Глава 5

Его рот оторвался от ее губ и с медлительной нежностью двинулся к основанию шеи. Милли запрокинула голову. Все вокруг закружилось и поплыло. Ее пальцы впились в его плечи, ощущая шелковистую кожу и игравшие под ней мышцы. Он что-то нежно прошептал, не дождавшись ответа, потом тихо рассмеялся и легко поднял ее на руки. Она прильнула к его груди и сомкнула веки.

— Открой глаза и смотри на меня. Милли осторожно приоткрыла один глаз. Все колыхалось вокруг, и, хотя его руки были тверды, как скала, у нее вдруг возникло ощущение, что они в воде и вот-вот утонут.

— Я увлеку тебя за собой, — едва слышно произнесла она.

— Попробуй. — Его голос звучал на удивление смиренно. — Куда тебя отнести?

— В мою комнату.

— Хорошо. Координаты, пожалуйста.

— Прямо на север. Потом наверх по винтовой лестнице. Четвертая дверь.

— Твои способности штурмана явно улучшаются под действием алкоголя, — заметил Рональд, входя в комнату ногой закрывая за собой дверь. Он огляделся по сторонам и тихо присвистнул:

— А где же прялка?

Не поняв его слов, Милли озадаченно посмотрела вокруг.

Большая старинная кровать, щедро отделанная резьбой. Каменные стены завешены коврами и гобеленами, в основном подобранными самой Милли. У створчатого окна стоит пюпитр для нот. Покрывала на кровати откинуты, открывая взору свежее белье…

Эта наполненная ароматом лаванды комната, казалось, была давно готова к приему хозяйки.

Рональд осторожно опустил Милли на кровать. Я никогда никого не приводила сюда, подумала она. Судя по выражению его лица; он понял это. За все то долгое, жаркое, такое далекое теперь лето Шон ни разу не был здесь. Этот же незнакомец не только вошел сюда по ее приглашению, но и мгновенно вписался в окружающую обстановку. Впрочем, какой же он незнакомец?.. Это известный всему миру покоритель женских сердец!

— Должно быть, я сошла с ума, — пробормотала Милли, пока Рональд развязывал шнурки на ее спортивных туфлях.

— Что ж, тогда у нас есть хоть что-то общее. — Он продолжал раздевать ее с ловкостью, которая явно свидетельствовала о большом опыте.

— Это совращение по-голливудски?.. Не слишком-то романтично, — нетвердым голосом заметила Милли.

Он слегка коснулся губами ее щеки.

— Если бы это было действительно по-голливудски, то вот там сейчас стоял бы звукооператор с микрофоном на палке, здесь — оператор с основной камерой, а второй снимал бы нас сверху. Вокруг толпились бы гримеры, реквизиторы, режиссер и сценарист, — сухо проинформировал ее он. — Так что ты права, в этом нет ни капли романтики. Романтика — здесь.

— Ты просто смеешься надо мной, — преодолевая головокружение, произнесла Милли.

— Скорее, мне пора посмеяться над самим собой. — Его голос, казалось, доносился откуда-то издалека. — Ты могущественная волшебница. Золушка, и меня не покидает предчувствие, что наша встреча окажется пагубной.

Она не поняла, о чем он говорит, но на нее вдруг накатила волна безотчетного страха.

— Не оставляй меня одну, — жалобно попросила она.

Он колебался не больше секунды.

— Хорошо, я не уйду.

Она почувствовала, как прогнулась под ним кровать, когда он присел радом с ней, и крепко схватила его за руку.

— Обещаешь?

— Должно быть, я тоже сошел с ума. Обещаю. А теперь постарайся уснуть.

Милли удовлетворенно вздохнула и слегка разжала пальцы.

— Ты же всегда держишь слово. Ты сам говорил мне об этом, — пробормотала она уже сквозь сон.

— Какой ужас, — произнесла Милли утром, рывком садясь в кровати и прижимая ладони к горящим от стыда щекам.

На ней был шелковый халат, который Рональд, должно быть, отыскал в платяном шкафу.

Никаких других признаков того, что он провел с ней ночь, она не обнаружила.

Милли поднялась. Ее шатало, во рту пересохло. Она вспомнила волнующее чувство головокружения, которое испытала накануне вечером.

Сейчас думать о нем было неприятно.

В доме не было слышно ни звука, но доносящийся из кухни запах кофе свидетельствовал о том, что кто-то уже встал и скоро будет готов завтрак. Запахнув халат, Милли начала осторожно спускаться вниз по крутой винтовой каменной лестнице в надежде обнаружить на кухне домоправительницу. Пита Мерседес или кого-то из ее родственниц.

Ее ждало разочарование: там был только Рональд Бредли, с преувеличенным вниманием следивший за вскипавшим кофейником. Да, он явно покопался в платяном шкафу, подумала Милли, потому что на нем теперь была клетчатая рубашка, скорее всего принадлежавшая Питу. Во всяком случае, у ее владельца не было таких широких, как у Рональда, плеч.

Он поднял оценивающий взгляд на вошедшую Милли и вежливо сказал:

— Доброе утро.

— А оно действительно доброе? — потупилась Милли.

Он слегка приподнял бровь.

— Станет добрым, когда ты выпьешь кофе и примешь душ.

Она опустилась на стул.

— Я чувствую себя так, будто умираю.

— Это похмелье, — без тени сочувствия заметил он, но потом, смягчившись, добавил:

— Все нормально. Жить будешь. Нужно просто восстановить водный баланс организма, и тогда тебе сразу станет легче. Выпей воды. — И он через стол протянул ей бутылку минеральной воды.

Милли откупорила бутылку, выпила стакан воды и, к своему немалому удивлению, убедилась, что он прав. Головокружение и легкая тошнота вскоре исчезли.

— Спасибо тебе, — искренне поблагодарила она.

— Яичница с ветчиной и чашка черного кофе — вот что тебе сейчас нужно, — заявил Рональд.

Он явно успел побриться и принять душ, и теперь выглядел свежим, бодрым и полным сил.

— Единственное, что мне нужно, — с горечью произнесла она, — так это забыть обо всем, что происходило в последние три дня. Или, по крайней мере, в последние двенадцать часов.

Сняв с плиты кофейник, он налил кофе в две керамические кружки. Милли мрачно отхлебнула обжигающего напитка.

— А ведь я вчера пытался остановить тебя, сказал Рональд. — Ты явно переусердствовала с вином, причем после двух беспокойных ночей и почти на голодный желудок;

— Откуда ты знаешь, что это были две беспокойные ночи?

— Потому что провел их с тобой, — напомнил он с вызывающей улыбкой. — Если бы это был кто-то другой, я бы просто не открыл вторую бутылку. Но ты заявила, что привыкла пить много вина, так что…

— Я вела себя как настоящая дура! — простонала Милли.

— Не стоит так переживать. — Он слегка пожал плечами. — Ты просто устала. А ответственность за то, что произошло, лежит на мне. — При этих словах Милли испуганно потупила взор, и он поспешно добавил:

— Надо признать, мы оба легко отделались.

Милли поняла, что он имеет в виду вовсе не вино. С трудом подбирая слова, она виновато произнесла:

— Я знаю, что плохо вела себя вчера вечером. Рональд возмущенно посмотрел на нее — Да за кого ты меня принимаешь? Я хотел тебя. А ты, охмелев, поняла, что тоже желаешь близости со мной. — Она вспыхнула, а он лукаво поинтересовался. — Кстати, с чего это вдруг тебя проняло? Ты ведь ясно дала понять, что не принадлежишь к числу моих поклонниц. Неужели тебе захотелось все-таки заполучить мой скальп? Скальп кинозвезды?

Милли непроизвольно вздрогнула.

— Не знаю. Я никогда не делала ничего подобного. Я имею в виду, что никогда… — Она смущенно смолкла, вдруг сообразив, что Рональд Бредли явно не в том настроении, чтобы выслушивать ее откровения. — Я не очень-то часто меняю любовников, — запинаясь, закончила она.

— Значит, ты решила провести на мне эксперимент?

— Нет! — ужаснулась Милли. — У меня и мыслей подобных не было.

— Думаю, вчера их у тебя вообще не было.

— Я очень сожалею о случившемся, — опустив глаза, пробормотала она.

— И правильно делаешь. Вчера тебе просто повезло, — сказал он тихо, — но если ты еще хоть раз предоставишь мне такую возможность, я ею непременно воспользуюсь. Поэтому впредь советую тебе следить за собой, Золушка.

Милли вдруг вспомнила, как прикасалась к его теплой шелковистой коже и потеряла ощущение реальности. Когда она пришла в себя, Бредли говорил о багаже:

— Я не знаю, куда все это отнести.

Она нервно допила свой остывший кофе.

— Большую часть — в музыкальную комнату. Это наверху, между башнями. Я сейчас оденусь и покажу тебе дорогу.

Поспешно вернувшись в свою комнату, Милли надела самые потрепанные джинсы и самую выцветшую рубашку — пусть не думает, что она пытается понравиться ему! Когда они понесли книги и ноты наверх, в музыкальную комнату, она старалась держаться на расстоянии от Рональда. Он промолчал, но по его чуть насмешливому взгляду Милли поняла, что ее ухищрения не остались незамеченными.

Музыкальная комната была просторным залом с до блеска натертым деревянным полом и темно-красными портьерами, обрамлявшими огромные, от пола до потолка, окна.

— Такое впечатление, что находишься внутри мыльного пузыря. Со всех сторон свет, — осмотревшись, сказал Бредли. — И голос звучит здесь как-то странно.

— Это сделано специально, — пояснила Милли, радуясь нейтральной теме для разговора. — Для акустики. При разговоре голоса звучат здесь странно, но вот пение…

Бредли вдруг приятным баритоном спел несколько строчек из какого-то негритянского блюза. Его голос наполнил всю комнату.

— Ты права. — Казалось, он был совершенно очарован. — Но как достигается такой потрясающий эффект?

— Думаю, здесь играет роль и то, чем отделано помещение, и его размеры.

— А чем занимается здесь твой отчим? Поет?

— Нет. Зал предназначен в основном для концертов — вокальных или, например, струнных квартетов.

Рональд несколько раз подпрыгнул.

— Идеальное место для танцев. А вечеринкой твой отчим устраивает?

— А тебе нравятся вечеринки? — спросила она.

— Да. Знаешь, организация вечеринок может быть профессией. — Он присел на стоявший у пианино стул. — Я был беден, Милли. У меня не было ни фамильных замков, ни родителей, о которых пишут в справочниках. Я очень хотел работать в кино и ради этого был готов на все — поэтому одно время устраивал вечеринки для нужных людей. Это интересное занятие, и я его вовсе не стыжусь.

Милли молчала. Он говорил отрешенно, словно забыв о ее существовании:

— Я выполнял опасные трюки, работал шофером, осветителем… одним словом, брался за все. — Он резко засмеялся. — И мои труды окупились сполна. Многие делают то же самое, но ничего не добиваются — мне же судьба предоставила шанс пробиться наверх. Сейчас мое положение таково, что я сам определяю свою жизнь.

Его слова звучали жестко и уверенно. Но Милли показалось, что за этой холодной определенностью слышались еще какие-то незнакомые ей нотки.

— Но?.. — осторожно спросила она. Бредли нетерпеливо взглянул на нее.

— Ты хочешь знать обо мне абсолютно все? Тебе это может не понравиться, Золушка.

Он поднялся, подошел к окну и, раздвинув занавески, посмотрел на открывшийся пейзаж.

— Известность странная вещь, — медленно произнес он. — Сначала ее воспринимаешь как шутку, которая тебе очень нравится. Ведь в том, что о тебе говорят и пишут, нет ничего общего с тем, что ты на самом деле собой представляешь. Это хорошо известно не только тебе, но и твоим друзьям. Однако постепенно все меняется. Ты уже не можешь сходить в ресторан с девушкой или приятелем, чтобы поблизости тут же не появился какой-нибудь наглец с фотоаппаратом. Друзья начинают тяготиться твоим присутствием, и постепенно круг твоего общения замыкается на людях, принадлежащих к категории «звезд». Вот тут-то ты и начинаешь путать того, за кого тебя выдают, с тем, кто ты на самом деле есть, или, по крайней мере, был. — Он резко обернулся. — Ты спрашиваешь, действительно ли у меня был роман с Мэлани Кинсайд. Нет! Просто газеты столько твердили о нем, что я перестал это отрицать.

Его признание было неожиданным и долгожданным одновременно. Милли так обрадовалась, что ей пришлось напомнить себе о том, что Бредли — лишь случайный знакомый, да и вообще она не способна больше любить — благодаря Шону.

Видимо, это лучшее из всего, чему он меня научил, мрачно подумала она и довольно резко спросила:

— А как все-таки случилось, что ты продолжаешь оставаться ее партнером?

— Дорогая, это то самое везение, о котором я тебе только что говорил. — Рональд усмехнулся. — Все на студии были просто в отчаянии. Работа стояла уже три дня, потому что Мэлани подралась с Джеком Фитцсимонсом, ну, с тем парнем, которого я потом заменил.

— Подралась?

— Самым натуральным образом, — холодно подтвердил он. — В течение всей следующей недели ей гримировали синяки.

— Он ударил ее? — Милли невольно прижала к себе больное запястье.

— Это ерунда по сравнению с тем, что она сделала с Джеком. Ему даже пришлось накладывать швы, а его агент грозился подать на нее в суд. Естественно, после этого о совместных съемках больше не могло быть и речи.

— А почему они поссорились? — спросила Милли.

— Из-за афиш — не смогли договориться, чья фамилия будет напечатана более крупным шрифтом. — Заметив ее изумление, он пояснил:

— Для честолюбивого человека это действительно важно. Я одно время тоже очень серьезно относился к афишам. Но тогда, как никому не известный артист, я вообще не мог конкурировать с Мэлани Кинсайд.

— И поэтому?..

Милли осеклась, но было уже поздно. Однако Рональд не обиделся. В карих глазах светилась ирония.

— Ты все правильно поняла, — сказал он. — Да, именно поэтому Мэлани и выбрала меня.

Милли вспомнила серию прекрасных романтических фильмов с Кинсайд и Бредли в главных ролях. Тогда Рональд привлек не меньшее внимание средств массовой информации, чем его известная партнерша. Конечно, Мэлани была талантлива и превосходно сыграла свою роль, но все же главная заслуга в популярности этих фильмов принадлежала Рональду Бредли. Зрители хотели вновь увидеть его великолепную игру.

— А Мэлани Кинсайд не жалеет о том, что выбрала в партнеры именно тебя? — поинтересовалась Милли.

— А ты умнее, чем порой хочешь казаться. — Его глаза сузились. — Конечно, жалеет, но нам хорошо работать вместе. Иногда даже слишком хорошо…

Милли почувствовала, что ей совершенно не хочется слушать о том, какие у Бредли отношения с этой блондинкой. К ней это не имеет абсолютно никакого отношения. Рональд появился в ее жизни случайно и ненадолго. Чем скорее он исчезнет, тем будет лучше.

— В это время года отсюда довольно легко улететь, — сказала она холодно. — Мы можем вызвать такси, и тебя отвезут в аэропорт.

Он резко ответил:

— Если ты думаешь, что я хочу вернуться к Мэлани Кинсайд, то ошибаешься.

Милли сделала вид, что занята каталогом аудиокассет.

— Меня это не волнует, — бросила она. Рональд в то же мгновение очутился за ее спиной.

— Те, кого это не волнует, — насмешливо сказал он, — не задают подобных вопросов.

— А я и не спрашивала, — зарделась она. — Я…

— И не отказываются от помощи, когда нуждаются в ней, — безжалостно продолжал он.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи!

Милли с ужасом заметила, что уже почти кричит, а ведь она никогда не теряла самообладания — даже когда Шон положил ей на плечо руку и… Она постаралась отогнать эти воспоминания. Как же часто за последние восемь недель ей приходилось пытаться стереть их из своей памяти! Даже теперь, когда она не одна! Она почувствовала, как кровь медленно отхлынула от ее лица, и инстинктивно сжала больное запястье.

Это движение не осталось незамеченным. Взгляд Рональда вдруг стал пристальным, и он небрежно спросил:

— Как же все-таки случилось, что ты сломала запястье?

— Я упала.

— Каким образом?

— Поскользнулась в классе, в колледже. Там паркетный пол…

— С кем ты была в тот момент?

— Что?..

— Кто был с тобой? — тихо повторил он. Неужели она выдала себя? Никто никогда не спрашивал ее об этом. Ни медсестра в колледже, когда выяснилось, что ей нужна медицинская помощь, ни декан, когда она сообщила ему о случившемся, ни Пит… Так почему же Рональд Бредли чуть ли не с первого взгляда понял, что это не просто несчастный случай?..

— Кто?!

Рональд подошел еще ближе, и, как будто признание могло хоть как-то отгородить ее от него, она быстро сказала:

— Мой наставник.

— А именно?

Милли облизала пересохшие губы и возмущенно посмотрела на него. Она чувствовала себя так, словно давала показания в суде или сама сидела на скамье подсудимых.

— Шон О'Флаэрти, — потупившись, прошептала она. — Это имя ничего тебе не скажет, он еще только начинает преподавательскую деятельность.

— И чему же он учит тебя? — Голос Бредли был полон скептицизма. — Возможно, я не очень-то хорошо разбираюсь в музыке, но в человеческих отношениях… Твой отчим — известный человек в этой области, а у тебя такой наставник? Странно!

Милли вздрогнула. Рональд говорил то же, что и Пит.

— Шон очень талантливый человек. Я сама выбрала его. Мне крупно повезло, что он меня учит.

Карие глаза Рональда смотрели на нее так проницательно, что Милли стало неприятно — словно она рассказала ему значительно больше, чем намеревалась.

— И что же ты делаешь на этих занятиях? — небрежно спросил Рональд. — Сидишь за партой? Отвечаешь на вопросы? Выходишь к доске?

На мгновение Милли расслабилась.

— Нет. Иногда мы, конечно, сидим за столом, но обычно — у фортепьяно.