– Мы отправились в полет очень давно… очень давно оставили свой мир. Вполне возможно, что его больше не существует. По крайней мере я сомневаюсь в его существовании.

– Ты можешь сказать мне, почему вы решили покинуть свою планету?

– Наш мир был вскормившим нас лоном, утробой. Пришло время – и мы родились и покинули утробу, выносившую нас – никто не может жить в утробе вечно.

Лилит печально улыбнулась.

– На Земле тоже были люди, которые думали точно так же – наверно до того самого момента, когда ракеты были выпущены по своим целям. Эти люди считали, что судьба человечества неразрывно связана с космосом, и я тоже так считала.

– Мне известно это – хотя, по мнению оолой, свою судьбу люди не в состоянии были претворить в жизнь. Их собственные тела были для них большой помехой.

– Наши тела? Что ты имеешь в виду? Ведь мы уже вышли в космос. И отправились бы к звездам, по крайней мере нам ничего не мешало это сделать…

– В ваших телах был заключен фатальный порок. Изъян. Оолой обнаружили этот изъян сразу же. Изъян этот настолько глубок, что поначалу оолой было больно к вам прикасаться. И лишь по прошествии некоторого времени они почувствовали к вам интерес, огромный интерес, почти одержимость. Теперь они только и делают, что говорят о вас.

– И в чем же этот интерес?

– Ваши генетические характеристики основаны на взаимоисключающей паре. Каждая часть этой пары сама по себе необычайно полезна, без них ваша раса просто не выжила бы. Но стоило только частям этой пары слиться воедино, как образовавшийся состав превращался в смертоносную смесь. И после этого полное разрушение – лишь вопрос времени.

Лилит покачала головой.

– Ты хочешь сказать, что мы были на генетическом уровне запрограммированы на то, что сотворили, на самоубийство…

– Нет. Существование, вас, людей, во многом напоминает ситуацию с раком, от которого тебя излечили мои сородичи. Раковая опухоль, когда мы ее обнаружили, была совсем небольшой. Женщина-врач сказала тогда, что после операции, даже проведенной людьми, ты вполне бы еще могла вернуться к полноценной жизни. Главное, чтобы опухоль была вовремя удалена. После операции всю свою жизнь ты, вполне вероятно, могла вести нормальное существование и быть абсолютно здоровой, хотя и должна была проходить периодические обследования у врача.

– Рак – бич моей семьи, и я все это знаю это и без вашего врача. Почти треть моих родственников была больна раком.

– Я понимаю. Но что было бы, если бы ты отнеслась к опыту своей семьи с меньшим вниманием? Что было бы, если бы мы или врачи-люди обнаружили твой рак на более поздней стадии?

– Опухоль перешла бы в злокачественную – ты это хочешь сказать?

– Вот именно.

– И тогда у меня не было бы иного выбора, кроме медленной смерти?

– Да, так бы оно и было бы. Так вот, ты и твои сородичи всю жизнь находились в похожем положении. Окажись вы умнее и проницательнее, то, вовремя предупредив проблему, сумели бы избежать окончательного крушения. Но и после этого вам не следовало бы расслабляться – периодический беспристрастный самоанализ во все времена был вещью первейшей необходимости.

– Но в чем состоит наша проблема? Ты что-то говорил о двух разнородных частях наших генов. Пожалуйста объясни?

Йядайя издал шелестящий звук, который вполне возможно, мог обозначать вздох, хотя и доносился этот звук далеко не из области горла.

– Вы наделены разумом, – ответил он, – и это наиболее поздняя составляющая, та, благодаря которой вы приобрели способность целенаправленно бороться за свое существование. По сути, вы – потенциально одна из самых разумных рас, из тех, что нам удалось обнаружить, хотя основной фокус сосредоточия вашего разума существенно отличается от нашего. Например, к моменту катастрофы вы уже сделали несколько шагов в области социальных наук и наук о принципах существования жизни, а также неплохо продвинулись в генетике.

– А в чем же заключается вторая доля нашей генетической пары?

– В том, что вы – иерархические существа. Эта характеристика наиболее древняя и укоренившаяся. То же самое мы обнаружили в животном мире, как среди наиболее близких по строению к вам зверей, так и среди совершенно отличных видов. Когда человеческий разум ставится в услужение стремлению к насаждению иерархии, вместо того чтобы направлять и обуздывать это стремление, когда человеческий разум не считает необходимым видеть стремление к иерархии как болезненную проблему, когда глаза затмевает гордыня, а обо всем прочем напрочь забывают… – шелестящий звук послышался снова. – Тогда то, что происходит, можно сравнить с легкомыслием человека, пытающегося игнорировать развивающийся в его теле рак. По-моему, вы, люди, просто не осознавали, какой опасности себя подвергаете.

– Хочу заметить, что подавляющее большинство людей никогда не видели в основе подобных устремлений генетические корни. Например для меня это новость. И даже теперь, когда ты мне объяснил, я все еще не верю в это душой.

От долгой непривычной ходьбы по пересеченной местности у нее начинали болеть ноги. Ей надоело и то и другое – и прогулка и утомительный тяжелый разговор. Слова Йядайи вселяли в нее беспокойство, поскольку все, что он говорил, имело вид… чрезвычайно правдоподобный.

– Да, – продолжал он тем временем, – разум позволяет вам отвергать факты или закрывать на факты глаза, на то, что вам кажется нежелательными или раздражающими. Но от того, что вы отвергаете эти факты, они не исчезают. Сколько бы больной раком человек не твердил, что он здоров, рак в нем от этого не исчезнет. Таким образом, генетическая структура, делающая из вас разумных существ, оказывается подавленной стремлением к навязыванию иерархии, и самое печальное то, что даже полное осознание проблемы иногда не может здесь помочь.

– Ни за что не поверю, что все тут так просто. Один или два дурных гена, и вся проблема – это слишком легко, чтобы быть правдой.

– Все не так просто, потому что дело решают не один и не два дурных гена. На самом деле ступеней здесь чрезвычайно много – даже не ступеней, а сложных взаимодействующих этапов, которые только берут свое начало от генов.

Йядайя остановился и направил головные щупальца в сторону большого круга, имеющегося на стволе одного из гигантских деревьев. Казалось, что он на что-то указывает щупальцами.

– Вот здесь живет моя семья, – объявил он.

Лилит замерла в полной неподвижности, внезапно ощутив внутри себя затаившийся страх.

– Никто не посмеет прикоснуться к тебе без твоего на то позволения, – успокаивающе проговорил он. – Я буду сопровождать тебя везде и всюду, пока ты будешь испытывать необходимость в моем обществе.

Как это ни странно, но слова Йядайи успокоили ее, и она почувствовала стыд от того, что ее нужно успокаивать. Неужели она стала настолько зависимой от него? Она встряхнула головой. Ответ напрашивался сам собой. Он сделал все, чтобы сделать ее зависимой от себя. Вот для чего ее так долго держали в одиночке. Она стала полностью зависимой от оанкали – зависимой, а потому и слепо верящей. Черт бы побрал таких друзей!

– Скажи же мне наконец, что вам от меня нужно! – внезапно резко спросила она. – Что вам нужно от людей?

Щупальца поднялись, без сомнения для того чтобы рассмотреть ее во всех подробностях.

– Я уже говорил тебе, и не раз.

– Я хочу, чтобы ты назвал мне цену, Йядайя. Что вам от нас нужно? Что вы заберете у нас за то, что спасли нам жизнь?

Все щупальца Йядайи одновременно в бессилии поникли, отчего он приобрел вид почти комичный. Но Лилит было не смешно.

– Вы будете жить, – ответил он. – Ты и твои сородичи. Ваш мир снова станет вашим. Мы уже приобрели очень многое, что хотели бы получить от вас. В частности, твой рак.

– Что?

– Оолой очень заинтересовал рак. Рак научил их многому из того, чем мы умеем очень выгодно обмениваться. Рак открыл им необычайные способности.

– О чем ты говоришь? Какие такие способности можно найти в раке?

– Именно способности. Оолой открыли в раке огромные потенциальные возможности. Мы уже начали извлекать из этих открытий обменную выгоду, весьма большую.

– Вот уж чего действительно не жалко. Но ты говорил, что вы меняетесь собой – как это понимать?

– Понимать так, как это прозвучало. Мы меняемся своей сутью. Нашим генетическим материалом, который, к примеру, окажется очень полезным и вам.

Лилит нахмурилась, потом покачала головой.

– В чем это выразится? Я хочу сказать, ты не имеешь в виду межвидовое скрещивание?

– Конечно, нет. Речь идет не об этом.

Щупальца Йядайи разгладились.

– Мы очень широко практикуем то, что вы называете генетической инженерией. Нам известно, что вы уже сделали несколько первых шагов в этом направлении, по крайней мере знаете, что потенциально такие вещи возможны, хотя о сути дела еще не имели особого представления. У нас же подобное в порядке вещей. Можно сказать, что такова наша природная способность. И не только способность, но исконная необходимость. Генная инженерия обновляет нас, дает возможность производить на свет новые нужные виды, вместо того чтобы погрязать в узкой специализации, что неизбежно ведет к самоистреблению или, в лучшем случае, к стагнации.

– Мы все так или иначе производим на свет живые существа. В большей или меньшей степени это является природной способностью всех нас, – осторожно заметила она. – Воспроизводство половым путем…

– У нас подобным занимаются оолой. У них есть особые органы, предназначенные для этой цели. В принципе межвидовое спаривание возможно, оолой сумели бы сделать все самым лучшим образом, и потомство, полученное на основе смешения генов, вышло бы сильным и жизнеспособным. Таким образом осуществляется воспроизводство у нас, и это в неизмеримое число раз более тонкий процесс, чем то, что происходит между любой парой мужчины и женщины. До сих пор, по крайней мере, так было. Вскоре ты поймешь, что иерархическое разделение в нашем обществе нами устранено полностью. В сущности, подобного стремления среди нас не было никогда. Но вместе с тем, мы обладаем очень большой способностью к приобщению к новому и использованию всего нового себе во благо. Мы используем новую жизнь, любую – разыскиваем ее, изучаем, манипулируем ею всеми возможными способами, классифицируем и используем. Стремление к подобному поиску также заложено в нас генетически – в каждой клетке нашего тела имеется дополнительное мельчайшее побуждающее ядро – так сказать, организм в организме. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Я понимаю, что ты говоришь. Хотя смысл твоих слов… он так же чужд для меня, как и ты сам.

– Примерно то же самое мы испытывали по отношению к стремлению устанавливать иерархическое разделение, заложенное в ваших телах на ранних этапах развития.

Йядайя задумался.

– Одним из главных занятий оанкали является обмен генетической информацией. Все другие стремления обусловлены наличием в структуре клеток этого мельчайшего ядра – определяющего нашу суть, наш жизненный устав. Благодаря этому дополнительному клеточному ядру оолой обладают способностью с высочайшей точностью исследовать структуру ДНК и манипулировать ей по своему усмотрению.

– И они способны делать такое со своими собственными телами?

– Да.

– Теперь они что-то делают с клетками рака в своих собственных телах?

– Да, они экспериментируют.

– Мне кажется, что это небезопасно. Более чем.

– Они ведут себя как дети – только и разговоров о том, что можно с этим еще придумать. По их мнению, перспективы тут самые огромные.

– Какие же тут могут быть перспективы?

– Например, регенерация утерянных конечностей. Управление формообразованием тела. В будущем оанкали смогут относиться к своим партнерам по обмену с меньшей опаской, если получат возможность перед заключением сделки принимать форму их тел. Речь тут также идет и об увеличении срока жизни, хотя по твоим меркам мы и без того живем очень долго.

– И во всем тут вам может помочь рак?

– Да, такая возможность существует. Когда оолой немного успокоятся и оторвутся от своих диспутов, я обязательно отведу тебя к одному из них, чтобы ты смогла поговорить с ним. Возможно тогда мы уже будем знать, как будет выглядеть следующее поколение наших детей.

– И решения тут принимают только оолой? Вы предоставляете им полную свободу выбора?

– Оолой демонстрируют нам различные готовые варианты. Решение принимается всеми сообща.

Сказав это, Йядайя жестом указал на вход в древо своей семьи, но Лилит задержалась у входа.

– Перед тем как я войду туда, мне хотелось бы узнать еще кое о чем, – сказала она. – Ты называешь это обменом. Вы взяли от нас то, что кажется вам ценным, взамен вернув нам наш мир. Так или не так? Вы уже получили от нас все, что хотели?

– Ты и сама знаешь, что нет, – мягко отозвался он. – Ты сообразительная женщина и понимаешь, что к чему.

Она продолжала молча ожидать ответа, глядя на него не отрываясь.

– Вам, людям, предстоят большие перемены. Ваши дети будут похожими на нас, а наши – на вас, гораздо больше, чем ты или я теперешний. Мы избавим вас от иерархических устремлений, наделим способностью к репродуцированию утраченных органов и управлению формой собственного тела. В свою очередь мы возьмем для себя кое-что и у вас. Такова будет наша сделка, вернее одна из ее частей. Таков наш план, и мы намерены привести его в жизнь.

– Тогда, что бы ты ни говорил, я понимаю это как межвидовое спаривание.

– На мой взгляд, все обстоит именно так, как я описал – это честный обмен, сделка. Оолой внесут некоторые изменения в ваши половые клетки в момент незадолго до оплодотворения и некоторое время будут контролировать развитие зародышей.

– И каким же образом?

– Когда придет время, оолой тебе все объяснят.

Она заговорила очень быстро, стараясь изгнать из своего воображения картины ужасных хирургических сеансов или, что еще хуже, непосредственного спаривания женщин с проклятыми оолой.

– Что вы хотите сделать с нами? На кого будут похожи наши дети?

– Как я уже говорил, ваши дети будут отличаться от вас. Они просто будут другими. Немного похожими на нас.

Она вспомнила своего сына, представила, как он выглядел перед самой своей гибелью, как сильно был похож на своего отца. Потом представила себе гротескных уродцев, детей-медуз.

– Нет! – воскликнула она. – Не знаю, как нам расплатиться за то, чему вы уже научились от нас – за то, что вы хотите использовать из этого в самих себе – но нам такое никак не подходит. Вам придется оставить нас в покое. Если, по-вашему, у нас есть неразрешимые проблемы, предоставьте нам возможность решать их привычными для нас, человеческими путями.

– Но сделка нам необходима, – ответил он, мягко, но неумолимо.

– Нет! Вы хотите завершить то, что мы, по глупости своей, начали. Через несколько поколений…

– Достаточно и одного поколения.

– Нет! Я не согласна!

Он взял ее за руку – обернул бесчисленные пальцы своей руки вокруг ее запястья.

– Можешь ты перестать дышать, Лилит? Просто взять и заставить себя не дышать до тех пор, пока не умрешь?

– Заставить себя?..

– Сделка эта нам так же природно необходима, как необходимо твоему телу дыхание. Когда мы нашли тебя, мы уже знали, чем все кончится. Что бы ни случилось, сделка будет доведена до конца – для того чтобы на свет появились наши новые дети, и ваши и наши.

– Нет! – в который раз воскликнула она. – Наши дети смогут появиться на свет только если мы займемся этим сами. Я говорю о нормальных детях. Мы должны возродить свой мир своими руками!

В ответ – молчание.

Она попыталась отнять у него руку, и через мгновение он ее отпустил. Она чувствовала, что его «глаза» изучают ее всю, очень пристально и с любопытством.

– Знаешь, что я думаю – я думаю, что вам нужно было оставить меня умирать на Земле, – прошептала она. – Если вы спасли меня только ради вот такого, то лучше бы мне умереть. Зачем вы забрали меня?

Дети-медузы. Со змеями вместо волос. Гнездилища дождевых червей вместо глаз и ушей.

Внезапно он уселся прямо на землю, и она, изумленно постояв секунду, тоже присела рядом, сама не зная зачем, просто потому, что так сделал он.

– Мы не могли не забрать тебя, – сказал он. – Ты уже была там и ты была жива. Но есть кое-что, что я могу сделать для тебя прямо сейчас. Я не должен предлагать тебе такое, потому что это противоречит всем правилам. И запомни – больше я не предложу тебе этого никогда, только один раз, теперь.

– О чем ты говоришь? – спросила Лилит, почти не вдумываясь в смысл услышанного. Она устала от долгой ходьбы, чтобы размышлять о том, что он сказал ей. Его слова кружились у нее в голове. Какая-то чушь, полная бессмыслица. Господи Боже – не удивительно, что с такими настроениями они даже не пытаются вернуться домой, если их дом вообще еще существует. Наверняка с тех пор, как оанкали покинули свою родную планету, они изменились до неузнаваемости – если уж, по словам Йядайи, уже следующее поколение будет отличаться от своих родителей.

– Лилит? – позвал он.

Она подняла голову и посмотрела на него.

– Здесь, – он указал на щупальца, растущие у него прямо посреди лба, – находятся мои жала. Если ты хочешь умереть, тебе достаточно только прикоснуться к ним. Ты умрешь очень быстро и безболезненно.

Она быстро сглотнула.

– Ты сказала, что предпочитаешь умереть, – объяснил он.

Он предлагал ей услугу. А совсем не грозил.

– Зачем ты это делаешь? – шепотом спросила она.

Он не ответил.

Она вгляделась в щупальца, растущие у него посреди лба. Потом подняла руку и протянула ее к его голове, так, словно бы рука действовала помимо ее воли, самопроизвольно. И не будет больше никаких Пробуждений. Никаких допросов. Никаких невозможных ответов. Ничего.

Ничего.

Он замер, превратившись в неподвижную статую. Все в нем застыло, даже его щупальца. Ее рука затрепетала – так велико было ее желание броситься навстречу гладким, смертоносным щупальцам. Ее ладонь даже подалась немного вперед, едва не коснувшись кончика острия одной из неподвижных змей.

Облившись холодным потом, она отдернула руку назад и стиснула ее в кулак.

– Господи, – прошептала она. – Почему у меня никогда не хватает смелости? Ну почему?

Несколько мгновений он продолжал сидеть абсолютно неподвижно, до тех пор, пока она не поднялась на ноги.

– Я хочу, чтобы ты познакомилась с моими подругами и с одним из моих детей, – сказал ей он. – Потом ты поешь и отдохнешь, Лилит.

Она всмотрелась в его лицо, страстно желая увидеть в нем человеческое выражение.

– И ты действительно мог бы ужалить меня? – спросила она.

– Да, – ответил он.

– Почему?

– Потому что ты этого хотела.

2. СЕМЬЯ

1

Спать.

Встреча с тремя сородичами Йядайи прошла для нее как во сне, и едва добравшись до кровати, Лилит мгновенно провалилась в сон. Спать. Потом наступило пробуждение – полное смущения и расстройства.

Потом она поела и постаралась все забыть.

Еда была выше всяких похвал – полузабытые вкусовые ощущения помогли избавиться от последних следов воспоминаний о недавнем – тут были и бананы, и тарелка с нарезанными дольками ананасами, и цельные фиги, и очищенные орехи нескольких сортов, хлеб и мед, и тушеные овощи с кукурузой, и перец, и помидоры, и лук, и грибы, и разные травы, и всякие приправы.

Где все это было раньше, спрашивала себя Лилит. Почему они не могли дать ей хотя бы малую толику из этих яств, вместо того чтобы держать ее постоянно на одном и том же безвкусном питании, от которого хотелось лезть на стену? Может быть ее кормили так специально – пеклись о ее здоровье? Так сказал ей Йядайя, но действительно ли это так или это тоже было частью тренировки? Или ее так кормили для того, чтобы добиться от ее тела каких-то желаемых результатов, необходимым для этого их чертового обмена генным фондом?

Когда, наконец насытившись, отведав всего понемногу, она смогла оторваться от еды, то подняла голову и взглянула на четырех оанкали, сидящих перед ней в этой пустой, как и другие, небольшой комнате, где она находилась. Там были и сам Йядайя и его жена Теджиин – Каалджадахятейдин лел Кахгуяхт ай Динсо. Был там и оолой Йядайи Кахгуяхт – Ахтрекахгуяхткаал лел Джадахатейдин ай Динсо. Кроме того был там и маленький ребенок-оолой Никани – Каалникандж оо Джадахатейдинкахгуяхт ай Динсо.

Все четверо сидели перед ней на отдельном небольшом возвышении и ели земную пищу из маленьких тарелок, с таким невозмутимым видом, словно всю жизнь только и знали, что одну человеческую еду.

Еда стояла на центральном круглом возвышении, и время от времени оанкали брали оттуда в свои тарелки новые кушанья и передавали их друг другу. По существующим среди них, по-видимому, правилам хорошего тона, каждый, поднявшись наполнить себе тарелку, обязательно делал то же самое для кого-то другого. Присмотревшись, она сделала то же самое – наполнила горячими тушеными овощами тарелку и предложила ее Йядайе, вспомнив о том, что тот ел очень давно, всего лишь половинку апельсина, которую она предложила ему едва ли не в самом начале их знакомства.

– Пока мы сидели вместе в моей камере, ты ел что-нибудь? – спросила она Йядайю.

– Я поел перед тем как идти к тебе. И пока я сидел у тебя, я сжигал очень мало энергии, так что пищи мне не было нужно.

– И сколько же всего времени мы были вместе?

– Шесть дней, по вашему измерению времени.

Она уселась на край своего стула-возвышения и уставилась на него.

– Неужели так долго?

– Шесть дней, – повторил он.

– Твое тело уже перешло на новый ритм, отличный от привычного вам двадцатичетырехчасового, – объявил оолой Кахгуяхт. – То же самое происходило и с другими людьми. Ваш период бодрствования немного увеличился, и вы теряли счет времени.

– Но…

– Каким по продолжительности показался тебе этот период?

– Ну, скажем, несколько дней… я точно не знаю. Меньше чем шесть, по крайней мере.

– Вот, что я и говорил, – мягко подтвердил оолой.

Лилит хмуро взглянула на Кахгуяхта. Он, также как и все присутствующие оанкали, кроме Йядайи, был полностью обнажен. Но даже здесь, в этой герметически закрытой комнате, она не испытывала к чужеродным существам такого уж совершенно леденящего страха, какой ожидала. Оолой ей совсем не нравился. Оно, все время посматривающее на нее снисходительно, казалось ей чересчур самодовольным. А кроме того, это было одно из тех самых существ, что воздвигали надгробный памятник над остатками ее расы, стремясь окончательно уничтожить то, что от ее расы осталось. Вопреки словам Йядайи о том, что оанкали не знают иерархического разделения, казалось, что оолой главенствует в этом семействе. Все внимали его словам с молчаливым вниманием.

Ростом Кахгуяхт был чуть ниже Лилит – немного выше Йядайи и существенно ниже женской особи Тедиин. У него были четыре руки. Или, может быть, две руки и пара щупалец размером в руку. Пара этих щупалец-рук были особенно большими, серыми и покрытыми грубой кожей, отчего напоминали ей слоновий хобот – единственное отличие состояло в том, что она не могла припомнить ни одного хобота, который вселял бы ей такое отвращение. У самого молодого из присутствующих, Никани, не было ничего похожего на щупальца Кахгуяхта, хотя, по словам Йядайи, Никани тоже был оолой. Глядя на Кахгуяхта, Лилит почему-то испытывала удовольствие от того, что сами оанкали в разговоре используют для именования оолой средний род. Действительно, некоторые вещи достойны того, чтобы их называли «оно».

Она наклонила голову и снова занялась едой.

– Значит, вы можете есть нашу еду? – спросила она. – Но вашу еду я, например, есть не могу?

– А что, по-твоему, ты ела каждый раз после Пробуждения? – спросило ее оолой.

– Не знаю, – холодно отозвалась ему она. – Никто не объяснял мне, чем меня кормят и откуда берется еда.

Кахгуяхт не обратило на ее слова внимания или сделало вид, что не заметил язвительности в ее голосе.

– Ты ела то же самое, что и мы – твоя пища была лишь немного изменена, чтобы отвечать необходимому набору твоих питательных веществ, а также по некоторым другим причинам, – сообщило оно.

Под «некоторыми другими причинами» наверняка подразумевался рак, поскольку именно сородич Йядайи, по словам того, избавил ее от рака. До сих пор она как-то об этом не думала. Поднявшись, она наполнила одну из своих маленьких тарелок орехами – обжаренными, но несолеными – размышляя на тему того, что, по справедливости, должна была бы испытывать к Кахгуяхту чувство благодарности. Машинально Лилит наполнила теми же самыми орехами тарелку Тедиин, которую та протянула ей.

– Вы можете есть безбоязненно любую нашу пищу? – спросила она ровным голосом. – Без боязни отравиться?

– Любая пища твоего мира совершенно безопасна для нас, – ответило ей Кахгуяхт. – Мы адаптировали свой организм к химическим веществам твоего мира.

– А ваша еда… я смогу есть любую вашу еду?

– Нет, к сожалению, ты не сможешь есть почти ничего, что едим мы – для тебя это будет равносильно сильнодействующему яду. На первых порах ты должна будешь проявлять особую осторожность и не употреблять в пищу никаких незнакомых плодов.

– Но этого просто не может быть, это в голове у меня не укладывается – каким образом вы, существа из другого мира, другой солнечной системы, с невероятного края галактики, и вдруг едите нашу еду совершенно свободно, без вреда для себя?

– Ты спала почти два с половиной века – этого времени было достаточно для нас, чтобы приучить себя к новой еде. Как ты считаешь? – вопросом на вопрос ответило оолой.

– Что?

Оолой не повторило свой вопрос.

– Но послушайте, – снова начала она, – каким образом можно научиться есть то, что совсем недавно было смертельно ядовитым для вас?

– У нас были хорошие учителя, Лилит, для которых эта еда не была ядовитой. Я говорю о вас, людях. О ваших телах. Мы изучили вас – и вот результат.

– Я не понимаю.

– Тогда прими доказательство, которое находится у тебя сейчас перед глазами. Мы, оанкали, можем употреблять в пищу все, что ешь ты. Надеюсь этого тебе достаточно в качестве доказательства?

Вот скотина, подумала она. Высокомерная, самоуверенная скотина, пытающаяся относится к ней со снисходительной опекой.

– Значит, вы можете приучить себя есть что угодно? Вообще все что угодно, при этом не отравляясь?

– Такого сказано не было.

Она помолчала, жуя орехи и размышляя над услышанным. Оолой больше ничего не прибавило, и тогда она взглянула на него в упор.

Оолой тоже смотрело на нее, направив в ее сторону головные щупальца.

– Те из нас, кто уже стар, кто живет уже очень давно, могут отравиться, – наконец сказало оно. – Их реакции замедленны. Они не в состоянии вовремя распознать ядовитые субстанции, чтобы успешно нейтрализовать их. Кроме того, могут отравиться также и те, кто по тем или иным причинам, например из-за ранения или по болезни, ослаблен. Их тела заняты самовосстановлением, отвлечены от наблюдения за внешними раздражителями и потому практически беззащитны. И наконец, могут отравиться дети, те, кто еще не научился способам самозащиты.

– Ты хочешь сказать… что отравить вас совсем несложно, если только вы каким-то образом не подготовились к этому заранее, не знаете способов немедленной защиты?

– Не совсем так. Отравить нас на самом деле довольно-таки сложно. Действительно сильнодействующий на нас яд содержится лишь в малом числе плодов и препаратов. К этому относится прежде всего те вещества, к которым мы были уязвимы традиционно, еще с тех пор, когда только готовились покинуть свой мир.

– И что же это, например?

– Зачем ты меня об этом спрашиваешь, Лилит? Что ты станешь делать с этим знанием? Попытаешься отравить ребенка?

Не сводя глаз с оолой, она положила в рот, разжевала и проглотила несколько арахисовых ядрышек, и все это – даже не пытаясь скрыть отрицательного отношения к своему собеседнику.

– Ты сам завел разговор на эту тему, – наконец подала голос Лилит.

– Нет, не я первый заговорил об этом, – спокойно отозвалось оно.

– Значит, ты считаешь, что я способна причинить вред ребенку? – спросила тогда она.

– Нет, дело не в этом, – быстро ответило оно. – Просто ты еще не научилась обходить стороной опасные для окружающих тебя вещи.

– И ты считаешь, что имеешь право решать за меня – что может быть в моих руках опасно, а что нет?

Щупальца оолой ослабли и опустились.

– Да, на данном этапе я так считаю, потому что очень хорошо знаю ваш тип. А кроме того, я хорошо знаю тебя лично, Лилит. И хочу, чтобы ты так же хорошо узнала и нас.

2

Оолой согласилось отвести ее взглянуть на Шарада. Что касается лично ее, то она предпочла бы сходить к Шараду вместе с Йядайей, но Кахгуяхт вызвалось проводить ее. Наклонившись к ней, Йядайя тихо спросил:

– Мне нужно идти с тобой?

Она не стала тешить себя мыслью о том, что в короткой фразе Йядайи заключает направленный к ней невысказанный намек – мол «я готов уступить тебя моему любимчику, которого не могу не побаловать». Скрепя сердце, Лилит согласилась на предложение оолой и кивнула, подтверждая свое согласие идти вместе с ним. Что касается Йядайи, то тот, возможно, заслужил небольшой перерыв от пребывания в ее обществе – впрочем, как и она вполне могла обойтись без него. Кроме того, быть может, в его планы входило провести немного времени в обществе большой молчаливой Тедиин. Интересно, каким образом эти существа занимаются сексом? – подумала она. Какова в этом роль оолой? Неужели эта пара дополнительных толстых щупалец-рук оолой являются их половыми органами? Кстати, Кахгуяхт не пользовалось своей второй парой «рук» во время еды – держало «хоботы» плотно прижатыми к телу под парой настоящих рук или обвивало ими шею.

По сравнению с Йядайей, Кахгуяхт было еще более уродливо, но Лилит уже научилась не пасовать перед такого рода уродством. Оно внушало ей только раздражение и неприязнь, но не более того. Каким образом удается Йядайе находить с таким существом общий язык?

Кахгуяхт провело ее сквозь череду стен, три или четыре, раскрывая их прикосновением одного из своих больших щупалец. Наконец они оказались в широком, уходящим вниз ярко освещенном коридоре. Коридор был запружен большим количеством оанкали, передвигающихся пешком или едущих на плоских самодвижущихся тележках-платформах, висящих без всякой опоры в нескольких долях дюйма над полом коридора.