику под названием «Спарта». В этой Республике ввели совершенно отличные от советских порядки, призвали парней в спартанскую гвардию, ввели Конституционный суд чести, знамена, знаки отличия, звания и ордена. Елецк считался рассадником хулиганства и бандитизма, ибо парням заняться было нечем. В городе имелся Дом культуры, два спортивных зала, танцплощадка и стадион, по которому гуляли куры с петухами да носились бездомные собаки. Отныне вся местная шпана дружно потянулась в «Спарту», причем специальная комиссия принимала пацанов, в основном стоящих на учете в детской комнате милиции. Поговаривали также, что в Елецк родители стали привозить своих чад, которых уже не принимала ни школа, ни милиция, ни общество. Христом Богом просили братьев Перегибщиковых «дать им жить спокойно, взять под крыло сыновей-бандитов».
      …Сойдя с пригородного поезда, Субботин, к своему удивлению, обнаружил на вокзале и прилегающей пыльной площади огромную толпу молодых накачанных парней. Играл духовой оркестр, жалась к стенам вокзала милиция. Не сразу понял, что тут за торжество. И вдруг увидел любопытную, не характерную для советского общества картину: из вагона выносили на руках цыганистого вида паренька. Раздались крики «ура», взлетели вверх кепки и вязаные шапочки. Все вокруг забурлило, закипело. Привокзальная площадь также откликнулась восторженным гулом. Недоумевая, Субботин стал протискиваться сквозь толпу, некстати вспомнив мудрое изречение: «Если тебя несут на руках, не радуйся, возможно, процессия направляется на кладбище» Наконец-то понял, в чем дело: «Слава Виталику Збойнову – чемпиону мира по самбо!»
      – Скажите, товарищ капитан, что тут происходит? – спросил Субботин офицера милиции, который робко жался к дверям вокзала.
      – Слепой, что ли? – недоброжелательно ответил страж порядка. – Цыганенка встречают!
      – Отвечайте по существу, – посуровел Субботин, – я из управления!
      – Из управления? – Лицо капитана сразу стало доброжелательным. Наклоняясь к лицу Субботина, прошептал: – «Спартанцы» дурью маются. Горком партии запретил нести цыганенка по городу на руках, движение транспорта нарушается, а им указ не указ.
      – А милиция для чего?
      – Попробуй-ка, сунься! Их под шестьсот, а нас…
      На следующий день, когда страсти в городе несколько поутихли, Субботин, буквально раздираемый любопытством, отыскал «президента Спарты» – почти квадратного вида мужика лет под пятьдесят, стал знакомиться, назвался писателем, бывшим самбистом-каратистом. Сидевшие в кабинете «генералы» переглянулись.
      – Какой разряд имели? – спросил «президент».
      – Первый, – на всякий случай ответил Субботин. На самом деле в спецшколе Ассоциации он получил четвертый дан и черный пояс дзюдоиста, борца Фу, и. знавал кое-что похлеще, чем самооборона без оружия.
      – Сможете сладить с нашим перворазрядником по самбо? – хитро прищурился «президент». – С юношей. Вы-то уже в зрелых летах. Покажите мастерство. Даже если проиграете, «Спарта» будет вашим другом.
      – А если выиграю? – В Субботине вскипели сразу два чувства: азарт и обида. Его посчитали достойным только для первого юношеского разряда.
      – Мы введем вас в состав генерального штаба, – не задумываясь, ответил «президент» – Правильно я говорю, товарищи генералы?
      «Генералы» заулыбались, закивали головами.
      – Согласен! – Субботин скинул пиджак. – А формочка для меня найдется?
      – В «Спарте» есть все! – заявил «президент»…
      Зал борьбы очень удивил Субботина. В нем были три вполне профессиональных мата, стены увешаны таблицами различных видов восточных и русских единоборств. Свет лился сквозь стеклянную крышу. «Генералы» расселись на низенькие скамейки вдоль стен. Позвали парня-крепыша лет семнадцати. Субботин глянул на него и отрицательно закивал головой.
      – А посильней противника не найдется?
      – Посильней? – удивился «президент» Перегибщиков. – Да это наша главная надежда, чемпион зоны. Клянусь вам, против него и минуты не продержаться.
      – Уговорили! – заулыбался Субботин, мысленно прикидывая, как бы не выдать себя, потянуть время. Однако самоуверенный вид парня, наглый взгляд и, особенно, тихая реплика: «Счас, дядя, я из тебя вертушку сделаю», заставили Субботина прекратить игру. Не прошло и пяти секунд, как «чемпион», кряхтя, поднимался с мата, ожесточенно крутя бритой головой. Встал в стойку.
      – Случайно нарвался! Давай еще! Я счас тебя всерьез уделаю!
      И опять «чемпион» взлетел в воздух по крутой дуге, приземлился на спину, чего никто из «генералов» не ожидал. Глаза парня побелели от ярости, но «президент», не желая ввергать ученика в полный позор, хлопнул в ладоши.
      – Хорош! Иди, гуляй, Ванька!..
      – Может, попробовать с чемпионом России? Или с цыганом? – нахально заулыбался Субботин.
      – Уймись, писатель! – «Президент» даже испугался. – Что говоришь? Пойдем-ка в штаб!
      По дороге «президент» рассказал последний «криминальный» случай. Приехал в «Спарту» второй секретарь обкома партии. Перед входом в зал ему предложили снять обувь. Секретарь страшно возмутился. Отстранив обоих стражников, решительно шагнул в зал, но через несколько секунд пробкой вылетел обратно в коридор, ударясь о стену. Пригрозив «Спарте» закрытием, немедленно укатил в Старососенск.
      После осмотра «Спарты» Субботин с удовольствием искупался в бассейне, посетил вместе с братьями-бунтовщиками сауну. За ароматным чаем разговорились по душам.
      – Приезжайте к нам осенью, – любезно пригласил «президент», – на штабные учения. Вот будет потеха! Девятнадцать фур уже заготовили, палатки, ракеты достали, коней возьмем в аренду на конезаводе. Слыхал, будто сопровождать нас намерены две роты милиции.
      Субботин мог одновременно говорить на одну тему, а думать совершенно о другом. Слушая «президента», улыбаясь и хмурясь, думал о том, что напал буквально на золотую жилу: иметь в будущем такую силу, как спортивная республика, – находка для Ассоциации. «Спарту» в любой момент можно вооружить, двинуть в любом направлении. Мысль эта была, конечно, из области фантастики, но грела сердце.
      – Я, товарищи генералы, – серьезно заговорил Субботин, – попробую выбить деньги в Союзе писателей. А потом, с вашего разрешения, напишу о «Спарте» книгу…
      Весь «генералитет» и даже фельдмаршал провожали Субботина до вокзала. Билета не покупали, наказав начальнику поезда беречь писателя пуще собственного глаза. На прощание «президент» сказал то, чего так страстно желал в душе Субботин:
      – Ежели в чем понадобится помощь, зовите, прискачем!..

* * *

      Полковник Петрушанский позвонил по внутреннему телефону генералу Ухтомскому, попросил, если его не затруднит, спуститься на третий этаж, к нему в кабинет. Приказал конвоиру закрыть арестованного в соседней комнате и находиться при входе неотлучно. Петрушанский всего с год назад перешел в Министерство внутренних дел из КГБ, где не мог ужиться с прежним руководством. Вслед за собой перетянул и нижних чинов, с которыми давно и прочно сработался, коим доверял, как самому себе. Так появились в министерстве, точнее говоря, в отделе, шофер, адъютант-делопроизводитель и секретарь-машинистка, также бывшая сотрудница СМЕРШа, затем КГБ, получавшая негласно две зарплаты: за основную должность и за должность секретного осведомителя.
      Проводив глазами арестованного, полковник вышел в приемную, доверительно попросил Жан-ночку: «Ко мне никого, даже замминистра». «Будет сделано!» – весело ответила крашенная перекисью блондинка Жанночка, которой было не менее пятидесяти пяти лет. Сам стал ждать Ухтомского, присев на полумягкий стул.
      Генерал Ухтомский последнее время жил словно на вершине действующего вулкана. Вокруг происходила «смена караула». После самоубийства покровителя, министра МВД Щелокова, и смерти Леонида Ильича Брежнева к власти пришли новые люди, один из которых особенно страшил Ухтомского, да и всю агентуру Ассоциации в Советском Союзе. Юрий Владимирович Андропов, недавний председатель КГБ, не в пример предшественникам, был человеком аналитического ума, имел собственный взгляд на вещи и события в стране, ко всему отлично знал ситуацию в мире, состояние диссидентских групп. Подозревали, будто ему известно и о третьей силе в мире – всемирной Ассоциации. Что-то теперь будет?
      Спускаясь по лестнице, генерал Ухтомский пытался догадаться, что может ему сообщить полковник Петрушанский – человек весьма странных связей, которые окончательно не были ясны Ухтомскому. После страшной смерти сотрудников КГБ, забравших стенограмму и акты на даче Ухтомского, после «счастливой случайности», которая избавила Петрушанского от неминуемой гибели, Ухтомский с помощью своих тайных осведомителей «просветил» Петрушанского. Полковник явно не вписывался в структуру МВД, занимаясь какими-то сомнительными акциями по линии международного отдела ЦК КПСС. Помнится, на следующий день после взрыва на шоссе автомашины они встретились в укромном кафе на бульваре. Ухтомский рискнул: поблагодарил Петрушанского за блестящую операцию. Тот поморщился, будто бы не понимая, о чем идет речь, но промолчал. На том и разошлись, отлично поняв друг друга, молча как бы заключили соглашение о совместных действиях. А буквально за час до звонка Петрушанского генерал Ухтомский получил прелюбопытное сообщение на объекте «А-36». Это был один из многих засекреченных «почтовых ящиков», где, по неполным данным, готовились специалисты-ликвидаторы КГБ, действующие главным образом в странах Восточной Европы и Азии.
      – Товарищ генерал! – протянул руку Петрушанский. – Очень рад вас видеть! Прошу ко мне!
      – Я тоже рад, – буркнул Ухтомский. Его многое коробило в Петрушанском: бывший чекист, прошел блестящую выучку, ныне курирует спецотдел и вдруг… первым подает руку старшему по званию, первым входит в кабинет, не пропускает генерала. Однако эти мелочи тотчас забылись, едва Ухтомский вошел в просторный кабинет, окна которого были плотно завешены тяжелыми темными шторами.
      – Есть необходимость посовещаться! – Петрушанский, с трудом втиснув в кресло свое стокилограммовое тело, нацепил на нос очки в простенькой оправе.
      – Всегда к вашим услугам, полковник! – лицо Ухтомского было непроницаемо.
      – Сейчас сюда приведут человека, личность которого должна вас заинтересовать. Прошу ничем не выдавать своих чувств. Обменяемся мнением после допроса.
      – Признаюсь, вы меня заинтриговали, – Ухтомский говорил сущую правду, для него, как для кадрового разведчика, на свете было мало тайн, однако личность полковника Петрушанского являлась исключением из правил. Порой ему даже казалось, что международный отдел ЦК КПСС, гнездо сверхсекретных интриг, нарочно держит Петрушанского в чине полковника, используя его как прикрытие, а на самом деле звание у него, вполне возможно, никак не ниже генерал-лейтенанта. Было же малоизвестное правило до войны: любой сотрудник органов НКВД по сути дела был на два чина выше, чем тот же чин в армии. Еще будучи агентом КГБ во Франции, Ухтомский краем уха слышал, что агенты МО из ЦК порой действуют резче и остроумнее, чем агенты знаменитого ГРУ, главного разведывательного управления. – Разве арестованный не проходит обычными каналами?