Александр БАТРОВ
      ЗАВТРА - ОКЕАН
      Повесть
      Батров Александр Михайлович (1906 - 1990 г.г.). Работал слесарем, грузчиком в порту, длительное время плавал на судах дальнего плавания. Участник Великой Отечественной войны. Награжден орденами и медалями. Все свое творчество А.М.Батров посвятил детям. Многие писатели среднего и младшего поколения вырастали, зачитываясь его книжками. Но во много раз больше число его читателей, излеченных романтикой моря, которая буквально пронизывает все произведения Александра Батрова, стали моряками. Его перу принадлежат "Завтра - океан", "Наш друг Хосе", "Орел и Джованни", "Серебряная олива", "Мальчик и чайка", "Матросская королева", "Барк "Жемчужный", "Мальчишки, звезды и паруса", "На белой стреле", "Утренний конь", "Одесские девчонки", "Три безкозырки", "В Одесской гавани", "Приключение Лозанки" и другие книги. Произведения А.М.Батрова переводились на немецкий, китайский, польский, эстонский языки. Он - член Союза писателей СССР.
      1
      В воскресенье, в теплый апрельский полдень, Борис Ифанов, Коля Матюшенко и Вадя Попов, ученики одесской 146-й школы, подошли к морю. Мальчики быстро разделись. На них были ярко-оранжевые плавки с оторочкой из синего коленкора.
      - Глядите, вода прозрачная - значит, холодная, - определил Борис и вызывающе поглядел на худого маленького Вадю: - Мне-то ничего, я толстый...
      - И мне ничего. Подумаешь! Я вот худой, а холодостойкий. И вообще не твоя обо мне забота! - обиделся Вадя.
      - Не сердись, - улыбнулся Борис. - Если тебя схватит судорога, кричи. Я тебе помогу.
      - Это тебя схватит судорога!
      Третий из мальчиков, Коля, пригладив рукой свои светлые волосы, и без того усердно зачесанные назад, недовольно заметил Борису:
      - Ты Вадьку не дразни, он пловец хороший!
      Ни веселый марш, ни одобрительные возгласы зрителей не сопровождали пловцов. Было тихо, солнечно. Удильщики бычков, занятые своим делом, не сводили глаз с пробковых пестро раскрашенных поплавков. Редкие в этот час купальщики еще только раздевались на берегу.
      Никто не интересовался пловцами. Лишь двое удильщиков - мальчик в соломенном бриле и смуглая синеглазая девочка с золотистой челкой, сидевшие поодаль на скале, - весело переглянулись, когда трое друзей еще ближе подошли к морю.
      - Пусть они нас не видят, - сказала девочка и заслонила лицо ладонью.
      - Пусть, - согласился мальчик.
      Усмехнувшись, он подсек длинной удочкой леску и на самые глаза надвинул свою соломенную шляпу.
      Дул легкий восточный ветер. Направо синело и золотилось открытое море, а слева, в гавани, рокотали высокие портальные краны. У корабельных бортов, омытых зыбью многих морей, лязгали буфера железнодорожных вагонов.
      - Пора! - сказал Коля своим товарищам.
      Пловцы спрятали одежду в расщелине камня, пожали друг другу руки и с разбегу бросились в воду. Борис сразу отстал, а Коля и Вадя быстро поплыли вперед, к маяку. Пока они брали первые сто метров, Борис плыл на спине, а затем, приняв нормальное положение, стал набирать скорость прямыми, скользящими рывками. Вскоре он без особого труда нагнал товарищей.
      "Вадя - соперник не опасный, - подумал Борис, - он слишком далеко выбрасывает левую руку. Волнуется... Зато с Колькой не так легко будет справиться".
      Ветра не была. Море отзывалось мягким, почти неслышным шумом, временами лениво выплескивая из глубины то одну, то другую непонятно откуда взявшуюся волну.
      Состязание продолжалось.
      Коля, наверняка, знал, что Борис останется позади. О Ваде можно было не думать - тот все чаще "забирал" левой.
      Каково же было удивление Бориса и Коли, когда Вадя совершенно неожиданно опередил их на целых два метра! Он быстро плыл, рассекая воду крепкими маленькими руками.
      "Шутишь, Вадька, не возьмешь!" - решил Борис и вдруг, как-то бессильно взмахнув руками, захлебнулся.
      - Глядите, шлюпка! - выпустив изо рта воду, закричал он тревожно.
      Прямо на мальчиков действительно летела четырехвесельная шлюпка с двумя гребцами, и - кто бы подумал? - одним из гребцов был знаменитый пловец Костя Василенко, черный и курчавый, как негр.
      - Стой! Стой! - грозно кричал Василенко из своей спасательной шлюпки.
      Второй гребец был рослый, в матросской тельняшке осводовец.
      Трое друзей вмиг были вытащены на борт шлюпки.
      - Так-так-так!.. - укоряюще произнес Костя Василенко.
      - Кто такие? - осведомился второй гребец.
      - Зачем спрашиваешь? - усмехнулся Василенко. - Разве не видишь? Будущие участники массового заплыва. Что, легкая тренировочка, хлопцы?
      Друзья промолчали.
      А Василенко, перестав грести, продолжал:
      - Так-так... А в общем, рано вздумали тренироваться, хлопцы. Вода холодная? Холодная. Схватит кого-нибудь из вас судорога - беда! Глупая гибель на смех всем черноморским бычкам... Но, говоря правду, - тут Василенко добродушно улыбнулся, - пловцы вы, в общем, неплохие.
      - Чего же вы молчите? - спросил мальчиков гребец в матросской тельняшке.
      Что могли они сказать? Возражать знаменитому на всем побережье пловцу Константину Василенко они не смели. А Коле и Ваде даже понравилось, что Василенко принимает их за участников предстоящего первомайского заплыва. Но Борис почему-то решил признаться.
      - Мы тут спор один решали... - хвастливо заявил он.
      - Спор? - удивились гребцы.
      - Ну да. Насчет того, кто раньше доплывет к маяку, - пояснил Борис.
      Лицо знаменитого пловца посуровело.
      - Эге-е! А ну-ка, давай нажми! - обратился он к гребцу.
      И они вдвоем изо всех сил налегли на весла.
      Уключины сердито заскрипели. До берега уже оставалось не больше двадцати метров, как вдруг знаменитый пловец Василенко и гребец в тельняшке самым бесцеремонным образом сгребли одного за другим Бориса, Колю и Вадю и столкнули их за борт шлюпки.
      Нечего и говорить, какие позорные минуты пережили наши друзья. Грустные и унылые, они нехотя выбрались на берег.
      - Главное то, что спор сорвался! Теперь все надо начинать сначала, - промямлил растерявшийся Борис. - И выбросили, как самых жалких щенят...
      - Все... все сначала! - угрюмо подтвердил Коля.
      - И кто тебя тянул за язык насчет спора? - сказал Вадя.
      - Я же не знал! Я ни при чем... - виновато бормотал Борис, оправдываясь. - Что ж, придется одеваться...
      Но беда, как говорится, не приходит одна.
      Когда Вадя подошел к расщелине камня, чтобы достать одежду, он побледнел.
      - Ребята... одежда!
      - Что? Укра...ли? Быть не может! Ты, Вадя, смеешься? - заикаясь от волнения, еле-еле выговорил Борис.
      - Погляди сам.
      Расщелина была пуста.
      Несколько минут мальчики молчали.
      Наконец Коля не вытерпел:
      - Спокойно, товарищи! Сядем и обсудим... - Он горько усмехнулся и повторил: - Обсудим наше положение. Кричать о том, что нас обворовали, стыдно.
      - Да, стыдно. - В знак согласия Борис кивнул головой. - Что же делать?
      - Очень просто: дожидаться вечера. Потом кто-нибудь из нас отправится домой и принесет одежду, - предложил Коля.
      - План замечательный! Но что скажут дома? - нерешительно произнес Борис. - Обязательно спросят, отчего так поздно.
      - Подумаешь, задача! Сегодня в школе вечер самодеятельности...
      - Тогда пойду я! - самоотверженно вызвался Борис.
      Друзья стали ожидать наступления темноты. Они долго неподвижно лежали на берегу. Настроение было прескверное. Вдобавок хотелось есть.
      - Слышите, какие у меня в животе дудки поют? - со вздохом произнес Борис.
      - И у меня тоже, - признался Коля. - Скорей бы стемнело!..
      Но солнце словно и не думало заходить сегодня. Поднявшись, Борис и Вадя принялись молча собирать морские камешки. Коле захотелось побродить по берегу. На выступе одной из береговых скал он нашел кусок парусины, по-видимому, выброшенный на камень штормовой зыбью. Он свернул его трубкой и, перекинув через плечо, возвратился к товарищам.
      Вадя, который был одним из лучших учеников по истории древних веков, как только взглянул на Колину находку, авторитетно заявил:
      - Настоящая римская тога! От такой не отказался бы сам император Веспасиан...
      - Правда? - заинтересовался Коля. - Борис, завернись-ка скорее. Она тебе очень пойдет.
      Борис покорно примерил древнее одеяние.
      2
      Вечером, в начале одиннадцатого, Борис завернулся в обрывок парусины и направился домой.
      - Ни пуха ни пера, император Веспасиан! - крикнул ему вдогонку Коля.
      - Ладно... Нашел время для шуток! - сердито отозвался из темноты Борис и зашагал дальше.
      На верхней террасе берега, несмотря на позднее время, бродили любители ночных прогулок.
      - Глядите, у мальчишки одежду украли, - заметил своей спутнице какой-то молодой человек. - Экий бедняга!.. Эй, мальчик, а во что ты завернулся?
      Борис с досадой сбросил с себя "тогу" и, оставшись в одних плавках, во весь дух помчался по городским улицам.
      Не станем описывать, что испытал мальчик, пробегая людный городской сквер. Опустим рассказ и о том, как один солидный гражданин в тюбетейке и роговых очках пытался задержать его. Не сообщим подробностей и о том, как, спасаясь от роговых очков, Борис около часа просидел в подворотне чужого дома.
      Но вот, наконец, и его дом - дом, где он родился и жил, где на деревянных воротах еще сохранилась собственноручно сделанная надпись: "Борис Ифанов". Вот и знакомое рожковое дерево, на которое он не раз взбирался.
      Дворник Никита стоял у ворот и курил цигарку. Заметив подбегающего к дому Бориса, он усмехнулся, а затем быстро зашел в ворота и наглухо закрыл за собой калитку.
      Борис остановился перед закрытой крепостью. Тяжело дыша, он ухватился за спасательную ручку звонка.
      Спустя десять невыносимо долгих минут в подъезде раздались тяжелые шаги. В решетчатом отверстии калитки показался лукавый глаз, послышалось удивленное бормотанье, сопровождаемое каким-то странным, похожим на смех покашливанием, после чего прозвучал медленный сипловатый голос дворника:
      - Чи я сплю, чи я не сплю?
      - Не спите, не спите, дядя Никита! - поспешно заверил его Борис.
      - Що я бачу? - не без злорадства продолжал Никита. - Голого, босого человека!
      - Голого-босого, голого-босого! Пустите!
      - Так я и пустил! Ошиблись, гражданин, домом, - официальным тоном заявил Никита.
      - Как ошибся! Да это же я, Борис Ифанов!
      - Борис Ифанов? Нет, того быть не может!.. Борис Ифанов добрый хлопец. Он не может шататься по ночам голый!
      - Да это же я, дядя Никита! - нетерпеливо произнес Борис,
      - А кто тебя знает, может быть, как тот Гришка Отрепьев, самозванец, - меланхолично проговорил Никита.
      - Дядя Никита, откройте, ну честное слово, это же я! - взмолился Борис.
      - Нет! - решительно отказался Никита. - Если бы ты был Борисом... Да нет, того быть не может... Борис моего голубка из голубятни выпустил. Разве ты выпускал?
      Да, это он, Борис Ифанов, в начале марта без всякой причины, просто из озорства, выпустил из голубятни дворника Никиты голубя-новичка. Голубь не вернулся.
      - Разве ты выпустил? - еще раз спросил Никита.
      - Я... я... - признался Борис. - Белого турмана с рыжим хвостом.
      Никита весело хмыкнул и продолжал:
      - Борис - он стекло в прачечной разбил... Разве ты разбил?
      - Я... я... Из рогатки... Откройте!
      - Бачите, люди добрые, что делается! - удовлетворенно произнес Никита и загремел засовом.
      Ворота раскрылись.
      Борис вихрем пронесся через двор, влетел в парадное и вдруг остановился. Предстать перед родителями в таком виде? Ни за что! Что скажет мама?
      Тем временем дворник Никита уже во второй раз успел рассказать жене, Агафье Васильевне, о молодом жильце Ифанове.
      - Бедный мальчик! - вздохнула добрая женщина.
      В этот момент в дверь квартиры смотрителя дома кто-то тихо постучал.
      - Можно! - крикнул Никита.
      Вошел Борис. Лицо у него было жалкое-прежалкое.
      - Дядя Никита, дайте что-нибудь надеть, не могу так... Перед мамой... А голубка я вам откуплю...
      Агафья Васильевна без долгих расспросов бросилась отпирать огромный сундук.
      Вскоре в сапогах Никиты, в клетчатом пиджаке и брюках клеш, на которых пришлось загнуть тройные манжеты, Борис предстал перед своей мамой, Еленой Александровной.
      - Что с тобой, Боря? - испуганно вскрикнула она.
      Лицо мальчика было абсолютно спокойно.
      - Ничего, мама, ты только не тревожься, - как можно бодрее ответил он. - Я играю...
      - Играешь? Как играешь?
      - Ой, какая ты недогадливая!.. Ну, играю, участвую в школьном спектакле. Сам народный артист Ляров, шеф нашего драмкружка, сказал: "Из этого мальчика выйдет толк". Я сюда прямо со сцены, в театральном костюме...
      - Отчего же ты раньше нам ничего об этом не говорил?
      - Я... я недавно... Всего несколько дней...
      - Странно, очень странно, - произнесла Елена Александровна и, как бы успокаиваясь, спросила: - Кого же ты играешь?
      Этого вопроса Борис совсем не предвидел. Его лицо мгновенно залилось краской, в голове закружились обрывки каких-то туманных воспоминаний.
      - Императора Веспасиана! - выпалил он, сам не понимая, как он мог это сказать.
      Глаза мамы сделались узкими-узкими:
      - Императора? В этом костюме?
      Сердце Бориса замерло. Что теперь делать? Все, все пропало! Теперь Вадя и Коля до утра просидят на берегу в своих плавках... Надо было действовать немедленно.
      - Ах, мама, - обиженно и с некоторым сожалением произнес он, ты только зря отнимаешь у меня время! Ты знаешь, зачем я пришел? Я пришел взять костюмы; лыжный, белый парусиновый и хаки. Я должен выступать еще в роли иллюзиониста. Ну, там, разные штуки с переодеванием. Дай, пожалуйста. Через несколько минут я должен быть на сцене.
      Взглянув на стенные часы, мама сделала шаг к комоду. Было похоже, что она без промедления выдаст требуемое. Но, видимо, слишком хорошо знают мамы своих мальчиков.
      - Борис, - грустно глядя на сына, сказала Елена Александровна, - ты лжешь. У тебя лживые-прелживые глаза.
      Она прошла мимо заветного комода и остановилась на пороге второй комнаты, где отец отдыхал после работы.
      - Михаил! - громко позвала мужа Елена Александровна. - Будь добр, поговори с императором Веспасианом...
      Спустя несколько минут Борис производил носом грустные звуки, точь-в-точь как на самодельной сопилке.
      - Так-так-так! Здорово живете, Борис Михайлович! - говорил отец.
      - Больше не буду! - глухо заверял его Борис.
      - Все можно простить, но только не ложь! Мать, загляни-ка к нам.
      Елена Александровна вошла в комнату.
      - У нашего чада стянули на берегу одежду, - объяснил ей отец. - У Вади и Коли тоже. Ты только не волнуйся, пожалуйста, не стоит Борис твоего волнения. Дай-ка что-нибудь для мальчишек, а я пойду отнесу.
      - Эх, Боря, Боря! - вздохнула.
      - Мамочка, я не буду больше! - мучимый стыдом, произнес Борис. - А Ваде и Коле я отнесу одежду сам.
      - Что ж, иди, - согласился отец, - и знай, что вот это благородное желание выручить товарищей и спасло тебя от наказания.
      Каково же было удивление Бориса, когда, сбежав с лестницы, он столкнулся во дворе с Колей и Вадей, одетыми в собственные костюмы! Коля держал под мышкой штаны и рубашку Бориса, а Вадя небрежно вертел на шнурке его ботинки.
      - Борис Ифанов, - хмуро произнес Коля, - наша одежда колобком скатилась прямо на нас. С запиской... На вот, прочти.
      Борис развернул записку, поднес близко к глазам и стал читать ее вслух при свете месяца.
      "Ребята, ведь я не забыла, как вы цвели в Лузановку мою Мирзу. Я искала ее весь день по городу и даже плакала.
      Теперь квиты.
      Нина Чижикова (см. на об.)"
      - Жаль, что она девчонка и живет в нашем доме, не то я поколотил бы ее! - возмутился Борис. - Ну, что там еще на обороте.
      На обороте было написано:
      "Помните, как вы смеялись надо мной, когда я ловил в Хлебной гавани бычков и мне не везло, оттого что крепко штормило? А потом спрятали в песке мои тапки. Смеялись? Да? А подойти близко боялись. А то бы я показал вам, как смеяться, когда нет никакого клева. Ладно, теперь смеюсь я!
      С почтением!
      Мишка Пахомов с Каретной".
      - Мишка? Какой Мишка? - грозно спросил Борис.
      - Ну, конечно, тот, в синей рубашке, что приходит к Нине, - сказал Вадя и вспомнил вихрастого белобрысого Мишку, живущего на Каретной улице.
      - Что же, встретим - получит как полагается. Закрякает по-утиному! - пообещал Борис и в клочья разорвал записку.
      - Подумаешь, беда! Сейчас дело не в нем, - миролюбиво сказал Коля. - Надо же нам, наконец, решить, кому быть начальником и капитаном. Спор так спор. И пора уже приступить к делу. А о том, что произошло, лучше никому ни слова.
      - Есть! - торжественно приложив руку к груди, произнес Борис и вдруг дрогнувшим голосом спросил: - Значит, они все видели, Мишка с Ниной?
      - Не видели, - успокоил его Коля. - Когда нас выбрасывали, их не было. Наверно, спрятали одежду и убежали.
      - Именно так и было, - подтвердил Вадя, как будто он это точно знал. - Я их тоже что-то не видел. Не волнуйся, Борис, все в порядке... Значит, никому?
      - Никому!
      Где-то прозвучали двенадцать мерных ударов. Весеннее небо было полно звезд, и месяц, словно рыбацкая парусная фелюга, казалось, плыл по широкому серебристому течению.
      3
      Спал Борис неспокойно, то ворочаясь с боку на бок, то дергая ногой. Потом он увидел сон. Будто встретился он в гавани с Мишкой Пахомовым с Каретной улицы. Мишка показал ему язык, который вдруг оказался не языком, а тонкой камышовой удочкой. Борис быстро протянул руку, чтобы изо всех сил дернуть за дерзкий Мишкин язык-камышину, и проснулся.
      Было рано. В воротах гавани только что погасли огни маяка.
      "Ну, давай поднимайся!" - сейчас же позабыв о сне, сказал самому себе Борис и торопливо принялся одеваться.
      Две минуты на умывание, четыре - на завтрак и минута - для гребешка. Но волосы пришлось привести в порядок рукой на ходу, сбегая вниз по гулкой мраморной лестнице.
      Во дворе Борис остановился под окном с цветочными ящиками на карнизе и засвистел, подражая пению щегла.
      Окно раскрылось. В нем показалась голова мальчика, черноволосого, в голубой майке. Это был Вадя.
      - Выходи, - сказал Борис. - Сегодня решаем.
      - Непременно! - согласился Вадя.
      Он сразу понял, что жестокий спор, кому быть начальником водной станции, должен быть решен сегодня, ни днем позже.
      Окно закрылось.
      Дальше они шли уже вдвоем.
      Колин балкон выходил на улицу. Над резными перилами балкону с веселым щебетом кружились ласточки. Борис опять засвистев щеглом, а Вадя крикнул:
      - Эй, все наверх, ставь паруса!
      Коля тотчас же появился на балконе. В одной руке он держал мыло, в другой - мохнатое полотенце.
      - Чего вам надо в такую рань? - он был явно недоволен.
      - Выходи, есть дело, - ответил Борис.
      - Какое?
      - Говорят, выходи, значит, выходи!
      - Ладно, вот только умоюсь.
      Вскоре три друга быстрым шагом направлялись к берегу Отрады.
      Борис шел впереди.
      В парке Шевченко, откуда широко открывалось море, он остановился.
      - Вот что, давайте лучше не спорить... Я как начальник обещаю вам подобрать замечательную команду для водной станции из нашего седьмого класса "Б". Самых сильных и самых смелых.
      Вадя и Коля не ответили.
      В конце концов, кто из них будет главным на водной станции, которой еще не было и в помине, не так уж важно. Важно другое. Надо немедленно приступить к строительству станции. И притом строить тайно. А потом, когда все будет готово, позвать весь 7-й класс "Б" и сказать: "Глядите, что мы построили!"
      То-то будет радость! И какая! Ее хватит на целое лето! А может, и не на одно...
      Но Борис держался явно вызывающе. Временами он с какой-то обидной снисходительностью поглядывал на своих друзей. У него даже голос изменился. Говорил он громко и повелительно.
      - Что же вы молчите? - спросил Борис.
      - Решим! - досадливо проворчал Коля. - Пожалуйста, не волнуйся!
      Они прошли парк Шевченко, спустились вниз к морю и вышли на берег Отрады. Открытое море дохнуло на них, оставив на губах привкус соленой волны. Утро наливалось янтарным блеском. Касаясь крылом волны, кружились белые чайки.
      У небольшой поросшей травой площадки, где когда-то стоял рыбацкий домик, Борис остановился.
      - Вот здесь... - сказал он и толкнул в бок сперва Колю, потом Вадю. - Здесь мы построим водную станцию...
      - Ох и здорово! - только и мог произнести Вадя.
      - Молодец, Борис! - сказал Коля. - Крепко придумано!
      А Борис, обернувшись к морю и глядя вдаль, говорил:
      - Построим. И шлюпку с парусами достанем. Пригласим весь седьмой! Всю школу! Будем выходить далеко... И, может быть, совершим переход на остров Тендру. Я как начальник водной станции и капитан парусника...
      - Опять за старое взялся? - прервал Вадя размечтавшегося Бориса, недовольно взглянул на него и принялся крутить медную пуговицу на своей куртке.
      Коля тоже рассердился. Когда он был чем-нибудь недоволен, его серые глаза начинали досадливо мигать, словно в них попали песчинки.
      - У нас еще нет ни водной станции, ни парусника, а он уже воображает и командует! - сказал он с укоризной.
      - Имею право: моя идея!
      Пуговица, которую крутили Вадины пальцы, вдруг оторвалась от куртки.
      - Ты даже не похож на начальника станции... Ты толстый...
      - Я? - заносчиво переспросил Борис.
      - Да, как настоящая бочка!
      Борис угрожающе шагнул к Ваде.
      Колины глаза перестали мигать. Став между Борисом и Вадей, он примирительно сказал:
      - Несчет того, кто будет начальником, мы сейчас решим... Если не хотите плыть к маяку, можно кинуть жребий.
      А день разгорался. Все синей становилось широкое весеннее море. Мальчики приготовились к заплыву. Сейчас они разденутся и снова бросятся в море.
      Но случилось другое.
      - Эй, глядите, здесь Нина Чижикова! - вдруг заорал Вадя не своим голосом.
      В самом деле, наверху, на самом краю обрыва, стояла Нина Чижикова, неизвестно откуда здесь появившаяся, и пытливо, глядела на друзей Ее золотистая челка жарко горела на солнце.
      - Какая встреча! - крикнул Борис. - Подслушивать пришла?
      - И не подслушивала! Вы так кричали о своей водной станции, что даже вон та чайка слыхала.
      Нина указала рукой на далекую-далекую чайку, парящую над морем.
      Вместо того, чтобы засмеяться, Борис сжал кулаки.
      - Ты зачем одежду спрятала? - как можно строже спросил Коля.
      - Знаете, - спокойно ответила Нина, - мы теперь квиты.
      - Ох, хитрая! - крикнул Вадя. - Ну-ка, подойди поближе!
      - И подойду! И не побоюсь! А тронете - Алеше скажу.
      - Ой-ой, как страшно! - Борис изобразил на своем лице ужас и вытаращил глаза.
      - Что же ты не идешь к нам? - спросил Вадя.
      Нина села на край обрыва и с самым безразличным видом стала болтать ногами. Мелкие комки глины устремились вниз, шумно, как горный ручеек.
      - Ой, ребята... - вдруг с тревогой произнес Коля, - она теперь все знает!
      Мальчики притихли и целую минуту растерянно глядели друг на друга.
      - Она об этом разнесет по всему городу! Знаешь, девчонки какие! - сказал Вадя
      - Что же делать? - Борис задумался и принялся скрести пальцами затылок.
      Положение становилось крайне серьезным.
      - Вот что, - сказал Коля, - лучше с ней помириться.
      - Да, придется, - вздыхая, согласился Борис. - Зови-ка ее.
      - Эй, Нина! Иди сюда, не бойся! - позвал девочку Коля.
      Нина опасливо подошла к мальчикам.
      - Вот что, - сказал Борис, - все, что ты слышала, должно быть тайной. И если ты ее сдержишь - не пожалеешь. Мы возьмем тебя в команду...
      - Правда? - обрадовалась Нина.
      - Правда.
      - Я никому не скажу.
      - Поклянись! - потребовал Борис.
      - Хорошо, я согласна.
      - Никому ни слова! - сурово произнес Коля.
      - Никому ни слова, - повторила Нина.
      - Ни полслова!
      - Ни полслова!
      - И даже ни четверть слова! - добавил Вадя.
      - И даже ни четверть слова...
      - А теперь, - Борис крепко сжал руку Нины и приказал: - повторяй за мной: "Если я, Нина Чижикова, нарушу тайну, пусть я никогда не перейду в восьмой класс и буду вечной двоечницей!".
      - ...и буду вечной двоечницей... - повторила Нина.
      - А теперь дай честное пионерское! - еще суровей произнес Борис.
      - Честное пионерское! - сказала Нина.
      На душе стало веселее.
      - Ну, теперь ты наша! - удовлетворенно сказал Борис. - А когда у нас будет парусник, мы зачислим тебя судовым врачом... Понимаешь, парусник... Быстрокрылый, как птица. Куда хотим, туда и летим!
      - Вот славно! - воскликнула Нина. - И еще, если у нас будет опытный капитан, тогда - в даль, далекую-далекую, синюю-синюю...
      - Капитан у нас будет, - заверил Борис, важно выступив вперед, - это мы решим... Вот что... Ты, Нина, постой... Мы сейчас вернемся.
      Борис с таинственным видом отозвал в сторону Вадю и Колю и спросил:
      - Хотите решить спор сейчас же?
      - Кинуть жребий и снова к маяку? - спросил Коля.
      - Нет, пусть решит она.
      - Нина?
      - Ну да. Мы ее спросим, и она скажет. Ведь мы же хотели кинуть жребий, а это все равно.
      - Что ж, пусть, - сказал Вадя.
      - Ладно, - согласился Коля.
      Все трое вернулись к Нине, и Борис сказал:
      - Ну-ка, погляди на нас внимательно.
      Нина удивленно взглянула на мальчиков.
      - По левому борту стройся! - скомандовал Борис и, обратившись к Нине, спросил: - Скажи, кто из нас, по-твоему, настоящий капитан парусника?
      Стараясь принять вид бывалых моряков, мальчики стояли перед Ниной.
      Застигнутая врасплох, она молчала, а потом, улыбнувшись, сказала:
      - Капитана среди вас я не вижу.
      - Как не видишь? - удивился Борис и сквозь зубы выдавил из себя: - Вот Коля?
      Нина отрицательно покачала головой.
      - Вадя?
      - Нет.
      - Тогда я!
      - Нет, - сказала Нина. - Капитана среди вас я не вижу... Идемте в школу. Уже поздно.
      Коля и Вадя сконфузились, а Борис даже обиделся.
      - Ладно, ты скоро увидишь наш парусник и тогда все поймешь, холодно сказал он Нине.
      Но она не ответила и, гордо подняв голову, торопливо зашагала в сторону парка.
      Друзья помрачнели. У них не было никакой настоящей причины для обиды, но все почему-то сильно обиделись.
      - Мы же с ней по-хорошему, а она ломается! - сказал Борис. Заставим ее ответить, и все! Возьмем и напишем ей письмо.
      - Подумаешь, какая! - удивился Вадя. - К ней можно и без письма. Она ведь живет в нашем дворе. Так ведь, Коля?
      - Да.
      Но Борис упорно настаивал на своем.
      - Письмо - важная вещь, - сказал он. Правда, он не мог сказать, почему письмо "важная вещь", но все же как-то неопределенно пояснил: - Теперь она непременно ответит. А письмо отнесешь ты, Вадя.
      Вадя подчинился.
      После занятий послание было готово. Вадя отнес его Нине.
      "Нина, - сказано было в письме. - Сейчас же ответь на вопрос, с которым мы обратились к тебе еще утром. И, пожалуйста, не ломайся!
      К. В. Б."
      Нина прочла письмо и рассердилась. Она взяла карандаш и на письме мальчиков под каждой буквой-подписью столбиком сверху вниз подставила буквы.
      Получилось:
      К В Б
      О Е Е
      З Р Г
      Е Б Е
      Л Л М
      Ю О
      Д Т
      Вот достойный ответ заносчивым мальчишкам!
      Она запечатала письмо в конверт, отдала Ваде и сказала:
      - Сам, пожалуйста, не читай. Прочтете вместе.
      Вадя возвратился к друзьям; они ждали его во дворе, в небольшом садике. Борис разорвал конверт и... Здесь даже самое острое перо и самая яркая кисть бессильны передать возмущение, охватившее неразлучных друзей.
      4
      - Счастье ее, что она девчонка! - сказал Вадя. - А нам, братцы, наука - больше с девчонками не связываться.
      - Да, это ее счастье. Не то бы... - Коля не договорил, но по лицу его было видно, что, действительно, Нине пришлось бы неважно.
      Борис пригрозил:
      - Все равно отомщу... Я покажу ей, какой я бегемот!
      После занятий все собрались у Бориса.
      На улице шел дождь. В водосточных трубах урчало, пело, потрескивало. Знакомая улица почему-то казалась чужой. Прохожие, кто под зонтиком, кто в плаще с капюшоном, переходили через мостовую. Птицы молчали. И только деревья шумно и весело стряхивали с листвы сверкающие дождевые капли.
      Шагая по комнате, Борис говорил:
      - План такой: сначала выстроим стены. Камня и глины на берегу, сколько душе угодно. Жесть и черепица найдутся. А работать - после занятий. Три часа ежедневно. У нас шесть рук...
      - Маловато, - признался Вадя.
      Борис улыбнулся:
      - Только свистни - и помощники к нам сбегутся толпой!
      Он хотел завтра же приступить к строительству водной станции. Но мешали дожди. Приходилось сидеть дома. Порой три друга шли в гавань и там, сидя под навесом какого-нибудь складского помещения, глядели на зеленые волны, на косые потоки дождя и, если вдали показывался дымок, записывали в своих блокнотах название парохода и время его возвращения. Сухие, ничего не говорящие строчки. Но для мальчиков они звучали голосом океана, светились зорями далеких морей. Как светел и широк мир моряка!
      Стать моряком, побывать в далеких морях под советским флагом вот настоящая жизнь!
      - Если не стану моряком, быть мне самым несчастным человеком! - говорил обычно Борис. - Тогда лучше не жить!
      И все трое пренебрежительно поглядывали на своих товарищей по 7-му классу "Б", на тех, кто думал стать врачами, механиками, агрономами. Вася Херсоненко, секретарь комсомольской организации, хотел стать ихтиологом; он не раз стыдил неразлучную тройку, но в ответ обычно слышал отрывистые, словно процеженные сквозь зубы, слова Бориса: "Что с тобой говорить! Рыбник!.."