Ангелы и насекомые (№1) - Морфо Евгения

Все, что было ему о ней известно, опрокинулось. А быть может, не все. Он и раньше понимал, что совсем не знает Евгении. Либо у нее не было никакой внутренней жизни, думал он, либо она так замкнулась в себе, что не подступиться. Как ужасно с ним обошлись. И с ней тоже. Почему же он не жаждет убить Эдгара? Но даже и Эдгар в этой чудовищной ситуации не вызывал у него ненависти. Он преступник поневоле; его самодовольное скотство, его наглость продиктованы обстоятельствами.

Раздался стук, дверь тихо отворилась и впустила темную фигуру. Это была мисс Кромптон, все еще в дневной одежде: длинной черной шелковой юбке и серой поплиновой блузке. Войдя, она остановилась и молча ему кивнула. Вильям выбрался из постели и завернулся в халат. Он бесшумно проследовал за ней по коридору, они поднялись по ступенькам, пересекли длинную лестничную площадку, застланную веревочным ковриком, и вошли в дверь, которая оказалась дверью ее спальни. Мисс Кромптон поставила свечу на туалетный столик. Комната была узкой и напоминала глубокий ящик; здесь стоял жесткий стул с прямой спинкой и узкая кровать с чугунным изголовьем, аккуратно прикрытая белым кисейным покрывалом. В комнате был еще крошечный книжный шкаф, а книги лежали повсюду: под стулом и под туалетным столиком, все пространство под кроватью было заполнено коробками с книгами. На двери были прибиты крючки, на которых висел хорошо знакомый ему скромный гардероб. Под окном стоял небольшой комод, а на нем — стакан с ворсянкой и маковыми головками. Вот и вся обстановка.

— Садитесь, пожалуйста. Вот стул, — сказала мисс Кромптон. — Надеюсь, мы с вами не походим на двух заговорщиков.

— Нет, — ответил он, хотя у него появилось такое ощущение. Здесь, в ее комнате, наедине с ней ему было не по себе.

— Вы хотели со мной поговорить, — заметила она, присаживаясь на краешек кровати, будто не зная, с чего начать.

— Вечером вы передали мне одно слово, — сказал он. — А днем кто-то послал за мной человека, чтобы я вернулся домой, где меня не ждали. Совсем не ждали.

— Вы ошибаетесь, если думаете, что за вами посылала я, — ответила она. — В каждом доме есть люди, люди-невидимки, которые в курсе всего, что там происходит; и однажды наступает время, когда дом решает, чему следует быть; череда спланированных недоразумений привела к тому, что вы все узнали.

Снова наступило молчание. Они были на ее территории, в ее скромных владениях, и оба чувствовали себя очень неловко.

— Но вам известно, что я узнал, — сказал он.

— Да. Рядом с видимыми обитателями дома и невидимками живут другие люди, кого большей частью не замечают ни первые, ни вторые; они по своему усмотрению могут либо знать очень много, либо ничего. Я сама выбираю, что мне интересно, а что нет. Все, что касается вас, мне было интересно.

— Меня использовали. Меня все время дурачили.

— Пусть так, это уже не столь важно. Я хотела бы знать, что у вас на душе. И необходимо знать, что вы намерены предпринять.

Его удивила необычайная прямолинейность ее вопросов, но он не выказал удивления. И проговорил с трудом:

— Сейчас я полностью во власти одного чувства… я ощутил себя свободным. Я должен бы быть потрясен, жаждать мести… чувствовать себя униженным… временами я все это чувствую… но сильнее прочих чувство, что теперь я вправе уйти, оставить этот дом, вернуться к настоящей работе. Но этого делать нельзя. У меня пятеро детей, жена и никакого собственного дохода… хотя, конечно, я мог бы поискать место…

— Вам обещали помочь снарядиться в путешествие на Амазонку…

— Теперь я не могу взять у Алабастеров ни гроша. Уж вам это должно быть понятно; я склоняюсь к мысли, что вы видите все. Мне необходимо уехать — как можно скорее. И никогда больше не возвращаться. Возмездие не по мне. Я… попрошу у Эдгара денег для Эми — мне безразлично, что об этом подумают, я добьюсь, чтобы Эми получала пожизненно небольшую пенсию… и тогда уеду. И больше не вернусь. Никогда не вернусь.

Едва сказав это, он ощутил сильное волнение.

— Только вас мне будет не хватать. В глубине души я не испытываю никаких чувств к этим… бледным детям.

— Это вам сейчас так кажется.

— Нет-нет. Я вправе уехать. И уеду. Моя… наша книга принесет немного денег… остальные я заработаю.

— Я продала свои сказки, — сказала Мэтти Кромптон.

— Я не могу взять… ведь вы предлагаете… простите.

— Я кое-что предприняла, — сдавленным голосом произнесла Мэтти Кромптон. — Ваше дело согласиться или отвергнуть. Я… я получила чек от Джорджа Смита… денег более чем достаточно, и письмо от мистера Стивенса: он предлагает обсудить покупку образцов, а также письмо от некоего капитана Папагай; через месяц его судно уходит из Ливерпуля в Рио. У него есть две свободные койки.

— Вы поистине добрая фея, — сказал Вильям чуть ли не с обидой. — По мановению вашей волшебной палочки я получаю желаемое, даже не успев высказать свое желание.

— Я всего лишь наблюдаю, придумываю, пишу письма и изучаю вас, — ответила Мэтти Кромптон. — Вы этого сами хотите . Вы только что сказали.

— Две койки… — проговорил Вильям.

— Я еду с вами, — сказала мисс Кромптон. — Вы заразили меня горячим желанием побывать в раю, и я не успокоюсь, пока не увижу Великую реку и не вдохну воздух тропиков.

— Вам нельзя, — возразил Вильям. — Подумайте о лихорадке, об ужасных насекомых-кровопийцах, подумайте об однообразной и скудной пище, о грубом народе, который там живет, о пьяном разгуле…

— Но вы же стремитесь туда.

— Я не женщина.

— Вот как. Ну а я женщина.

— Женщине там не место…

— Но там живут женщины.

— Да, но не такие, как вы.

— Откуда вы знаете меня?

Она поднялась и принялась расхаживать по комнатушке, как узник по камере. Он молча наблюдал за ней. Она сказала:

— Вы ведь не видели во мне женщину. Пусть и дальше будет так. Вы так и не разглядели меня. — В голосе ее появилась непривычная суровость. — Вы ничего обо мне не знаете. Не имеете представления о моем возрасте. Ведь так? Признайтесь: на ваш взгляд, мне где-то между тридцатью и пятьюдесятью?

— Если вам так хорошо известно, что я о вас думаю, значит, вы сами постарались внушить мне эти мысли.

Однако она сказала правду. Он не имел представления о ее возрасте, думая, что ей с равным успехом могло быть и пятьдесят, и тридцать. Она все мерила комнату шагами. Вильям спросил:

— Так все же сколько вам лет?

— Двадцать семь, — ответила Мэтти Кромптон. — У меня только одна жизнь, и двадцать семь лет уже позади. Теперь я намерена жить по-настоящему.

— Но только не в сельве, не на Амазонке. Эсмеральда кажется земным раем, пока не разглядишь, что все дома там плотно закрыты, вся жизнь — растительная, не животная, что лицо бедняка в струпьях от укусов москитов, его пища ими кишит и руки искусаны в кровь. Амазонка во многом напоминает ад Данте.

— И все же вы возвращаетесь.

— Меня ждет работа. И я привык к той жизни.

— Я привыкну. Я вынослива. Моя жизнь была далеко не безмятежна, как может показаться. Я способная и находчивая. Вы сможете забыть обо мне, едва подойдет к концу плавание.

— Пустые мечты.

— Нет. Я добьюсь своего.

Он едва узнавал прежнюю насмешливую и практичную мисс Кромптон. Она сделала несколько шагов и повернулась на каблуках, уперев руку в бок.

— Мисс Кромптон, Мэтти…

— Меня зовут Матильда, — сказала она. — По вечерам в этой комнате нет никакой Мэтти. Только Матильда. Посмотрите на меня. — Она подняла руки к голове, вытащила шпильки, тряхнув головой, распустила волосы, а потом подошла и стала перед ним. На ее обрамленных темными прядями лице читались порыв, желание, голод. Увидев ее преображенной, Вильям скачал:

— Я видел ваши руки, Матильда, и часто думал о них. У вас замечательные руки.

— Мне просто хотелось, чтобы вы разглядели меня, — сказала Матильда немного неуверенно: она поняла, что он уже это сделал. У нее были высокие, резко очерченные скулы, а губы твердые, не мягкие, но полные жизни. И гибкая талия — Вильям невольно сравнил ее с борзой. Он сказал:

— Неужели вам только этого хотелось?

— Я еще хочу, чтобы ты был счастлив, — пылко ответила Матильда.

Вильям встал, посмотрел ей в глаза и обнял за талию.

— Я буду счастлив, — сказал он. — Обязательно.

И притянул ее к себе — эту неподатливую Мэтти Кромптон, эту незнакомую страстную Матильду.

— Мне остаться? — спросил он. — Или уйти?

— Хочу, чтобы ты остался, — ответила Матильда. — Правда, здесь неудобно.

— Если мы отправимся в путешествие вдвоем, такое неудобство покажется нам райским уютом.

В этом смысле, да и во многом другом, он оказался прав.

И вот две последние картины.

Вильям направился к Евгении, чтобы сообщить о своем решении. Она сказалась всем больной; еду приносили к ней в комнату, что было делом обычным и потому не вызвало пересудов у домочадцев. Вильям послал к ней ее горничную, передав, что кое о чем желает с ней переговорить. Войдя, он увидел, что она очень тщательно позаботилась о своем toilette*.[46] На ней было серебристо-серое шелковое платье с ярко-синими лентами и букетиком розеток на груди.

Евгения выглядела старше. Исчезла холодная дымка во взоре, его сменила податливость и неприкрытая чувственность.

— Стало быть, ты принял решение, — сказала она. — Какова же моя судьба?

— Меня, признаться, больше занимает моя собственная. Я решил оставить тебя. Я уезжаю исследовать верховья Рио-Негро. И не намерен возвращаться в этот дом.

— Выписать тебе чек на проезд, издержки и тому подобное?

— Не надо. Я написал книгу. Денег у меня достаточно.

— Ты не собираешься ни с кем говорить… никому не расскажешь?

— Кто в силах пережить подобную весть, Евгения? Я могу пожелать только одного: оставайтесь и живите как умеете.

— Я знаю, что это ужасно, — сказала Евгения. — Знаю, это ужасно, но пойми, я не чувствовала, что поступаю дурно, — все получилось исподволь, вначале это была совершенно невинная и естественная игра, не казавшаяся грехом; не было ни одной живой души, с которой я могла бы поделиться… прости, что рассказываю тебе… вижу, тебя это привело в бешенство, а ведь я старалась делать все, чтобы ты полюбил меня… если бы я могла хоть с кем-нибудь поделиться, я, наверное, поняла бы, как это ужасно. Но… ему это не казалось дурным… он говорил, что одним нравится выдумывать правила, а другие любят их нарушать… он внушил мне, что это абсолютно естественно, да оно и было естественно , ничто в нас не взбунтовалось, не подсказало, что это… неестественно .

— Коннозаводчики знают, — сказал Вильям, — что даже двоюродных лошадей лучше не спаривать — это чревато наследственными дефектами…

Евгения опустила ресницы:

— Какие жестокие слова.

Она нервно сжимала лежавшие на коленях руки. Занавеси были наполовину задернуты, чтобы не попадал солнечный свет и чтобы скрыть следы слез. Евгения была прекрасна, самодовольна и безнравственна, и Вильям почувствовал, что она ждет его ухода, чтобы снова оказаться в своем замкнутом мирке, продолжить любить себя и лелеять. Случившееся причинило Евгении дискомфорт, и он намерен устранить его причину, то есть самого себя. Он сказал:

— Морфо Евгения. Ты великолепна.

— Но много ли мне радости, — возразила Евгения, — от того, что я хороша и мною восхищаются? Я хочу быть другой.

Она поджала губы, широко открыла глаза и с надеждой устремила на него взор, но Вильям не мог ей поверить.

— Прощай, Евгения. Я не вернусь.

— Как знать, — ответила она неопределенно, уже забывая о нем, и с облегчением вздохнула.

Вторая картина совсем не похожа на первую. Представьте, как маленький крепкий корабль «Калипсо» несется ночью по волнам Атлантики; до земли далеко, и не скоро конец путешествию. По глубокому сине-черному небу течет, мерцая, звездная Млечная река; солнца, луны, миры, большие и маленькие, рассыпаны по небу, как семена. Глубокое сине-черное море испещрено зелеными гребешками волн; море волнуется, морщится, и соленые серебряные брызги и пена поднимаются на гребешках. Море, как и небо, пронизано свечением: мерцают анимакули; шевеля тоненькими усиками, проплывают медузы, и кажется, что в море отражается густое звездное месиво. Вильям и Матильда стоят на палубе и, свесившись через поручни, смотрят, как нос корабля рассекает пучину. На Матильде малиновая шаль, волосы стянуты полосатым шарфиком; ветер развевает ее юбки. Ее смуглая рука — на поручне, и Вильям сжимает ее своей, тоже смуглой. Они вдыхают соленый воздух и надеются, и в предвкушении будущего кровь их убыстряет свой бег по жилам; здесь — на вершине океанской волны, на пути от опрятных зеленых полей и живых изгородей к извилистому, буйно заросшему лесом южноамериканскому побережью — здесь мы их и оставим.

Мимо идет капитан Артуро Папагай — это его первое плавание в должности капитана, — идет и улыбается им во весь рот; у него удивительная улыбка: белые зубы на фоне золотисто-коричневой кожи, веселые черные глаза. Он принес мистеру Адамсону диковинку. Это бабочка, мичман нашел ее на такелаже. Бабочка янтарно-золотая, с темной каймой на крыльях, крылья потрепаны, даже надорваны.

— Это монарх, — оживленно восклицает Вильям, — Danaus Plexippus. Мигрируя по американскому побережью, он пролетает огромные расстояния. Монархи — прекрасные летуны, — рассказывает он Матильде. — но сильный ветер может унести их далеко в открытое море.

Матильда, обращаясь к Вильяму и капитану Папагаю, замечает, что на крыльях бабочки еще сохранилась пыльца.

— Смотрю на нее, и чувства захлестывают меня, — говорит она. — И не могу разобраться, что это — страх или надежда? Она такая хрупкая, ничего не стоит ее раздавить, она давно сбилась с пути и все же до сих пор жива, по-прежнему яркая и удивительная, надо лишь уметь это видеть.

— Это самое главное, — говорит капитан Папагай. — Главное — жизнь. Пока жив, все вокруг удивительно, надо лишь уметь видеть.

И вот уже они с удвоенным интересом отыскивают в темноте огоньки.

Примечания

1

Эга — устаревшее название бразильского города Тефе (здесь и далее примеч. пер .).

2

Джон Рёскин (1819—1900) — английский писатель, критик и художник, возглавивший возрождение готической архитектуры в викторианской Англии. Оказал большое влияние на художественные вкусы своего времени.

3

Джон Лудон (1783—1843) — шотландский архитектор и садовод; им был написан ряд работ по садоводству, парководству и малым архитектурным формам.

4

Уолтер Бейтс (Бэтс) (1825—1892) — английский естествоиспытатель, энтомолог, который в 1862 г. дал объяснение поразительному сходству окраски некоторых бразильских лесных бабочек, принадлежащих к разным семействам. Он показал, что птицы избегают склевывать ядовитых или неприятных на вкус бабочек, распознавая их по специфической окраске, и что существуют съедобные виды, маскирующиеся под несъедобные. Таким образом, Бейтс стал первооткрывателем мимикрии в природе. Указанный вид мимикрии назван в его честь мимикрией Бейтса.

5

Альфред Уоллес (1823—1913) — английский естествоиспытатель, независимо от Ч. Дарвина разработавший в 1858 г. эволюционную теорию, в которой движущей силой эволюции выступал естественный отбор.

6

Александр фон Гумбольдт (1769—1859) — немецкий путешественник, натуралист. Гумбольдт внес большой вклад в развитие физической географии и биогеографии. В 1799—1804 гг. участвовал и экспедиции по Южной Америке.

7

Пер. В. Рогова.

8

Притчи, 30, 24—28.

9

Айауаска, также каапи, — южноамериканский напиток, приготовляемый на алкогольной основе из истолченной в муку тропической лианы, которая содержит сильный галлюциноген, идентичный ЛСД. Используется амазонскими знахарями как лекарственное средство, а также для отправления местных культов, поскольку кроме характерного ощущения полета вызывает, по убеждениям аборигенов, способность ясновидения.

10

Пер. А. Штейнберга.

11

Вильям Пейли (1743—1805) — английский священник и философ-идеалист, автор ряда богословских работ. В своей «Естественной теологии» (1802) доказывал существование Бога, используя аналогию с часами и часовщиком.

12

Эндрю Ур — английский экономист, автор труда «Философия производителей, или Экспозиция экономики промышленных предприятий Великобритании с научной, моральной и коммерческой точки зрения» (1835).

13

Роберт Оуэн (1771—1858) — английский утопический социалист. Считал, что человек — порождение обстоятельств, «…зло проистекает из положения вещей».

14

Вильям Уэвел (1794—1866) — английский историк и философ-идеалист.

15

Альфред Теннисон (1809—1892) — английский поэт викторианской эпохи, продолжавший в своем творчестве традиции «Озерной школы». Поэт-лауреат с 1850 г. Широкую популярность ему принесли «In memoriam» (1850) и «Принцесса» (1847), цикл поэм — «Королевские идиллии» (1859). Цитата из поэмы «In memoriam» (1850).

16

Английская вышивка, вид декоративной вышивки по белому полотну (фр. ).

17

Тайный бог (лат. ).

18

Осборн — летняя резиденция королевы Виктории на о. Уайт, построенная в 1845 г.

19

Роберт Браунинг (1812—1889) — поэт, в творчестве которого романтические традиции «Озерной школы» сочетались с реалистическим изображением действительности. Его поэзии свойственны философичность и страстная проповедь гуманистических идеалов. Пер. С. Маршака.

20

Пер. А. Штейнберга.

21

Этимология та же, что и слова «искупление» (от лат . redemptionem). Все грешники находились и находятся в рабстве греха. Господь Иисус Христос искупил всех нас от греха, проклятия и смерти и потому называется Искупителем. «В Нем мы имеем искупление Кровию Его, прощение грехов, по богатству благодати Его» (Еф., 1, 7).

22

От основания города (лат .).

23

Доктор Панглос — жизнерадостный персонаж философской фантазии Вольтера «Кандид».

24

Быт., 8, 22.

25

Имеется в виду Альфред Теннисон, который был Поэтом-лауреатом в 1850—1892 гг.

26

Роберт Чемберс (1802—1871) — шотландский писатель, издатель, зачинатель известной энциклопедии. В 1844 г. написал естественнонаучный труд «Вехи естественной истории», высоко оцененный Дарвином.

27

Уильям Кирби (1759—1850) — английский ученый-энтомолог. Его монография «Apum Angiae» — первый научный труд об английских пчелах. Совместно с Уильямом Спенсом написал 4-томную работу «Введение в энтомологию».

28

Здесь и далее неоговоренные стихотворные переводы принадлежат М. Наумову.

29

Человек человеку бог (лат .).

30

Сложному фокусу (фр .).

31

Балин и Балан — рыцари Круглого стола, братья; не узнав друг друга, вступили в смертельный поединок и оба погибли.

32

Джон Клэр (1793—1864) — английский поэт, певец английской природы и сельской жизни. Его первый сборник стихотворений был издан в 1820 г. издателем Джона Китса, но последующие сборники большого успеха автору не принесли. Измученный непосильной борьбой за существование, Клэр заболевает и последние годы жизни проводит в доме для умалишенных.

33

Жюль Мишле (1798—1874) — французский историк; начиная с 1856 г. пишет книги о природе, книга «L'Insecte» («Насекомое») вышла в 1858 г.

34

Переворот (фр .).

35

Николя Мальбранш (1638—1715) — французский священник, богослов и философ-картезианец.

36

Жорж Луи Леклерк Бюффон (1707—1788) — французский натуралист. Его работа «Естественная история» (1749 — 1804) стала первой попыткой классифицировать накопленные наукой данные по естествознанию, геологии и антропологии.

37

Городок в Шотландии, к юго-востоку от Глазго, где Роберт Оуэн проводил в первой трети XIX в. свои социальные опыты.

38

Пер. В. Левика.

39

Карл Линней (1707—1778) — шведский естествоиспытатель, создатель системы растительного и животного мира.

40

Большой концертный зал в Лондоне на 8 тыс. мест; крупное кирпичное здание под куполом. Назван в честь принца Альберта, супруга королевы Виктории.

41

Очень неожиданно (фр. ).

42

Столкновения (фр. ).

43

Был, его, мой (англ .).

44

Насекомое (англ .).

45

Кровосмешение, инцест (англ .).

46

Туалет (фр .).